Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
 
(не показаны 32 промежуточные версии 11 участников)
Строка 12: Строка 12:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Строка 78: Строка 78:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
 
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
 
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
 
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
 
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
 
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
'''День Победы. И в огнях салюта…'''
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 107: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днём… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 191: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 206: Строка 244:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 229: Строка 267:
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 238: Строка 276:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 284: Строка 322:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
Строка 313: Строка 351:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
Строка 361: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 381: Строка 419:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
Строка 420: Строка 458:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
'''Мне ворон чёрный смерти не пророчил…''' (1944)
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 448: Строка 486:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
Строка 474: Строка 512:
Зрачками тускнеющих глаз
Зрачками тускнеющих глаз
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</poem>
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери'''  
Строка 534: Строка 606:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
'''Я столько раз видала рукопашный…'''  
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 547: Строка 619:
</poem>
</poem>
</spoiler>
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…'''  
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 588: Строка 660:
Беспокойную дочку ждёт…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Строка 620: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
Строка 634: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 647: Строка 721:
</poem>
</poem>
</spoiler>
</spoiler>
'''Бинты'''  
'''Бинты''' (1943)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 697: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Строка 758: Строка 832:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
'''Соловьи''' (1942)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Хотят ли русские войны?
О мёртвых мы поговорим потом.
Спросите вы у тишины
Смерть на войне обычна и сурова.  
над ширью пашен и полей
И всё-таки мы воздух ловим ртом
и у берёз и тополей.
При гибели товарищей. Ни слова
Спросите вы у тех солдат,
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


Не только за свою страну
Не говорим. Не поднимая глаз,
солдаты гибли в ту войну,
В сырой земле выкапываем яму.
а чтобы люди всей земли
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
спокойно видеть сны могли.
Остался только пепел, да упрямо
Под шелест листьев и афиш
 
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Обветренные скулы сведены.
Пусть вам ответят ваши сны,
Триста пятидесятый день войны.
хотят ли русские войны.
 
Ещё рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулемёты…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулемётной роты.
 
Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,
 
Смотрел на нас и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.  
Загар сначала отошёл с лица,
Потом оно, темнея, каменело.
 
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защёлку.
Вот тут и появился соловей,
Несмело и томительно защёлкал.
 
Потом сильней, входя в горячий пыл,
Как будто сразу вырвавшись из плена,
Как будто сразу обо всём забыл,
Высвистывая тонкие колена.
 
Мир раскрывался. Набухал росой.
Как будто бы ещё едва означась,
Здесь рядом с нами возникал другой
В каком-то новом сочетанье качеств.
 
Как время, по траншеям тёк песок.
К воде тянулись корни у обрыва,
И ландыш, приподнявшись на носок,  
Заглядывал в воронку от разрыва.
 
Ещё минута — задымит сирень
Клубами фиолетового дыма.
Она пришла обескуражить день.
Она везде. Она непроходима.


Да, мы умеем воевать,
Ещё мгновенье — перекосит рот
но не хотим, чтобы опять
От сердце раздирающего крика.  
солдаты падали в бою
Но успокойся, посмотри: цветёт,  
на землю грустную свою.
Цветёт на минном поле земляника!
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Лесная яблонь осыпает цвет,
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
Пропитан воздух ландышем и мятой…
'''Война''' (1942)
А соловей свистит. Ему в ответ
<spoiler>
Ещё — второй, ещё — четвёртый, пятый.
<poem>
 
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Звенят стрижи. Малиновки поют.  
Это вовсе не дымное поле сраженья,
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Это даже не смерть и отвага. Она
Раскидан настороженный уют
В каждой капле находит своё выраженье.
Тяжёлым громыхающим снарядом.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
 
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
А мир гремит на сотни верст окрест,
Это — боль головная, что ломит висок;
Как будто смерти не бывало места,  
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Шумит неумолкающий оркестр,
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
И нет преград для этого оркестра.
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
 
Это — кровью омытые письма мои,
Весь этот лес листом и корнем каждым,  
Что написаны криво на ложе винтовок;
Ни капли не сочувствуя беде,
Это — в жизни короткой последний рассвет
С невероятной, яростною жаждой
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
 
Беззаветная гибель на поле сраженья.
Да, это жизнь. Её живые звенья,
Её крутой, бурлящий водоём.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своём.
 
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,  
Смотрел на нас и молча ждал конца.
 
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Когда он, руки разбросав свои,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И сразу канул в омут тишины
Триста пятидесятый день войны.
 
Он не дожил, не долюбил, не допил,  
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал.
 
И, может быть, в песке, в размытой глине,  
Захлёбываясь в собственной крови,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
 
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
У той поджигородовской берёзы
Ты всмотришься в зелёный водоём.
 
Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.
 
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
И облака потянутся гуртом.
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
О мёртвых мы поговорим потом.
</poem>
</poem>
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
'''Солдатская песня''' (1954)
[[#вернуться к содержанию]]
 
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
'''На фотографии в газете…'''
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
На фотографии в газете
Путь далёк у нас с тобою,
нечётко изображены
Веселей, солдат, гляди!
бойцы, ещё почти что дети,
Вьётся знамя полковое,
герои мировой войны.
Командиры впереди.
Они снимались перед боем
 
в обнимку, четверо у рва.
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
И было небо голубое,
    А для тебя, родная,
была зелёная трава.
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты — в поход!
 
Каждый воин, парень бравый,  
Смотрит соколом в строю.  
Породнились мы со славой,
Славу добыли в бою.
 
Пусть враги запомнят это:
Не грозим, а говорим.
Мы прошли с тобой полсвета.
Если надо повторим.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,  
    Солдаты — в поход!
</poem>
</spoiler>
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Гремят над землею раскаты.
Идёт за раскатом раскат.
Лежат под землею солдаты.
И нет безымянных солдат.
 
Солдаты в окопах шалели
И падали в смертном бою,
Но жизни своей не жалели
За горькую землю свою.
 
В родимую землю зарыты,
Там самые храбрые спят.
Глаза их Победой закрыты,
Их подвиг прекрасен и свят.
 
Зарница вечерняя меркнет.
В казарме стоит тишина.
Солдат по вечерней поверке
В лицо узнаёт старшина.
 
У каждого личное имя,
Какое с рожденья дают.
Равняясь незримо с живыми,
Погибшие рядом встают.
 
Одна у нас в жизни Присяга,
И Родина тоже одна.
Солдатского сердца отвага
И верность любви отдана.


Никто не знает их фамилий,
Летят из далёкого края,
о них ни песен нет, ни книг.
Как ласточки, письма любви.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Ты вспомни меня, дорогая,
и чей-то первый ученик.
Ты имя мое назови.
Они легли на поле боя,
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Забыть тот горький год неблизкий
Играют горнисты тревогу.
мы никогда бы не смогли.
Тревогу горнисты трубят.
По всей России обелиски,
Уходят солдаты в дорогу.
как души, рвутся из земли.
И нет безымянных солдат.
…Они прикрыли жизнь собою, —
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</poem>
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Вставай, страна огромная,
Хотят ли русские войны?
Вставай на смертный бой
Спросите вы у тишины
С фашистской силой тёмною,
над ширью пашен и полей
С проклятою ордой!
и у берёз и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


Пусть ярость благородная
Не только за свою страну
Вскипает, как волна,
солдаты гибли в ту войну,
Идёт война народная,
а чтобы люди всей земли
Священная война!
спокойно видеть сны могли.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Как два различных полюса
Да, мы умеем воевать,
Во всём враждебны мы,
но не хотим, чтобы опять
За свет и мир мы боремся,
солдаты падали в бою
Они — за царство тьмы.
на землю грустную свою.
 
Спросите вы у матерей,
Пусть ярость благородная
спросите у жены моей,
Вскипает, как волна, —
и вы тогда понять должны,
Идёт война народная,
хотят ли русские войны.
Священная война!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Дадим отпор душителям
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Всех пламенных идей,
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
Насильникам, грабителям,
'''Война''' (1942)
Мучителям людей!
<spoiler>
<poem>
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Пусть ярость благородная
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Вскипает, как волна, —  
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
Идёт война народная,
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
Священная война!
<spoiler>
<poem>
На фотографии в газете
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Не смеют крылья чёрные
Никто не знает их фамилий,
Над родиной летать.
о них ни песен нет, ни книг.
Поля её просторные
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Не смеет враг топтать!
и чей-то первый ученик.
Они легли на поле боя, —
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Пусть ярость благородная
Забыть тот горький год неблизкий
Вскипает, как волна, —  
мы никогда бы не смогли.
Идёт война народная,
По всей России обелиски,
Священная война!
как души, рвутся из земли.
 
…Они прикрыли жизнь собою, —
Гнилой фашистской нечисти
жить начинавшие едва,
Загоним пулю в лоб,
чтоб было небо голубое,
Отребью человечества
была зелёная трава.
Сколотим крепкий гроб!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
<spoiler>
<poem>
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!


Пусть ярость благородная
Пусть ярость благородная
Строка 913: Строка 1154:
Священная война!
Священная война!


Пойдём ломить всей силою,
Как два различных полюса
Всем сердцем, всей душой
Во всём враждебны мы,
За землю нашу милую,
За свет и мир мы боремся,
За наш Союз большой.
Они — за царство тьмы.


Пусть ярость благородная
Пусть ярость благородная
Строка 923: Строка 1164:
Священная война!
Священная война!


Встаёт страна огромная,
Дадим отпор душителям
Встаёт на смертный бой
Всех пламенных идей,
С фашистской силой тёмною
Насильникам, грабителям,
С проклятою ордой.
Мучителям людей!


Пусть ярость благородная
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —  
Вскипает, как волна, —  
Идёт война народная,
Идёт война народная,
Священная война.
Священная война!
</poem>
</spoiler>
'''Два друга''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


Они точно братья сроднились,
Не смеют крылья чёрные
Делили и хлеб и табак,
Над родиной летать.
И рядом их ленточки вились
Поля её просторные
В огне непрерывных атак.
Не смеет враг топтать!


В штыки ударяли два друга, —
Пусть ярость благородная
И смерть отступала сама!
Вскипает, как волна, —  
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Идёт война народная,
— Ходи веселей, Кострома!
Священная война!


Но вот под осколком снаряда
Гнилой фашистской нечисти
Упал паренёк костромской…
Загоним пулю в лоб,
— Со мною возиться не надо, —
Отребью человечества
Он другу промолвил с тоской. —
Сколотим крепкий гроб!


Я знаю, что больше не встану, —
Пусть ярость благородная
В глазах беспросветная тьма…
Вскипает, как волна, —  
— О смерти задумал ты рано!
Идёт война народная,
Ходи веселей, Кострома!
Священная война!
 
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой.


И бережно поднял он друга,
Пусть ярость благородная
Но сам застонал и упал.
Вскипает, как волна,
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Идёт война народная,
Товарищ чуть слышно сказал.
Священная война!


Теряя сознанье от боли,
Встаёт страна огромная,
Себя подбодряли дружки,
Встаёт на смертный бой
И тихо по снежному полю
С фашистской силой тёмною
К своим доползли моряки.
С проклятою ордой.


Умолкла свинцовая вьюга,
Пусть ярость благородная
Пропала смертельная тьма…
Вскипает, как волна,
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Идёт война народная,
— Ходи веселей, Кострома!
Священная война.
</poem>
</poem>
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
'''Два друга''' (1943)
[[#вернуться к содержанию]]
 
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Дрались по-геройски, по-русски
Москва, спалённая пожаром,
Два друга в пехоте морской:
      Французу отдана?
Один паренёк был калужский,
Ведь были ж схватки боевые,
Другой паренёк — костромской.
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


— Да, были люди в наше время,
Они точно братья сроднились,
Не то, что нынешнее племя:
Делили и хлеб и табак,
      Богатыри — не вы!
И рядом их ленточки вились
Плохая им досталась доля:
В огне непрерывных атак.
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Мы долго молча отступали,
В штыки ударяли два друга,
Досадно было, боя ждали,
И смерть отступала сама!
      Ворчали старики:
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
«Что ж мы? на зимние квартиры?
— Ходи веселей, Кострома!
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»


И вот нашли большое поле:
Но вот под осколком снаряда
Есть разгуляться где на воле!
Упал паренёк костромской…
      Построили редут.
— Со мною возиться не надо,
У наших ушки на макушке!
Он другу промолвил с тоской.
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки
      Французы тут как тут.


Забил заряд я в пушку туго
Я знаю, что больше не встану, —
И думал: угощу я друга!
В глазах беспросветная тьма…
      Постой-ка, брат мусью!
— О смерти задумал ты рано!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Ходи веселей, Кострома!
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Два дня мы были в перестрелке.
И бережно поднял он друга,
Что толку в этакой безделке?
Но сам застонал и упал.
      Мы ждали третий день.
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Повсюду стали слышны речи:
Товарищ чуть слышно сказал.
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Прилёг вздремнуть я у лафета,
Теряя сознанье от боли,
И слышно было до рассвета,
Себя подбодряли дружки,
      Как ликовал француз.
И тихо по снежному полю
Но тих был наш бивак открытый:
К своим доползли моряки.
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


И только небо засветилось,
Умолкла свинцовая вьюга,
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Пропала смертельная тьма…
      Сверкнул за строем строй.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Полковник наш рожден был хватом:
— Ходи веселей, Кострома!
Слуга царю, отец солдатам…
</poem>
Да, жаль его: сражён булатом,
</spoiler>
      Он спит в земле сырой.
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И молвил он, сверкнув очами:
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
«Ребята! не Москва ль за нами?
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
      Умрёмте же под Москвой,
'''Бородино''' (1837)
Как наши братья умирали!»
<spoiler>
И умереть мы обещали,
<poem>
И клятву верности сдержали
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
       Мы в Бородинский бой.
Москва, спалённая пожаром,
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
       Про день Бородина!


Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
— Да, были люди в наше время,
Французы двинулись, как тучи,
Не то, что нынешнее племя:
       И всё на наш редут.
       Богатыри — не вы!
Уланы с пёстрыми значками,
Плохая им досталась доля:
Драгуны с конскими хвостами,
Немногие вернулись с поля…
Все промелькнули перед нам,
Не будь на то господня воля,
       Все побывали тут.
       Не отдали б Москвы!


Вам не видать таких сражений!..
Мы долго молча отступали,
Носились знамёна, как тени,
Досадно было, боя ждали,
       В дыму огонь блестел,
       Ворчали старики:
Звучал булат, картечь визжала,
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Рука бойцов колоть устала,
Не смеют, что ли, командиры
И ядрам пролетать мешала
Чужие изорвать мундиры
       Гора кровавых тел.
       О русские штыки?»


Изведал враг в тот день немало,
И вот нашли большое поле:
Что значит русский бой удалый,
Есть разгуляться где на воле!
       Наш рукопашный бой!..
       Построили редут.
Земля тряслась — как наши груди,
У наших ушки на макушке!
Смешались в кучу кони, люди,
Чуть утро осветило пушки
И залпы тысячи орудий
И леса синие верхушки —
       Слились в протяжный вой…
       Французы тут как тут.


Вот смерклось. Были все готовы
Забил заряд я в пушку туго
Заутра бой затеять новый
И думал: угощу я друга!
       И до конца стоять…
       Постой-ка, брат мусью!
Вот затрещали барабаны —
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
И отступили бусурманы.
Уж мы пойдём ломить стеною,
Тогда считать мы стали раны,
Уж постоим мы головою
       Товарищей считать.
       За родину свою!


Да, были люди в наше время,
Два дня мы были в перестрелке.
Могучее, лихое племя:
Что толку в этакой безделке?
       Богатыри — не вы.
       Мы ждали третий день.
Плохая им досталась доля:
Повсюду стали слышны речи:
Немногие вернулись с поля.
«Пора добраться до картечи!»
Когда б на то не божья воля,
И вот на поле грозной сечи
       Не отдали б Москвы!
      Ночная пала тень.
</poem>
 
</spoiler>
Прилёг вздремнуть я у лафета,
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
И слышно было до рассвета,
<spoiler>
       Как ликовал француз.
<poem>
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


                      1
И только небо засветилось,
Всё шумно вдруг зашевелилось,
      Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


Всю ночь у пушек пролежали
И молвил он, сверкнув очами:
Мы без палаток, без огней,
«Ребята! не Москва ль за нами?
Штыки вострили да шептали
      Умрёмте же под Москвой,
Молитву родины своей.
Как наши братья умирали!»
Шумела буря до рассвета;
И умереть мы обещали,
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.
 
                      2
 
Пробили зорю барабаны,
Восток туманный побелел,
И от врагов удар нежданый
На батарею прилетел.
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.
      Мы в Бородинский бой.


                      3
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
      И всё на наш редут.
Уланы с пёстрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Что Чесма, Рымник и Полтава?
Вам не видать таких сражений!..
Я вспомня леденею весь,
Носились знамёна, как тени,
Там души волновала слава,
      В дыму огонь блестел,
Отчаяние было здесь.
Звучал булат, картечь визжала,
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Рука бойцов колоть устала,
Гром грянул, завизжали пули,
        Перекрестился я.
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
        Из моего ружья.
 
                      4
 
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Уж я не помню ничего.
Шесть раз мы уступали поле
Врагу и брали у него.
Носились знамёна как тени,
Я спорил о могильной сени,
        В дыму огонь блестел.
На пушки конница летала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.
      Гора кровавых тел.


                      5
Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
      Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Живые с мёртвыми сравнялись.
Вот смерклось. Были все готовы
И ночь холодная пришла,
Заутра бой затеять новый
И тех, которые остались,
      И до конца стоять…
Густою тьмою развела.
Вот затрещали барабаны —
И батареи замолчали,
И отступили бусурманы.
И барабаны застучали,
Тогда считать мы стали раны,
        Противник отступил:
      Товарищей считать.
Но день достался нам дороже!
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


                      6
Да, были люди в наше время,
 
Могучее, лихое племя:
И крепко, крепко наши спали
      Богатыри — не вы.
Отчизны в роковую ночь.
Плохая им досталась доля:
Мои товарищи, вы пали!
Немногие вернулись с поля.
Но этим не могли помочь.
Когда б на то не божья воля,
Однако же в преданьях славы
      Не отдали б Москвы!
Всё громче Рымника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</poem>
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
[[#вернуться к содержанию]]
<spoiler>
<poem>
 
                      1
 
Всю ночь у пушек пролежали
Мы без палаток, без огней,
Штыки вострили да шептали
Молитву родины своей.
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.
 
                      2


== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Пробили зорю барабаны,
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
Восток туманный побелел,
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
И от врагов удар нежданый
<spoiler>
На батарею прилетел.
<poem>
И вождь сказал перед полками:
Во вражьем стане цели он разведал,
«Ребята, не Москва ль за нами?
Мечтал о встрече с милой над письмом,
        Умрёмте ж под Москвой,
Читал статью про скорую победу,
Как наши братья умирали»
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
И мы погибнуть обещали,
Мы с друга окровавленного сняли
И клятву верности сдержали
Осколком просверлённый партбилет,
        Мы в бородинский бой.
Бумажник, серебристые медали.
 
А лейтенанту было двадцать лет…
                      3
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплескивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Что Чесма, Рымник и Полтава?
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Я вспомня леденею весь,
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856)
Там души волновала слава,
<spoiler>
Отчаяние было здесь.
<poem>
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Внимая ужасам войны,
Гром грянул, завизжали пули,
При каждой новой жертве боя
        Перекрестился я.
Мне жаль не друга, не жены,
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Мне жаль не самого героя…
Душа от мщения тряслася,
Увы! утешится жена,
И пуля смерти понеслася
И друга лучший друг забудет;
        Из моего ружья.
Но где-то есть душа одна —
 
Она до гроба помнить будет!
                      4
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
Уж я не помню ничего.
*
Шесть раз мы уступали поле
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Врагу и брали у него.
{{#ev:youtubeimg|L5Y63_89Ir0|200|right|Видео (кликабельно) «До свиданья, мальчики», поёт Булат Окуджава}}
Носились знамёна как тени,
<poem>
Я спорил о могильной сени,
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
        В дыму огонь блестел.
Стали тихими наши дворы,
На пушки конница летала,
Наши мальчики головы подняли,
Рука бойцов колоть устала,
Повзрослели они до поры,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


На пороге едва помаячили
                      5
И ушли за солдатом — солдат…
До свидания мальчики! Мальчики,
Постарайтесь вернуться назад


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Живые с мёртвыми сравнялись.
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
И ночь холодная пришла,
И себя не щадите вы, и всё-таки
И тех, которые остались,
Постарайтесь вернуться назад.
Густою тьмою развела.
 
И батареи замолчали,
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
И барабаны застучали,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
        Противник отступил:
Наши девочки платьица белые
Но день достался нам дороже! —
Раздарили сестрёнкам своим.
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


Сапоги — ну куда от них денешься?
                      6
Да зелёные крылья погон…
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
Мы сведём с ними счёты потом.


Пусть болтают, что верить вам не во что,
И крепко, крепко наши спали
Что идёте войной наугад…
Отчизны в роковую ночь.
До свидания, девочки! Девочки,
Мои товарищи, вы пали!
Постарайтесь вернуться назад.
Но этим не могли помочь. —
Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
[[#вернуться к содержанию||^|]]
'''Волжская баллада''' (1945)
 
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Во вражьем стане цели он разведал,
Третий год ей земля горяча —
Мечтал о встрече с милой над письмом,
С той поры как солдатской дорогой войны
Читал статью про скорую победу,
Муж ушёл, сапогами стуча.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
На четвёртом году прибывает пакет.
Мы с друга окровавленного сняли
Почерк в нём незнаком и суров:
Осколком просверлённый партбилет,
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Бумажник, серебристые медали.
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
А лейтенанту было двадцать лет…
Председатель даёт подорожную ей.
Берёт перо, согбен и озабочен,
То надеждой, то горем полна,
Бумажный демон, писарь полковой.
На другую солдатку оставив детей,
О самом страшном пишет покороче
Едет в город Саратов она.
Привычною, недрогнувшей рукой.
А Саратов велик. От дверей до дверей
Беду в письмо, выплёскивая разом,
Как найти в нём родные следы?
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Много раненых братьев, отцов и мужей
Что никакой прочувствованной фразой
На покое у волжской воды.
Нельзя утешить плачущую мать».
Наконец её доктор ведёт в тишине
Она в слезах утопит своё горе,
По тропинкам больничных ковров.
Покуда мы, крещённые огнём,
И, притихшая, слышит она, как во сне:
Врага утопим в пенящемся море,
— Здесь лежит Алексей Ковалёв.
На виселицу Гитлера сведём.
Нерастраченной нежности женской полна,
И женщина инстинктом материнским
И калеку Наталья ждала,
Отыщет сына дальние следы
Но того, что увидела, даже она
В Курляндии, под елью исполинской,
Ни понять, ни узнать не могла.
На скате безымянной высоты
Он хозяином был её дум и тревог,
Седая мать увидит изумлённо
Запевалой, лихим кузнецом.
На зелени могилы дорогой
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Венок лугов, как яркая корона.
С перекошенным, серым лицом?
Возложенный неведомой рукой.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
Повалившись в кровать головой,
От латышей — сынку? сибиряку?
В голос вдруг закричала, завыла она:
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Перехлестнёт горячую тоску.
Лишь в глазах у него два горячих луча.
</poem>
Что он скажет — безрукий, немой!
</spoiler>
И сурово Наталья глядит на врача:
<br clear=all>
— Собирайте, он едет домой.
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Не узнать тебе друга былого, жена, —
 
Пусть как память живёт он в дому.
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она,
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
Все втроём поклонитесь ему!
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
Причитали соседки над женской судьбой,
<spoiler>
Горевал её горем колхоз.
<poem>
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
Ты каждый раз, ложась в постель,
И никто не видал её слез…
Смотри во тьму окна
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
И помни, что метёт метель
Только вдруг, словно годы назад,
И что идёт война.
Под окном раздаются мужские шаги,
Сапоги по ступенькам стучат.
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Как, склонившись в дверях головой,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
С перевязанной правой рукой.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Замечает чужие глаза в тишине
И другого на месте своём.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Но, как был он, в дорожной пыли,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Поклонился жене до земли.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>
</poem>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
</spoiler>
 
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Когда командир, чтоб сдержать врага,
И вот Победа. Столько дней —
На смерть позвал смельчаков,
В промозглой сырости похода,
Первым из строя на два шага
В горячих мастерских завода,
Вышел Сергей Кусков.
В боях — мы думали о ней!
Последний танк в дыму вороном
 
От его руки запылал,
В ней всё, что дорого и свято, —
И, выполнив долг,
Судьба народа, честь страны,
Под вражьим огнём
В ней участь сына, память брата,
На землю Кусков упал.
Любовь невесты и жены.
Посмертно «Героем» его нарекли.
 
Но когда спустилась мгла,
Под орудийные раскаты
Женщина
Москва ликует в этот час, —
                в пепле родной земли
Как будто затемненье снято
Живым его нашла.
С открытых лиц, счастливых глаз.
От вражьего взгляда укрыла его
</poem>
Густою лесною тьмой.
</spoiler>
Прохладой летом лечила его,
<br clear=all>
Теплом лечила зимой.
 
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Она зашептала:
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
                          — Молчи! —
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
Тяжкие звуки чужих шагов
<spoiler>
Он услыхал в ночи.
<poem>
На дорогах чужого металла звон,
Внимая ужасам войны,
Голоса чужие в селе.
При каждой новой жертве боя
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Мне жаль не друга, не жены,
Я на родной земле!
Мне жаль не самого героя…
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
Увы! утешится жена,
И вдруг на все голоса
И друга лучший друг забудет;
До границы на сотни вёрст кругом
Но где-то есть душа одна
Зазвенели в ответ леса.
Она до гроба помнить будет!
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Средь лицемерных наших дел
Задрожали враги.
И всякой пошлости и прозы
Теперь им мерещились по ночам
Одни я в мире подсмотрел
Повсюду его шаги.
Святые, искренние слёзы —
Предатель болтается на столбе,
То слёзы бедных матерей!
Мост — на сотни кусков,
Им не забыть своих детей,
Записка в пустой штабной избе:
Погибших на кровавой ниве,
«Был Сергей Кусков».
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Его ловили в густом бору
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Два отборных полка.
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
Его повесили на миру
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
На площади городка.
<spoiler>
Палач, довольный, спешит на ночлег.
<poem>
Но граната летит из кустов.
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Смеётся поднявшийся человек:
Стали тихими наши дворы,
«Я — Сергей Кусков».
Наши мальчики головы подняли,
Полк за полком
Повзрослели они до поры,
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
На пороге едва помаячили
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
И ушли за солдатом — солдат…
*
До свидания мальчики! Мальчики,
'''Смерть сапёра''' (1943)<poem>
Постарайтесь вернуться назад
Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


Вот там она, и там, и тут она
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Везде, везде, до самой кручи.
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Как паутиною опутана
И себя не щадите вы, и всё-таки
Вся проволкою колючей.
Постарайтесь вернуться назад.


Он наших мыслей не подслушивал
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
И не заглядывал нам в душу.
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Он из конюшни вниз обрушивал
Наши девочки платьица белые
Свой бешеный огонь по Зуше.
Раздарили сестрёнкам своим.


Прожекторы, как ножки циркуля,
Сапоги — ну куда от них денешься?
Лучом вонзались в коновязи.
Да зелёные крылья погон…
Прямые попаданья фыркали
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
Фонтанами земли и грязи.
Мы сведём с ними счёты потом.


Но чем обстрел дымил багровее,
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Тем равнодушнее к осколкам,
Что идёте войной наугад…
В спокойствии и хладнокровии
До свидания, девочки! Девочки,
Работали мы тихомолком.
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Со мною были люди смелые.
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
Я знал, что в проволочной чаще
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
Проходы нужные проделаю
'''Волжская баллада''' (1945)
Для битвы завтра предстоящей.
<spoiler>
 
<poem>
Вдруг одного сапёра ранило.
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Он отползал от вражьих линий,
Третий год ей земля горяча —
Привстал, и дух от боли заняло,
С той поры как солдатской дорогой войны
И он упал в густой полыни.
Муж ушёл, сапогами стуча.
 
На четвёртом году прибывает пакет.
Он приходил в себя урывками,
Почерк в нём незнаком и суров:
Осматривался на пригорке
<Он отправлен в саратовский лазарет,
И щупал место под нашивками
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
На почерневшей гимнастёрке.
Председатель даёт подорожную ей.
 
То надеждой, то горем полна,
И думал: глупость, оцарапали,
На другую солдатку оставив детей,
И он отвалит от Казани,
Едет в город Саратов она.
К жене и детям вверх к Сарапулю,
А Саратов велик. От дверей до дверей
И вновь и вновь терял сознанье.
Как найти в нём родные следы?
 
Много раненых братьев, отцов и мужей
Всё в жизни может быть издержано,
На покое у волжской воды.
Изведаны все положенья,
Наконец её доктор ведёт в тишине
Следы любви самоотверженной
По тропинкам больничных ковров.
Не подлежат уничтоженью.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
 
— Здесь лежит Алексей Ковалёв.
Хоть землю грыз от боли раненый,
Нерастраченной нежности женской полна,
Но стонами не выдал братьев,
И калеку Наталья ждала,
Врождённой стойкости крестьянина
Но того, что увидела, даже она
И в обмороке не утратив.
Ни понять, ни узнать не могла.
 
Он хозяином был её дум и тревог,
Его живым успели вынести.
Запевалой, лихим кузнецом.
Час продышал он через силу.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Хотя за речкой почва глинистей,
С перекошенным, серым лицом?
Там вырыли ему могилу.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
 
Повалившись в кровать головой,
Когда, убитые потерею,
В голос вдруг закричала, завыла она:
К нему сошлись мы на прощанье,
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Заговорила артиллерия
Лишь в глазах у него два горячих луча.
В две тысячи своих гортаней.
Что он скажет — безрукий, немой!
 
И сурово Наталья глядит на врача:
В часах задвигались колёсики.
— Собирайте, он едет домой.
Проснулись рычаги и шкивы.
Не узнать тебе друга былого, жена, —
К проделанной покойным просеке
Пусть как память живёт он в дому.
Шагнула армия прорыва.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она,
 
Все втроём поклонитесь ему!
Сраженье хлынуло в пробоину
Причитали соседки над женской судьбой,
И выкатилось на равнину,
Горевал её горем колхоз.
Как входит море в край застроенный,
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
С разбега проломив плотину.
И никто не видал её слёз…
 
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
Пехота шла вперёд маршрутами,
Только вдруг, словно годы назад,
Как их располагал умерший.
Под окном раздаются мужские шаги,
Поздней немногими минутами
Сапоги по ступенькам стучат.
Противник дрогнул у Завершья.
И Наталья глядит со скамейки без слов,
 
Как, склонившись в дверях головой,
Он оставлял снарядов штабели,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
Котлы дымящегося супа,
С перевязанной правой рукой.
Всё, что обозные награбили,
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
Палатки, ящики и трупы.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
 
Замечает чужие глаза в тишине
Потом дорогою завещанной
И другого на месте своём.
Прошло с победами всё войско.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Края расширившейся трещины
Но, как был он, в дорожной пыли,
У Криворожья и Пропойска.
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
 
Поклонился жене до земли.
Мы оттого теперь у Гомеля,
За великую душу подруге не мстят
Что на поляне в полнолунье
И не мучают верной жены.
Своей души не экономили
А с войны воротился не просто солдат,
B пластунском деле накануне.
Не с простой воротился войны.
 
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Жить и сгорать у всех в обычае,
Невзначай загляни в этот дом,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Когда ей к свету и величию
Два солдата сидят за столом.
Своею жертвой путь прочертишь.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Смелость''' (1941)<poem>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
Безымённые герои
<spoiler>
Осаждённых городов,
<poem>
Я вас в сердце сердца скрою,
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Ваша доблесть выше слов.
На смерть позвал смельчаков,
 
Первым из строя на два шага
В круглосуточном обстреле,
Вышел Сергей Кусков.
Слыша смерти перекат,
Последний танк в дыму вороном
Вы векам в глаза смотрели
От его руки запылал,
С пригородных баррикад.
И, выполнив долг,
 
Под вражьим огнём
Вы ложились на дороге
На землю Кусков упал.
И у взрытой колеи
Посмертно «Героем» его нарекли.
Спрашивали о подмоге
Но когда спустилась мгла,
И не слышно ль, где свои.
Женщина
 
                в пепле родной земли
А потом, жуя краюху,
Живым его нашла.
По истерзанным полям
От вражьего взгляда укрыла его
Шли вы, не теряя духа,
Густою лесною тьмой.
К обгорелым флигелям.
Прохладой летом лечила его,
 
Теплом лечила зимой.
Вы брались рукой умелой
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Не для лести и хвалы,
Она зашептала:
А с холодным знаньем дела
                          — Молчи! —
За ружейные стволы.
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


И не только жажда мщенья,
Его ловили в густом бору
Но спокойный глаз стрелка,
Два отборных полка.
Как картонные мишени,
Его повесили на миру
Пробивал врагу бока.
На площади городка.
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Но граната летит из кустов.
Смеётся поднявшийся человек:
«Я — Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Между тем слепое что-то,
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
Опьяняя и кружа,
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
Увлекало вас к пролёту
'''Смерть сапёра''' (1943)
Из глухого блиндажа.
<spoiler>
<poem>
Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


Там в неистовстве наитья
Вот там она, и там, и тут она
Пела буря с двух сторон.
Везде, везде, до самой кручи.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Как паутиною опутана
Ты от пуль заворожён.
Вся проволкою колючей.


И тогда, чужие миру,
Он наших мыслей не подслушивал
Не причислены к живым,
И не заглядывал нам в душу.
Вы являлись к командиру
Он из конюшни вниз обрушивал
С предложеньем боевым.
Свой бешеный огонь по Зуше.


Вам казалось всё пустое!
Прожекторы, как ножки циркуля,
Лучше, выиграв, уйти,
Лучом вонзались в коновязи.
Чем бесславно сгнить в застое
Прямые попаданья фыркали
Или скиснуть взаперти.
Фонтанами земли и грязи.


Так рождался победитель:
Но чем обстрел дымил багровее,
Вас над пропастью голов
Тем равнодушнее к осколкам,
Подвиг уносил в обитель
В спокойствии и хладнокровии
Громовержцев и орлов.
Работали мы тихомолком.
</poem>
*
'''Победитель''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|3ep24UfzgTY|200|right|Видео (кликабельно) «Победитель», читает Виктор Апрыщенко}}
<poem>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и пёрли
И осень шагом испытаний шла?


Но правота была такой оградой,
Со мною были люди смелые.
Которой уступал любой доспех.
Я знал, что в проволочной чаще
Всё воплотила участь Ленинграда.
Проходы нужные проделаю
Стеной стоял он на глазах у всех.
Для битвы завтра предстоящей.


И вот пришло заветное мгновенье:
Вдруг одного сапёра ранило.
Он разорвал осадное кольцо.
Он отползал от вражьих линий,
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Привстал, и дух от боли заняло,
B восторге смотрит на его лицо.
И он упал в густой полыни.


Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Он приходил в себя урывками,
Как входит в цепь легенд его звено!
Осматривался на пригорке
Всё, что возможно на земле и небе,
И щупал место под нашивками
Им вынесено и совершено.
На почерневшей гимнастёрке.
</poem>
<br clear=all>


== '''Перов В.''' ==
И думал: глупость, оцарапали,
*
И он отвалит от Казани,
'''Благодарность фронтовая''' (1984 [http://www.rulit.me/books/samolet-uhodit-v-noch-read-378342-10.html])<poem>
К жене и детям вверх к Сарапулю,
Полка остатки, как громада,
И вновь и вновь терял сознанье.
Гранитно замерли в строю.
Кто здесь в строю, мы все из ада,
Мы и теперь ещё в бою…


…Нам спины ливень сёк свинцовый,
Всё в жизни может быть издержано,
Слепил глаза поток огня,
Изведаны все положенья,
Но самолет многопудовый
Следы любви самоотверженной
Покорно слушался меня.
Не подлежат уничтоженью.


И, нашей яростью повержен,
Хоть землю грыз от боли раненый,
Разжался танковый кулак!
Но стонами не выдал братьев,
Такой исход был неизбежен,
Врождённой стойкости крестьянина
Ведь бой неправый вёл наш враг…
И в обмороке не утратив.


…И командир, он сам из боя,
Его живым успели вынести.
Устало глядя на зарю,
Час продышал он через силу.
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,
Хотя за речкой почва глинистей,
За бой я всех — благодарю!»
Там вырыли ему могилу.


Да, благодарность фронтовая
Когда, убитые потерею,
Имеет золота отлив.
К нему сошлись мы на прощанье,
И пусть лишь в памяти живая,
Заговорила артиллерия
Одна — для мёртвых и живых.
В две тысячи своих гортаней.
 
В часах задвигались колёсики.
Проснулись рычаги и шкивы.
К проделанной покойным просеке
Шагнула армия прорыва.


Награды этой незаметной
Сраженье хлынуло в пробоину
Не поместишь с медалью в ряд,
И выкатилось на равнину,
Но блеск отваги беззаветной
Как входит море в край застроенный,
Все сорок лет хранит солдат!
С разбега проломив плотину.
</poem>


== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
Пехота шла вперёд маршрутами,
<!--[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]-->
Как их располагал умерший.
*
Поздней немногими минутами
'''Ветер с моря''' (1947)
Противник дрогнул у Завершья.
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1


Был приказ прорваться к Эльтигену
Он оставлял снарядов штабели,
днём
Котлы дымящегося супа,
сквозь строй немецкого заслона.
Всё, что обозные награбили,
Командир сказал, что повезло нам,
Палатки, ящики и трупы.
и поздравил нас.
 
Взбивая пену,
Потом дорогою завещанной
клокотало море.
Прошло с победами всё войско.
На причалах
Края расширившейся трещины
от наката волн качались сваи.
У Криворожья и Пропойска.
Командир сказал, что так бывает,
 
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Мы оттого теперь у Гомеля,
Шеи пушек вытянулись к югу,
Что на поляне в полнолунье
дрогнули,
Своей души не экономили
качнулись мачты косо —
B пластунском деле накануне.
это реверс выжали матросы,
 
и земля шарахнулась в испуге.
Жить и сгорать у всех в обычае,
В этот день на рейде не клялись мы,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
уходя, вещей не завещали.
Когда ей к свету и величию
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
Своею жертвой путь прочертишь.
И велел отправить наши письма.
</poem>
Он стоял, спокойный и угрюмый,
</spoiler>
молчаливый и широкоспинный,
'''Смелость''' (1941)
слушая, как напевает трюмный
<spoiler>
песню про влюблённую рябину.
<poem>
Что он думал?
Безымённые герои
Думал ли о бое,
Осаждённых городов,
что придёт в горячечном ознобе,
Я вас в сердце сердца скрою,
впившись в борт десятками пробоин,
Ваша доблесть выше слов.
в пятнах крови на матросской робе,
 
или, может, видел над собою
В круглосуточном обстреле,
только небо, небо голубое?
Слыша смерти перекат,
Что хотел он?
Вы векам в глаза смотрели
На одном моторе
С пригородных баррикад.
мирно,
 
не рискуя головою,
Вы ложились на дороге
проскочить, не встретив немцев в море,
И у взрытой колеи
потому что море — штормовое?
Спрашивали о подмоге
Или, может, он мечтал у порта
И не слышно ль, где свои.
вдруг увидеть их,
 
чтоб тотчас, с ходу,
А потом, жуя краюху,
стать «гостеприимным» мореходом
По истерзанным полям
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
Шли вы, не теряя духа,
так чтоб флаги с чёрными крестами
К обгорелым флигелям.
падали,
 
линяя под винтами?
Вы брались рукой умелой
…Он был ранен после первых вспышек.
Не для лести и хвалы,
Медленно
А с холодным знаньем дела
по мокрому реглану
За ружейные стволы.
кровь стекала под ноги.
 
Я слышал,
И не только жажда мщенья,
как он приказал:
Но спокойный глаз стрелка,
«Идти тараном!
Как картонные мишени,
По разрывам,
Пробивал врагу бока.
в лоб,
 
врезаясь строем!»
Между тем слепое что-то,
…Немцев было восемь.
Опьяняя и кружа,
Наших — трое.
Увлекало вас к пролёту
Немцы шли на малом.
Из глухого блиндажа.
Мы — на полном.
 
Немцы шли за ветром.
Там в неистовстве наитья
Мы — сквозь волны.
Пела буря с двух сторон.
С ними был их бог.
Ветер вам свистел в прикрытье:
А с нами — сила.
Ты от пуль заворожён.
Он им не помог.
 
А нас носила
И тогда, чужие миру,
Яростная злоба над волнами.
Не причислены к живым,
С немцами был бог.
Вы являлись к командиру
А море — с нами.
С предложеньем боевым.
…Море с нами, — значит, каждым валом
 
нас волна собою прикрывала
Вам казалось всё пустое!
и несла на гребень против ветра.
Лучше, выиграв, уйти,
Ближе,
Чем бесславно сгнить в застое
ближе,
Или скиснуть взаперти.
ближе.
 
С каждым метром
Так рождался победитель:
чаще всплески вражеской картечи.
Вас над пропастью голов
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Подвиг уносил в обитель
и на пушках запекалась краска…
Громовержцев и орлов.
Я не слышал, как по серым каскам
</poem>
звякали визжащие осколки,
</spoiler>
но зато я видел, как умолкли
'''Победитель''' (1944)
пушки на беструбой барже рядом,
<spoiler>
как она, подбитая снарядом,
<poem>
медленно вползала в чёрный выем.
Вы помните ещё ту сухость в горле,
— Море вам оплатит штормовые! —
Когда, бряцая голой силой зла,
Выстрел!
Навстречу нам горланили и пёрли
И куски брони летят, как вата.
И осень шагом испытаний шла?
Выстрел!
 
И, качнувшись угловато,
Но правота была такой оградой,
переломлен надвое по мостик,
Которой уступал любой доспех.
головной отправлен рыбам в гости.
Всё воплотила участь Ленинграда.
…Немцы отвернули в полумиле.
Стеной стоял он на глазах у всех.
Немцев подвели плохие нервы.
 
Мы не гнались…
И вот пришло заветное мгновенье:
Мы похоронили
Он разорвал осадное кольцо.
катер № 81-й.
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Сняли флаг
B восторге смотрит на его лицо.
и вынесли из рубки
 
лоцию…
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
А море штормовало,
Как входит в цепь легенд его звено!
Командир сказал:
Всё, что возможно на земле и небе,
«Устали руки!» —
Им вынесено и совершено.
и, едва добравшись до штурвала,
</poem>
на компас взглянул он:
</spoiler>
«Порт на румбе!» —
<br clear=all>
и упал
[[#вернуться к содержанию||^|]]
на мостике
у тумбы.


2
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
'''Ветер с моря''' (1947)
<spoiler>
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1


Как запомнить свет звезды падучей,
Был приказ прорваться к Эльтигену
как отыщешь, где она упала?
днём
На Тамани,
сквозь строй немецкого заслона.
у высокой кручи,
Командир сказал, что повезло нам,
у подножья пенистого вала,
и поздравил нас.
всем ветрам распахнута навстречу,
Взбивая пену,
с давних пор стоит одна лачуга.
клокотало море.
Там три дня подряд горели свечи,
На причалах
там три дня подряд у тела друга
от наката волн качались сваи.
собирались хмурые матросы.
Командир сказал, что так бывает, —
Стыли волны па причальных сваях.
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
На манильских несмоленых тросах
Шеи пушек вытянулись к югу,
провисала койка подвесная.
дрогнули,
А на жёсткой флотской парусине
качнулись мачты косо —
он лежал,
это реверс выжали матросы,
сурово сдвинув брови,
и земля шарахнулась в испуге.
в орденах,
В этот день на рейде не клялись мы,
в морском мундире синем.
уходя, вещей не завещали.
Замирало море в изголовье,
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!»
а у ног гвардейцы…
И велел отправить наши письма.
Я заметил,
Он стоял, спокойный и угрюмый,
как качнулась тень на смуглых лицах.
молчаливый и широкоспинный,
Мы молчали.
слушая, как напевает трюмный
Мы пришли проститься
песню про влюблённую рябину.
молча, перед самым боем.
Что он думал?
Ветер!
Думал ли о бое,
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
что придёт в горячечном ознобе,
тросами поскрипывая глухо.
впившись в борт десятками пробоин,
И качнулась койка в полусвете,
в пятнах крови на матросской робе,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
или, может, видел над собою
как всегда,
только небо, небо голубое?
в свой дальний путь обычный,
Что хотел он?
только что уснувший после боя.
На одном моторе
И закрыл плечами свечи мичман,
мирно,
чтобы свет его не беспокоил,
не рискуя головою,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
проскочить, не встретив немцев в море,
Жил, качаясь на волне,
потому что море штормовое?
и, на волне
Или, может, он мечтал у порта
качаясь,
вдруг увидеть их,
ты ушёл в последний рейс.
чтоб тотчас, с ходу,
Мне тоже,
стать «гостеприимным» мореходом
если только смерти,
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
то такой же.
так чтоб флаги с чёрными крестами
Мы надели мичманки.
падали,
И руки
линяя под винтами?
потянулись к козырькам.
…Он был ранен после первых вспышек.
Сирена
Медленно
извещала нас, что поднят «буки» —
по мокрому реглану
флаг о выходе туда,
кровь стекала под ноги.
где пена,
Я слышал,
закружившись в гибельном узоре,
как он приказал:
тонет в белой глубине буруна.
«Идти тараном!
…Немцы были у Камыш-Буруна.
По разрывам,
Их маяк сигналил:
в лоб,
«Ветер с моря!»  
врезаясь строем
</poem>
…Немцев было восемь.
'''Июньские дни Нахимова'''
Наших трое.
<poem>
Немцы шли на малом.
      1. Возвращение
Мы — на полном.
 
Немцы шли за ветром.
Когда в одной ладони
Мы — сквозь волны.
все дороги.
С ними был их бог.
И встать на холм —
А с нами — сила.
как дёрнуть за кольцо.
Он им не помог.
И ни моря не властны
А нас носила
и ни боги.
Яростная злоба над волнами.
И лица всех сошлись в одно лицо.
С немцами был бог.
Когда послушней конь,
А море — с нами.
острее зренье
…Море с нами, — значит, каждым валом
и ни себя не жалко,
нас волна собою прикрывала
ни коня.
и несла на гребень против ветра.
Когда, освобождённый,
Ближе,
отстраненьем
ближе,
возвысишься
ближе.
над суетностью дня…
С каждым метром
Как горячит
чаще всплески вражеской картечи.
и как пьянит опасность.
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Но, все свои сомненья погребя,
и на пушках запекалась краска…
ты знаешь,
Я не слышал, как по серым каскам
что живёшь не для себя.
звякали визжащие осколки,
И в этом суть,
но зато я видел, как умолкли
и правота,
пушки на беструбой барже рядом,
и ясность.
как она, подбитая снарядом,
...................................................
медленно вползала в чёрный выем.
...................................................
Море вам оплатит штормовые!
Три ниши
Выстрел!
во Владимирском соборе.
И куски брони летят, как вата.
Три места в склепе.
Выстрел!
Трое лечь могли
И, качнувшись угловато,
под куполом с крестом,
переломлен надвое по мостик,
над городом,
головной отправлен рыбам в гости.
что всех других дороже.
…Немцы отвернули в полумиле.
Был первым —
Немцев подвели плохие нервы.
Лазарев.
Мы не гнались…
Он — первый адмирал —
Мы похоронили
лёг в склепе первым.
катер № 81-й.
Берегу
Сняли флаг
второе место для себя,
и вынесли из рубки
сказал Нахимов.
лоцию…
Но смерть всевластна.
А море штормовало,
Подданных своих
Командир сказал:
смерть убирает
«Устали руки!» —
по своим контрактам.
и, едва добравшись до штурвала,
Она — вершительница
на компас взглянул он:
судеб всех.
«Порт на румбе!»
Одна она ли только?!
и упал
И стал вторым Корнилов.
на мостике
Он, кажется мне тоже,
у тумбы.
что-то знал.
Он загодя оставил завещанье,
ранним утром,
часов примерно в семь,
часы отправил сыну золотые.
А в полдень
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
— Держу я третье место
для себя, — сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
Что хорониться,
смерть своё возьмёт, —
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.


      2. Предчувствие
2
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''


А он с коня в штыки —
Как запомнить свет звезды падучей,
и нет
как отыщешь, где она упала?
ни неба,
На Тамани,
ни земли,
у высокой кручи,
ни адмиральских эполет.
у подножья пенистого вала,
Лишь хруст костей
всем ветрам распахнута навстречу,
да красный след,
с давних пор стоит одна лачуга.
когда кричат:
Там три дня подряд горели свечи,
— Коли! —
там три дня подряд у тела друга
А он не думал ни о чём,
собирались хмурые матросы.
пришёл ли нет черёд.
Стыли волны па причальных сваях.
Не взвешивал,
На манильских несмоленых тросах
а предпочёл
провисала койка подвесная.
толкнуть тарутинцев плечом
А на жёсткой флотской парусине
и с саблею —
он лежал,
вперёд.
сурово сдвинув брови,
А ковыли давно в крови.
в орденах,
А бог приди
в морском мундире синем.
и лик яви
Замирало море в изголовье,
в малиновом дыму.
а у ног — гвардейцы…
И нет ни неба,
Я заметил,
ни земли,
как качнулась тень на смуглых лицах.
лишь хруст костей
Мы молчали.
да крик:
Мы пришли проститься
— Коли!
молча, перед самым боем.
Пощады — никому.
Ветер!
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
тросами поскрипывая глухо.
И качнулась койка в полусвете,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
как всегда,
в свой дальний путь обычный,
только что уснувший после боя.
И закрыл плечами свечи мичман,
чтобы свет его не беспокоил,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
Жил, качаясь на волне,
и, на волне
качаясь,
ты ушёл в последний рейс.
Мне тоже,
если только смерти, —
то такой же. —
Мы надели мичманки.
И руки
потянулись к козырькам.
Сирена
извещала нас, что поднят «буки» —
флаг о выходе туда,
где пена,
закружившись в гибельном узоре,
тонет в белой глубине буруна.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»
</poem>
</spoiler>
'''Июньские дни Нахимова'''
<spoiler>
<poem>
      1. Возвращение


Накануне сражения
Когда в одной ладони —
явился к Нахимову
все дороги.
Данненберг.
И встать на холм —
— Извините, — сказал он,
как дёрнуть за кольцо.
я ещё не был с визитом
И ни моря не властны
у вас.
и ни боги.
— Помилуйте,
И лица всех сошлись в одно лицо.
ваше высочество,
Когда послушней конь,
лучше б
острее зренье
Сапун-горе
и ни себя не жалко,
сделали вы визит…
ни коня.
..............................................
Когда, освобождённый,
..............................................
отстраненьем
Итак, другого не дано:
возвысишься
пусть всё летит вверх дном.
над суетностью дня…
Земля виднее
Как горячит
под конём,
и как пьянит опасность.
трава теплее
Но, все свои сомненья погребя,
под огнём,
ты знаешь,
нет выхода так вверх килём.
что живёшь не для себя.
А город…
И в этом суть,
Если суждено.
и правота,
Но… только не при нём.
и ясность.
Скатилась по небу звезда,
...................................................
двух душ сближала даль.
...................................................
 
Три ниши
Уберегли его тогда,
во Владимирском соборе.
и отодвинулась беда.
Три места в склепе.
Надолго ли?!
Трое лечь могли
Едва ль…
под куполом с крестом,
Близ Малахова кургана
над городом,
солдат, умирая,
что всех других дороже.
остановил верхового:
Был первым
— Я не помощи прошу,
Лазарев.
ваше благородие,
Он — первый адмирал —
я спросить у вас хочу,
лёг в склепе первым.
верховой склонился
— Берегу
в стременах, —
второе место для себя,
— адмирал Нахимов
сказал Нахимов.
не убит?
Но смерть всевластна.
— Нет.
Подданных своих
— Слава богу! —
смерть убирает
И солдат, перекрестившись,
по своим контрактам.
умер…
Она — вершительница
 
судеб всех.
      3. Смерть
Одна она ли только?!
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
И стал вторым Корнилов.
 
Он, кажется мне тоже,
В шесть часов пополудни,
что-то знал.
вернее, чуть раньше шести,
Он загодя оставил завещанье,
на исходе июня,
ранним утром,
во вторник,
часов примерно в семь,
дня двадцать восьмого,
часы отправил сыну золотые.
двое: Павел Нахимов
А в полдень
и флаг-офицер Колтовской,
принял смерть на бастионе.
благодушно беседуя
Не прячась от неё,
ехали к Керну
не хоронясь,
верхами.
с холодною улыбкой
День клонился к закату,
обреченья…
акация властно цвела.
— Держу я третье место
Сладковато и властно.
для себя, — сказал Нахимов.
Нахимов сказал:
Он ослаб от горя
— Дело божье.
и не стыдился слёз.
Бог даёт,
Был третьим
бог берёт…
адмирал Истомин.
Храбрость — суть
Опять Малахов,
постоянство усилий.
тот же бастион,
Смерть преследовать нужно,
люнет камчатский,
чтоб душу от страха спасти.
тот же вызов жизни.
То, что мы молодцы, — хорошо.
— Что хорониться,
И для нас,
смерть своё возьмёт, —
и, пожалуй, для многих.
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.


В шесть часов пополудни,
      2. Предчувствие
вернее, чуть раньше шести,
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
на исходе июня,
во вторник,
дня двадцать восьмого,
обойдя батарею,
он вышел к вершине холма
и спросил у сигнальщика:
— Сколько нас?
— На суток на четверо…хватит… —
Рядом шлёпнулась пуля,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
Он стоял,
возвышаясь по грудь
над банкетом.
Снова пуля…
— Прицельно стреляют, —
сказал.
Керн был бледен.
Нахимов
за подзорной трубой потянулся.
.............................................
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.


В шесть часов пополудни
А он с коня в штыки —
тайна смерти близка…
и нет
И разгадкою жизни
ни неба,
хлещет кровь из виска.
ни земли,
............................................
ни адмиральских эполет.
............................................
Лишь хруст костей
Когда часы надежды истекли
да красный след,
его по Аполлоновой горе
когда кричат:
до бухты
— Коли! —
донесли товарищи
А он не думал ни о чём,
и положили в шлюпку.
пришёл ли нет черёд.
Буксировали баркасами
Не взвешивал,
и встретили на Графской,
а предпочёл
как живого,
толкнуть тарутинцев плечом
взяв вёсла на валек.
и с саблею —
Потом, неспешно,
вперёд.
двинулись домой.
А ковыли давно в крови.
Из окон дома
А бог — приди
было слышно,
и лик яви
как полковая музыка играла.
в малиновом дыму.
…Гроб его
И нет ни неба,
три флага осенили.
ни земли,
Два адмиральских,
лишь хруст костей
третий — кормовой,
да крик:
пробитый ядрами
— Коли! —
синопскими
Пощады — никому.
с «Марии».


В почётном карауле стояли —
Накануне сражения
семнадцать в ряд.
явился к Нахимову
«Полный ход»
Данненберг.
сыграли барабанщики.
Извините, — сказал он, —
Колокола
я ещё не был с визитом
один, потом другой
у вас.
звонили с Корабельной.
— Помилуйте,
Четырнадцать священников
ваше высочество,
служили панихиду.
лучше б
Приспустили флаги
Сапун-горе
на кораблях.
сделали вы визит…
Весь Севастополь
..............................................
проводил Нахимова
..............................................
в последний путь
Итак, другого не дано:
до склепа,
пусть всё летит вверх дном.
во Владимирскую церковь.
Земля виднее
Там его
под конём,
три адмирала ждали.
трава теплее
Его учитель —
под огнём,
Лазарев,
нет выхода — так вверх килём.
Корнилов
А город…
и Истомин.
Если суждено.
Он сам хотел
Но… только не при нём.
лечь у друзей
Скатилась по небу звезда,
в ногах…
двух душ сближала даль.
</poem>
<br clear=all>


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
Уберегли его тогда,
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
и отодвинулась беда.
*
Надолго ли?!
'''Война''' (1821)<poem>
Едва ль…
Война! Подъяты наконец,
Близ Малахова кургана
Шумят знамёна бранной чести!
солдат, умирая,
Увижу кровь, увижу праздник мести;
остановил верхового:
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
Я не помощи прошу,
И сколько сильных впечатлений
ваше благородие,
Для жаждущей души моей!
я спросить у вас хочу,
Стремленье бурных ополчений,
верховой склонился
Тревоги стана, звук мечей,
в стременах,
И в роковом огне сражений
— адмирал Нахимов
Паденье ратных и вождей!
не убит?
Предметы гордых песнопений
— Нет.
Разбудят мой уснувший гений!
— Слава богу! —
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
И солдат, перекрестившись,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
умер…
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
 
И смерти грозной ожиданье.
      3. Смерть
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Воспоминание и брата и друзей,
И мыслей творческих напрасное волненье,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
*
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.</poem>
*
'''Анчар''' (1828)
{{#ev:youtubeimg|l2qJZCxXOEk|200|right|Видео (кликабельно) «Анчар»}}
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Природа жаждущих степей
В шесть часов пополудни,
Его в день гнева породила
вернее, чуть раньше шести,
И зелень мёртвую ветвей
на исходе июня,
И корни ядом напоила.
во вторник,
дня двадцать восьмого,
двое: Павел Нахимов
и флаг-офицер Колтовской,
благодушно беседуя
ехали к Керну
верхами.
День клонился к закату,
акация властно цвела.
Сладковато и властно.
Нахимов сказал:
— Дело божье.
Бог даёт,
бог берёт…
Храбрость — суть
постоянство усилий.
Смерть преследовать нужно,
чтоб душу от страха спасти.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
И для нас,
и, пожалуй, для многих.


Яд каплет сквозь его кору,
В шесть часов пополудни,
К полудню растопясь от зною,
вернее, чуть раньше шести,
И застывает ввечеру
на исходе июня,
Густой прозрачною смолою.
во вторник,
 
дня двадцать восьмого,
К нёму и птица не летит
обойдя батарею,
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
он вышел к вершине холма
На древо смерти набежит
и спросил у сигнальщика:
И мчится прочь, уже тлетворный.
— Сколько нас?
— На суток на четверо… хватит… —
Рядом шлёпнулась пуля,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
Он стоял,
возвышаясь по грудь
над банкетом.
Снова пуля…
— Прицельно стреляют, —
сказал.
Керн был бледен.
Нахимов
за подзорной трубой потянулся.
.............................................
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.


И если туча оросит,
В шесть часов пополудни
Блуждая, лист его дремучий,
тайна смерти близка…
С его ветвей, уж ядовит,
И разгадкою жизни
Стекает дождь в песок горючий.
хлещет кровь из виска.
 
............................................
Но человека человек
............................................
Послал к анчару властным взглядом:
Когда часы надежды истекли
И тот послушно в путь потёк
его по Аполлоновой горе
И к утру возвратился с ядом.
до бухты
донесли товарищи
и положили в шлюпку.
Буксировали баркасами
и встретили на Графской,
как живого,
взяв вёсла на валёк.
Потом, неспешно,
двинулись домой.
Из окон дома
было слышно,
как полковая музыка играла.
…Гроб его
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий — кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».


Принёс он смертную смолу
В почётном карауле стояли —
Да ветвь с увядшими листами,
семнадцать в ряд.
И пот по бледному челу
«Полный ход»
Струился хладными ручьями;
сыграли барабанщики.
 
Колокола —
Принёс — и ослабел и лёг
один, потом другой —
Под сводом шалаша на лыки,
звонили с Корабельной.
И умер бедный раб у ног
Четырнадцать священников
Непобедимого владыки.
служили панихиду.
 
Приспустили флаги
А князь тем ядом напитал
на кораблях.
Свои послушливые стрелы
Весь Севастополь
И с ними гибель разослал
проводил Нахимова
К соседям в чуждые пределы.
в последний путь
до склепа,
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
*
'''Война''' (1821)
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|DDNLYM6ROIg|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой…»}}
<poem>
<poem>
На Земле
Война! Подъяты наконец,
    безжалостно маленькой
Шумят знамёна бранной чести!
жил да был человек маленький.
Увижу кровь, увижу праздник мести;
У него была служба маленькая.
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И маленький очень портфель.
И сколько сильных впечатлений
Получал он зарплату маленькую…
Для жаждущей души моей!
И однажды —
Стремленье бурных ополчений,
прекрасным утром
Тревоги стана, звук мечей,
постучалась к нему в окошко
И в роковом огне сражений
небольшая,
Паденье ратных и вождей!
казалось,
Предметы гордых песнопений
война…
Разбудят мой уснувший гений!
Автомат ему выдали маленький.
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Сапоги ему выдали маленькие.
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Каску выдали маленькую
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
и маленькую —
И смерти грозной ожиданье.
по размерам —
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
шинель.
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
 
Венок ли мне двойной достанется на часть,
…А когда он упал —
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
              некрасиво, неправильно,
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
в атакующем крике вывернув рот,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
то на всей земле
Воспоминание и брата и друзей,
            не хватило мрамора,
И мыслей творческих напрасное волненье,
чтобы вырубить парня
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
в полный рост!
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Баллада о красках''' (1972)
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
{{#ev:youtubeimg|343AKjFYZG8|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о красках», поют Диана Анкудинова и Мая Егорова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Был он рыжим,
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
как из рыжиков рагу.
От первых лет поклонник бранной славы,
Рыжим,
Люблю войны кровавые забавы,
словно апельсины на снегу.
И смерти мысль мила душе моей.
Мать шутила,
Во цвете лет свободы верный воин,
мать весёлою была:
Перед собой кто смерти не видал,
«Я от солнышка сыночка родила…»
Тот полного веселья не вкушал
А другой был чёрным-чёрным у неё.
И милых жён лобзаний не достоин.
Чёрным,
</poem>
будто обгоревшее смолье.
</spoiler>
Хохотала над расспросами она,
'''Анчар''' (1828)
говорила:
<spoiler>
«Слишком ночь была черна!.
<poem>
В сорок первом,
В пустыне чахлой и скупой,
в сорок памятном году
На почве, зноем раскалённой,
прокричали репродукторы беду.
Анчар, как грозный часовой,
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
Стоит — один во всей вселенной.
поклонились маме в пояс.
 
И ушли.
Природа жаждущих степей
Довелось в бою почуять молодым
Его в день гнева породила
рыжий бешеный огонь
И зелень мёртвую ветвей
и чёрный дым,
И корни ядом напоила.
злую зелень застоявшихся полей,
 
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Яд каплет сквозь его кору,
Оба сына, оба-двое, два крыла,
К полудню растопясь от зною,
воевали до победы.
И застывает ввечеру
Мать ждала.
Густой прозрачною смолою.
Не гневила,
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
К нёму и птица не летит
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
*
На древо смерти набежит
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
И мчится прочь, уже тлетворный.
{{#ev:youtubeimg|ZIt2MgXHH2w|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.


Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
И если туча оросит,
Меж нами
Блуждая, лист его дремучий,
    вот этак —
С его ветвей, уж ядовит,
                ров.
Стекает дождь в песок горючий.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Нет! Об этом нельзя словами…
Но человека человек
Тут надо рычать! Рыдать!
Послал к анчару властным взглядом:
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
И тот послушно в путь потёк
Заржавленной, как руда.
И к утру возвратился с ядом.


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Принёс он смертную смолу
Может быть, партизаны? Нет.
Да ветвь с увядшими листами,
Вот лежит лопоухий Колька —
И пот по бледному челу
Ему одиннадцать лет.
Струился хладными ручьями;


Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Принёс — и ослабел и лёг
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Под сводом шалаша на лыки,
Ближние станции, ближние села
И умер бедный раб у ног
Все заложников выслали в ров.
Непобедимого владыки.
 
А князь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
помните!
 
Не плачьте!
В горле
    сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!
 
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью
    просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!
 
Люди!
Покуда сердца
          стучатся, —
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
пожалуйста,
    помните!
 
Песню свою
        отправляя в полёт, —
помните!
О тех,
кто уже никогда
          не споёт, —
помните!


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Детям своим
У каждого жест. Удивительно свой!
          расскажите о них,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
чтоб
С которым смерть принимал живой,
запомнили!
Детям
    детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли,
о погибших
помните!


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Встречайте
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
          трепетную весну,
В каком бы их ни свалило виде —
люди Земли.
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Убейте
Они пререкаются с палачами,
    войну,
Они восклицают: «Не победишь!»
прокляните
войну,
люди Земли!


Парень. Он совсем налегке.
Мечту пронесите
Грудь распахнута из протеста.
          через года
Одна нога в худом сапоге,
и жизнью
Другая сияет лаком протеза.
наполните!..
Лёгкий снежок валит и валит…
Но о тех,
Грудь распахнул молодой инвалид.
кто уже не придёт
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
              никогда,
Поперхнулся. Упал. Застыл.
заклинаю,
Но часовым над лежбищем смерти
помните!
Торчит воткнутый в землю костыль.
</poem>
И ярость мёртвого не застыла:
</spoiler>
Она фронтовых окликает из тыла,
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
Она водрузила костыль, как древко,
<spoiler>
И веха её видна далеко.
<poem>
На Земле
    безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


Бабка. Эта погибла стоя,
…А когда он упал —
Встала из трупов и так умерла.
              некрасиво, неправильно,
Лицо её, славное и простое,
в атакующем крике вывернув рот,
Чёрная судорога свела.
то на всей земле
Ветер колышет её отрепье…
            не хватило мрамора,
В левой орбите застыл сургуч,
чтобы вырубить парня
Но правое око глубоко в небе
в полный рост!
Между разрывами туч.
</poem>
И в этом упреке Деве Пречистой
</spoiler>
Рушенье веры десятков лет:
'''Баллада о красках''' (1972)
«Коли на свете живут фашисты,
<spoiler>
Стало быть, бога нет».
<poem>
 
Был он рыжим,
Рядом истерзанная еврейка.
как из рыжиков рагу.
При ней ребенок. Совсем как во сне.
Рыжим,
С какой заботой детская шейка
словно апельсины на снегу.
Повязана маминым серым кашне…
Мать шутила,
Матери сердцу не изменили:
мать весёлою была:
Идя на расстрел, под пулю идя,
«Я от солнышка сыночка родила…»
За час, за полчаса до могилы
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Мать от простуды спасала дитя.
Чёрным,
Но даже и смерть для них не разлука:
будто обгоревшее смольё.
Невластны теперь над ними враги
Хохотала над расспросами она,
И рыжая струйка
говорила:
            из детского уха
«Слишком ночь была черна!..»
Стекает
В сорок первом,
      в горсть
в сорок памятном году
              материнской
прокричали репродукторы беду.
                        руки.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
 
поклонились маме в пояс.
Как страшно об этом писать. Как жутко.
И ушли.
Но надо. Надо! Пиши!
Довелось в бою почуять молодым
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
рыжий бешеный огонь
Ты вымерил низость фашистской души,
и чёрный дым,
Ты осознал во всей её фальши
злую зелень застоявшихся полей,
«Сентиментальность» пруссацких грез,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Так пусть же
Оба сына, оба-двое, два крыла,
          сквозь их
воевали до победы.
                  голубые
Мать ждала.
                        вальсы
Не гневила,
Торчит материнская эта горсть.
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Ты за руку их поймал — уличи!
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Ты видишь, как пулею бронебойной
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Дробили нас палачи,
<spoiler>
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
<poem>
Пусть зарыдает природа сама,
Можно не слушать народных сказаний,
Если
Не верить газетным столбцам,
    всё это
Но я это видел. Своими глазами.
          сам ты
Понимаете? Видел. Сам.
                видел
И не сошёл с ума.


Но молча стою я над страшной могилой.
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Что слова? Истлели слова.
Меж нами
Было время — писал я о милой,
    вот этак —
О щёлканье соловья.
                ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Казалось бы, что в этой теме такого?
Нет! Об этом нельзя словами…
Правда? А между тем
Тут надо рычать! Рыдать!
Попробуй найти настоящее слово
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Даже для этих тем.
Заржавленной, как руда.


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Может быть, партизаны? Нет.
Нет, товарищи: этой муки
Вот лежит лопоухий Колька —
Не выразит язык.
Ему одиннадцать лет.


Он слишком привычен, поэтому бледен.
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Слишком изящен, поэтому скуп,
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
К неумолимой грамматике сведён
Ближние станции, ближние сёла —
Каждый крик, слетающий с губ.
Все заложников выслали в ров.


Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Из всех племён от древка до древка
У каждого жест. Удивительно свой!
И взять от каждого всё человечье,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
С которым смерть принимал живой,
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?


Но есть у нас и такая речь,
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Которая всяких слов горячее:
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Врагов осыпает проклятьем картечь.
В каком бы их ни свалило виде —
Глаголом пророков гремят батареи.
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Вы слышите трубы на рубежах?
Они пререкаются с палачами,
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Они восклицают: «Не победишь!»
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Парень. Он совсем налегке.
Травою взойдите у этих высот.
Грудь распахнута из протеста.
Кто вас увидел, отныне навеки
Одна нога в худом сапоге,
Все ваши раны в душе унесёт.
Другая сияет лаком протеза.
Лёгкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Бабка. Эта погибла стоя,
Семь тысяч трупов.
Встала из трупов и так умерла.
              Семиты… Славяне…
Лицо её, славное и простое,
Да! Об этом нельзя словами.
Чёрная судорога свела.
Огнём! Только огнём!
Ветер колышет её отрепье…
</poem>
В левой орбите застыл сургуч,
<br clear=all>
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упрёке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
Рядом истерзанная еврейка.
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
*
С какой заботой детская шейка
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
Повязана маминым серым кашне…
{{#ev:youtubeimg|3SOqSnXfc5Q|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
Матери сердцу не изменили:
<poem>
Идя на расстрел, под пулю идя,
Если дорог тебе твой дом,
За час, за полчаса до могилы
Где ты русским выкормлен был,
Мать от простуды спасала дитя.
Под бревенчатым потолком,
Но даже и смерть для них не разлука:
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Невластны теперь над ними враги —
Если дороги в доме том
И рыжая струйка
Тебе стены, печь и углы,
            из детского уха
Дедом, прадедом и отцом
Стекает
В нём исхоженные полы;
      в горсть
              материнской
                        руки.


Если мил тебе бедный сад
Как страшно об этом писать. Как жутко.
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Но надо. Надо! Пиши!
И под липой сто лет назад
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
В землю вкопанный дедом стол;
Ты вымерил низость фашистской души,
Если ты не хочешь, чтоб пол
Ты осознал во всей её фальши
В твоём доме фашист топтал,
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Чтоб он сел за дедовский стол
Так пусть же
И деревья в саду сломал…
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


Если мать тебе дорога —
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Тебя выкормившая грудь,
Ты за руку их поймал — уличи!
Где давно уже нет молока,
Ты видишь, как пулею бронебойной
Только можно щекой прильнуть;
Дробили нас палачи,
Если вынести нету сил,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
Пусть зарыдает природа сама,
По щекам морщинистым бил,
Если
Косы на руку намотав;
    всё это
Чтобы те же руки её,
          сам ты
Что несли тебя в колыбель,
                видел
Мыли гаду его белье
И не сошёл с ума.
И стелили ему постель…


Если ты отца не забыл,
Но молча стою я над страшной могилой.
Что качал тебя на руках,
Что слова? Истлели слова.
Что хорошим солдатом был
Было время — писал я о милой,
И пропал в карпатских снегах,
О щёлканье соловья.
Что погиб за Волгу, за Дон,
 
За отчизны твоей судьбу;
Казалось бы, что в этой теме такого?
Если ты не хочешь, чтоб он
Правда? А между тем
Перевёртывался в гробу,
Попробуй найти настоящее слово
Чтоб солдатский портрет в крестах
Даже для этих тем.
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


Если ты не хочешь отдать
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Ту, с которой вдвоём ходил,
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Ту, что долго поцеловать
Нет, товарищи: этой муки
Ты не смел,— так её любил,—
Не выразит язык.
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Если ты фашисту с ружьём
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Не желаешь навек отдать
Слишком изящен, поэтому скуп,
Дом, где жил ты, жену и мать,
К неумолимой грамматике сведён
Всё, что родиной мы зовем,—
Каждый крик, слетающий с губ.
Знай: никто её не спасет,
 
Если ты её не спасешь;
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Знай: никто его не убьет,
Из всех племён от древка до древка
Если ты его не убьешь.
И взять от каждого всё человечье,
И пока его не убил,
Всё, прорвавшееся сквозь века,
Ты молчи о своей любви,
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Своей родиной не зови.
Не это ль
Пусть фашиста убил твой брат,
      наречье
Пусть фашиста убил сосед,
            муки бездонной
Это брат и сосед твой мстят,
    Словам искомым сродни?
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
Но есть у нас и такая речь,
А не ты на земле лежал,
Которая всяких слов горячее:
Не в твоём дому чтобы стон,
Врагов осыпает проклятьем картечь.
А в его по мертвым стоял.
Глаголом пророков гремят батареи.
Так хотел он, его вина,—
Вы слышите трубы на рубежах?
Пусть горит его дом, а не твой,
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
И пускай не твоя жена,
Бегут! Но некуда им убежать
А его пусть будет вдовой.
От вашей кровавой могилы.
Пусть исплачется не твоя,
 
А его родившая мать,
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Не твоя, а его семья
Травою взойдите у этих высот.
Понапрасну пусть будет ждать.
Кто вас увидел, отныне навеки
Так убей же хоть одного!
Все ваши раны в душе унесёт.
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!</poem>
*
'''Жди меня''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|tphScJBD8Ns|200|right|Видео (кликабельно) «Жди меня», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Жди меня, и я вернусь.  
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.  
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


Жди меня, и я вернусь,  
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Не желай добра  
Семь тысяч трупов.
Всем, кто знает наизусть,  
              Семиты… Славяне…
Что забыть пора.  
Да! Об этом нельзя словами.
Пусть поверят сын и мать  
Огнём! Только огнём!
В то, что нет меня,  
</poem>
Пусть друзья устанут ждать,  
</spoiler>
Сядут у огня,  
<br clear=all>
Выпьют горькое вино  
[[#вернуться к содержанию||^|]]
На помин души…  
 
Жди. И с ними заодно  
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
Выпить не спеши.  
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;
 
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…
 
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…
 
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…
 
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так её любил,—
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…
 
Если ты фашисту с ружьём
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовем,—
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
 
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.
 
Жди меня, и я вернусь,  
Не желай добра  
Всем, кто знает наизусть,  
Что забыть пора.  
Пусть поверят сын и мать  
В то, что нет меня,  
Пусть друзья устанут ждать,  
Сядут у огня,  
Выпьют горькое вино  
На помин души…  
Жди. И с ними заодно  
Выпить не спеши.
 
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
</poem>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.
 
Но под рукою не было врача,
И он привстал, от хромоты страдая,
Разбитое железо волоча,
На раненую ногу припадая.
 
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Кругами полз по собственному следу
И рухнул, обессилевший от ран,
Купив пехоте трудную победу.
 
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Пришли ещё дымящиеся танки
И сообща решили в глубь земли
Зарыть его железные останки.
 
Он словно не закапывать просил,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Он упирался, он что было сил
Ещё грозил своей разбитой башней.
 
Чтоб видно было далеко окрест,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Прибив звезду фанерную на шест —
Над полем боя памятник посильный.
 
Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тёсаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;
 
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
</poem>
</spoiler>
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Жди меня, и я вернусь,
Его везли из крепости, из Бреста.
Всем смертям назло.
Был исцарапан пулями лафет.
Кто не ждал меня, тот пусть
Отцу казалось, что надёжней места
Скажет: — Повезло.
Отныне в мире для ребёнка нет.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.</poem>
*
'''Танк''' (1939)<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Но под рукою не было врача,
Отец был ранен, и разбита пушка.
И он привстал, от хромоты страдая,
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Разбитое железо волоча,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
На раненую ногу припадая.
Седой мальчишка на лафете спал.


Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Мы шли ему навстречу из России.
Кругами полз по собственному следу
Проснувшись, он махал войскам рукой…
И рухнул, обессилевший от ран,
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Купив пехоте трудную победу.
Что я там был и мне пора домой…


Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Пришли ещё дымящиеся танки
А нам оно оборвало сердца.
И сообща решили в глубь земли
Кто раз увидел этого мальчишку,
Зарыть его железные останки.
Домой прийти не сможет до конца.


Он словно не закапывать просил,
Я должен видеть теми же глазами,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Которыми я плакал там, в пыли,
Он упирался, он что было сил
Как тот мальчишка возвратится с нами
Ещё грозил своей разбитой башней.
И поцелует горсть своей земли.


Чтоб видно было далеко окрест,
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Призвал нас к бою воинский закон.
Прибив звезду фанерную на шест —
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Над полем боя памятник посильный.
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Когда бы монумент велели мне
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
Я б на гранитной тёсаной стене
'''В землянке''' (1941)
Поставил танк с глазницами пустыми;
<spoiler>
<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.


Я выкопал его бы, как он есть,
О тебе мне шептали кусты
В пробоинах, в листах железа рваных,
В белоснежных полях под Москвой.
Невянущая воинская честь
Я хочу, чтоб услышала ты,
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
Как тоскует мой голос живой.


На постамент взобравшись высоко,
Ты сейчас далеко-далеко.
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Между нами снега и снега.
Да, нам далась победа нелегко.
До тебя мне дойти не легко,
Да, враг был храбр.
А до смерти — четыре шага.
Тем больше наша слава.</poem>
*
'''Майор привёз мальчишку на лафете…''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|9bhMqFOy1-A|200|right|Видео (кликабельно) «Майор привёз мальчишку на лафете…», читает Андрей Смоляков}}
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Его везли из крепости, из Бреста.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Был исцарапан пулями лафет.
Заплутавшее счастье зови.
Отцу казалось, что надёжней места
Мне в холодной землянке тепло
Отныне в мире для ребенка нет.
От твой негасимой любви.
 
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
 
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Что я там был и мне пора домой…
 
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
 
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
 
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
<br clear=all>
 
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
*
'''В землянке''' (1941)<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
 
О тебе мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
 
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти — четыре шага.
 
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От твой негасимой любви.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
*
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''  
'''Я знаю, никакой моей вины…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|yw4Qk7yfljM|200|right|Видео (кликабельно) «Я знаю, никакой моей вины», читает Сергей Безруков}}
<poem>
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
Я знаю, никакой моей вины
Строка 2725: Строка 3127:
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
Особая для наших душ минута.
Строка 2815: Строка 3219:


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Прожить без них в своём отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
И слухом их не слышать мир отчасти?
Строка 2822: Строка 3226:
В конце концов у смертного порога,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!
Их одобренья или их упрёка!


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Строка 2859: Строка 3263:
Победы и великого прощанья.
Победы и великого прощанья.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Городов, местечек, сёл,
Строка 2866: Строка 3272:
Не заметил, как вошёл.
Не заметил, как вошёл.


Не один вошел — со взводом,
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Под огнём, по огородам
Строка 2891: Строка 3297:
Выбегаешь босиком?..»
Выбегаешь босиком?..»


И слова, и смех, и слезы
И слова, и смех, и слёзы
Всё в одно сольётся тут.
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
И к губам, сухим с мороза,
Строка 2919: Строка 3325:
Говорит боец друзьям, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Поворачиваться боком
Да лежать, да мерзнуть нам?
Да лежать, да мёрзнуть нам?


Это я здесь виноватый,
Это я здесь виноватый,
Хата все-таки моя.
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
Говорит он, — дайте я…
Строка 2953: Строка 3359:
Лейтенант, его ровесник,
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный… -
— Что ж, поскольку житель местный…
И мигнул ему слегка. —
И мигнул ему слегка. —


Строка 2961: Строка 3367:
Отвечал ему боец…
Отвечал ему боец…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
*
'''22 июня''' (1961)  
'''22 июня''' (1961)  
{{#ev:youtubeimg|KFlgfWSc4h8|200|right|Видео (кликабельно) «22 июня», читает Смирнов Владимир}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Строка 2989: Строка 3396:
Поглядите им пристально вслед.
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.
…Могильная трава
Колышется над вами,
Но тихие слова
Прошли сквозь гром и пламя.
От этих мирных слов,
От скромных упований
Протяжней чей-то вздох,
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах — навеки вместе.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
*
'''1941''' (1941)
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
Мяли танки тёплые хлеба,
Строка 3005: Строка 3443:
Разъярился даже горицвет,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
Подымались камни и стога,
И взлетали, как щепа, мосты,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
И косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли,
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли, и шли, и шли,
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл глухой, зазубренный топор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
Шла большая русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Они накинулись, неистовы…''' (1942)
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Они накинулись, неистовы,
Строка 3037: Строка 3484:
Большая, добрая, сердитая,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
Как кровь, тепла и солона.
*
</poem>
</poem>
'''Белеют мазанки, хотели сжечь их…''' (1943)
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Строка 3050: Строка 3498:
Он, умирая, смерть опередил.  
Он, умирая, смерть опередил.  
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также