Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
 
(не показано 156 промежуточных версий 37 участников)
Строка 3: Строка 3:
Шаблон для добавления нового поэта:
Шаблон для добавления нового поэта:


== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка_на_ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка на ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
***
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):


***
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>


  -->
  -->
{{якорь|вернуться к содержанию}}
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)
<spoiler>
<poem>
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
Не могучую песню победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
Я спою вам о том, как от южных полей
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
И пришли к нам, и нас победили.
А и так победили, что долго потом
Не совались к нам с дерзким вопросом,
А и так победили, что с кислым лицом
И с разбитым отчалили носом.
Я спою, как, покинув и дом и семью,
Шёл в дружину помещик богатый,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
Выходил ополченцем из хаты.
Я спою, как росла богатырская рать,
Шли бойцы из железа и стали,
И как знали они, что идут умирать,
И как свято они умирали!
Как красавицы наши сиделками шли
К безотрадному их изголовью,
Как за каждый клочок нашей русской земли
Нам платили враги своей кровью;
Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,
Под немолчные, тяжкие стоны
Выходили редуты один за другим,
Грозной тенью росли бастионы;


{{Незавершённая статья}}
И одиннадцать месяцев длилась резня,
Здесь собраны стихи русских поэтов о войне.
И одиннадцать месяцев целых
Чудотворная крепость, Россию храня,
Хоронила сынов её смелых...
 
Пусть не радостна песня, что вам я пою,
Да не хуже той песни победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
 
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
 
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
 
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
 
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
 
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
***
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
'''День Победы. И в огнях салюта...''' <poem>
<spoiler>
<poem>
День Победы. И в огнях салюта
День Победы. И в огнях салюта
Будто гром: - Запомните навек,
Будто гром: — Запомните навек,
Что в сраженьях каждую минуту,
Что в сраженьях каждую минуту,
Да, буквально каждую минуту
Да, буквально каждую минуту
Строка 40: Строка 136:
У любого где-то дом иль хата,
У любого где-то дом иль хата,
Где-то сад, река, знакомый смех,
Где-то сад, река, знакомый смех,
Мать, жена... А если неженатый,
Мать, жена… А если неженатый,
То девчонка - лучшая из всех.
То девчонка — лучшая из всех.


На восьми фронтах моей отчизны
На восьми фронтах моей отчизны
Строка 49: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днем - невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Все сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.


Мир пришел как дождь, как чудеса,
Мир пришёл как дождь, как чудеса,
Яркой синью душу опаля...
Яркой синью душу опаля…
В вешний вечер, в птичьи голоса,
В вешний вечер, в птичьи голоса,
Облаков вздымая паруса,
Облаков вздымая паруса,
Как корабль плывет моя Земля.
Как корабль плывёт моя Земля.


И сейчас мне обратиться хочется
И сейчас мне обратиться хочется
К каждому, кто молод и горяч,
К каждому, кто молод и горяч,
Кто б ты ни был: летчик или врач.
Кто б ты ни был: лётчик или врач.
Педагог, студент или сверловщица...
Педагог, студент или сверловщица…


Да, прекрасно думать о судьбе
Да, прекрасно думать о судьбе
Строка 74: Строка 170:
На десятки всяких мелочей.
На десятки всяких мелочей.


На тряпье, на пустенькие книжки,
На тряпьё, на пустенькие книжки,
На раздоры, где не прав никто,
На раздоры, где не прав никто,
На танцульки, выпивки, страстишки,
На танцульки, выпивки, страстишки,
Строка 81: Строка 177:
И неплохо б каждому из нас,
И неплохо б каждому из нас,
А ведь есть душа, наверно, в каждом,
А ведь есть душа, наверно, в каждом,
Вспомнить вдруг о чем-то очень важном,
Вспомнить вдруг о чём-то очень важном,
Самом нужном, может быть, сейчас.
Самом нужном, может быть, сейчас.


И, сметя все мелкое, пустое,
И, сметя всё мелкое, пустое,
Скинув скуку, черствость или лень,
Скинув скуку, чёрствость или лень,
Вспомнить вдруг о том, какой ценою
Вспомнить вдруг о том, какой ценою
Куплен был наш каждый мирный день!
Куплен был наш каждый мирный день!
Строка 100: Строка 196:
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Письмо с фронта''' <poem>
'''Письмо с фронта'''  
<spoiler>
<poem>
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Тебе посылаю сыновний привет,
Тебе посылаю сыновний привет,
Тебя вспоминаю, такую родную,
Тебя вспоминаю, такую родную,
Такую хорошую - слов даже нет!
Такую хорошую — слов даже нет!


Читаешь письмо ты, а видишь мальчишку,
Читаешь письмо ты, а видишь мальчишку,
Строка 118: Строка 216:


Мы были беспечными, глупыми были,
Мы были беспечными, глупыми были,
Мы все, что имели, не очень ценили,
Мы всё, что имели, не очень ценили,
А поняли, может, лишь тут, на войне:
А поняли, может, лишь тут, на войне:
Приятели, книжки, московские споры -
Приятели, книжки, московские споры
Все - сказка, все в дымке, как снежные горы...
Всё — сказка, всё в дымке, как снежные горы…
Пусть так, возвратимся - оценим вдвойне!
Пусть так, возвратимся — оценим вдвойне!


Сейчас передышка. Сойдясь у опушки,
Сейчас передышка. Сойдясь у опушки,
Застыли орудья, как стадо слонов,
Застыли орудья, как стадо слонов,
И где-то по-мирному в гуще лесов,
И где-то по-мирному в гуще лесов,
Как в детстве, мне слышится голос кукушки...
Как в детстве, мне слышится голос кукушки…


За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры -
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поешь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идешь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


И чем бы в пути мне война ни грозила,
И чем бы в пути мне война ни грозила,
Строка 144: Строка 242:
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
***
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
'''Не бывать тебе в живых...''' (1921)<poem>
<spoiler>
<poem>
Не бывать тебе в живых,
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Со снегу не встать.
Строка 159: Строка 260:
Русская земля.
Русская земля.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Победителям''' (1944)<poem>
'''Победителям''' (1944)
<spoiler>
<poem>
Сзади Нарвские были ворота,
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть...
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 171: Строка 274:
Внуки, братики, сыновья!
Внуки, братики, сыновья!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
***
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)<poem>
<spoiler>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 215: Строка 320:
Попала в друга моего…
Попала в друга моего…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
***
'''Глаза''' (1944—1957)
'''Глаза''' (1944-1957)<poem>
<spoiler>
<poem>
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Он привстал на колено, губы грызя.
Он привстал на колено, губы грызя.
И размазал по лицу не слёзы,
И размазал по лицу не слёзы,
А вытекшие глаза.  
А вытекшие глаза.


Стало страшно. Согнувшийся вполовину,
Стало страшно. Согнувшийся вполовину,
Строка 232: Строка 340:


Он в санбате кричал сестричке:
Он в санбате кричал сестричке:
— Больно! Хватит бинты крутить!..
— Больно! Хватит бинты крутить!.. —
Я ему, умирающему, по привычке
Я ему, умирающему, по привычке
Оставил докурить.
Оставил докурить.


А когда, увозя его, колёса заныли
А когда, увозя его, колёса заныли
Пронзительно, на все голоса,  
Пронзительно, на все голоса,
Я вдруг вспомнил впервые: у друга ведь были  
Я вдруг вспомнил впервые: у друга ведь были
Голубые глаза.
Голубые глаза.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
***
'''Братские могилы''' (1964)
'''Братские могилы''' (1964)<poem>
<spoiler>
<poem>
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
И вдовы на них не рыдают,
Строка 253: Строка 364:


Здесь раньше вставала земля на дыбы,
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче - гранитные плиты.
А нынче — гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы -
Здесь нет ни одной персональной судьбы
Все судьбы в единую слиты.
Все судьбы в единую слиты.


Строка 262: Строка 373:
Горящее сердце солдата.
Горящее сердце солдата.


У братских могил нет заплаканных вдов -
У братских могил нет заплаканных вдов
Сюда ходят люди покрепче.
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?..
Но разве от этого легче?..
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)<poem>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
Почему все не так? Вроде все как всегда:
<spoiler>
То же небо - опять голубое,
<poem>
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Только он не вернулся из боя.
Только он не вернулся из боя.
Строка 284: Строка 397:
А вчера не вернулся из боя.
А вчера не вернулся из боя.


То, что пусто теперь, - не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я - нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Нынче вырвалась, будто из плена, весна,
Нынче вырвалась, будто из плена, весна,
По ошибке окликнул его я:
По ошибке окликнул его я:
- Друг, оставь покурить! - А в ответ - тишина:
Друг, оставь покурить! — А в ответ — тишина:
Он вчера не вернулся из боя.
Он вчера не вернулся из боя.


Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие - как часовые.
Наши павшие — как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
Отражается небо в лесу, как в воде,
И деревья стоят голубые.
И деревья стоят голубые.
Строка 301: Строка 414:
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих.
Нам и время текло для обоих.
Все теперь одному. Только кажется мне,
Всё теперь одному. Только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
Это я не вернулся из боя.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Песня летчика''' (1968)<poem>
Их восемь - нас двое, - расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Сережа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.
 
Я этот небесный квадрат не покину -
Мне цифры сейчас не важны:
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит - и шансы равны.
 
Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он,
Надсадно завыли винты, -
Им даже не надо крестов на могилы -
Сойдут и на крыльях кресты!
 
Я - «Первый», я - «Первый», - они под тобою!
Я вышел им наперерез!
Сбей пламя, уйди в облака - я прикрою!
В бою не бывает чудес.
 
Сергей, ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надежность строп!
Нет, поздно - и мне вышел «мессер» навстречу, -
Прощай, я приму его в лоб!..
 
Я знаю - другие сведут с ними счеты, -
Но, по облакам скользя,
Взлетят наши души, как два самолета, -
Ведь им друг без друга нельзя.
 
Архангел нам скажет: «В раю будет туго!»
Но только ворота - щелк, -
Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом
В какой-нибудь ангельский полк!»
 
И я попрошу Бога, Духа и Сына, -
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою!
 
Мы крылья и стрелы попросим у Бога, -
Ведь нужен им ангел-ас, -
А если у них истребителей много -
Пусть примут в хранители нас!
 
Хранить - это дело почетное тоже, -
Удачу нести на крыле
Таким, как при жизни мы были с Сережей,
И в воздухе и на земле.
</poem>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
***
'''Журавли'''  
'''Журавли''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
С кровавых не пришедшие полей,
Строка 368: Строка 431:
А превратились в белых журавлей.
А превратились в белых журавлей.


Они до сей поры с времен тех дальних
Они до сей поры с времён тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Не потому ль так часто и печально
Строка 375: Строка 438:
Сегодня, предвечернею порою,
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Летят своим определённым строем,
Как по полям людьми они брели.
Как по полям людьми они брели.


Строка 383: Строка 446:
От века речь аварская сходна?
От века речь аварская сходна?


Летит, летит по небу клин усталый -
Летит, летит по небу клин усталый
Летит в тумане на исходе дня,
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый -
И в том строю есть промежуток малый
Быть может, это место для меня!
Быть может, это место для меня!


Строка 393: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
***
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон черный смерти не пророчил...''' (1944)<poem>
<spoiler>
Мне ворон черный смерти не пророчил,
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
И я упал в бою.
И я упал в бою.
Строка 412: Строка 478:
Швырнул в глаза кровавые круги,
Швырнул в глаза кровавые круги,
И как с меня угрюмые солдаты
И как с меня угрюмые солдаты
Неосторожно сняли сапоги...
Неосторожно сняли сапоги…
Но я друзей не оскорбил упреком.
Но я друзей не оскорбил упрёком.
Мне все равно. Мне не топтать дорог.
Мне всё равно. Мне не топтать дорог.
А им - вперед. А им в бою жестоком
А им — вперёд. А им в бою жестоком
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
***
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Без страха — в свинцовый дождь.
Без страха — в свинцовый дождь.
Вас Георгий ведёт святой —
Вас Георгий ведёт святой —
Крылатый и мудрый вождь.
Крылатый и мудрый вождь.
Строка 442: Строка 511:
Громо́вый голос побед.
Громо́вый голос побед.
Зрачками тускнеющих глаз
Зрачками тускнеющих глаз
Блеснёт немеркнущий свет!  
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
***
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
А вестей от сына нет и нет.
А вестей от сына нет и нет.
Строка 460: Строка 566:
Кроме мёртвых, что в земле лежат.
Кроме мёртвых, что в земле лежат.
Сколько их в то дальнее село
Сколько их в то дальнее село
Мальчиков безусых не пришло...
Мальчиков безусых не пришло…


Раз в село прислали по весне
Раз в село прислали по весне
Строка 469: Строка 575:
Перед горькой памятью людской
Перед горькой памятью людской
Разливалась ненависть рекой.
Разливалась ненависть рекой.
Трудно это было вспоминать...
Трудно это было вспоминать…
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг,
Мать узнала сына в тот же миг,
И пронесся материнский крик:
И пронёсся материнский крик:


«Алексей, Алешенька, сынок!»,
«Алексей, Алёшенька, сынок!»,
Словно сын её услышать мог.
Словно сын её услышать мог.


Он рванулся из траншеи в бой.
Он рванулся из траншеи в бой.
Встала мать прикрыть его собой,
Встала мать прикрыть его собой,
Все боялась, вдруг он упадёт,
Всё боялась, вдруг он упадёт,
Но сквозь годы мчался сын вперёд.
Но сквозь годы мчался сын вперёд.


«Алексей!» – кричали земляки,
«Алексей!» — кричали земляки,
«Алексей!» – просили, «Добеги!»
«Алексей!» — просили, — «Добеги!»
...Кадр сменился. Сын остался жить.
…Кадр сменился. Сын остался жить.
Просит мать о сыне повторить.
Просит мать о сыне повторить.


Строка 490: Строка 596:
Жив-здоров, не ранен, не убит.
Жив-здоров, не ранен, не убит.


«Алексей, Алешенька, сынок»,
«Алексей, Алёшенька, сынок»,
Словно сын её услышать мог...
Словно сын её услышать мог…


Дома всё ей чудилось кино,
Дома всё ей чудилось кино,
Все ждала – вот-вот сейчас в окно
Всё ждала — вот-вот сейчас в окно
Посреди тревожной тишины
Посреди тревожной тишины
Постучится сын её с войны.  
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
***
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я только раз видала рукопашный...''' (1943)<poem>
<spoiler>
<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России...''' <poem>
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
<spoiler>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью —
Весёлое презрение к тряпью —
Как норковую шубку, я носила
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Шинельку обгоревшую свою.


Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись — не беда!
Пусть сапоги протёрлись — не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда...
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)<poem>
'''Зинка''' (1944)
<spoiler>
<poem>


         ''Памяти однополчанки —''
         ''Памяти однополчанки —''
Строка 531: Строка 644:


Мы легли у разбитой ели.
Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Ждём, когда же начнёт светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
Под шинелью вдвоём теплее
На продрогшей, гнилой земле.
На продрогшей, гнилой земле.


— Знаешь, Юлька, я — против грусти,
— Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Дома, в яблочном захолустье,
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
Мама, мамка моя живёт.
У тебя есть друзья, любимый,
У тебя есть друзья, любимый,
У меня - лишь она одна.
У меня — лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
Пахнет в хате квашнёй и дымом,
За порогом бурлит весна.
За порогом бурлит весна.


Старой кажется: каждый кустик
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет...
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я - против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: "Выступать вперед!"
Вдруг приказ: «Выступать вперёд!»
Снова рядом, в сырой шинели
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
Светлокосый солдат идёт.


   2
   2


С каждым днем становилось горше.
С каждым днём становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
Шли без митингов и знамён.
В окруженье попал под Оршей
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Наш потрёпанный батальон.


Зинка нас повела в атаку.
Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
Мы пробились по чёрной ржи,
По воронкам и буеракам
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.
Через смертные рубежи.


Мы не ждали посмертной славы.-
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
Мы хотели со славой жить.
...Почему же в бинтах кровавых
…Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Светлокосый солдат лежит?


Ее тело своей шинелью
Её тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав...
Укрывала я, зубы сжав…
Белорусские ветры пели
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.
О рязанских глухих садах.
Строка 579: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
У неё ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
Пахнет в хате квашнёй и дымом,
За порогом стоит весна.
За порогом стоит весна.


И старушка в цветастом платье
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
У иконы свечу зажгла.
...Я не знаю, как написать ей,
…Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 602: Строка 717:
И откуда взялось столько силы
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..
Даже в самых слабейших из нас?..
Что гадать!-- Был и есть у России
Что гадать! Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Бинты''' <poem>
'''Бинты''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна приросшие бинты
А я должна приросшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем - так учили нас.
Одним движеньем — так учили нас.
Одним движеньем - только в этом жалость...
Одним движеньем — только в этом жалость…
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
Я на движенье это не решалась.
Строка 618: Строка 735:
Стараясь отмочить его без боли.
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: "Горе мне с тобою!
И повторяла: «Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться - беда.
Так с каждым церемониться — беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки".
Да и ему лишь прибавляешь муки».
Но раненые метили всегда
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.
Попасть в мои медлительные руки.
Строка 626: Строка 743:
Не надо рвать приросшие бинты,
Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты...
Я это поняла, поймёшь и ты…
Как жалко, что науке доброты
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 641: Строка 760:
Должна.
Должна.
Ты должна.
Ты должна.
Хоть вернешься едва ли,
Хоть вернёшься едва ли,
Хоть "Не смей!"
Хоть «Не смей!»
Повторяет комбат.
Повторяет комбат.
Даже танки
Даже танки
(Они же из стали!)
(Они же из стали!)
В трех шагах от окопа
В трёх шагах от окопа
Горят.
Горят.
Ты должна.
Ты должна.
Строка 652: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
"Сестрица!"
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит...
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Ветер, листву листая,
Осень приносит с гор.
 
Я в бухте уединённой,
С прошлым наедине.
Проржавленные патроны
Волны выносят мне.
 
Ввысь, на крутые дали,
Смотрю я из-под руки —
Давно ли здесь отступали
Русские моряки?
 
От самого Карадага
Они отползали вниз.
Отчаяние с отвагой
В узел морской сплелись.
 
Они отступали с боем
И раненых волокли.
А море их голубое
Вздыхало внизу, вдали.
 
И верили свято парни:
За ними с Большой земли
Послала родная армия
На выручку корабли.
 
Хрипел командир: — Братишки!
Давайте-ка задний ход.
Я вижу в тумане вспышки —
То наша эскадра бьёт.


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко,_Евгений_Александрович|род. 1932]]) ==
А в море эскадры этой
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
Не было и следа —
***
За Севастополем где-то
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)<poem>
Наши дрались суда…
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берез и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под березами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


Не только за свою страну
Вздыхали пустынные волны…
солдаты гибли в ту войну,
Да, может быть, лишь в бою
а чтобы люди всей земли
Мы меряем мерой полной
спокойно видеть сны могли.
Великую веру свою.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Да, мы умеем воевать,
Великую веру в отчизну,
но не хотим, чтобы опять
В поддержку родной земли.
солдаты падали в бою
У нас отнимали жизни,
на землю грустную свою.
Но веру отнять не могли!
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
'''Соловьи''' (1942)
<spoiler>
<poem>
О мёртвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И всё-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Не говорим. Не поднимая глаз,  
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
В сырой земле выкапываем яму.  
***
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
'''На фотографии в газете...''' <poem>
Остался только пепел, да упрямо
На фотографии в газете
 
нечетко изображены
Обветренные скулы сведены.
бойцы, еще почти что дети,
Триста пятидесятый день войны.
герои мировой войны.
 
Они снимались перед боем —
Ещё рассвет по листьям не дрожал,  
в обнимку, четверо у рва.
И для острастки били пулемёты…
И было небо голубое,
Вот это место. Здесь он умирал —
была зеленая трава.
Товарищ мой из пулемётной роты.


Никто не знает их фамилий,
Тут бесполезно было звать врачей,  
о них ни песен нет, ни книг.
Не дотянул бы он и до рассвета.  
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Он не нуждался в помощи ничьей.  
и чей-то первый ученик.
Он умирал. И, понимая это,
Они легли на поле боя, —
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зеленая трава.


Забыть тот горький год неблизкий
Смотрел на нас и молча ждал конца,  
мы никогда бы не смогли.
И как-то улыбался неумело.  
По всей России обелиски,
Загар сначала отошёл с лица,  
как души, рвутся из земли.
Потом оно, темнея, каменело.
...Они прикрыли жизнь собою,
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зеленая трава.
</poem>
<br clear=all>


== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
Запри все чувства сразу на защёлку.  
***
Вот тут и появился соловей,  
'''Два друга''' (1943) <poem>
Несмело и томительно защёлкал.
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренек был калужский,
Другой паренек - костромской.


Они точно братья сроднились,
Потом сильней, входя в горячий пыл,  
Делили и хлеб и табак,
Как будто сразу вырвавшись из плена,  
И рядом их ленточки вились
Как будто сразу обо всём забыл,
В огне непрерывных атак.
Высвистывая тонкие колена.


В штыки ударяли два друга,-
Мир раскрывался. Набухал росой.
И смерть отступала сама!
Как будто бы ещё едва означась,  
- А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Здесь рядом с нами возникал другой
- Ходи веселей, Кострома!
В каком-то новом сочетанье качеств.


Но вот под осколком снаряда
Как время, по траншеям тёк песок.
Упал паренек костромской...
К воде тянулись корни у обрыва,
- Со мною возиться не надо...-
И ландыш, приподнявшись на носок,
Он другу промолвил с тоской.-
Заглядывал в воронку от разрыва.


Я знаю, что больше не встану,-
Ещё минута — задымит сирень
В глазах беспросветная тьма...
Клубами фиолетового дыма.  
- О смерти задумал ты рано!
Она пришла обескуражить день.  
Ходи веселей, Кострома!
Она везде. Она непроходима.


И бережно поднял он друга,
Ещё мгновенье — перекосит рот
Но сам застонал и упал.
От сердце раздирающего крика.  
- А ну-ка... дай жизни, Калуга!
Но успокойся, посмотри: цветёт,  
Товарищ чуть слышно сказал.
Цветёт на минном поле земляника!


Теряя сознанье от боли,
Лесная яблонь осыпает цвет,  
Себя подбодряли дружки,
Пропитан воздух ландышем и мятой…
И тихо по снежному полю
А соловей свистит. Ему в ответ
К своим доползли моряки.
Ещё — второй, ещё — четвёртый, пятый.


Умолкла свинцовая вьюга,
Звенят стрижи. Малиновки поют.  
Пропала смертельная тьма...
И где-то возле, где-то рядом, рядом
- А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Раскидан настороженный уют
- Ходи веселей, Кострома!
Тяжёлым громыхающим снарядом.
</poem>
<br clear=all>


== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
А мир гремит на сотни верст окрест,  
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
Как будто смерти не бывало места,  
***
Шумит неумолкающий оркестр,  
'''Бородино''' (1837)<poem>
И нет преград для этого оркестра.
- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


- Да, были люди в наше время,
Весь этот лес листом и корнем каждым,  
Не то, что нынешнее племя:
Ни капли не сочувствуя беде,  
      Богатыри - не вы!
С невероятной, яростною жаждой
Плохая им досталась доля:
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Мы долго молча отступали,
Да, это жизнь. Её живые звенья,  
Досадно было, боя ждали,
Её крутой, бурлящий водоём.
      Ворчали старики:
Мы, кажется, забыли на мгновенье
"Что ж мы? на зимние квартиры?
О друге умирающем своём.
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?"


И вот нашли большое поле:
Горячий луч последнего рассвета
Есть разгуляться где на воле!
Едва коснулся острого лица.
      Построили редут.
Он умирал. И, понимая это,
У наших ушки на макушке!
Смотрел на нас и молча ждал конца.
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки -
      Французы тут как тут.


Забил заряд я в пушку туго
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
И думал: угощу я друга!
Когда он, руки разбросав свои,  
      Постой-ка, брат мусью!
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
У нас сегодня пели соловьи».
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Два дня мы были в перестрелке.
И сразу канул в омут тишины
Что толку в этакой безделке?
Триста пятидесятый день войны.
      Мы ждали третий день.
 
Повсюду стали слышны речи:
Он не дожил, не долюбил, не допил,
"Пора добраться до картечи!"
Не доучился, книг не дочитал.
И вот на поле грозной сечи
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
      Ночная пала тень.
Как он о Поле, о тебе мечтал.


Прилег вздремнуть я у лафета,
И, может быть, в песке, в размытой глине,  
И слышно было до рассвета,
Захлёбываясь в собственной крови,  
      Как ликовал француз.
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
Но тих был наш бивак открытый:
У нас сегодня пели соловьи».
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


И только небо засветилось,
И полетит письмо из этих мест
Все шумно вдруг зашевелилось,
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
      Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражен булатом,
      Он спит в земле сырой.


И молвил он, сверкнув очами:
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,  
"Ребята! не Москва ль за нами?
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
      Умремте же под Москвой,
У той поджигородовской берёзы
Как наши братья умирали!"
Ты всмотришься в зелёный водоём.
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Пусть даже так. Потом родятся дети
Французы двинулись, как тучи,
Для подвигов, для песен, для любви.
      И всё на наш редут.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Уланы с пестрыми значками,
Томительные наши соловьи.
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Вам не видать таких сражений!..
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
Носились знамена, как тени,
И облака потянутся гуртом.
      В дыму огонь блестел,
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
Звучал булат, картечь визжала,
О мёртвых мы поговорим потом.
Рука бойцов колоть устала,
</poem>
И ядрам пролетать мешала
</spoiler>
      Гора кровавых тел.
'''Солдатская песня''' (1954)
<spoiler>
<poem>
Путь далёк у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди!  
Вьётся знамя полковое,
Командиры впереди.  
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.  
    Прощай! Труба зовёт,  
    Солдаты — в поход!
 
Каждый воин, парень бравый,  
Смотрит соколом в строю.
Породнились мы со славой,  
Славу добыли в бою.
 
Пусть враги запомнят это:
Не грозим, а говорим.
Мы прошли с тобой полсвета.
Если надо — повторим.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,  
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты — в поход!
</poem>
</spoiler>
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Гремят над землею раскаты.
Идёт за раскатом раскат.
Лежат под землею солдаты.
И нет безымянных солдат.


Изведал враг в тот день немало,
Солдаты в окопах шалели
Что значит русский бой удалый,
И падали в смертном бою,
      Наш рукопашный бой!..
Но жизни своей не жалели
Земля тряслась - как наши груди,
За горькую землю свою.
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой...


Вот смерклось. Были все готовы
В родимую землю зарыты,
Заутра бой затеять новый
Там самые храбрые спят.
      И до конца стоять...
Глаза их Победой закрыты,
Вот затрещали барабаны -
Их подвиг прекрасен и свят.
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Да, были люди в наше время,
Зарница вечерняя меркнет.
Могучее, лихое племя:
В казарме стоит тишина.
      Богатыри - не вы.
Солдат по вечерней поверке
Плохая им досталась доля:
В лицо узнаёт старшина.
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
***
'''Поле Бородина''' (1830-1831)<poem>


                      1
У каждого личное имя,
Какое с рожденья дают.
Равняясь незримо с живыми,
Погибшие рядом встают.


Всю ночь у пушек пролежали
Одна у нас в жизни Присяга,
Мы без палаток, без огней,
И Родина тоже одна.
Штыки вострили да шептали
Солдатского сердца отвага
Молитву родины своей.
И верность любви отдана.
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
"Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы".
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


                      2
Летят из далёкого края,
Как ласточки, письма любви.
Ты вспомни меня, дорогая,
Ты имя мое назови.


Пробили зорю барабаны,
Играют горнисты тревогу.
Восток туманный побелел,
Тревогу горнисты трубят.
И от врагов удар нежданый
Уходят солдаты в дорогу.
На батарею прилетел.
И нет безымянных солдат.
И вождь сказал перед полками:
</poem>
"Ребята, не Москва ль за нами?
</spoiler>
        Умремте ж под Москвой,
<br clear=all>
Как наши братья умирали"
[[#вернуться к содержанию||^|]]
И мы погибнуть обещали,
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
И клятву верности сдержали
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
        Мы в бородинский бой.
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
<poem>
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берёз и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


                      3
Не только за свою страну
солдаты гибли в ту войну,
а чтобы люди всей земли
спокойно видеть сны могли.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Что Чесма, Римник и Полтава?
Да, мы умеем воевать,
Я вспомня леденею весь,
но не хотим, чтобы опять
Там души волновала слава,
солдаты падали в бою
Отчаяние было здесь.
на землю грустную свою.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Спросите вы у матерей,
Гром грянул, завизжали пули,
спросите у жены моей,
        Перекрестился я.
и вы тогда понять должны,
Мои пал товарищ, кровь лилася,
хотят ли русские войны.
Душа от мщения тряслася,
</poem>
И пуля смерти понеслася
</spoiler>
        Из моего ружья.
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


                      4
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
'''Война''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Марш, марш! пошли вперед, и боле
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Уж я не помню ничего.
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
Шесть раз мы уступали поле
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
Врагу и брали у него.
<spoiler>
Носились знамена как тени,
<poem>
Я спорил о могильной сени,
На фотографии в газете
        В дыму огонь блестел.
нечётко изображены
На пушки конница летала,
бойцы, ещё почти что дети,
Рука бойцов колоть устала,
герои мировой войны.
И ядрам пролетать мешала
Они снимались перед боем —
        Гора кровавых тел.
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


                      5
Никто не знает их фамилий,
 
о них ни песен нет, ни книг.
Живые с мертвыми сравнялись.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
И ночь холодная пришла,
и чей-то первый ученик.
И тех, которые остались,
Они легли на поле боя,
Густою тьмою развела.
жить начинавшие едва.
И батареи замолчали,
И было небо голубое,
И барабаны застучали,
была зелёная трава.
        Противник отступил:
Но день достался нам дороже! -
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


                      6
Забыть тот горький год неблизкий
мы никогда бы не смогли.
По всей России обелиски,
как души, рвутся из земли.
…Они прикрыли жизнь собою, —
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И крепко, крепко наши спали
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Отчизны в роковую ночь.
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
Мои товарищи, вы пали!
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
Но этим не могли помочь. -
<spoiler>
Однако же в преданьях славы
<poem>
Все громче Римника, Полтавы
Вставай, страна огромная,
        Гремит Бородино.
Вставай на смертный бой
Скорей обманет глас пророчий,
С фашистской силой тёмною,
Скорей небес погаснут очи,
С проклятою ордой!
Чем в памяти сынов полночи
 
        Изгладится оно.
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Как два различных полюса
Во всём враждебны мы, —
За свет и мир мы боремся,
Они — за царство тьмы.
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Не смеют крылья чёрные
Над родиной летать.
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой.
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''Два друга''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Они точно братья сроднились,
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Делили и хлеб и табак,
***
И рядом их ленточки вились
'''Внимая ужасам войны...''' (1855 или 1856) <poem>
В огне непрерывных атак.
Внимая ужасам войны,
 
При каждой новой жертве боя
В штыки ударяли два друга,
Мне жаль не друга, не жены,
И смерть отступала сама!
Мне жаль не самого героя…
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Увы! утешится жена,
— Ходи веселей, Кострома!
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Но вот под осколком снаряда
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
Упал паренёк костромской…
***
— Со мною возиться не надо,
'''Ах война, что ж ты сделала подлая...''' (1958)<poem>
Он другу промолвил с тоской.
Ах война, что ж ты сделала подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
Я знаю, что больше не встану, —
И ушли за солдатом - солдат...
В глазах беспросветная тьма…
До свидания мальчики! Мальчики,
— О смерти задумал ты рано!
Постарайтесь вернуться назад
Ходи веселей, Кострома!


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
И бережно поднял он друга,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Но сам застонал и упал.
И себя не щадите вы, и все-таки
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Постарайтесь вернуться назад.
Товарищ чуть слышно сказал.


Ах война что ж ты подлая сделала:
Теряя сознанье от боли,
Вместо свадеб - разлуки и дым.
Себя подбодряли дружки,
Наши девочки платьица белые
И тихо по снежному полю
Раздарили сестренкам своим.
К своим доползли моряки.


Сапоги - ну куда от них денешься?
Умолкла свинцовая вьюга,
Да зеленые крылья погон...
Пропала смертельная тьма…
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Мы сведем с ними счеты потом.
— Ходи веселей, Кострома!
 
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идете войной наугад...
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
***
'''Бородино''' (1837)
'''Смерть сапера''' (1943)<poem>
<spoiler>
Мы время по часам заметили
<poem>
И кверху поползли по склону.
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
Москва, спалённая пожаром,
У края вражьей обороны.
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


Вот там она, и там, и тут она
— Да, были люди в наше время,
Везде, везде, до самой кручи.
Не то, что нынешнее племя:
Как паутиною опутана
      Богатыри — не вы!
Вся проволкою колючей.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Он наших мыслей не подслушивал
Мы долго молча отступали,
И не заглядывал нам в душу.
Досадно было, боя ждали,
Он из конюшни вниз обрушивал
      Ворчали старики:
Свой бешеный огонь по зуше.
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»


Прожекторы, как ножки циркуля,
И вот нашли большое поле:
Лучом вонзались в коновязи.
Есть разгуляться где на воле!
Прямые поподанья фыркали
      Построили редут.
Фонтанами земли и грязи.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


Но чем обстрел дымил багровее,
Забил заряд я в пушку туго
Тем равнодушнее к осколкам,
И думал: угощу я друга!
В спокойсти и хладнокровии
      Постой-ка, брат мусью!
Работали мы тихомолком.
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Со мною были люди смелые.
Два дня мы были в перестрелке.
Я знал, что в проволочной чаще
Что толку в этакой безделке?
Проходы нужные проделаю
      Мы ждали третий день.
Для битвы завтра предстоящей.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Вдруг одного сапера ранило.
Прилёг вздремнуть я у лафета,
Он отползал от вражьих линий,
И слышно было до рассвета,
Привстал, и дух от боли заняло,
      Как ликовал француз.
И он упал в густой полыни.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


Он приходил в себя урывками,
И только небо засветилось,
Осматривался на пригорке
Всё шумно вдруг зашевелилось,
И щупал место под нашивками
      Сверкнул за строем строй.
На почерневшей гимнастерке.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


И думал: глупость, оцарапали,
И молвил он, сверкнув очами:
И он отвалит от казани,
«Ребята! не Москва ль за нами?
К жене и детям вверх к сарапулю,
      Умрёмте же под Москвой,
И вновь и вновь терял сознанье.
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Все в жизни может быть издержано,
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Изведаны все положенья,
Французы двинулись, как тучи,
Следы любви самоотверженной
      И всё на наш редут.
Не подлежат уничтоженью.
Уланы с пёстрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Хоть землю грыз от боли раненый,
Вам не видать таких сражений!..
Но стонами не выдал братьев,
Носились знамёна, как тени,
Врожденной стойкости крестьянина
      В дыму огонь блестел,
И в обмороке не утратив.
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Его живым успели вынести.
Изведал враг в тот день немало,
Час продышал он через силу.
Что значит русский бой удалый,
Хотя за речкой почва глинистей,
      Наш рукопашный бой!..
Там вырыли ему могилу.
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Когда, убитые потерею,
Вот смерклось. Были все готовы
К нему сошлись мы на прощанье,
Заутра бой затеять новый
Заговорила артиллерия
      И до конца стоять…
В две тысячи своих гортаней.
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


В часах задвигались колесики.
Да, были люди в наше время,
Проснулись рычаги и шкивы.
Могучее, лихое племя:
К проделанной покойным просеке
      Богатыри — не вы.
Шагнула армия прорыва.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
</spoiler>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
<spoiler>
<poem>


Сраженье хлынуло в пробоину
                      1
И выкатилось на равнину,
Как входит море в край застроенный,
С разбега проломив плотину.


Пехота шла вперед маршрутами,
Всю ночь у пушек пролежали
Как их располагал умерший.
Мы без палаток, без огней,
Поздней немногими минутами
Штыки вострили да шептали
Противник дрогнул у завершья.
Молитву родины своей.
 
Шумела буря до рассвета;
Он оставлял снарядов штабели,
Я, голову подняв с лафета,
Котлы дымящегося супа,
        Товарищу сказал:
Все, что обозные награбили,
«Брат, слушай песню непогоды:
Палатки, ящики и трупы.
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.
 
                      2


Потом дорогою завещанной
Пробили зорю барабаны,
Прошло с победами все войско.
Восток туманный побелел,
Края расширившейся трещины
И от врагов удар нежданый
У криворожья и пропойска.
На батарею прилетел.
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


Мы оттого теперь у гомеля,
                      3
Что на поляне в полнолунье
Своей души не экономили
B пластунском деле накануне.


Жить и сгорать у всех в обычае,
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Я вспомня леденею весь,
Когда ей к свету и величию
Там души волновала слава,
Своею жертвой путь прочертишь.
Отчаяние было здесь.
</poem>
Безмолвно мы ряды сомкнули,
***
Гром грянул, завизжали пули,
'''Смелость''' (1941)<poem>
        Перекрестился я.
Безыменные герои
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Осажденных городов,
Душа от мщения тряслася,
Я вас в сердце сердца скрою,
И пуля смерти понеслася
Ваша доблесть выше слов.
        Из моего ружья.


В круглосуточном обстреле,
                      4
Слыша смерти перекат,
Вы векам в глаза смотрели
С пригородных баррикад.


Вы ложились на дороге
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
И у взрытой колеи
Уж я не помню ничего.
Спрашивали о подмоге
Шесть раз мы уступали поле
И не слышно ль, где свои.
Врагу и брали у него.
 
Носились знамёна как тени,
А потом, жуя краюху,
Я спорил о могильной сени,
По истерзанным полям
        В дыму огонь блестел.
Шли вы, не теряя духа,
На пушки конница летала,
К обгорелым флигелям.
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


Вы брались рукой умелой
                      5
Не для лести и хвалы,
А с холодным знаньем дела
За ружейные стволы.


И не только жажда мщенья,
Живые с мёртвыми сравнялись.
Но спокойный глаз стрелка,
И ночь холодная пришла,
Как картонные мишени,
И тех, которые остались,
Пробивал врагу бока.
Густою тьмою развела.
И батареи замолчали,
И барабаны застучали,
        Противник отступил:
Но день достался нам дороже! —
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


Между тем слепое что-то,
                      6
Опьяняя и кружа,
Увлекало вас к пролету
Из глухого блиндажа.


Там в неистовстве наитья
И крепко, крепко наши спали
Пела буря с двух сторон.
Отчизны в роковую ночь.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Мои товарищи, вы пали!
Ты от пуль заворожен.
Но этим не могли помочь. —
Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И тогда, чужие миру,
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Не причислены к живым,
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
Вы являлись к командиру
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
С предложеньем боевым.
<spoiler>
<poem>
Во вражьем стане цели он разведал,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Читал статью про скорую победу,
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Мы с друга окровавленного сняли
Осколком просверлённый партбилет,
Бумажник, серебристые медали.
А лейтенанту было двадцать лет…
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплёскивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Вам казалось все пустое!
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
Лучше, выиграв, уйти,
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
Чем бесславно сгнить в застое
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
Или скиснуть взаперти.
<spoiler>
<poem>
Ты каждый раз, ложась в постель,
Смотри во тьму окна
И помни, что метёт метель
И что идёт война.
</poem>
</spoiler>


Так рождался победитель:
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
Вас над пропастью голов
<spoiler>
Подвиг уносил в обитель
<poem>
Громовержцев и орлов.
И вот Победа. Столько дней —
</poem>
В промозглой сырости похода,
***
В горячих мастерских завода,
'''Победитель''' (1944)<poem>
В боях — мы думали о ней!
Вы помните еще ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и перли
И осень шагом испытаний шла?


Но правота была такой оградой,
В ней всё, что дорого и свято, —
Которой уступал любой доспех.
Судьба народа, честь страны,
Все воплотила участь Ленинграда.
В ней участь сына, память брата,
Стеной стоял он на глазах у всех.
Любовь невесты и жены.


И вот пришло заветное мгновенье:
Под орудийные раскаты
Он разорвал осадное кольцо.
Москва ликует в этот час,
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Как будто затемненье снято
B восторге смотрит на его лицо.
С открытых лиц, счастливых глаз.
 
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Как входит в цепь легенд его звено!
Все, что возможно на земле и небе,
Им вынесено и совершено.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
***
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
'''Война''' (1821)<poem>
<spoiler>
Война! Подъяты наконец,
<poem>
Шумят знамена бранной чести!
Внимая ужасам войны,
Увижу кровь, увижу праздник мести;
При каждой новой жертве боя
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
Мне жаль не друга, не жены,
И сколько сильных впечатлений
Мне жаль не самого героя…
Для жаждущей души моей!
Увы! утешится жена,
Стремленье бурных ополчений,
И друга лучший друг забудет;
Тревоги стана, звук мечей,
Но где-то есть душа одна
И в роковом огне сражений
Она до гроба помнить будет!
Паденье ратных и вождей!
Средь лицемерных наших дел
Предметы гордых песнопений
И всякой пошлости и прозы
Разбудят мой уснувший гений!
Одни я в мире подсмотрел
Все ново будет мне: простая сень шатра,
Святые, искренние слёзы —
Огни врагов, их чуждое взыванье,
То слёзы бедных матерей!
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
Им не забыть своих детей,
И смерти грозной ожиданье.
Погибших на кровавой ниве,
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Как не поднять плакучей иве
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Своих поникнувших ветвей…
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Кончину ль темную судил мне жребий боев?
И все умрет со мной: надежды юных дней,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Воспоминание и брата и друзей,
И мыслей творческих напрасное волненье,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела...
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая еще не закипела?
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей...''' (1820)<poem>
<br clear=all>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
[[#вернуться к содержанию||^|]]
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жен лобзаний не достоин.</poem>
***
'''Анчар''' (1828) <poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Природа жаждущих степей
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Его в день гнева породила
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
И зелень мёртвую ветвей
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
И корни ядом напоила.
<spoiler>
<poem>
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,
 
На пороге едва помаячили
И ушли за солдатом — солдат…
До свидания мальчики! Мальчики,
Постарайтесь вернуться назад


Яд каплет сквозь его кору,
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
К полудню растопясь от зною,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
И застывает ввечеру
И себя не щадите вы, и всё-таки
Густой прозрачною смолою.
Постарайтесь вернуться назад.


К нему и птица не летит
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
И тигр нейдет — лишь вихорь чёрный
Вместо свадеб — разлуки и дым.
На древо смерти набежит
Наши девочки платьица белые
И мчится прочь, уже тлетворный.
Раздарили сестрёнкам своим.


И если туча оросит,
Сапоги — ну куда от них денешься?
Блуждая, лист его дремучий,
Да зелёные крылья погон…
С его ветвей, уж ядовит,
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
Стекает дождь в песок горючий.
Мы сведём с ними счёты потом.


Но человека человек
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Послал к анчару властным взглядом:
Что идёте войной наугад…
И тот послушно в путь потек
До свидания, девочки! Девочки,
И к утру возвратился с ядом.
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Принёс он смертную смолу
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
Да ветвь с увядшими листами,
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
И пот по бледному челу
'''Волжская баллада''' (1945)
Струился хладными ручьями;
<spoiler>
<poem>
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Третий год ей земля горяча —
С той поры как солдатской дорогой войны
Муж ушёл, сапогами стуча.
На четвёртом году прибывает пакет.
Почерк в нём незнаком и суров:
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Председатель даёт подорожную ей.
То надеждой, то горем полна,
На другую солдатку оставив детей,
Едет в город Саратов она.
А Саратов велик. От дверей до дверей
Как найти в нём родные следы?
Много раненых братьев, отцов и мужей
На покое у волжской воды.
Наконец её доктор ведёт в тишине
По тропинкам больничных ковров.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
Нерастраченной нежности женской полна,
И калеку Наталья ждала,
Но того, что увидела, даже она
Ни понять, ни узнать не могла.
Он хозяином был её дум и тревог,
Запевалой, лихим кузнецом.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
С перекошенным, серым лицом?
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
Повалившись в кровать головой,
В голос вдруг закричала, завыла она:
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Лишь в глазах у него два горячих луча.
Что он скажет — безрукий, немой!
И сурово Наталья глядит на врача:
— Собирайте, он едет домой.
Не узнать тебе друга былого, жена, —
Пусть как память живёт он в дому.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
Все втроём поклонитесь ему!
Причитали соседки над женской судьбой,
Горевал её горем колхоз.
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
И никто не видал её слёз…
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
Только вдруг, словно годы назад,
Под окном раздаются мужские шаги,
Сапоги по ступенькам стучат.
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Как, склонившись в дверях головой,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
С перевязанной правой рукой.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Замечает чужие глаза в тишине
И другого на месте своём.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Но, как был он, в дорожной пыли,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Поклонился жене до земли.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>
</spoiler>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
<spoiler>
<poem>
Когда командир, чтоб сдержать врага,
На смерть позвал смельчаков,
Первым из строя на два шага
Вышел Сергей Кусков.
Последний танк в дыму вороном
От его руки запылал,
И, выполнив долг,
Под вражьим огнём
На землю Кусков упал.
Посмертно «Героем» его нарекли.
Но когда спустилась мгла,
Женщина
                в пепле родной земли
Живым его нашла.
От вражьего взгляда укрыла его
Густою лесною тьмой.
Прохладой летом лечила его,
Теплом лечила зимой.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Она зашептала:
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


Принёс — и ослабел и лёг
Его ловили в густом бору
Под сводом шалаша на лыки,
Два отборных полка.
И умер бедный раб у ног
Его повесили на миру
Непобедимого владыки.
На площади городка.
 
Палач, довольный, спешит на ночлег.
А князь тем ядом напитал
Но граната летит из кустов.
Свои послушливые стрелы
Смеётся поднявшийся человек:
И с ними гибель разослал
«Я — Сергей Кусков».
К соседам в чуждые пределы.
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
***
'''Смерть сапёра''' (1943)
'''На Земле безжалостно маленькой...''' (1969)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|QJzun_Vj6uc|200|right|«На земле безжалостно маленькой...», читает Ksenija Kurs}}
<poem>
<poem>
На Земле
Мы время по часам заметили
    безжалостно маленькой
И кверху поползли по склону.
жил да был человек маленький.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У него была служба маленькая.
У края вражьей обороны.
И маленький очень портфель.
 
Получал он зарплату маленькую...
Вот там она, и там, и тут она
И однажды —
Везде, везде, до самой кручи.
прекрасным утром —
Как паутиною опутана
постучалась к нему в окошко
Вся проволкою колючей.
небольшая,
казалось,
война...
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


...А когда он упал —
Он наших мыслей не подслушивал
              некрасиво, неправильно,
И не заглядывал нам в душу.
в атакующем крике вывернув рот,
Он из конюшни вниз обрушивал
то на всей земле
Свой бешеный огонь по Зуше.
            не хватило мрамора,
 
чтобы вырубить парня
Прожекторы, как ножки циркуля,
в полный рост!
Лучом вонзались в коновязи.
</poem>
Прямые попаданья фыркали
***
Фонтанами земли и грязи.
'''Баллада о красках''' (1972)<poem>
 
Был он рыжим,
Но чем обстрел дымил багровее,
как из рыжиков рагу.
Тем равнодушнее к осколкам,
Рыжим,
В спокойствии и хладнокровии
словно апельсины на снегу.
Работали мы тихомолком.
Мать шутила,
 
мать веселою была:
Со мною были люди смелые.
«Я от солнышка сыночка родила…»
Я знал, что в проволочной чаще
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Проходы нужные проделаю
Чёрным,
Для битвы завтра предстоящей.
будто обгоревшее смолье.
 
Хохотала над расспросами она,
Вдруг одного сапёра ранило.
говорила:
Он отползал от вражьих линий,
«Слишком ночь была черна!..»
Привстал, и дух от боли заняло,
В сорок первом,
И он упал в густой полыни.
в сорок памятном году
 
прокричали репродукторы беду.
Он приходил в себя урывками,
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
Осматривался на пригорке
поклонились маме в пояс.
И щупал место под нашивками
И ушли.
На почерневшей гимнастёрке.
Довелось в бою почуять молодым
 
рыжий бешеный огонь
И думал: глупость, оцарапали,
и черный дым,
И он отвалит от Казани,
злую зелень застоявшихся полей,
К жене и детям вверх к Сарапулю,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
И вновь и вновь терял сознанье.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
 
воевали до победы.
Всё в жизни может быть издержано,
Мать ждала.
Изведаны все положенья,
Не гневила,
Следы любви самоотверженной
не кляла она судьбу.
Не подлежат уничтоженью.
Похоронка
 
обошла её избу.
Хоть землю грыз от боли раненый,
Повезло ей.
Но стонами не выдал братьев,
Привалило счастье вдруг.
Врождённой стойкости крестьянина
Повезло одной на три села вокруг.
И в обмороке не утратив.
Повезло ей.
 
Повезло ей!
Его живым успели вынести.
Повезло!—
Час продышал он через силу.
Оба сына
Хотя за речкой почва глинистей,
воротилися в село.
Там вырыли ему могилу.
Оба сына.
 
Оба-двое.
Когда, убитые потерею,
Плоть и стать.
К нему сошлись мы на прощанье,
Золотистых орденов не сосчитать.
Заговорила артиллерия
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
В две тысячи своих гортаней.
Ноги целы, руки целы — что еще?
Пьют зеленое вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
В часах задвигались колёсики.
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Проснулись рычаги и шкивы.
***
К проделанной покойным просеке
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Шагнула армия прорыва.
{{#ev:youtubeimg|VFADkTTolu4|200|right|«Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.


Вот тут дорога. А там вон - взгорье.
Сраженье хлынуло в пробоину
Меж нами
И выкатилось на равнину,
    вот этак -
Как входит море в край застроенный,
                ров.
С разбега проломив плотину.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Нет! Об этом нельзя словами...
Пехота шла вперёд маршрутами,
Тут надо рычать! Рыдать!
Как их располагал умерший.
Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме,
Поздней немногими минутами
Заржавленной, как руда.
Противник дрогнул у Завершья.


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Он оставлял снарядов штабели,
Может быть, партизаны? Нет.
Котлы дымящегося супа,
Вот лежит лопоухий Колька -
Всё, что обозные награбили,
Ему одиннадцать лет.
Палатки, ящики и трупы.


Тут вся родня его. Хутор "Веселый".
Потом дорогою завещанной
Весь "Самострой" - сто двадцать дворов
Прошло с победами всё войско.
Ближние станции, ближние села -
Края расширившейся трещины
Все заложников выслали в ров.
У Криворожья и Пропойска.


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Мы оттого теперь у Гомеля,
У каждого жест. Удивительно свой!
Что на поляне в полнолунье
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Своей души не экономили
С которым смерть принимал живой,
B пластунском деле накануне.


И трупы бредят, грозят, ненавидят...
Жить и сгорать у всех в обычае,
Как митинг, шумит эта мертвая тишь.
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
В каком бы их ни свалило виде -
Когда ей к свету и величию
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Своею жертвой путь прочертишь.
Они пререкаются с палачами,
</poem>
Они восклицают: "Не победишь!"
</spoiler>
'''Смелость''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Безымённые герои
Осаждённых городов,
Я вас в сердце сердца скрою,
Ваша доблесть выше слов.


Парень. Он совсем налегке.
В круглосуточном обстреле,
Грудь распахнута из протеста.
Слыша смерти перекат,
Одна нога в худом сапоге,
Вы векам в глаза смотрели
Другая сияет лаком протеза.
С пригородных баррикад.
Легкий снежок валит и валит...
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: "Стреляйте, черти!"
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мертвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха ее видна далеко.


Бабка. Эта погибла стоя,
Вы ложились на дороге
Встала из трупов и так умерла.
И у взрытой колеи
Лицо ее, славное и простое,
Спрашивали о подмоге
Черная судорога свела.
И не слышно ль, где свои.
Ветер колышет ее отрепье...
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упреке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
"Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет".


Рядом истерзанная еврейка.
А потом, жуя краюху,
При ней ребенок. Совсем как во сне.
По истерзанным полям
С какой заботой детская шейка
Шли вы, не теряя духа,
Повязана маминым серым кашне...
К обгорелым флигелям.
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги -
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Как страшно об этом писать. Как жутко.
Вы брались рукой умелой
Но надо. Надо! Пиши!
Не для лести и хвалы,
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
А с холодным знаньем дела
Ты вымерил низость фашистской души,
За ружейные стволы.
Ты осознал во всей ее фальши
"Сентиментальность" пруссацких грез,
Так пусть же
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
И не только жажда мщенья,
Ты за руку их поймал - уличи!
Но спокойный глаз стрелка,
Ты видишь, как пулею бронебойной
Как картонные мишени,
Дробили нас палачи,
Пробивал врагу бока.
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    все это
          сам ты
                видел
И не сошел с ума.


Но молча стою я над страшной могилой.
Между тем слепое что-то,
Что слова? Истлели слова.
Опьяняя и кружа,
Было время - писал я о милой,
Увлекало вас к пролёту
О щелканье соловья.
Из глухого блиндажа.


Казалось бы, что в этой теме такого?
Там в неистовстве наитья
Правда? А между тем
Пела буря с двух сторон.
Попробуй найти настоящее слово
Ветер вам свистел в прикрытье:
Даже для этих тем.
Ты от пуль заворожён.


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
И тогда, чужие миру,
Но строчки... глуше вареных вязиг.
Не причислены к живым,
Нет, товарищи: этой муки
Вы являлись к командиру
Не выразит язык.
С предложеньем боевым.


Он слишком привычен, поэтому бледен.
Вам казалось всё пустое!
Слишком изящен, поэтому скуп,
Лучше, выиграв, уйти,
К неумолимой грамматике сведен
Чем бесславно сгнить в застое
Каждый крик, слетающий с губ.
Или скиснуть взаперти.


Здесь нужно бы... Нужно созвать бы вече,
Так рождался победитель:
Из всех племен от древка до древка
Вас над пропастью голов
И взять от каждого все человечье,
Подвиг уносил в обитель
Все, прорвавшееся сквозь века,-
Громовержцев и орлов.
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
</poem>
Эхо нашествий, погромов, резни...
</spoiler>
Не это ль
'''Победитель''' (1944)
      наречье
<spoiler>
            муки бездонной
<poem>
    Словам искомым сродни?
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и пёрли
И осень шагом испытаний шла?


Но есть у нас и такая речь,
Но правота была такой оградой,
Которая всяких слов горячее:
Которой уступал любой доспех.
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Всё воплотила участь Ленинграда.
Глаголом пророков гремят батареи.
Стеной стоял он на глазах у всех.
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение... Крики... Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
И вот пришло заветное мгновенье:
Травою взойдите у этих высот.
Он разорвал осадное кольцо.
Кто вас увидел, отныне навеки
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Все ваши раны в душе унесет.
B восторге смотрит на его лицо.


Ров... Поэмой ли скажешь о нем?
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Семь тысяч трупов.
Как входит в цепь легенд его звено!
              Семиты... Славяне...
Всё, что возможно на земле и небе,
Да! Об этом нельзя словами.
Им вынесено и совершено.
Огнем! Только огнем!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
***
'''Ветер с моря''' (1947)  
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)<poem>
<spoiler>
Если дорог тебе твой дом,
<poem>
Где ты русским выкормлен был,
          Памяти Дмитрия Глухова
Под бревенчатым потолком,
             
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
1
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;


Если мил тебе бедный сад
Был приказ прорваться к Эльтигену
С майским цветом, с жужжаньем пчел
днём
И под липой сто лет назад
сквозь строй немецкого заслона.
В землю вкопанный дедом стол;
Командир сказал, что повезло нам,
Если ты не хочешь, чтоб пол
и поздравил нас.
В твоем доме фашист топтал,
Взбивая пену,
Чтоб он сел за дедовский стол
клокотало море.
И деревья в саду сломал…
На причалах
от наката волн качались сваи.
Командир сказал, что так бывает, —
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Шеи пушек вытянулись к югу,
дрогнули,
качнулись мачты косо —
это реверс выжали матросы,
и земля шарахнулась в испуге.
В этот день на рейде не клялись мы,
уходя, вещей не завещали.
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
И велел отправить наши письма.
Он стоял, спокойный и угрюмый,
молчаливый и широкоспинный,
слушая, как напевает трюмный
песню про влюблённую рябину.
Что он думал?
Думал ли о бое,
что придёт в горячечном ознобе,
впившись в борт десятками пробоин,
в пятнах крови на матросской робе,
или, может, видел над собою
только небо, небо голубое?
Что хотел он?
На одном моторе
мирно,
не рискуя головою,
проскочить, не встретив немцев в море,
потому что море — штормовое?
Или, может, он мечтал у порта
вдруг увидеть их,
чтоб тотчас, с ходу,
стать «гостеприимным» мореходом
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
так чтоб флаги с чёрными крестами
падали,
линяя под винтами?
…Он был ранен после первых вспышек.
Медленно
по мокрому реглану
кровь стекала под ноги.
Я слышал,
как он приказал:
«Идти тараном!
По разрывам,
в лоб,
врезаясь строем!»
…Немцев было восемь.
Наших — трое.
Немцы шли на малом.
Мы — на полном.
Немцы шли за ветром.
Мы — сквозь волны.
С ними был их бог.
А с нами — сила.
Он им не помог.
А нас носила
Яростная злоба над волнами.
С немцами был бог.
А море — с нами.
…Море с нами, — значит, каждым валом
нас волна собою прикрывала
и несла на гребень против ветра.
Ближе,
ближе,
ближе.
С каждым метром
чаще всплески вражеской картечи.
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
и на пушках запекалась краска…
Я не слышал, как по серым каскам
звякали визжащие осколки,
но зато я видел, как умолкли
пушки на беструбой барже рядом,
как она, подбитая снарядом,
медленно вползала в чёрный выем.
— Море вам оплатит штормовые! —
Выстрел!
И куски брони летят, как вата.
Выстрел!
И, качнувшись угловато,
переломлен надвое по мостик,
головной отправлен рыбам в гости.
…Немцы отвернули в полумиле.
Немцев подвели плохие нервы.
Мы не гнались…
Мы похоронили
катер № 81-й.
Сняли флаг
и вынесли из рубки
лоцию…
А море штормовало,
Командир сказал:
«Устали руки!» —
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!» —
и упал
на мостике
у тумбы.


Если мать тебе дорога —
2
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель…


Если ты отца не забыл,
Как запомнить свет звезды падучей,
Что качал тебя на руках,
как отыщешь, где она упала?
Что хорошим солдатом был
На Тамани,
И пропал в карпатских снегах,
у высокой кручи,
Что погиб за Волгу, за Дон,
у подножья пенистого вала,
За отчизны твоей судьбу;
всем ветрам распахнута навстречу,
Если ты не хочешь, чтоб он
с давних пор стоит одна лачуга.
Перевертывался в гробу,
Там три дня подряд горели свечи,
Чтоб солдатский портрет в крестах
там три дня подряд у тела друга
Взял фашист и на пол сорвал
собирались хмурые матросы.
И у матери на глазах
Стыли волны па причальных сваях.
На лицо ему наступал…
На манильских несмоленых тросах
провисала койка подвесная.
А на жёсткой флотской парусине
он лежал,
сурово сдвинув брови,
в орденах,
в морском мундире синем.
Замирало море в изголовье,
а у ног — гвардейцы…
Я заметил,
как качнулась тень на смуглых лицах.
Мы молчали.
Мы пришли проститься
молча, перед самым боем.
Ветер!
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
тросами поскрипывая глухо.
И качнулась койка в полусвете,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
как всегда,
в свой дальний путь обычный,
только что уснувший после боя.
И закрыл плечами свечи мичман,
чтобы свет его не беспокоил,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
— Жил, качаясь на волне,
и, на волне
качаясь,
ты ушёл в последний рейс.
Мне тоже,
если только смерти, —
то такой же. —
Мы надели мичманки.
И руки
потянулись к козырькам.
Сирена
извещала нас, что поднят «буки» —
флаг о выходе туда,
где пена,
закружившись в гибельном узоре,
тонет в белой глубине буруна.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»
</poem>
</spoiler>
'''Июньские дни Нахимова'''
<spoiler>
<poem>
      1. Возвращение
 
Когда в одной ладони —
все дороги.
И встать на холм —
как дёрнуть за кольцо.
И ни моря не властны
и ни боги.
И лица всех сошлись в одно лицо.
Когда послушней конь,
острее зренье
и ни себя не жалко,
ни коня.
Когда, освобождённый,
отстраненьем
возвысишься
над суетностью дня…
Как горячит
и как пьянит опасность.
Но, все свои сомненья погребя,
ты знаешь,
что живёшь не для себя.
И в этом суть,
и правота,
и ясность.
...................................................
...................................................
Три ниши
во Владимирском соборе.
Три места в склепе.
Трое лечь могли
под куполом с крестом,
над городом,
что всех других дороже.
Был первым —
Лазарев.
Он — первый адмирал —
лёг в склепе первым.
— Берегу
второе место для себя, —
сказал Нахимов.
Но смерть всевластна.
Подданных своих
смерть убирает
по своим контрактам.
Она — вершительница
судеб всех.
Одна она ли только?!
И стал вторым Корнилов.
Он, кажется мне тоже,
что-то знал.
Он загодя оставил завещанье,
ранним утром,
часов примерно в семь,
часы отправил сыну золотые.
А в полдень
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
— Держу я третье место
для себя, — сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
— Что хорониться,
смерть своё возьмёт, —
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.
 
      2. Предчувствие
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
 
А он с коня в штыки —
и нет
ни неба,
ни земли,
ни адмиральских эполет.
Лишь хруст костей
да красный след,
когда кричат:
— Коли! —
А он не думал ни о чём,
пришёл ли нет черёд.
Не взвешивал,
а предпочёл
толкнуть тарутинцев плечом
и с саблею —
вперёд.
А ковыли давно в крови.
А бог — приди
и лик яви
в малиновом дыму.
И нет ни неба,
ни земли,
лишь хруст костей
да крик:
— Коли! —
Пощады — никому.
 
Накануне сражения
явился к Нахимову
Данненберг.
— Извините, — сказал он, —
я ещё не был с визитом
у вас.
— Помилуйте,
ваше высочество,
лучше б
Сапун-горе
сделали вы визит…
..............................................
..............................................
Итак, другого не дано:
пусть всё летит вверх дном.
Земля виднее
под конём,
трава теплее
под огнём,
нет выхода — так вверх килём.
А город…
Если суждено.
Но… только не при нём.
Скатилась по небу звезда,
двух душ сближала даль.
 
Уберегли его тогда,
и отодвинулась беда.
Надолго ли?!
Едва ль…
Близ Малахова кургана
солдат, умирая,
остановил верхового:
— Я не помощи прошу,
ваше благородие,
я спросить у вас хочу, —
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…


Если ты не хочешь отдать
      3. Смерть
Ту, с которой вдвоем ходил,
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так ее любил,—
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви…


Если ты фашисту с ружьем
В шесть часов пополудни,
Не желаешь навек отдать
вернее, чуть раньше шести,
Дом, где жил ты, жену и мать,
на исходе июня,
Все, что родиной мы зовем,—
во вторник,
Знай: никто ее не спасет,
дня двадцать восьмого,
Если ты ее не спасешь;
двое: Павел Нахимов
Знай: никто его не убьет,
и флаг-офицер Колтовской,
Если ты его не убьешь.
благодушно беседуя
И пока его не убил,
ехали к Керну
Ты молчи о своей любви,
верхами.
Край, где рос ты, и дом, где жил,
День клонился к закату,
Своей родиной не зови.
акация властно цвела.
Пусть фашиста убил твой брат,
Сладковато и властно.
Пусть фашиста убил сосед,
Нахимов сказал:
Это брат и сосед твой мстят,
— Дело божье.
А тебе оправданья нет.
Бог даёт,
За чужой спиной не сидят,
бог берёт…
Из чужой винтовки не мстят.
Храбрость — суть
Раз фашиста убил твой брат,—
постоянство усилий.
Это он, а не ты солдат.
Смерть преследовать нужно,
чтоб душу от страха спасти.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
И для нас,
и, пожалуй, для многих.
 
В шесть часов пополудни,
вернее, чуть раньше шести,
на исходе июня,
во вторник,
дня двадцать восьмого,
обойдя батарею,
он вышел к вершине холма
и спросил у сигнальщика:
— Сколько нас?
— На суток на четверо… хватит… —
Рядом шлёпнулась пуля,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
Он стоял,
возвышаясь по грудь
над банкетом.
Снова пуля…
— Прицельно стреляют,
сказал.
Керн был бледен.
Нахимов
за подзорной трубой потянулся.
.............................................
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.
 
В шесть часов пополудни
тайна смерти близка…
И разгадкою жизни
хлещет кровь из виска.
............................................
............................................
Когда часы надежды истекли
его по Аполлоновой горе
до бухты
донесли товарищи
и положили в шлюпку.
Буксировали баркасами
и встретили на Графской,
как живого,
взяв вёсла на валёк.
Потом, неспешно,
двинулись домой.
Из окон дома
было слышно,
как полковая музыка играла.
…Гроб его
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».


Так убей фашиста, чтоб он,
В почётном карауле стояли —
А не ты на земле лежал,
семнадцать в ряд.
Не в твоем дому чтобы стон,
«Полный ход»
А в его по мертвым стоял.
сыграли барабанщики.
Так хотел он, его вина,—
Колокола —
Пусть горит его дом, а не твой,
один, потом другой
И пускай не твоя жена,
звонили с Корабельной.
А его пусть будет вдовой.
Четырнадцать священников
Пусть исплачется не твоя,
служили панихиду.
А его родившая мать,
Приспустили флаги
Не твоя, а его семья
на кораблях.
Понапрасну пусть будет ждать.
Весь Севастополь
Так убей же хоть одного!
проводил Нахимова
Так убей же его скорей!
в последний путь
Сколько раз увидишь его,
до склепа,
Столько раз его и убей!
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
''' Майор привез мальчишку на лафете...''' (1941)<poem>
<br clear=all>
Майор привез мальчишку на лафете.
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Погибла мать. Сын не простился с ней.
 
За десять лет на том и этом свете
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
Ему зачтутся эти десять дней.
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
'''Война''' (1821)
<spoiler>
<poem>
Война! Подъяты наконец,
Шумят знамёна бранной чести!
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И сколько сильных впечатлений
Для жаждущей души моей!
Стремленье бурных ополчений,
Тревоги стана, звук мечей,
И в роковом огне сражений
Паденье ратных и вождей!
Предметы гордых песнопений
Разбудят мой уснувший гений! —
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
И смерти грозной ожиданье.
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Воспоминание и брата и друзей,
И мыслей творческих напрасное волненье,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</spoiler>
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
<spoiler>
<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.
</poem>
</spoiler>
'''Анчар''' (1828)
<spoiler>
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.
 
Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила
И зелень мёртвую ветвей
И корни ядом напоила.
 
Яд каплет сквозь его кору,
К полудню растопясь от зною,
И застывает ввечеру
Густой прозрачною смолою.
 
К нёму и птица не летит
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
На древо смерти набежит
И мчится прочь, уже тлетворный.
 
И если туча оросит,
Блуждая, лист его дремучий,
С его ветвей, уж ядовит,
Стекает дождь в песок горючий.
 
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом:
И тот послушно в путь потёк
И к утру возвратился с ядом.
 
Принёс он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями;
 
Принёс — и ослабел и лёг
Под сводом шалаша на лыки,
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.
 
А князь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
помните!
 
Не плачьте!
В горле
    сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!
 
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью
    просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!
 
Люди!
Покуда сердца
          стучатся, —
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
пожалуйста,
    помните!
 
Песню свою
        отправляя в полёт, —
помните!
О тех,
кто уже никогда
          не споёт, —
помните!
 
Детям своим
          расскажите о них,
чтоб
запомнили!
Детям
    детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли, —
о погибших
помните!
 
Встречайте
          трепетную весну,
люди Земли.
Убейте
    войну,
прокляните
войну,
люди Земли!
 
Мечту пронесите
          через года
и жизнью
наполните!..
Но о тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
заклинаю, —
помните!
</poem>
</spoiler>
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
<spoiler>
<poem>
На Земле
    безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.
 
…А когда он упал —
              некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле
            не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня
в полный рост!
</poem>
</spoiler>
'''Баллада о красках''' (1972)
<spoiler>
<poem>
Был он рыжим,
как из рыжиков рагу.
Рыжим,
словно апельсины на снегу.
Мать шутила,
мать весёлою была:
«Я от солнышка сыночка родила…»
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Чёрным,
будто обгоревшее смольё.
Хохотала над расспросами она,
говорила:
«Слишком ночь была черна!..»
В сорок первом,
в сорок памятном году
прокричали репродукторы беду.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
поклонились маме в пояс.
И ушли.
Довелось в бою почуять молодым
рыжий бешеный огонь
и чёрный дым,
злую зелень застоявшихся полей,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
воевали до победы.
Мать ждала.
Не гневила,
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
<spoiler>
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.
 
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Меж нами
    вот этак —
                ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.
 
Нет! Об этом нельзя словами…
Тут надо рычать! Рыдать!
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Заржавленной, как руда.
 
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Может быть, партизаны? Нет.
Вот лежит лопоухий Колька —
Ему одиннадцать лет.
 
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Ближние станции, ближние сёла —
Все заложников выслали в ров.
 
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
У каждого жест. Удивительно свой!
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С которым смерть принимал живой,
 
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
В каком бы их ни свалило виде —
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»
 
Парень. Он совсем налегке.
Грудь распахнута из протеста.
Одна нога в худом сапоге,
Другая сияет лаком протеза.
Лёгкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.
 
Бабка. Эта погибла стоя,
Встала из трупов и так умерла.
Лицо её, славное и простое,
Чёрная судорога свела.
Ветер колышет её отрепье…
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упрёке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».
 
Рядом истерзанная еврейка.
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне…
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.
 
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Но надо. Надо! Пиши!
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ты вымерил низость фашистской души,
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Так пусть же
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.
 
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Ты за руку их поймал — уличи!
Ты видишь, как пулею бронебойной
Дробили нас палачи,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    всё это
          сам ты
                видел
И не сошёл с ума.
 
Но молча стою я над страшной могилой.
Что слова? Истлели слова.
Было время — писал я о милой,
О щёлканье соловья.
 
Казалось бы, что в этой теме такого?
Правда? А между тем
Попробуй найти настоящее слово
Даже для этих тем.
 
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Нет, товарищи: этой муки
Не выразит язык.
 
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Слишком изящен, поэтому скуп,
К неумолимой грамматике сведён
Каждый крик, слетающий с губ.
 
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Из всех племён от древка до древка
И взять от каждого всё человечье,
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?
 
Но есть у нас и такая речь,
Которая всяких слов горячее:
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Глаголом пророков гремят батареи.
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.
 
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Травою взойдите у этих высот.
Кто вас увидел, отныне навеки
Все ваши раны в душе унесёт.
 
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Семь тысяч трупов.
              Семиты… Славяне…
Да! Об этом нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;
 
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…
 
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…
 
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…
 
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так её любил,—
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…
 
Если ты фашисту с ружьём
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовем,—
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
 
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.
 
Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.
 
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
</poem>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.
 
Но под рукою не было врача,
И он привстал, от хромоты страдая,
Разбитое железо волоча,
На раненую ногу припадая.
 
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Кругами полз по собственному следу
И рухнул, обессилевший от ран,
Купив пехоте трудную победу.
 
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Пришли ещё дымящиеся танки
И сообща решили в глубь земли
Зарыть его железные останки.
 
Он словно не закапывать просил,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Он упирался, он что было сил
Ещё грозил своей разбитой башней.
 
Чтоб видно было далеко окрест,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Прибив звезду фанерную на шест —
Над полем боя памятник посильный.
 
Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тёсаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;
 
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
</poem>
</spoiler>
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
 
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надёжней места
Отныне в мире для ребёнка нет.
 
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
 
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Что я там был и мне пора домой…
 
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
 
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
 
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
'''В землянке''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
 
О тебе мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
 
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти — четыре шага.
 
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От твой негасимой любви.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Его везли из крепости, из Бреста.
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
Был исцарапан пулями лафет.
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
Отцу казалось, что надежней места
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''
Отныне в мире для ребенка нет.
<spoiler>
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</spoiler>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.


Отец был ранен, и разбита пушка.
В конце пути, в далёкой стороне,
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Со всеми, что погибли на войне,
Седой мальчишка на лафете спал.
Как с мёртвыми прощаются живые.


Мы шли ему навстречу из России.
До той поры в душевной глубине
Проснувшись, он махал войскам рукой...
Мы не прощались так бесповоротно.
Ты говоришь, что есть еще другие,
Мы были с ними как бы наравне,
Что я там был и мне пора домой...
И разделял нас только лист учётный.


Ты это горе знаешь понаслышке,
Мы с ними шли дорогою войны
А нам оно оборвало сердца.
В едином братстве воинском до срока,
Кто раз увидел этого мальчишку,
Суровой славой их озарены,
Домой прийти не сможет до конца.
От их судьбы всегда неподалёку.


Я должен видеть теми же глазами,
И только здесь, в особый этот миг,
Которыми я плакал там, в пыли,
Исполненный величья и печали,
Как тот мальчишка возвратится с нами
Мы отделялись навсегда от них:
И поцелует горсть своей земли.
Нас эти залпы с ними разлучали.


За все, чем мы с тобою дорожили,
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Призвал нас к бою воинский закон.
Что нам уже не числиться в потерях.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
А там, где отнят у мальчишки он.
Заполненный товарищами берег.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Сурков]]
Как нас уносят этих залпов волны,
***
Они рукой махнуть не смеют вслед,
'''В землянке''' (1941)<poem>
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
Бьется в тесной печурке огонь,
 
На поленьях смола, как слеза,
Вот так, судьбой своею смущены,
И поет мне в землянке гармонь
Прощались мы на празднике с друзьями.
Про улыбку твою и глаза.
И с теми, что в последний день войны
Ещё в строю стояли вместе с нами;


О тебе мне шептали кусты
И с теми, что её великий путь
В белоснежных полях под Москвой.
Пройти смогли едва наполовину;
Я хочу, чтоб услышала ты,
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Как тоскует мой голос живой.
Ещё у Волги обтекали глиной;


Ты сейчас далеко-далеко.
И с теми, что под самою Москвой
Между нами снега и снега.
В снегах глубоких заняли постели,
До тебя мне дайти не легко,
В её предместьях на передовой
А до сметри - четыре шага.
Зимою сорок первого;
                                      и с теми,


Пой, гармоника, вьюге назло,
Что, умирая, даже не могли
Заплутавшее счастье зови.
Рассчитывать на святость их покоя
Мне в холодной землянке тепло
Последнего, под холмиком земли,
От твой негасимой любви.
Насыпанном нечуждою рукою.
</poem>
<br clear=all>


== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
Со всеми — пусть не равен их удел,
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
Кто перед смертью вышел в генералы,
***
А кто в сержанты выйти не успел —
'''Я знаю, никакой моей вины...''' <poem>
Такой был срок ему отпущен малый.
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они - кто старше, кто моложе -
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
Речь не о том, но все же, все же, все же...
</poem>
***
'''В тот день, когда окончилась война...''' (1948)<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.


В конце пути, в далекой стороне,
Со всеми, отошедшими от нас,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Причастными одной великой сени
Со всеми, что погибли на войне,
Знамён, склонённых, как велит приказ, —
Как с мертвыми прощаются живые.
Со всеми, до единого со всеми.


До той поры в душевной глубине
Простились мы.
Мы не прощались так бесповоротно.
                          И смолкнул гул пальбы,
Мы были с ними как бы наравне,
И время шло. И с той поры над ними
И разделял нас только лист учетный.
Берёзы, вербы, клёны и дубы
В который раз листву свою сменили.


Мы с ними шли дорогою войны
Но вновь и вновь появится листва,
В едином братстве воинском до срока,
И наши дети вырастут и внуки,
Суровой славой их озарены,
А гром пальбы в любые торжества
От их судьбы всегда неподалеку.
Напомнит нам о той большой разлуке.


И только здесь, в особый этот миг,
И не за тем, что уговор храним,
Исполненный величья и печали,
Что память полагается такая,
Мы отделялись навсегда от них:
И не за тем, нет, не за тем одним,
Нас эти залпы с ними разлучали.
Что ветры войн шумят не утихая.


Внушала нам стволов ревущих сталь,
И нам уроки мужества даны
Что нам уже не числиться в потерях.
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Нет, даже если б жертвы той войны
Заполненный товарищами берег.
Последними на этом свете были,


И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Как нас уносят этих залпов волны,
Прожить без них в своём отдельном счастье,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Глазами их не видеть их земли
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
И слухом их не слышать мир отчасти?


Вот так, судьбой своею смущены,
И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
Прощались мы на празднике с друзьями.
В конце концов у смертного порога,
И с теми, что в последний день войны
В себе самих не угадать себе
Еще в строю стояли вместе с нами;
Их одобренья или их упрёка!


И с теми, что ее великий путь
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Пройти смогли едва наполовину;
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Не мёртвых власть, а власть того родства,
Еще у Волги обтекали глиной;
Что даже смерти стало неподсудно.


И с теми, что под самою Москвой
К вам, павшие в той битве мировой
В снегах глубоких заняли постели,
За наше счастье на земле суровой,
В ее предместьях на передовой
К вам, наравне с живыми, голос свой
Зимою сорок первого;
Я обращаю в каждой песне новой.
                                      и с теми,


Что, умирая, даже не могли
Вам не услышать их и не прочесть.
Рассчитывать на святость их покоя
Строка в строку они лежат немыми.
Последнего, под холмиком земли,
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Насыпанном нечуждою рукою.
Вы слышали меня и знали имя.


Со всеми - пусть не равен их удел,-
В безгласный край, в глухой покой земли,
Кто перед смертью вышел в генералы,
Откуда нет пришедших из разведки,
А кто в сержанты выйти не успел -
Вы часть меня с собою унесли
Такой был срок ему отпущен малый.
С листка армейской маленькой газетки.


Со всеми, отошедшими от нас,
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Причастными одной великой сени
Как у живых, — я так же вам обязан.
Знамен, склоненных, как велит приказ, -
И если я, по слабости, солгу,
Со всеми, до единого со всеми.
Вступлю в тот след, который мне заказан,


Простились мы.
Скажу слова, что нету веры в них,
                          И смолкнул гул пальбы,
То, не успев их выдать повсеместно,
И время шло. И с той поры над ними
Ещё не зная отклика живых,
Березы, вербы, клены и дубы
Я ваш укор услышу бессловесный.
В который раз листву свою сменили.


Но вновь и вновь появится листва,
Суда живых — не меньше павших суд.
И наши дети вырастут и внуки,
И пусть в душе до дней моих скончанья
А гром пальбы в любые торжества
Живёт, гремит торжественный салют
Напомнит нам о той большой разлуке.
Победы и великого прощанья.
</poem>
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Что в село своё родное
Не заметил, как вошёл.


И не за тем, что уговор храним,
Не один вошёл — со взводом,
Что память полагается такая,
Не по улице прямой —
И не за тем, нет, не за тем одним,
Под огнём, по огородам
Что ветры войн шумят не утихая.
Добирается домой…


И нам уроки мужества даны
Кто подумал бы когда-то,
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Что достанется бойцу
Нет, даже если б жертвы той войны
С заряжённою гранатой
Последними на этом свете были, -
К своему ползти крыльцу?


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
А мечтал он, может статься,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Подойти путём другим,
Глазами их не видеть их земли
У окошка постучаться
И слухом их не слышать мир отчасти?
Жданным гостем, дорогим.


И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
На крылечке том с усмешкой
В конце концов у смертного порога,
Притаиться, замереть.
В себе самих не угадать себе
Вот жена впотьмах от спешки
Их одобренья или их упрека!
Дверь не может отпереть.


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Видно знает, знает, знает,
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Кто тут ждёт за косяком…
Не мертвых власть, а власть того родства,
«Что ж ты, милая, родная,
Что даже смерти стало неподсудно.
Выбегаешь босиком?..»


К вам, павшие в той битве мировой
И слова, и смех, и слёзы —
За наше счастье на земле суровой,
Всё в одно сольётся тут.
К вам, наравне с живыми, голос свой
И к губам, сухим с мороза,
Я обращаю в каждой песне новой.
Губы тёплые прильнут.


Вам не услышать их и не прочесть.
Дети кинутся, обнимут…
Строка в строку они лежат немыми.
Младший здорово подрос…
Но вы - мои, вы были с нами здесь,
Нет, не так тебе, родимый,
Вы слышали меня и знали имя.
Заявиться довелось.


В безгласный край, в глухой покой земли,
Повернулись по-иному
Откуда нет пришедших из разведки,
Все надежды, все дела.
Вы часть меня с собою унесли
На войну ушёл из дому,
С листка армейской маленькой газетки.
А война и в дом пришла.


Я ваш, друзья, - и я у вас в долгу,
Смерть свистит над головами,
Как у живых, - я так же вам обязан.
Снег снарядами изрыт.
И если я, по слабости, солгу,
И жена в холодной яме
Вступлю в тот след, который мне заказан,
Где-нибудь с детьми сидит.


Скажу слова, что нету веры в них,
И твоя родная хата,
То, не успев их выдать повсеместно,
Еще не зная отклика живых, -
Я ваш укор услышу бессловесный.
 
Суда живых - не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живет, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.
</poem>
***
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
Столько было за спиною
Городов, местечек, сел,
Что в село свое родное
Не заметил, как вошел.
 
Не один вошел - со взводом,
Не по улице прямой -
Под огнем, по огородам
Добирается домой...
 
Кто подумал бы когда-то,
Что достанется бойцу
С заряженною гранатой
К своему ползти крыльцу?
 
А мечтал он, может статься,
Подойти путем другим,
У окошка постучаться
Жданным гостем, дорогим.
 
На крылечке том с усмешкой
Притаиться, замереть.
Вот жена впотьмах от спешки
Дверь не может отпереть.
 
Видно знает, знает, знает,
Кто тут ждет за косяком...
"Что ж ты, милая, родная,
Выбегаешь босиком?.."
 
И слова, и смех, и слезы -
Все в одно сольется тут.
И к губам, сухим с мороза,
Губы теплые прильнут.
 
Дети кинутся, обнимут...
Младший здорово подрос...
Нет, не так тебе, родимый,
Заявиться довелось.
 
Повернулись по-иному
Все надежды, все дела.
На войну ушел из дому,
А война и в дом пришла.
 
Смерть свистит над головами,
Снег снарядами изрыт.
И жена в холодной яме
Где-нибудь с детьми сидит.
 
И твоя родная хата,
Где ты жил не первый год,
Где ты жил не первый год,
Под огнем из автоматов
Под огнём из автоматов
В борозденках держит взвод.
В бороздёнках держит взвод.


- До какого ж это срока, -
До какого ж это срока,
Говорит боец друзьям, -
Говорит боец друзьям,
Поворачиваться боком
Поворачиваться боком
Да лежать, да мерзнуть нам?
Да лежать, да мёрзнуть нам?


Это я здесь виноватый,
Это я здесь виноватый,
Хата все-таки моя.
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, -
А поэтому, ребята,
Говорит он, - дайте я...
Говорит он, — дайте я…


И к своей избе хозяин,
И к своей избе хозяин,
Строка 1956: Строка 3338:


И лежат, следят ребята:
И лежат, следят ребята:
Вот он снег отгреб рукой,
Вот он снег отгрёб рукой,
Вот привстал. В окно - граната,
Вот привстал. В окно — граната,
И гремит разрыв глухой...
И гремит разрыв глухой…


И неспешно, деловито
И неспешно, деловито
Встал хозяин, вытер пот...
Встал хозяин, вытер пот…
Сизый дым в окне разбитом,
Сизый дым в окне разбитом,
И свободен путь вперед.
И свободен путь вперёд.


Затянул ремень потуже,
Затянул ремень потуже,
Отряхнулся над стеной,
Отряхнулся над стеной,
Заглянул в окно снаружи -
Заглянул в окно снаружи
И к своим: - Давай за мной...
И к своим: — Давай за мной…


А когда селенье взяли,
А когда селенье взяли,
К командиру поскорей:
К командиру поскорей:
- Так и так. Теперь нельзя ли
Так и так. Теперь нельзя ли
Повидать жену, детей?..
Повидать жену, детей?..


Лейтенант, его ровесник,
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьет из котелка.
Воду пьёт из котелка.
- Что ж, поскольку житель местный... -
Что ж, поскольку житель местный… —
И мигнул ему слегка. -
И мигнул ему слегка.


Но гляди, справляйся срочно,
Но гляди, справляйся срочно,
Тут походу не конец. -
Тут походу не конец.
И с улыбкой: - Это точно, -
И с улыбкой: — Это точно,
Отвечал ему боец...
Отвечал ему боец…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
***
'''22 июня''' (1961)  
'''22 июня''' (1961) <poem>
<spoiler>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
В предвечерний задумчивый час
Строка 2001: Строка 3386:
На окраины молча спешат.
На окраины молча спешат.


Им нельзя задержаться, остаться -
Им нельзя задержаться, остаться
Их берёт этот день навсегда,
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
Им разлуку трубят поезда.


Окликать их и звать их - напрасно,
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.
…Могильная трава
Колышется над вами,
Но тихие слова
Прошли сквозь гром и пламя.
От этих мирных слов,
От скромных упований
Протяжней чей-то вздох,
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах — навеки вместе.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
И горела, как свеча, изба.
Шли деревни. Не забыть вовек
Визга умирающих телег,
Как лежала девочка без ног,
Как не стало на земле дорог.
Но тогда на жадного врага
Ополчились нивы и луга,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Подымались камни и стога,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
И косматые, как облака,
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
</poem>
</spoiler>
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Могильным холодом грозя,
Но есть такое слово «выстоять»,
Когда и выстоять нельзя,
И есть душа — она всё вытерпит,
И есть земля — она одна,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
</poem>
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Но не успели. Вечер. Дети. Смех.
Был бой за хутор, и один разведчик
Остался на снегу. Вдали от всех
Он как бы спит. Не бьётся больше сердце.
Он долго шёл — он к тем огням спешил.
И если не дано уйти от смерти,
Он, умирая, смерть опередил.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также