Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
 
(не показано 45 промежуточных версий 11 участников)
Строка 12: Строка 12:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Строка 78: Строка 78:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
 
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
 
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
 
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
 
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
 
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
'''День Победы. И в огнях салюта…'''
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 107: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днём… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 191: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 206: Строка 244:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 229: Строка 267:
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 238: Строка 276:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 284: Строка 322:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
Строка 313: Строка 351:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
*
'''Братские могилы''' (1964)
'''Братские могилы''' (1964)<poem>
<spoiler>
<poem>
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
И вдовы на них не рыдают,
Строка 339: Строка 378:
Но разве от этого легче?..
Но разве от этого легче?..
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
{{#ev:youtubeimg|d_zh92Xv4QI|200|right|Видео (кликабельно) «Он не вернулся из боя», поёт Владимир Высоцкий}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Строка 360: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 378: Строка 417:
Это я не вернулся из боя.
Это я не вернулся из боя.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
*
'''Журавли'''  
'''Журавли'''  
{{#ev:youtubeimg|8oBkWxtsWCg|200|right|Видео (кликабельно) «Журавли», поёт Александр Малинин}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
Строка 416: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
*
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон чёрный смерти не пророчил…''' (1944)<poem>
<spoiler>
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
Строка 441: Строка 484:
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
*
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец'''  
{{#ev:youtubeimg|dhczeitvINU|200|right|Видео (кликабельно) «Георгий Победоносец», читает Константин Хабенский}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Строка 469: Строка 513:
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
*
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери'''  
{{#ev:youtubeimg|wYNLkqgKmaA|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о матери», поёт Валентина Бирюкова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
Строка 525: Строка 604:
Постучится сын её с войны.
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
*
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я столько раз видала рукопашный…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|65iRO5lKobM|200|right|Видео (кликабельно) «Я столько раз видала рукопашный…», читает Виктория Исакова}}
<poem>
(1943)<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Строка 538: Строка 618:
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…'''  
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
{{#ev:youtubeimg|r23knGB31cM|200|right|Видео (кликабельно) «Я принесла домой с фронтов России…», читает Виктория Исакова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Строка 552: Строка 632:
Я позже не бывала никогда…
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)
'''Зинка''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|lvYF6autW7M|200|right|Видео (кликабельно) «Зинка», читает Анастасия Алехина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>


Строка 580: Строка 660:
Беспокойную дочку ждёт…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Строка 612: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
Строка 626: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 638: Строка 720:
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Бинты'''  
'''Бинты''' (1943)
{{#ev:youtubeimg|_ejjq7LjOMg|200|right|Видео (кликабельно) «Бинты», читает Анастасия Радькина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Строка 665: Строка 747:
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 687: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В бухте''' (1947) <poem>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Хмурый морской простор.
Строка 744: Строка 830:
Но веру отнять не могли!
Но веру отнять не могли!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
*
'''Соловьи''' (1942)
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|xpAD1dBjx1E|200|right|Видео (кликабельно) «Хотят ли русские войны?», читает Екатерина Аристова}}
<poem>
<poem>
Хотят ли русские войны?
О мёртвых мы поговорим потом.
Спросите вы у тишины
Смерть на войне обычна и сурова.
над ширью пашен и полей
И всё-таки мы воздух ловим ртом
и у берёз и тополей.
При гибели товарищей. Ни слова
Спросите вы у тех солдат,
 
что под берёзами лежат,
Не говорим. Не поднимая глаз,
и пусть вам скажут их сыны,
В сырой земле выкапываем яму.
хотят ли русские войны.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
 
Обветренные скулы сведены.
Триста пятидесятый день войны.
 
Ещё рассвет по листьям не дрожал,  
И для острастки били пулемёты…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулемётной роты.
 
Тут бесполезно было звать врачей,  
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,


Не только за свою страну
Смотрел на нас и молча ждал конца,  
солдаты гибли в ту войну,
И как-то улыбался неумело.  
а чтобы люди всей земли
Загар сначала отошёл с лица,
спокойно видеть сны могли.
Потом оно, темнея, каменело.
Под шелест листьев и афиш
 
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Пусть вам ответят ваши сны,
Запри все чувства сразу на защёлку.  
хотят ли русские войны.
Вот тут и появился соловей,  
Несмело и томительно защёлкал.


Да, мы умеем воевать,
Потом сильней, входя в горячий пыл,  
но не хотим, чтобы опять
Как будто сразу вырвавшись из плена,  
солдаты падали в бою
Как будто сразу обо всём забыл,  
на землю грустную свою.
Высвистывая тонкие колена.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Мир раскрывался. Набухал росой.  
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
Как будто бы ещё едва означась,  
*
Здесь рядом с нами возникал другой
'''Война''' (1942)<poem>
В каком-то новом сочетанье качеств.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
<br clear=all>


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Как время, по траншеям тёк песок.
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
К воде тянулись корни у обрыва,
*
И ландыш, приподнявшись на носок,  
'''На фотографии в газете…'''
Заглядывал в воронку от разрыва.
{{#ev:youtubeimg|k3E4qbuhBjA|200|right|Видео (кликабельно) «На фотографии в газете…», читает Ольга Прокофьева}}
 
<poem>
Ещё минута — задымит сирень
На фотографии в газете
Клубами фиолетового дыма.
нечётко изображены
Она пришла обескуражить день.
бойцы, ещё почти что дети,
Она везде. Она непроходима.
герои мировой войны.
 
Они снимались перед боем —
Ещё мгновенье — перекосит рот
в обнимку, четверо у рва.
От сердце раздирающего крика.
И было небо голубое,
Но успокойся, посмотри: цветёт,
была зелёная трава.
Цветёт на минном поле земляника!
 
Лесная яблонь осыпает цвет,  
Пропитан воздух ландышем и мятой…
А соловей свистит. Ему в ответ
Ещё — второй, ещё — четвёртый, пятый.
 
Звенят стрижи. Малиновки поют.  
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Раскидан настороженный уют
Тяжёлым громыхающим снарядом.  


Никто не знает их фамилий,
А мир гремит на сотни верст окрест,  
о них ни песен нет, ни книг.
Как будто смерти не бывало места,  
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Шумит неумолкающий оркестр,  
и чей-то первый ученик.
И нет преград для этого оркестра.
Они легли на поле боя,
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Забыть тот горький год неблизкий
Весь этот лес листом и корнем каждым,
мы никогда бы не смогли.
Ни капли не сочувствуя беде,  
По всей России обелиски,
С невероятной, яростною жаждой
как души, рвутся из земли.
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
…Они прикрыли жизнь собою,
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
<br clear=all>


== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Да, это жизнь. Её живые звенья,
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
Её крутой, бурлящий водоём.
*
Мы, кажется, забыли на мгновенье
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
О друге умирающем своём.
 
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца.
 
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Когда он, руки разбросав свои,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И сразу канул в омут тишины
Триста пятидесятый день войны.
 
Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал.
 
И, может быть, в песке, в размытой глине,
Захлёбываясь в собственной крови,  
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
 
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
У той поджигородовской берёзы
Ты всмотришься в зелёный водоём.
 
Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.
 
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
И облака потянутся гуртом.
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
О мёртвых мы поговорим потом.
</poem>
</spoiler>
'''Солдатская песня''' (1954)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Вставай, страна огромная,
Путь далёк у нас с тобою,  
Вставай на смертный бой
Веселей, солдат, гляди!
С фашистской силой тёмною,
Вьётся знамя полковое,  
С проклятою ордой!
Командиры впереди.
        Пусть ярость благородная
 
        Вскипает, как волна,
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!  
        Идёт война народная,
    А для тебя, родная,  
        Священная война!
    Есть почта полевая.
Как два различных полюса
    Прощай! Труба зовёт,  
Во всём враждебны мы,
    Солдаты — в поход!  
За свет и мир мы боремся,
 
Они — за царство тьмы.
Каждый воин, парень бравый,  
        Пусть ярость благородная
Смотрит соколом в строю.
        Вскипает, как волна, —
Породнились мы со славой,  
        Идёт война народная,
Славу добыли в бою.  
        Священная война!
 
Дадим отпор душителям
Пусть враги запомнят это:
Всех пламенных идей,
Не грозим, а говорим.
Насильникам, грабителям,
Мы прошли с тобой полсвета.
Мучителям людей!
Если надо — повторим.
        Пусть ярость благородная
 
        Вскипает, как волна,
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!  
        Идёт война народная,
    А для тебя, родная,  
        Священная война!
    Есть почта полевая.
Не смеют крылья чёрные
    Прощай! Труба зовёт,  
Над родиной летать.
    Солдаты — в поход!  
Поля её просторные
</poem>
Не смеет враг топтать!
</spoiler>
        Пусть ярость благородная
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
        Вскипает, как волна, —
<spoiler>
        Идёт война народная,
<poem>
        Священная война!
Гремят над землею раскаты.
Гнилой фашистской нечисти
Идёт за раскатом раскат.
Загоним пулю в лоб,
Лежат под землею солдаты.
Отребью человечества
И нет безымянных солдат.
Сколотим крепкий гроб!
 
        Пусть ярость благородная
Солдаты в окопах шалели
        Вскипает, как волна,
И падали в смертном бою,
        Идёт война народная,
Но жизни своей не жалели
        Священная война!
За горькую землю свою.
Пойдём ломить всей силою,
 
Всем сердцем, всей душой
В родимую землю зарыты,
За землю нашу милую,
Там самые храбрые спят.
За наш Союз большой.
Глаза их Победой закрыты,
        Пусть ярость благородная
Их подвиг прекрасен и свят.
        Вскипает, как волна,
 
        Идёт война народная,
Зарница вечерняя меркнет.
        Священная война!
В казарме стоит тишина.
Встаёт страна огромная,
Солдат по вечерней поверке
Встаёт на смертный бой
В лицо узнаёт старшина.
С фашистской силой тёмною
 
С проклятою ордой.
У каждого личное имя,
        Пусть ярость благородная
Какое с рожденья дают.
        Вскипает, как волна,
Равняясь незримо с живыми,
        Идёт война народная,
Погибшие рядом встают.
        Священная война.
 
Одна у нас в жизни Присяга,
И Родина тоже одна.
Солдатского сердца отвага
И верность любви отдана.
 
Летят из далёкого края,
Как ласточки, письма любви.
Ты вспомни меня, дорогая,
Ты имя мое назови.
 
Играют горнисты тревогу.
Тревогу горнисты трубят.
Уходят солдаты в дорогу.
И нет безымянных солдат.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Два друга''' (1943) <poem>
<br clear=all>
Дрались по-геройски, по-русски
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Два друга в пехоте морской:
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
Один паренёк был калужский,
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
Другой паренёк — костромской.
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
<poem>
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берёз и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


Они точно братья сроднились,
Не только за свою страну
Делили и хлеб и табак,
солдаты гибли в ту войну,
И рядом их ленточки вились
а чтобы люди всей земли
В огне непрерывных атак.
спокойно видеть сны могли.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


В штыки ударяли два друга,
Да, мы умеем воевать,
И смерть отступала сама!
но не хотим, чтобы опять
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
солдаты падали в бою
— Ходи веселей, Кострома!
на землю грустную свою.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но вот под осколком снаряда
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Упал паренёк костромской…
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
— Со мною возиться не надо, —
'''Война''' (1942)
Он другу промолвил с тоской. —
<spoiler>
 
<poem>
Я знаю, что больше не встану,
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
В глазах беспросветная тьма…
Это вовсе не дымное поле сраженья,
— О смерти задумал ты рано!
Это даже не смерть и отвага. Она
Ходи веселей, Кострома!
В каждой капле находит своё выраженье.
 
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
И бережно поднял он друга,
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Но сам застонал и упал.
Это — боль головная, что ломит висок;
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Товарищ чуть слышно сказал.
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
 
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Теряя сознанье от боли,
Это — кровью омытые письма мои,
Себя подбодряли дружки,
Что написаны криво на ложе винтовок;
И тихо по снежному полю
Это — в жизни короткой последний рассвет
К своим доползли моряки.
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
 
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Умолкла свинцовая вьюга,
Беззаветная гибель на поле сраженья.
Пропала смертельная тьма…
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
— Ходи веселей, Кострома!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
*
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|9eTbuj_pgBU|200|right|Видео (кликабельно) «Бородино»}}
<poem>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
На фотографии в газете
Москва, спалённая пожаром,
нечётко изображены
      Французу отдана?
бойцы, ещё почти что дети,
Ведь были ж схватки боевые,
герои мировой войны.
Да, говорят, ещё какие!
Они снимались перед боем —
Недаром помнит вся Россия
в обнимку, четверо у рва.
      Про день Бородина!
И было небо голубое,
была зелёная трава.


— Да, были люди в наше время,
Никто не знает их фамилий,
Не то, что нынешнее племя:
о них ни песен нет, ни книг.
      Богатыри не вы!
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Плохая им досталась доля:
и чей-то первый ученик.
Немногие вернулись с поля…
Они легли на поле боя, —
Не будь на то господня воля,
жить начинавшие едва.
      Не отдали б Москвы!
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Мы долго молча отступали,
Забыть тот горький год неблизкий
Досадно было, боя ждали,
мы никогда бы не смогли.
      Ворчали старики:
По всей России обелиски,
«Что ж мы? на зимние квартиры?
как души, рвутся из земли.
Не смеют, что ли, командиры
…Они прикрыли жизнь собою, —
Чужие изорвать мундиры
жить начинавшие едва,
      О русские штыки?»
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
<spoiler>
<poem>
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!


И вот нашли большое поле:
Пусть ярость благородная
Есть разгуляться где на воле!
Вскипает, как волна, —
      Построили редут.
Идёт война народная,
У наших ушки на макушке!
Священная война!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


Забил заряд я в пушку туго
Как два различных полюса
И думал: угощу я друга!
Во всём враждебны мы,
      Постой-ка, брат мусью!
За свет и мир мы боремся,
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Они — за царство тьмы.
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Два дня мы были в перестрелке.
Пусть ярость благородная
Что толку в этакой безделке?
Вскипает, как волна, —
      Мы ждали третий день.
Идёт война народная,
Повсюду стали слышны речи:
Священная война!
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Прилёг вздремнуть я у лафета,
Дадим отпор душителям
И слышно было до рассвета,
Всех пламенных идей,
      Как ликовал француз.
Насильникам, грабителям,
Но тих был наш бивак открытый:
Мучителям людей!
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


И только небо засветилось,
Пусть ярость благородная
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Вскипает, как волна,
      Сверкнул за строем строй.
Идёт война народная,
Полковник наш рожден был хватом:
Священная война!
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


И молвил он, сверкнув очами:
Не смеют крылья чёрные
«Ребята! не Москва ль за нами?
Над родиной летать.
      Умрёмте же под Москвой,
Поля её просторные
Как наши братья умирали!»
Не смеет враг топтать!
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Пусть ярость благородная
Французы двинулись, как тучи,
Вскипает, как волна,
      И всё на наш редут.
Идёт война народная,
Уланы с пёстрыми значками,
Священная война!
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Вам не видать таких сражений!..
Гнилой фашистской нечисти
Носились знамёна, как тени,
Загоним пулю в лоб,
      В дыму огонь блестел,
Отребью человечества
Звучал булат, картечь визжала,
Сколотим крепкий гроб!
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Изведал враг в тот день немало,
Пусть ярость благородная
Что значит русский бой удалый,
Вскипает, как волна,
      Наш рукопашный бой!..
Идёт война народная,
Земля тряслась — как наши груди,
Священная война!
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Вот смерклось. Были все готовы
Пойдём ломить всей силою,
Заутра бой затеять новый
Всем сердцем, всей душой
      И до конца стоять…
За землю нашу милую,
Вот затрещали барабаны
За наш Союз большой.
И отступили бусурманы.
 
Тогда считать мы стали раны,
Пусть ярость благородная
      Товарищей считать.
Вскипает, как волна, —  
Идёт война народная,
Священная война!
 
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.


Да, были люди в наше время,
Пусть ярость благородная
Могучее, лихое племя:
Вскипает, как волна,
      Богатыри — не вы.
Идёт война народная,
Плохая им досталась доля:
Священная война.
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)<poem>
'''Два друга''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


                      1
Они точно братья сроднились,
Делили и хлеб и табак,
И рядом их ленточки вились
В огне непрерывных атак.


Всю ночь у пушек пролежали
В штыки ударяли два друга,
Мы без палаток, без огней,
И смерть отступала сама!
Штыки вострили да шептали
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Молитву родины своей.
— Ходи веселей, Кострома!
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


                      2
Но вот под осколком снаряда
Упал паренёк костромской…
— Со мною возиться не надо, —
Он другу промолвил с тоской. —


Пробили зорю барабаны,
Я знаю, что больше не встану,
Восток туманный побелел,
В глазах беспросветная тьма…
И от врагов удар нежданый
— О смерти задумал ты рано!
На батарею прилетел.
Ходи веселей, Кострома!
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


                      3
И бережно поднял он друга,
 
Но сам застонал и упал.
Что Чесма, Рымник и Полтава?
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Я вспомня леденею весь,
Товарищ чуть слышно сказал.
Там души волновала слава,
Отчаяние было здесь.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Гром грянул, завизжали пули,
        Перекрестился я.
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
        Из моего ружья.


                      4
Теряя сознанье от боли,
Себя подбодряли дружки,
И тихо по снежному полю
К своим доползли моряки.


Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Умолкла свинцовая вьюга,
Уж я не помню ничего.
Пропала смертельная тьма…
Шесть раз мы уступали поле
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Врагу и брали у него.
— Ходи веселей, Кострома!
Носились знамёна как тени,
</poem>
Я спорил о могильной сени,
</spoiler>
        В дыму огонь блестел.
<br clear=all>
На пушки конница летала,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


                      5
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спалённая пожаром,
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


Живые с мёртвыми сравнялись.
— Да, были люди в наше время,
И ночь холодная пришла,
Не то, что нынешнее племя:
И тех, которые остались,
      Богатыри — не вы!
Густою тьмою развела.
Плохая им досталась доля:
И батареи замолчали,
Немногие вернулись с поля…
И барабаны застучали,
Не будь на то господня воля,
        Противник отступил:
      Не отдали б Москвы!
Но день достался нам дороже!
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


                      6
Мы долго молча отступали,
 
Досадно было, боя ждали,
И крепко, крепко наши спали
      Ворчали старики:
Отчизны в роковую ночь.
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Мои товарищи, вы пали!
Не смеют, что ли, командиры
Но этим не могли помочь. —
Чужие изорвать мундиры
Однако же в преданьях славы
      О русские штыки?»
Всё громче Рымника, Полтавы
 
        Гремит Бородино.
И вот нашли большое поле:
Скорей обманет глас пророчий,
Есть разгуляться где на воле!
Скорей небес погаснут очи,
      Построили редут.
Чем в памяти сынов полночи
У наших ушки на макушке!
        Изгладится оно.
Чуть утро осветило пушки
</poem>
И леса синие верхушки —
<br clear=all>
      Французы тут как тут.


== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Забил заряд я в пушку туго
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
И думал: угощу я друга!
*
      Постой-ка, брат мусью!
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)<poem>
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Во вражьем стане цели он разведал,
Уж мы пойдём ломить стеною,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Уж постоим мы головою
Читал статью про скорую победу,
      За родину свою!
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Мы с друга окровавленного сняли
Осколком просверлённый партбилет,
Бумажник, серебристые медали.
А лейтенанту было двадцать лет…
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплескивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Два дня мы были в перестрелке.
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Что толку в этакой безделке?
*
      Мы ждали третий день.
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856) <poem>
Повсюду стали слышны речи:
Внимая ужасам войны,
«Пора добраться до картечи!»
При каждой новой жертве боя
И вот на поле грозной сечи
Мне жаль не друга, не жены,
      Ночная пала тень.
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Прилёг вздремнуть я у лафета,
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
И слышно было до рассвета,
*
      Как ликовал француз.
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Но тих был наш бивак открытый:
{{#ev:youtubeimg|L5Y63_89Ir0|200|right|Видео (кликабельно) «До свиданья, мальчики», поёт Булат Окуджава}}
Кто кивер чистил весь избитый,
<poem>
Кто штык точил, ворча сердито,
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
      Кусая длинный ус.
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
И только небо засветилось,
И ушли за солдатом — солдат…
Всё шумно вдруг зашевелилось,
До свидания мальчики! Мальчики,
      Сверкнул за строем строй.
Постарайтесь вернуться назад
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
И молвил он, сверкнув очами:
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
«Ребята! не Москва ль за нами?
И себя не щадите вы, и всё-таки
      Умрёмте же под Москвой,
Постарайтесь вернуться назад.
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Французы двинулись, как тучи,
Наши девочки платьица белые
      И всё на наш редут.
Раздарили сестрёнкам своим.
Уланы с пёстрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Сапоги — ну куда от них денешься?
Вам не видать таких сражений!..
Да зелёные крылья погон…
Носились знамёна, как тени,
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
      В дыму огонь блестел,
Мы сведём с ними счёты потом.
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.
 
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
      Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…
 
Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
      И до конца стоять…
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Пусть болтают, что верить вам не во что,
Да, были люди в наше время,
Что идёте войной наугад…
Могучее, лихое племя:
До свидания, девочки! Девочки,
      Богатыри — не вы.
Постарайтесь вернуться назад.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
'''Волжская баллада''' (1945)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
 
Третий год ей земля горяча —
                      1
С той поры как солдатской дорогой войны
 
Муж ушёл, сапогами стуча.
Всю ночь у пушек пролежали
На четвёртом году прибывает пакет.
Мы без палаток, без огней,
Почерк в нём незнаком и суров:
Штыки вострили да шептали
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Молитву родины своей.
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Шумела буря до рассвета;
Председатель даёт подорожную ей.
Я, голову подняв с лафета,
То надеждой, то горем полна,
        Товарищу сказал:
На другую солдатку оставив детей,
«Брат, слушай песню непогоды:
Едет в город Саратов она.
Она дика как песнь свободы».
А Саратов велик. От дверей до дверей
Но, вспоминая прежни годы,
Как найти в нём родные следы?
        Товарищ не слыхал.
Много раненых братьев, отцов и мужей
 
На покое у волжской воды.
                      2
Наконец её доктор ведёт в тишине
 
По тропинкам больничных ковров.
Пробили зорю барабаны,
И, притихшая, слышит она, как во сне:
Восток туманный побелел,
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
И от врагов удар нежданый
Нерастраченной нежности женской полна,
На батарею прилетел.
И калеку Наталья ждала,
И вождь сказал перед полками:
Но того, что увидела, даже она
«Ребята, не Москва ль за нами?
Ни понять, ни узнать не могла.
        Умрёмте ж под Москвой,
Он хозяином был её дум и тревог,
Как наши братья умирали»
Запевалой, лихим кузнецом.
И мы погибнуть обещали,
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
И клятву верности сдержали
С перекошенным, серым лицом?
        Мы в бородинский бой.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
 
Повалившись в кровать головой,
                      3
В голос вдруг закричала, завыла она:
 
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Лишь в глазах у него два горячих луча.
Я вспомня леденею весь,
Что он скажет — безрукий, немой!
Там души волновала слава,
И сурово Наталья глядит на врача:
Отчаяние было здесь.
— Собирайте, он едет домой.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Не узнать тебе друга былого, жена,
Гром грянул, завизжали пули,
Пусть как память живёт он в дому.
        Перекрестился я.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она,
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Все втроём поклонитесь ему!
Душа от мщения тряслася,
Причитали соседки над женской судьбой,
И пуля смерти понеслася
Горевал её горем колхоз.
        Из моего ружья.
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
 
И никто не видал её слез…
                      4
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
 
Только вдруг, словно годы назад,
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Под окном раздаются мужские шаги,
Уж я не помню ничего.
Сапоги по ступенькам стучат.
Шесть раз мы уступали поле
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Врагу и брали у него.
Как, склонившись в дверях головой,
Носились знамёна как тени,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
Я спорил о могильной сени,
С перевязанной правой рукой.
        В дыму огонь блестел.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
На пушки конница летала,
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Рука бойцов колоть устала,
Замечает чужие глаза в тишине
И ядрам пролетать мешала
И другого на месте своём.
        Гора кровавых тел.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
 
Но, как был он, в дорожной пыли,
                      5
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
 
Поклонился жене до земли.
Живые с мёртвыми сравнялись.
За великую душу подруге не мстят
И ночь холодная пришла,
И не мучают верной жены.
И тех, которые остались,
А с войны воротился не просто солдат,
Густою тьмою развела.
Не с простой воротился войны.
И батареи замолчали,
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
И барабаны застучали,
Невзначай загляни в этот дом,
        Противник отступил:
Где напротив хозяйки в обеденный час
Но день достался нам дороже! —
Два солдата сидят за столом.
В душе сказав: помилуй боже!
</poem>
На труп застывший, как на ложе,
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
        Я голову склонил.
 
                      6
 
И крепко, крепко наши спали
Отчизны в роковую ночь.
Мои товарищи, вы пали!
Но этим не могли помочь.
Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Во вражьем стане цели он разведал,
На смерть позвал смельчаков,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Первым из строя на два шага
Читал статью про скорую победу,
Вышел Сергей Кусков.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Последний танк в дыму вороном
Мы с друга окровавленного сняли
От его руки запылал,
Осколком просверлённый партбилет,
И, выполнив долг,
Бумажник, серебристые медали.
Под вражьим огнём
А лейтенанту было двадцать лет…
На землю Кусков упал.
Берёт перо, согбен и озабочен,
Посмертно «Героем» его нарекли.
Бумажный демон, писарь полковой.
Но когда спустилась мгла,
О самом страшном пишет покороче
Женщина
Привычною, недрогнувшей рукой.
                в пепле родной земли
Беду в письмо, выплёскивая разом,
Живым его нашла.
Он говорит: «Ведь надо понимать,
От вражьего взгляда укрыла его
Что никакой прочувствованной фразой
Густою лесною тьмой.
Нельзя утешить плачущую мать».
Прохладой летом лечила его,
Она в слезах утопит своё горе,
Теплом лечила зимой.
Покуда мы, крещённые огнём,
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Врага утопим в пенящемся море,
Она зашептала:
На виселицу Гитлера сведём.
                          — Молчи! —
И женщина инстинктом материнским
Тяжкие звуки чужих шагов
Отыщет сына дальние следы
Он услыхал в ночи.
В Курляндии, под елью исполинской,
На дорогах чужого металла звон,
На скате безымянной высоты
Голоса чужие в селе.
Седая мать увидит изумлённо
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
На зелени могилы дорогой
Я на родной земле! —
Венок лугов, как яркая корона.
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
Возложенный неведомой рукой.
И вдруг на все голоса
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
До границы на сотни вёрст кругом
От латышей сынку? сибиряку?
Зазвенели в ответ леса.
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Перехлестнёт горячую тоску.
Задрожали враги.
</poem>
Теперь им мерещились по ночам
</spoiler>
Повсюду его шаги.
<br clear=all>
Предатель болтается на столбе,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Мост — на сотни кусков,
 
Записка в пустой штабной избе:
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
«Был Сергей Кусков».
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Ты каждый раз, ложась в постель,
Смотри во тьму окна
И помни, что метёт метель
И что идёт война.
</poem>
</spoiler>


Его ловили в густом бору
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
Два отборных полка.
<spoiler>
Его повесили на миру
<poem>
На площади городка.
И вот Победа. Столько дней
Палач, довольный, спешит на ночлег.
В промозглой сырости похода,
Но граната летит из кустов.
В горячих мастерских завода,
Смеётся поднявшийся человек:
В боях — мы думали о ней!
«Я Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
В ней всё, что дорого и свято, —
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
Судьба народа, честь страны,
*
В ней участь сына, память брата,
'''Смерть сапёра''' (1943)<poem>
Любовь невесты и жены.
Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


Вот там она, и там, и тут она
Под орудийные раскаты
Везде, везде, до самой кручи.
Москва ликует в этот час,
Как паутиною опутана
Как будто затемненье снято
Вся проволкою колючей.
С открытых лиц, счастливых глаз.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


Он наших мыслей не подслушивал
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
И не заглядывал нам в душу.
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Он из конюшни вниз обрушивал
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
Свой бешеный огонь по Зуше.
<spoiler>
 
<poem>
Прожекторы, как ножки циркуля,
Внимая ужасам войны,
Лучом вонзались в коновязи.
При каждой новой жертве боя
Прямые попаданья фыркали
Мне жаль не друга, не жены,
Фонтанами земли и грязи.
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но чем обстрел дымил багровее,
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Тем равнодушнее к осколкам,
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
В спокойствии и хладнокровии
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Работали мы тихомолком.
<spoiler>
<poem>
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


Со мною были люди смелые.
На пороге едва помаячили
Я знал, что в проволочной чаще
И ушли за солдатом — солдат…
Проходы нужные проделаю
До свидания мальчики! Мальчики,
Для битвы завтра предстоящей.
Постарайтесь вернуться назад


Вдруг одного сапёра ранило.
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Он отползал от вражьих линий,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Привстал, и дух от боли заняло,
И себя не щадите вы, и всё-таки
И он упал в густой полыни.
Постарайтесь вернуться назад.


Он приходил в себя урывками,
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Осматривался на пригорке
Вместо свадеб — разлуки и дым.
И щупал место под нашивками
Наши девочки платьица белые
На почерневшей гимнастёрке.
Раздарили сестрёнкам своим.


И думал: глупость, оцарапали,
Сапоги — ну куда от них денешься?
И он отвалит от Казани,
Да зелёные крылья погон…
К жене и детям вверх к Сарапулю,
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
И вновь и вновь терял сознанье.
Мы сведём с ними счёты потом.


Всё в жизни может быть издержано,
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Изведаны все положенья,
Что идёте войной наугад…
Следы любви самоотверженной
До свидания, девочки! Девочки,
Не подлежат уничтоженью.
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Хоть землю грыз от боли раненый,
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
Но стонами не выдал братьев,
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
Врождённой стойкости крестьянина
'''Волжская баллада''' (1945)
И в обмороке не утратив.
<spoiler>
 
<poem>
Его живым успели вынести.
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Час продышал он через силу.
Третий год ей земля горяча —
Хотя за речкой почва глинистей,
С той поры как солдатской дорогой войны
Там вырыли ему могилу.
Муж ушёл, сапогами стуча.
 
На четвёртом году прибывает пакет.
Когда, убитые потерею,
Почерк в нём незнаком и суров:
К нему сошлись мы на прощанье,
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Заговорила артиллерия
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
В две тысячи своих гортаней.
Председатель даёт подорожную ей.
 
То надеждой, то горем полна,
В часах задвигались колёсики.
На другую солдатку оставив детей,
Проснулись рычаги и шкивы.
Едет в город Саратов она.
К проделанной покойным просеке
А Саратов велик. От дверей до дверей
Шагнула армия прорыва.
Как найти в нём родные следы?
 
Много раненых братьев, отцов и мужей
Сраженье хлынуло в пробоину
На покое у волжской воды.
И выкатилось на равнину,
Наконец её доктор ведёт в тишине
Как входит море в край застроенный,
По тропинкам больничных ковров.
С разбега проломив плотину.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
 
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
Пехота шла вперёд маршрутами,
Нерастраченной нежности женской полна,
Как их располагал умерший.
И калеку Наталья ждала,
Поздней немногими минутами
Но того, что увидела, даже она
Противник дрогнул у Завершья.
Ни понять, ни узнать не могла.
 
Он хозяином был её дум и тревог,
Он оставлял снарядов штабели,
Запевалой, лихим кузнецом.
Котлы дымящегося супа,
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Всё, что обозные награбили,
С перекошенным, серым лицом?
Палатки, ящики и трупы.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
 
Повалившись в кровать головой,
Потом дорогою завещанной
В голос вдруг закричала, завыла она:
Прошло с победами всё войско.
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Края расширившейся трещины
Лишь в глазах у него два горячих луча.
У Криворожья и Пропойска.
Что он скажет — безрукий, немой!
 
И сурово Наталья глядит на врача:
Мы оттого теперь у Гомеля,
— Собирайте, он едет домой.
Что на поляне в полнолунье
Не узнать тебе друга былого, жена,
Своей души не экономили
Пусть как память живёт он в дому.
B пластунском деле накануне.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она,
 
Все втроём поклонитесь ему!
Жить и сгорать у всех в обычае,
Причитали соседки над женской судьбой,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Горевал её горем колхоз.
Когда ей к свету и величию
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
Своею жертвой путь прочертишь.
И никто не видал её слёз…
</poem>
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
*
Только вдруг, словно годы назад,
'''Смелость''' (1941)<poem>
Под окном раздаются мужские шаги,
Безымённые герои
Сапоги по ступенькам стучат.
Осаждённых городов,
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Я вас в сердце сердца скрою,
Как, склонившись в дверях головой,
Ваша доблесть выше слов.
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
 
С перевязанной правой рукой.
В круглосуточном обстреле,
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
Слыша смерти перекат,
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Вы векам в глаза смотрели
Замечает чужие глаза в тишине
С пригородных баррикад.
И другого на месте своём.
 
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Вы ложились на дороге
Но, как был он, в дорожной пыли,
И у взрытой колеи
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Спрашивали о подмоге
Поклонился жене до земли.
И не слышно ль, где свои.
За великую душу подруге не мстят
 
И не мучают верной жены.
А потом, жуя краюху,
А с войны воротился не просто солдат,
По истерзанным полям
Не с простой воротился войны.
Шли вы, не теряя духа,
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
К обгорелым флигелям.
Невзначай загляни в этот дом,
 
Где напротив хозяйки в обеденный час
Вы брались рукой умелой
Два солдата сидят за столом.
Не для лести и хвалы,
А с холодным знаньем дела
За ружейные стволы.
 
И не только жажда мщенья,
Но спокойный глаз стрелка,
Как картонные мишени,
Пробивал врагу бока.
 
Между тем слепое что-то,
Опьяняя и кружа,
Увлекало вас к пролёту
Из глухого блиндажа.
 
Там в неистовстве наитья
Пела буря с двух сторон.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Ты от пуль заворожён.
 
И тогда, чужие миру,
Не причислены к живым,
Вы являлись к командиру
С предложеньем боевым.
 
Вам казалось всё пустое!
Лучше, выиграв, уйти,
Чем бесславно сгнить в застое
Или скиснуть взаперти.
 
Так рождался победитель:
Вас над пропастью голов
Подвиг уносил в обитель
Громовержцев и орлов.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победитель''' (1944)
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
{{#ev:youtubeimg|3ep24UfzgTY|200|right|Видео (кликабельно) «Победитель», читает Виктор Апрыщенко}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Когда, бряцая голой силой зла,
На смерть позвал смельчаков,
Навстречу нам горланили и пёрли
Первым из строя на два шага
И осень шагом испытаний шла?
Вышел Сергей Кусков.
 
Последний танк в дыму вороном
Но правота была такой оградой,
От его руки запылал,
Которой уступал любой доспех.
И, выполнив долг,
Всё воплотила участь Ленинграда.
Под вражьим огнём
Стеной стоял он на глазах у всех.
На землю Кусков упал.
 
Посмертно «Героем» его нарекли.
И вот пришло заветное мгновенье:
Но когда спустилась мгла,
Он разорвал осадное кольцо.
Женщина
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
                в пепле родной земли
B восторге смотрит на его лицо.
Живым его нашла.
 
От вражьего взгляда укрыла его
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Густою лесною тьмой.
Как входит в цепь легенд его звено!
Прохладой летом лечила его,
Всё, что возможно на земле и небе,
Теплом лечила зимой.
Им вынесено и совершено.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
</poem>
Она зашептала:
<br clear=all>
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


== '''Перов В.''' ==
Его ловили в густом бору
*
Два отборных полка.
'''Благодарность фронтовая''' (1984 [http://www.rulit.me/books/samolet-uhodit-v-noch-read-378342-10.html])<poem>
Его повесили на миру
Полка остатки, как громада,
На площади городка.
Гранитно замерли в строю.
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Кто здесь в строю, мы все из ада,
Но граната летит из кустов.
Мы и теперь ещё в бою…
Смеётся поднявшийся человек:
 
«Я — Сергей Кусков».
…Нам спины ливень сёк свинцовый,
Полк за полком
Слепил глаза поток огня,
                          за часом час
Но самолет многопудовый
Сровняли полземли.
Покорно слушался меня.
Его повесили десять раз
 
И десять раз сожгли.
И, нашей яростью повержен,
Но когда наши части пришли сюда,
Разжался танковый кулак!
Навстречу шёл из лесов
Такой исход был неизбежен,
Живой, как огонь, как земля и вода,
Ведь бой неправый вёл наш враг…
Дважды Герой Кусков.
 
…И командир, он сам из боя,
Устало глядя на зарю,
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,
За бой я всех — благодарю!»
 
Да, благодарность фронтовая
Имеет золота отлив.
И пусть лишь в памяти живая,
Одна — для мёртвых и живых.
 
Награды этой незаметной
Не поместишь с медалью в ряд,
Но блеск отваги беззаветной
Все сорок лет хранит солдат!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
<!--[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]-->
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
*
'''Смерть сапёра''' (1943)
'''Ветер с моря''' (1947)  
<spoiler>
<poem>
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
Мы время по часам заметили
             
И кверху поползли по склону.
1
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


Был приказ прорваться к Эльтигену
Вот там она, и там, и тут она
днём
Везде, везде, до самой кручи.
сквозь строй немецкого заслона.
Как паутиною опутана
Командир сказал, что повезло нам,
Вся проволкою колючей.
и поздравил нас.
 
Взбивая пену,
Он наших мыслей не подслушивал
клокотало море.
И не заглядывал нам в душу.
На причалах
Он из конюшни вниз обрушивал
от наката волн качались сваи.
Свой бешеный огонь по Зуше.
Командир сказал, что так бывает,
 
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Прожекторы, как ножки циркуля,
Шеи пушек вытянулись к югу,
Лучом вонзались в коновязи.
дрогнули,
Прямые попаданья фыркали
качнулись мачты косо —
Фонтанами земли и грязи.
это реверс выжали матросы,
 
и земля шарахнулась в испуге.
Но чем обстрел дымил багровее,
В этот день на рейде не клялись мы,
Тем равнодушнее к осколкам,
уходя, вещей не завещали.
В спокойствии и хладнокровии
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
Работали мы тихомолком.
И велел отправить наши письма.
 
Он стоял, спокойный и угрюмый,
Со мною были люди смелые.
молчаливый и широкоспинный,
Я знал, что в проволочной чаще
слушая, как напевает трюмный
Проходы нужные проделаю
песню про влюблённую рябину.
Для битвы завтра предстоящей.
Что он думал?
 
Думал ли о бое,
Вдруг одного сапёра ранило.
что придёт в горячечном ознобе,
Он отползал от вражьих линий,
впившись в борт десятками пробоин,
Привстал, и дух от боли заняло,
в пятнах крови на матросской робе,
И он упал в густой полыни.
или, может, видел над собою
 
только небо, небо голубое?
Он приходил в себя урывками,
Что хотел он?
Осматривался на пригорке
На одном моторе
И щупал место под нашивками
мирно,
На почерневшей гимнастёрке.
не рискуя головою,
 
проскочить, не встретив немцев в море,
И думал: глупость, оцарапали,
потому что море — штормовое?
И он отвалит от Казани,
Или, может, он мечтал у порта
К жене и детям вверх к Сарапулю,
вдруг увидеть их,
И вновь и вновь терял сознанье.
чтоб тотчас, с ходу,
 
стать «гостеприимным» мореходом
Всё в жизни может быть издержано,
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
Изведаны все положенья,
так чтоб флаги с чёрными крестами
Следы любви самоотверженной
падали,
Не подлежат уничтоженью.
линяя под винтами?
 
…Он был ранен после первых вспышек.
Хоть землю грыз от боли раненый,
Медленно
Но стонами не выдал братьев,
по мокрому реглану
Врождённой стойкости крестьянина
кровь стекала под ноги.
И в обмороке не утратив.
Я слышал,
 
как он приказал:
Его живым успели вынести.
«Идти тараном!
Час продышал он через силу.
По разрывам,
Хотя за речкой почва глинистей,
в лоб,
Там вырыли ему могилу.
врезаясь строем!»
 
…Немцев было восемь.
Когда, убитые потерею,
Наших — трое.
К нему сошлись мы на прощанье,
Немцы шли на малом.
Заговорила артиллерия
Мы — на полном.
В две тысячи своих гортаней.
Немцы шли за ветром.
 
Мы — сквозь волны.
В часах задвигались колёсики.
С ними был их бог.
Проснулись рычаги и шкивы.
А с нами — сила.
К проделанной покойным просеке
Он им не помог.
Шагнула армия прорыва.
А нас носила
 
Яростная злоба над волнами.
Сраженье хлынуло в пробоину
С немцами был бог.
И выкатилось на равнину,
А море — с нами.
Как входит море в край застроенный,
…Море с нами, — значит, каждым валом
С разбега проломив плотину.
нас волна собою прикрывала
 
и несла на гребень против ветра.
Пехота шла вперёд маршрутами,
Ближе,
Как их располагал умерший.
ближе,
Поздней немногими минутами
ближе.
Противник дрогнул у Завершья.
С каждым метром
 
чаще всплески вражеской картечи.
Он оставлял снарядов штабели,
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Котлы дымящегося супа,
и на пушках запекалась краска…
Всё, что обозные награбили,
Я не слышал, как по серым каскам
Палатки, ящики и трупы.
звякали визжащие осколки,
но зато я видел, как умолкли
пушки на беструбой барже рядом,
как она, подбитая снарядом,
медленно вползала в чёрный выем.
— Море вам оплатит штормовые! —
Выстрел!
И куски брони летят, как вата.
Выстрел!
И, качнувшись угловато,
переломлен надвое по мостик,
головной отправлен рыбам в гости.
…Немцы отвернули в полумиле.
Немцев подвели плохие нервы.
Мы не гнались…
Мы похоронили
катер № 81-й.
Сняли флаг
и вынесли из рубки
лоцию…
А море штормовало,
Командир сказал:
«Устали руки!» —
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!» —
и упал
на мостике
у тумбы.


2
Потом дорогою завещанной
Прошло с победами всё войско.
Края расширившейся трещины
У Криворожья и Пропойска.
 
Мы оттого теперь у Гомеля,
Что на поляне в полнолунье
Своей души не экономили
B пластунском деле накануне.


Как запомнить свет звезды падучей,
Жить и сгорать у всех в обычае,
как отыщешь, где она упала?
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
На Тамани,
Когда ей к свету и величию
у высокой кручи,
Своею жертвой путь прочертишь.
у подножья пенистого вала,
</poem>
всем ветрам распахнута навстречу,
</spoiler>
с давних пор стоит одна лачуга.
'''Смелость''' (1941)
Там три дня подряд горели свечи,
<spoiler>
там три дня подряд у тела друга
<poem>
собирались хмурые матросы.
Безымённые герои
Стыли волны па причальных сваях.
Осаждённых городов,
На манильских несмоленых тросах
Я вас в сердце сердца скрою,
провисала койка подвесная.
Ваша доблесть выше слов.
А на жёсткой флотской парусине
 
он лежал,
В круглосуточном обстреле,
сурово сдвинув брови,
Слыша смерти перекат,
в орденах,
Вы векам в глаза смотрели
в морском мундире синем.
С пригородных баррикад.
Замирало море в изголовье,
 
а у ног — гвардейцы…
Вы ложились на дороге
Я заметил,
И у взрытой колеи
как качнулась тень на смуглых лицах.
Спрашивали о подмоге
Мы молчали.
И не слышно ль, где свои.
Мы пришли проститься
 
молча, перед самым боем.
А потом, жуя краюху,
Ветер!
По истерзанным полям
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
Шли вы, не теряя духа,
тросами поскрипывая глухо.
К обгорелым флигелям.
И качнулась койка в полусвете,
 
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
Вы брались рукой умелой
как всегда,
Не для лести и хвалы,
в свой дальний путь обычный,
А с холодным знаньем дела
только что уснувший после боя.
За ружейные стволы.
И закрыл плечами свечи мичман,
чтобы свет его не беспокоил,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
— Жил, качаясь на волне,
и, на волне
качаясь,
ты ушёл в последний рейс.
Мне тоже,
если только смерти,
то такой же. —
Мы надели мичманки.
И руки
потянулись к козырькам.
Сирена
извещала нас, что поднят «буки» —
флаг о выходе туда,
где пена,
закружившись в гибельном узоре,
тонет в белой глубине буруна.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»
</poem>
'''Июньские дни Нахимова'''
<poem>
      1. Возвращение


Когда в одной ладони —
И не только жажда мщенья,
все дороги.
Но спокойный глаз стрелка,
И встать на холм —
Как картонные мишени,
как дёрнуть за кольцо.
Пробивал врагу бока.
И ни моря не властны
 
и ни боги.
Между тем слепое что-то,
И лица всех сошлись в одно лицо.
Опьяняя и кружа,
Когда послушней конь,
Увлекало вас к пролёту
острее зренье
Из глухого блиндажа.
и ни себя не жалко,
 
ни коня.
Там в неистовстве наитья
Когда, освобождённый,
Пела буря с двух сторон.
отстраненьем
Ветер вам свистел в прикрытье:
возвысишься
Ты от пуль заворожён.
над суетностью дня…
 
Как горячит
И тогда, чужие миру,
и как пьянит опасность.
Не причислены к живым,
Но, все свои сомненья погребя,
Вы являлись к командиру
ты знаешь,
С предложеньем боевым.
что живёшь не для себя.
 
И в этом суть,
Вам казалось всё пустое!
и правота,
Лучше, выиграв, уйти,
и ясность.
Чем бесславно сгнить в застое
...................................................
Или скиснуть взаперти.
...................................................
 
Три ниши
Так рождался победитель:
во Владимирском соборе.
Вас над пропастью голов
Три места в склепе.
Подвиг уносил в обитель
Трое лечь могли
Громовержцев и орлов.
под куполом с крестом,
</poem>
над городом,
</spoiler>
что всех других дороже.
'''Победитель''' (1944)
Был первым —
<spoiler>
Лазарев.
<poem>
Он — первый адмирал —
Вы помните ещё ту сухость в горле,
лёг в склепе первым.
Когда, бряцая голой силой зла,
— Берегу
Навстречу нам горланили и пёрли
второе место для себя,
И осень шагом испытаний шла?
сказал Нахимов.
 
Но смерть всевластна.
Но правота была такой оградой,
Подданных своих
Которой уступал любой доспех.
смерть убирает
Всё воплотила участь Ленинграда.
по своим контрактам.
Стеной стоял он на глазах у всех.
Она — вершительница
 
судеб всех.
И вот пришло заветное мгновенье:
Одна она ли только?!
Он разорвал осадное кольцо.
И стал вторым Корнилов.
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Он, кажется мне тоже,
B восторге смотрит на его лицо.
что-то знал.
 
Он загодя оставил завещанье,
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
ранним утром,
Как входит в цепь легенд его звено!
часов примерно в семь,
Всё, что возможно на земле и небе,
часы отправил сыну золотые.
Им вынесено и совершено.
А в полдень
</poem>
принял смерть на бастионе.
</spoiler>
Не прячась от неё,
<br clear=all>
не хоронясь,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
с холодною улыбкой
 
обреченья…
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
— Держу я третье место
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
для себя, — сказал Нахимов.
'''Ветер с моря''' (1947)
Он ослаб от горя
<spoiler>
и не стыдился слёз.
<poem>
Был третьим
          Памяти Дмитрия Глухова
адмирал Истомин.
             
Опять Малахов,
1
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
— Что хорониться,
смерть своё возьмёт, —
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.


      2. Предчувствие
Был приказ прорваться к Эльтигену
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
днём
 
сквозь строй немецкого заслона.
А он с коня в штыки
Командир сказал, что повезло нам,
и нет
и поздравил нас.
ни неба,
Взбивая пену,
ни земли,
клокотало море.
ни адмиральских эполет.
На причалах
Лишь хруст костей
от наката волн качались сваи.
да красный след,
Командир сказал, что так бывает,
когда кричат:
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
— Коли! —
Шеи пушек вытянулись к югу,
А он не думал ни о чём,
дрогнули,
пришёл ли нет черёд.
качнулись мачты косо —
Не взвешивал,
это реверс выжали матросы,
а предпочёл
и земля шарахнулась в испуге.
толкнуть тарутинцев плечом
В этот день на рейде не клялись мы,
и с саблею —
уходя, вещей не завещали.
вперёд.
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!»
А ковыли давно в крови.
И велел отправить наши письма.
А бог — приди
Он стоял, спокойный и угрюмый,
и лик яви
молчаливый и широкоспинный,
в малиновом дыму.
слушая, как напевает трюмный
И нет ни неба,
песню про влюблённую рябину.
ни земли,
Что он думал?
лишь хруст костей
Думал ли о бое,
да крик:
что придёт в горячечном ознобе,
— Коли! —
впившись в борт десятками пробоин,
Пощады — никому.
в пятнах крови на матросской робе,
 
или, может, видел над собою
Накануне сражения
только небо, небо голубое?
явился к Нахимову
Что хотел он?
Данненберг.
На одном моторе
— Извините, — сказал он,
мирно,
я ещё не был с визитом
не рискуя головою,
у вас.
проскочить, не встретив немцев в море,
— Помилуйте,
потому что море — штормовое?
ваше высочество,
Или, может, он мечтал у порта
лучше б
вдруг увидеть их,
Сапун-горе
чтоб тотчас, с ходу,
сделали вы визит…
стать «гостеприимным» мореходом
..............................................
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
..............................................
так чтоб флаги с чёрными крестами
Итак, другого не дано:
падали,
пусть всё летит вверх дном.
линяя под винтами?
Земля виднее
…Он был ранен после первых вспышек.
под конём,
Медленно
трава теплее
по мокрому реглану
под огнём,
кровь стекала под ноги.
нет выхода так вверх килём.
Я слышал,
А город…
как он приказал:
Если суждено.
«Идти тараном!
Но… только не при нём.
По разрывам,
Скатилась по небу звезда,
в лоб,
двух душ сближала даль.
врезаясь строем!»
 
…Немцев было восемь.
Уберегли его тогда,
Наших — трое.
и отодвинулась беда.
Немцы шли на малом.
Надолго ли?!
Мы — на полном.
Едва ль…
Немцы шли за ветром.
Близ Малахова кургана
Мы сквозь волны.
солдат, умирая,
С ними был их бог.
остановил верхового:
А с нами — сила.
Я не помощи прошу,
Он им не помог.
ваше благородие,
А нас носила
я спросить у вас хочу,
Яростная злоба над волнами.
верховой склонился
С немцами был бог.
в стременах,
А море — с нами.
адмирал Нахимов
…Море с нами, — значит, каждым валом
не убит?
нас волна собою прикрывала
— Нет.
и несла на гребень против ветра.
— Слава богу!
Ближе,
И солдат, перекрестившись,
ближе,
умер…
ближе.
 
С каждым метром
      3. Смерть
чаще всплески вражеской картечи.
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
 
и на пушках запекалась краска…
В шесть часов пополудни,
Я не слышал, как по серым каскам
вернее, чуть раньше шести,
звякали визжащие осколки,
на исходе июня,
но зато я видел, как умолкли
во вторник,
пушки на беструбой барже рядом,
дня двадцать восьмого,
как она, подбитая снарядом,
двое: Павел Нахимов
медленно вползала в чёрный выем.
и флаг-офицер Колтовской,
Море вам оплатит штормовые!
благодушно беседуя
Выстрел!
ехали к Керну
И куски брони летят, как вата.
верхами.
Выстрел!
День клонился к закату,
И, качнувшись угловато,
акация властно цвела.
переломлен надвое по мостик,
Сладковато и властно.
головной отправлен рыбам в гости.
Нахимов сказал:
…Немцы отвернули в полумиле.
Дело божье.
Немцев подвели плохие нервы.
Бог даёт,
Мы не гнались…
бог берёт…
Мы похоронили
Храбрость суть
катер № 81-й.
постоянство усилий.
Сняли флаг
Смерть преследовать нужно,
и вынесли из рубки
чтоб душу от страха спасти.
лоцию…
То, что мы — молодцы, — хорошо.
А море штормовало,
И для нас,
Командир сказал:
и, пожалуй, для многих.
«Устали руки!»
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!»
и упал
на мостике
у тумбы.
 
2


В шесть часов пополудни,
Как запомнить свет звезды падучей,
вернее, чуть раньше шести,
как отыщешь, где она упала?
на исходе июня,
На Тамани,
во вторник,
у высокой кручи,
дня двадцать восьмого,
у подножья пенистого вала,
обойдя батарею,
всем ветрам распахнута навстречу,
он вышел к вершине холма
с давних пор стоит одна лачуга.
и спросил у сигнальщика:
Там три дня подряд горели свечи,
— Сколько нас?
там три дня подряд у тела друга
На суток на четверо…хватит… —
собирались хмурые матросы.
Рядом шлёпнулась пуля,
Стыли волны па причальных сваях.
с шипеньем уткнувшись в мешок.
На манильских несмоленых тросах
Он стоял,
провисала койка подвесная.
возвышаясь по грудь
А на жёсткой флотской парусине
над банкетом.
он лежал,
Снова пуля…
сурово сдвинув брови,
Прицельно стреляют,
в орденах,
сказал.
в морском мундире синем.
Керн был бледен.
Замирало море в изголовье,
Нахимов
а у ног гвардейцы…
за подзорной трубой потянулся.
Я заметил,
.............................................
как качнулась тень на смуглых лицах.
— Внизу идёт богослужение
Мы молчали.
в честь завтрашнего праздника
Мы пришли проститься
святых Петра и Павла.
молча, перед самым боем.
Не желаете послушать? —
Ветер!
спросил Керн.
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
— Никого не задерживаю-с…
тросами поскрипывая глухо.
.............................................
И качнулась койка в полусвете,
На исходе июня,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
ах, какая тоска,
как всегда,
он нашёл свою пулю,
в свой дальний путь обычный,
так как пулю искал.
только что уснувший после боя.
 
И закрыл плечами свечи мичман,
В шесть часов пополудни
чтобы свет его не беспокоил,
тайна смерти близка…
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
И разгадкою жизни
— Жил, качаясь на волне,
хлещет кровь из виска.
и, на волне
............................................
качаясь,
............................................
ты ушёл в последний рейс.
Когда часы надежды истекли
Мне тоже,
его по Аполлоновой горе
если только смерти, —
до бухты
то такой же.
донесли товарищи
Мы надели мичманки.
и положили в шлюпку.
И руки
Буксировали баркасами
потянулись к козырькам.
и встретили на Графской,
Сирена
как живого,
извещала нас, что поднят «буки» —
взяв вёсла на валек.
флаг о выходе туда,
Потом, неспешно,
где пена,
двинулись домой.
закружившись в гибельном узоре,
Из окон дома
тонет в белой глубине буруна.
было слышно,
…Немцы были у Камыш-Буруна.
как полковая музыка играла.
Их маяк сигналил:
…Гроб его
«Ветер с моря!»
три флага осенили.
</poem>
Два адмиральских,
</spoiler>
третий — кормовой,
'''Июньские дни Нахимова'''
пробитый ядрами
<spoiler>
синопскими
<poem>
с «Марии».
      1. Возвращение


В почётном карауле стояли
Когда в одной ладони
семнадцать в ряд.
все дороги.
«Полный ход»
И встать на холм
сыграли барабанщики.
как дёрнуть за кольцо.
Колокола
И ни моря не властны
один, потом другой —
и ни боги.
звонили с Корабельной.
И лица всех сошлись в одно лицо.
Четырнадцать священников
Когда послушней конь,
служили панихиду.
острее зренье
Приспустили флаги
и ни себя не жалко,
на кораблях.
ни коня.
Весь Севастополь
Когда, освобождённый,
проводил Нахимова
отстраненьем
в последний путь
возвысишься
до склепа,
над суетностью дня…
во Владимирскую церковь.
Как горячит
Там его
и как пьянит опасность.
три адмирала ждали.
Но, все свои сомненья погребя,
Его учитель —
ты знаешь,
Лазарев,
что живёшь не для себя.
Корнилов
И в этом суть,
и Истомин.
и правота,
Он сам хотел
и ясность.
лечь у друзей
...................................................
в ногах…
...................................................
</poem>
Три ниши
<br clear=all>
во Владимирском соборе.
 
Три места в склепе.
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
Трое лечь могли
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
под куполом с крестом,
*
над городом,
'''Война''' (1821)<poem>
что всех других дороже.
Война! Подъяты наконец,
Был первым —
Шумят знамёна бранной чести!
Лазарев.
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Он — первый адмирал —
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
лёг в склепе первым.
И сколько сильных впечатлений
— Берегу
Для жаждущей души моей!
второе место для себя, —
Стремленье бурных ополчений,
сказал Нахимов.
Тревоги стана, звук мечей,
Но смерть всевластна.
И в роковом огне сражений
Подданных своих
Паденье ратных и вождей!
смерть убирает
Предметы гордых песнопений
по своим контрактам.
Разбудят мой уснувший гений! —
Она — вершительница
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
судеб всех.
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Одна она ли только?!
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
И стал вторым Корнилов.
И смерти грозной ожиданье.
Он, кажется мне тоже,
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
что-то знал.
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Он загодя оставил завещанье,
Венок ли мне двойной достанется на часть,
ранним утром,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
часов примерно в семь,
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
часы отправил сыну золотые.
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
А в полдень
Воспоминание и брата и друзей,
принял смерть на бастионе.
И мыслей творческих напрасное волненье,
Не прячась от неё,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
не хоронясь,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
с холодною улыбкой
Ничто не заглушит моих привычных дум?
обреченья…
Я таю, жертва злой отравы:
— Держу я третье место
Покой бежит меня, нет власти над собой,
для себя, — сказал Нахимов.
И тягостная лень душою овладела…
Он ослаб от горя
Что ж медлит ужас боевой?
и не стыдился слёз.
Что ж битва первая ещё не закипела?
Был третьим
</poem>
адмирал Истомин.
*
Опять Малахов,
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
тот же бастион,
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
люнет камчатский,
От первых лет поклонник бранной славы,
тот же вызов жизни.
Люблю войны кровавые забавы,
— Что хорониться,
И смерти мысль мила душе моей.
смерть своё возьмёт,
Во цвете лет свободы верный воин,
сказал Нахимов,
Перед собой кто смерти не видал,
лягу…
Тот полного веселья не вкушал
в ногах товарищей.
И милых жён лобзаний не достоин.</poem>
*
'''Анчар''' (1828)
{{#ev:youtubeimg|l2qJZCxXOEk|200|right|Видео (кликабельно) «Анчар»}}
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Природа жаждущих степей
      2. Предчувствие
Его в день гнева породила
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
И зелень мёртвую ветвей
И корни ядом напоила.


Яд каплет сквозь его кору,
А он с коня в штыки —
К полудню растопясь от зною,
и нет
И застывает ввечеру
ни неба,
Густой прозрачною смолою.
ни земли,
ни адмиральских эполет.
Лишь хруст костей
да красный след,
когда кричат:
— Коли! —
А он не думал ни о чём,
пришёл ли нет черёд.
Не взвешивал,
а предпочёл
толкнуть тарутинцев плечом
и с саблею —
вперёд.
А ковыли давно в крови.
А бог — приди
и лик яви
в малиновом дыму.
И нет ни неба,
ни земли,
лишь хруст костей
да крик:
— Коли! —
Пощады — никому.


К нёму и птица не летит
Накануне сражения
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
явился к Нахимову
На древо смерти набежит
Данненберг.
И мчится прочь, уже тлетворный.
— Извините, — сказал он, —
я ещё не был с визитом
у вас.
— Помилуйте,
ваше высочество,
лучше б
Сапун-горе
сделали вы визит…
..............................................
..............................................
Итак, другого не дано:
пусть всё летит вверх дном.
Земля виднее
под конём,
трава теплее
под огнём,
нет выхода — так вверх килём.
А город…
Если суждено.
Но… только не при нём.
Скатилась по небу звезда,
двух душ сближала даль.


И если туча оросит,
Уберегли его тогда,
Блуждая, лист его дремучий,
и отодвинулась беда.
С его ветвей, уж ядовит,
Надолго ли?!
Стекает дождь в песок горючий.
Едва ль…
Близ Малахова кургана
солдат, умирая,
остановил верхового:
— Я не помощи прошу,
ваше благородие,
я спросить у вас хочу,
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…


Но человека человек
      3. Смерть
Послал к анчару властным взглядом:
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
И тот послушно в путь потёк
И к утру возвратился с ядом.


Принёс он смертную смолу
В шесть часов пополудни,
Да ветвь с увядшими листами,
вернее, чуть раньше шести,
И пот по бледному челу
на исходе июня,
Струился хладными ручьями;
во вторник,
 
дня двадцать восьмого,
Принёс — и ослабел и лёг
двое: Павел Нахимов
Под сводом шалаша на лыки,
и флаг-офицер Колтовской,
И умер бедный раб у ног
благодушно беседуя
Непобедимого владыки.
ехали к Керну
верхами.
День клонился к закату,
акация властно цвела.
Сладковато и властно.
Нахимов сказал:
— Дело божье.
Бог даёт,
бог берёт…
Храбрость — суть
постоянство усилий.
Смерть преследовать нужно,
чтоб душу от страха спасти.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
И для нас,
и, пожалуй, для многих.


А князь тем ядом напитал
В шесть часов пополудни,
Свои послушливые стрелы
вернее, чуть раньше шести,
И с ними гибель разослал
на исходе июня,
К соседям в чуждые пределы.
во вторник,
</poem>
дня двадцать восьмого,
<br clear=all>
обойдя батарею,
 
он вышел к вершине холма
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
и спросил у сигнальщика:
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
— Сколько нас?
*
— На суток на четверо… хватит… —
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
Рядом шлёпнулась пуля,
{{#ev:youtubeimg|DDNLYM6ROIg|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой…»}}
с шипеньем уткнувшись в мешок.
<poem>
Он стоял,
На Земле
возвышаясь по грудь
    безжалостно маленькой
над банкетом.
жил да был человек маленький.
Снова пуля…
У него была служба маленькая.
— Прицельно стреляют, —
И маленький очень портфель.
сказал.
Получал он зарплату маленькую…
Керн был бледен.
И однажды
Нахимов
прекрасным утром —
за подзорной трубой потянулся.
постучалась к нему в окошко
.............................................
небольшая,
Внизу идёт богослужение
казалось,
в честь завтрашнего праздника
война…
святых Петра и Павла.
Автомат ему выдали маленький.
Не желаете послушать? —
Сапоги ему выдали маленькие.
спросил Керн.
Каску выдали маленькую
— Никого не задерживаю-с…
и маленькую —
.............................................
по размерам —
На исходе июня,
шинель.
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.


…А когда он упал —
В шесть часов пополудни
              некрасиво, неправильно,
тайна смерти близка…
в атакующем крике вывернув рот,
И разгадкою жизни
то на всей земле
хлещет кровь из виска.
            не хватило мрамора,
............................................
чтобы вырубить парня
............................................
в полный рост!
Когда часы надежды истекли
</poem>
его по Аполлоновой горе
*
до бухты
'''Баллада о красках''' (1972)
донесли товарищи
{{#ev:youtubeimg|343AKjFYZG8|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о красках», поют Диана Анкудинова и Мая Егорова}}
и положили в шлюпку.
<poem>
Буксировали баркасами
Был он рыжим,
и встретили на Графской,
как из рыжиков рагу.
как живого,
Рыжим,
взяв вёсла на валёк.
словно апельсины на снегу.
Потом, неспешно,
Мать шутила,
двинулись домой.
мать весёлою была:
Из окон дома
«Я от солнышка сыночка родила…»
было слышно,
А другой был чёрным-чёрным у неё.
как полковая музыка играла.
Чёрным,
…Гроб его
будто обгоревшее смолье.
три флага осенили.
Хохотала над расспросами она,
Два адмиральских,
говорила:
третий — кормовой,
«Слишком ночь была черна!.
пробитый ядрами
В сорок первом,
синопскими
в сорок памятном году
с «Марии».
прокричали репродукторы беду.
 
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
В почётном карауле стояли —
поклонились маме в пояс.
семнадцать в ряд.
И ушли.
«Полный ход»
Довелось в бою почуять молодым
сыграли барабанщики.
рыжий бешеный огонь
Колокола —
и чёрный дым,
один, потом другой —
злую зелень застоявшихся полей,
звонили с Корабельной.
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Четырнадцать священников
Оба сына, оба-двое, два крыла,
служили панихиду.
воевали до победы.
Приспустили флаги
Мать ждала.
на кораблях.
Не гневила,
Весь Севастополь
не кляла она судьбу.
проводил Нахимова
Похоронка
в последний путь
обошла её избу.
до склепа,
Повезло ей.
во Владимирскую церковь.
Привалило счастье вдруг.
Там его
Повезло одной на три села вокруг.
три адмирала ждали.
Повезло ей.
Его учитель —
Повезло ей!
Лазарев,
Повезло!—
Корнилов
Оба сына
и Истомин.
воротилися в село.
Он сам хотел
Оба сына.
лечь у друзей
Оба-двое.
в ногах…
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
*
'''Война''' (1821)
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|ZIt2MgXHH2w|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
<poem>
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Война! Подъяты наконец,
Не верить газетным столбцам,
Шумят знамёна бранной чести!
Но я это видел. Своими глазами.
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Понимаете? Видел. Сам.
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
 
И сколько сильных впечатлений
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Для жаждущей души моей!
Меж нами
Стремленье бурных ополчений,
    вот этак
Тревоги стана, звук мечей,
                ров.
И в роковом огне сражений
Из этого рва поднимается горе.
Паденье ратных и вождей!
Горе без берегов.
Предметы гордых песнопений
 
Разбудят мой уснувший гений!
Нет! Об этом нельзя словами…
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Тут надо рычать! Рыдать!
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
Заржавленной, как руда.
И смерти грозной ожиданье.
 
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Может быть, партизаны? Нет.
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Вот лежит лопоухий Колька —
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
Ему одиннадцать лет.
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
 
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Воспоминание и брата и друзей,
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
И мыслей творческих напрасное волненье,
Ближние станции, ближние села —
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Все заложников выслали в ров.
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
 
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Я таю, жертва злой отравы:
У каждого жест. Удивительно свой!
Покой бежит меня, нет власти над собой,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
И тягостная лень душою овладела…
С которым смерть принимал живой,
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</spoiler>
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
<spoiler>
<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.
</poem>
</spoiler>
'''Анчар''' (1828)
<spoiler>
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Природа жаждущих степей
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Его в день гнева породила
В каком бы их ни свалило виде —
И зелень мёртвую ветвей
Глазами, оскалом, шеей, плечами
И корни ядом напоила.
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»


Парень. Он совсем налегке.
Яд каплет сквозь его кору,
Грудь распахнута из протеста.
К полудню растопясь от зною,
Одна нога в худом сапоге,
И застывает ввечеру
Другая сияет лаком протеза.
Густой прозрачною смолою.
Лёгкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Бабка. Эта погибла стоя,
К нёму и птица не летит
Встала из трупов и так умерла.
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
Лицо её, славное и простое,
На древо смерти набежит
Чёрная судорога свела.
И мчится прочь, уже тлетворный.
Ветер колышет её отрепье…
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упреке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


Рядом истерзанная еврейка.
И если туча оросит,
При ней ребенок. Совсем как во сне.
Блуждая, лист его дремучий,
С какой заботой детская шейка
С его ветвей, уж ядовит,
Повязана маминым серым кашне…
Стекает дождь в песок горючий.
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Как страшно об этом писать. Как жутко.
Но человека человек
Но надо. Надо! Пиши!
Послал к анчару властным взглядом:
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
И тот послушно в путь потёк
Ты вымерил низость фашистской души,
И к утру возвратился с ядом.
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Так пусть же
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Принёс он смертную смолу
Ты за руку их поймал — уличи!
Да ветвь с увядшими листами,
Ты видишь, как пулею бронебойной
И пот по бледному челу
Дробили нас палачи,
Струился хладными ручьями;
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    всё это
          сам ты
                видел
И не сошёл с ума.


Но молча стою я над страшной могилой.
Принёс — и ослабел и лёг
Что слова? Истлели слова.
Под сводом шалаша на лыки,
Было время — писал я о милой,
И умер бедный раб у ног
О щёлканье соловья.
Непобедимого владыки.


Казалось бы, что в этой теме такого?
А князь тем ядом напитал
Правда? А между тем
Свои послушливые стрелы
Попробуй найти настоящее слово
И с ними гибель разослал
Даже для этих тем.
К соседям в чуждые пределы.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
Но строчки… глуше варёных вязиг.
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
Нет, товарищи: этой муки
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
Не выразит язык.
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года,
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда,
помните!
 
Не плачьте!
В горле
    сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!
 
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью
    просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!


Он слишком привычен, поэтому бледен.
Люди!
Слишком изящен, поэтому скуп,
Покуда сердца
К неумолимой грамматике сведён
          стучатся,
Каждый крик, слетающий с губ.
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье,
пожалуйста,
    помните!


Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Песню свою
Из всех племён от древка до древка
        отправляя в полёт, —
И взять от каждого всё человечье,
помните!
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
О тех,
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
кто уже никогда
Эхо нашествий, погромов, резни…
          не споёт, —
Не это ль
помните!
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?


Но есть у нас и такая речь,
Детям своим
Которая всяких слов горячее:
          расскажите о них,
Врагов осыпает проклятьем картечь.
чтоб
Глаголом пророков гремят батареи.
запомнили!
Вы слышите трубы на рубежах?
Детям
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
    детей
Бегут! Но некуда им убежать
расскажите о них,
От вашей кровавой могилы.
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли, —
о погибших
помните!


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Встречайте
Травою взойдите у этих высот.
          трепетную весну,
Кто вас увидел, отныне навеки
люди Земли.
Все ваши раны в душе унесёт.
Убейте
    войну,
прокляните
войну,
люди Земли!


Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Мечту пронесите
Семь тысяч трупов.
          через года
              Семиты… Славяне…
и жизнью
Да! Об этом нельзя словами.
наполните!..
Огнём! Только огнём!  
Но о тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
заклинаю, —
помните!
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
 
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
<spoiler>
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
*
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
{{#ev:youtubeimg|3SOqSnXfc5Q|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
<poem>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
На Земле
Где ты русским выкормлен был,
    безжалостно маленькой
Под бревенчатым потолком,
жил да был человек маленький.
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
У него была служба маленькая.
Если дороги в доме том
И маленький очень портфель.
Тебе стены, печь и углы,
Получал он зарплату маленькую…
Дедом, прадедом и отцом
И однажды —
В нём исхоженные полы;
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


Если мил тебе бедный сад
…А когда он упал —
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
              некрасиво, неправильно,
И под липой сто лет назад
в атакующем крике вывернув рот,
В землю вкопанный дедом стол;
то на всей земле
Если ты не хочешь, чтоб пол
            не хватило мрамора,
В твоём доме фашист топтал,
чтобы вырубить парня
Чтоб он сел за дедовский стол
в полный рост!
И деревья в саду сломал…
</poem>
 
</spoiler>
Если мать тебе дорога —
'''Баллада о красках''' (1972)
Тебя выкормившая грудь,
<spoiler>
Где давно уже нет молока,
<poem>
Только можно щекой прильнуть;
Был он рыжим,
Если вынести нету сил,
как из рыжиков рагу.
Чтоб фашист, к ней постоем став,
Рыжим,
По щекам морщинистым бил,
словно апельсины на снегу.
Косы на руку намотав;
Мать шутила,
Чтобы те же руки её,
мать весёлою была:
Что несли тебя в колыбель,
«Я от солнышка сыночка родила…»
Мыли гаду его белье
А другой был чёрным-чёрным у неё.
И стелили ему постель…
Чёрным,
 
будто обгоревшее смольё.
Если ты отца не забыл,
Хохотала над расспросами она,
Что качал тебя на руках,
говорила:
Что хорошим солдатом был
«Слишком ночь была черна!..»
И пропал в карпатских снегах,
В сорок первом,
Что погиб за Волгу, за Дон,
в сорок памятном году
За отчизны твоей судьбу;
прокричали репродукторы беду.
Если ты не хочешь, чтоб он
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
Перевёртывался в гробу,
поклонились маме в пояс.
Чтоб солдатский портрет в крестах
И ушли.
Взял фашист и на пол сорвал
Довелось в бою почуять молодым
И у матери на глазах
рыжий бешеный огонь
На лицо ему наступал…
и чёрный дым,
 
злую зелень застоявшихся полей,
Если ты не хочешь отдать
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Ту, с которой вдвоём ходил,
Оба сына, оба-двое, два крыла,
Ту, что долго поцеловать
воевали до победы.
Ты не смел,— так её любил,—
Мать ждала.
Чтоб фашисты её живьём
Не гневила,
Взяли силой, зажав в углу,
не кляла она судьбу.
И распяли её втроём,
Похоронка
Обнаженную, на полу;
обошла её избу.
Чтоб досталось трём этим псам
Повезло ей.
В стонах, в ненависти, в крови
Привалило счастье вдруг.
Всё, что свято берёг ты сам
Повезло одной на три села вокруг.
Всею силой мужской любви…
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Если ты фашисту с ружьём
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Не желаешь навек отдать
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Дом, где жил ты, жену и мать,
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Всё, что родиной мы зовем,—
<spoiler>
Знай: никто её не спасет,
<poem>
Если ты её не спасешь;
Можно не слушать народных сказаний,
Знай: никто его не убьет,
Не верить газетным столбцам,
Если ты его не убьешь.
Но я это видел. Своими глазами.
И пока его не убил,
Понимаете? Видел. Сам.
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
А не ты на земле лежал,
Меж нами
Не в твоём дому чтобы стон,
    вот этак
А в его по мертвым стоял.
                ров.
Так хотел он, его вина,
Из этого рва поднимается горе.
Пусть горит его дом, а не твой,
Горе без берегов.
И пускай не твоя жена,
 
А его пусть будет вдовой.
Нет! Об этом нельзя словами…
Пусть исплачется не твоя,
Тут надо рычать! Рыдать!
А его родившая мать,
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Не твоя, а его семья
Заржавленной, как руда.
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!</poem>
*
'''Жди меня''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|tphScJBD8Ns|200|right|Видео (кликабельно) «Жди меня», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


Жди меня, и я вернусь,  
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Не желай добра  
Может быть, партизаны? Нет.
Всем, кто знает наизусть,  
Вот лежит лопоухий Колька —
Что забыть пора.  
Ему одиннадцать лет.
Пусть поверят сын и мать  
 
В то, что нет меня,  
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Пусть друзья устанут ждать,  
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Сядут у огня,  
Ближние станции, ближние сёла —
Выпьют горькое вино  
Все заложников выслали в ров.
На помин души…  
 
Жди. И с ними заодно  
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Выпить не спеши.  
У каждого жест. Удивительно свой!
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С которым смерть принимал живой,
 
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
В каком бы их ни свалило виде —
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»
 
Парень. Он совсем налегке.
Грудь распахнута из протеста.
Одна нога в худом сапоге,
Другая сияет лаком протеза.
Лёгкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.
 
Бабка. Эта погибла стоя,
Встала из трупов и так умерла.
Лицо её, славное и простое,
Чёрная судорога свела.
Ветер колышет её отрепье…
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упрёке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».
 
Рядом истерзанная еврейка.
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне…
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.
 
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Но надо. Надо! Пиши!
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ты вымерил низость фашистской души,
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Так пусть же
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.
 
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Ты за руку их поймал — уличи!
Ты видишь, как пулею бронебойной
Дробили нас палачи,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    всё это
          сам ты
                видел
И не сошёл с ума.
 
Но молча стою я над страшной могилой.
Что слова? Истлели слова.
Было время — писал я о милой,
О щёлканье соловья.
 
Казалось бы, что в этой теме такого?
Правда? А между тем
Попробуй найти настоящее слово
Даже для этих тем.
 
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Нет, товарищи: этой муки
Не выразит язык.
 
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Слишком изящен, поэтому скуп,
К неумолимой грамматике сведён
Каждый крик, слетающий с губ.
 
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Из всех племён от древка до древка
И взять от каждого всё человечье,
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?
 
Но есть у нас и такая речь,
Которая всяких слов горячее:
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Глаголом пророков гремят батареи.
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.
 
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Травою взойдите у этих высот.
Кто вас увидел, отныне навеки
Все ваши раны в душе унесёт.
 
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Семь тысяч трупов.
              Семиты… Славяне…
Да! Об этом нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;
 
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…
 
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…
 
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…
 
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так её любил,—
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…
 
Если ты фашисту с ружьём
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовем,—
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
 
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.
 
Жди меня, и я вернусь,  
Не желай добра  
Всем, кто знает наизусть,  
Что забыть пора.  
Пусть поверят сын и мать  
В то, что нет меня,  
Пусть друзья устанут ждать,  
Сядут у огня,  
Выпьют горькое вино  
На помин души…  
Жди. И с ними заодно  
Выпить не спеши.
 
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
</poem>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.
 
Но под рукою не было врача,
И он привстал, от хромоты страдая,
Разбитое железо волоча,
На раненую ногу припадая.
 
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Кругами полз по собственному следу
И рухнул, обессилевший от ран,
Купив пехоте трудную победу.
 
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Пришли ещё дымящиеся танки
И сообща решили в глубь земли
Зарыть его железные останки.
 
Он словно не закапывать просил,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Он упирался, он что было сил
Ещё грозил своей разбитой башней.
 
Чтоб видно было далеко окрест,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Прибив звезду фанерную на шест —
Над полем боя памятник посильный.
 
Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тёсаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;
 
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
</poem>
</spoiler>
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Жди меня, и я вернусь,
Его везли из крепости, из Бреста.
Всем смертям назло.
Был исцарапан пулями лафет.
Кто не ждал меня, тот пусть
Отцу казалось, что надёжней места
Скажет: — Повезло.
Отныне в мире для ребёнка нет.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.</poem>
*
'''Танк''' (1939)<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Но под рукою не было врача,
Отец был ранен, и разбита пушка.
И он привстал, от хромоты страдая,
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Разбитое железо волоча,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
На раненую ногу припадая.
Седой мальчишка на лафете спал.


Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Мы шли ему навстречу из России.
Кругами полз по собственному следу
Проснувшись, он махал войскам рукой…
И рухнул, обессилевший от ран,
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Купив пехоте трудную победу.
Что я там был и мне пора домой…


Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Пришли ещё дымящиеся танки
А нам оно оборвало сердца.
И сообща решили в глубь земли
Кто раз увидел этого мальчишку,
Зарыть его железные останки.
Домой прийти не сможет до конца.


Он словно не закапывать просил,
Я должен видеть теми же глазами,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Которыми я плакал там, в пыли,
Он упирался, он что было сил
Как тот мальчишка возвратится с нами
Ещё грозил своей разбитой башней.
И поцелует горсть своей земли.


Чтоб видно было далеко окрест,
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Призвал нас к бою воинский закон.
Прибив звезду фанерную на шест —
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Над полем боя памятник посильный.
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Когда бы монумент велели мне
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
Я б на гранитной тёсаной стене
'''В землянке''' (1941)
Поставил танк с глазницами пустыми;
<spoiler>
 
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.</poem>
*
'''Майор привёз мальчишку на лафете…''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|9bhMqFOy1-A|200|right|Видео (кликабельно) «Майор привёз мальчишку на лафете…», читает Андрей Смоляков}}
<poem>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Бьётся в тесной печурке огонь,
Погибла мать. Сын не простился с ней.
На поленьях смола, как слеза,
За десять лет на том и этом свете
И поёт мне в землянке гармонь
Ему зачтутся эти десять дней.
Про улыбку твою и глаза.


Его везли из крепости, из Бреста.
О тебе мне шептали кусты
Был исцарапан пулями лафет.
В белоснежных полях под Москвой.
Отцу казалось, что надёжней места
Я хочу, чтоб услышала ты,
Отныне в мире для ребенка нет.
Как тоскует мой голос живой.


Отец был ранен, и разбита пушка.
Ты сейчас далеко-далеко.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Между нами снега и снега.
Прижав к груди заснувшую игрушку,
До тебя мне дойти не легко,
Седой мальчишка на лафете спал.
А до смерти — четыре шага.
 
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Что я там был и мне пора домой…
 
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
 
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
 
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
<br clear=all>
 
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
*
'''В землянке''' (1941)<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
 
О тебе мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
 
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти — четыре шага.


Пой, гармоника, вьюге назло,
Пой, гармоника, вьюге назло,
Строка 2664: Строка 3111:
От твой негасимой любви.
От твой негасимой любви.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
*
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''  
'''Я знаю, никакой моей вины…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|yw4Qk7yfljM|200|right|Видео (кликабельно) «Я знаю, никакой моей вины», читает Сергей Безруков}}
<poem>
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
Я знаю, никакой моей вины
Строка 2679: Строка 3127:
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
Особая для наших душ минута.
Строка 2769: Строка 3219:


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Прожить без них в своём отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
И слухом их не слышать мир отчасти?
Строка 2776: Строка 3226:
В конце концов у смертного порога,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!
Их одобренья или их упрёка!


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Строка 2813: Строка 3263:
Победы и великого прощанья.
Победы и великого прощанья.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Городов, местечек, сёл,
Строка 2820: Строка 3272:
Не заметил, как вошёл.
Не заметил, как вошёл.


Не один вошел — со взводом,
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Под огнём, по огородам
Строка 2845: Строка 3297:
Выбегаешь босиком?..»
Выбегаешь босиком?..»


И слова, и смех, и слезы
И слова, и смех, и слёзы
Всё в одно сольётся тут.
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
И к губам, сухим с мороза,
Строка 2873: Строка 3325:
Говорит боец друзьям, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Поворачиваться боком
Да лежать, да мерзнуть нам?
Да лежать, да мёрзнуть нам?


Это я здесь виноватый,
Это я здесь виноватый,
Хата все-таки моя.
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
Говорит он, — дайте я…
Строка 2907: Строка 3359:
Лейтенант, его ровесник,
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный… -
— Что ж, поскольку житель местный…
И мигнул ему слегка. —
И мигнул ему слегка. —


Строка 2915: Строка 3367:
Отвечал ему боец…
Отвечал ему боец…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
*
'''22 июня''' (1961)  
'''22 июня''' (1961)  
{{#ev:youtubeimg|KFlgfWSc4h8|200|right|Видео (кликабельно) «22 июня», читает Смирнов Владимир}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Строка 2943: Строка 3396:
Поглядите им пристально вслед.
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.
…Могильная трава
Колышется над вами,
Но тихие слова
Прошли сквозь гром и пламя.
От этих мирных слов,
От скромных упований
Протяжней чей-то вздох,
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах — навеки вместе.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
*
'''1941''' (1941)
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
Мяли танки тёплые хлеба,
Строка 2959: Строка 3443:
Разъярился даже горицвет,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
Подымались камни и стога,
И взлетали, как щепа, мосты,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
И косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли,
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли, и шли, и шли,
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл глухой, зазубренный топор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
Шла большая русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Они накинулись, неистовы…''' (1942)
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Они накинулись, неистовы,
Строка 2991: Строка 3484:
Большая, добрая, сердитая,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
Как кровь, тепла и солона.
*
</poem>
</poem>
'''Белеют мазанки, хотели сжечь их…''' (1943)
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Строка 3004: Строка 3498:
Он, умирая, смерть опередил.  
Он, умирая, смерть опередил.  
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также