Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
 
(не показано 145 промежуточных версий 33 участников)
Строка 3: Строка 3:
Шаблон для добавления нового поэта:
Шаблон для добавления нового поэта:


== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка_на_ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка на ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
***
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):


***
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>


  -->
  -->
{{якорь|вернуться к содержанию}}
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)
<spoiler>
<poem>
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
Не могучую песню победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
Я спою вам о том, как от южных полей
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
И пришли к нам, и нас победили.
А и так победили, что долго потом
Не совались к нам с дерзким вопросом,
А и так победили, что с кислым лицом
И с разбитым отчалили носом.
Я спою, как, покинув и дом и семью,
Шёл в дружину помещик богатый,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
Выходил ополченцем из хаты.
Я спою, как росла богатырская рать,
Шли бойцы из железа и стали,
И как знали они, что идут умирать,
И как свято они умирали!
Как красавицы наши сиделками шли
К безотрадному их изголовью,
Как за каждый клочок нашей русской земли
Нам платили враги своей кровью;
Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,
Под немолчные, тяжкие стоны
Выходили редуты один за другим,
Грозной тенью росли бастионы;
И одиннадцать месяцев длилась резня,
И одиннадцать месяцев целых
Чудотворная крепость, Россию храня,
Хоронила сынов её смелых...
Пусть не радостна песня, что вам я пою,
Да не хуже той песни победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
***
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
'''День Победы. И в огнях салюта…''' <poem>
<spoiler>
<poem>
День Победы. И в огнях салюта
День Победы. И в огнях салюта
Будто гром: — Запомните навек,
Будто гром: — Запомните навек,
Строка 47: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днем… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 72: Строка 170:
На десятки всяких мелочей.
На десятки всяких мелочей.


На тряпье, на пустенькие книжки,
На тряпьё, на пустенькие книжки,
На раздоры, где не прав никто,
На раздоры, где не прав никто,
На танцульки, выпивки, страстишки,
На танцульки, выпивки, страстишки,
Строка 98: Строка 196:
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Письмо с фронта''' <poem>
'''Письмо с фронта'''  
<spoiler>
<poem>
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Тебе посылаю сыновний привет,
Тебе посылаю сыновний привет,
Строка 129: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 142: Строка 242:
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
***
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)<poem>
<spoiler>
<poem>
Не бывать тебе в живых,
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Со снегу не встать.
Строка 157: Строка 260:
Русская земля.
Русская земля.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Победителям''' (1944)<poem>
'''Победителям''' (1944)
<spoiler>
<poem>
Сзади Нарвские были ворота,
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 169: Строка 274:
Внуки, братики, сыновья!
Внуки, братики, сыновья!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
***
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)<poem>
<spoiler>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 213: Строка 320:
Попала в друга моего…
Попала в друга моего…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
***
'''Глаза''' (1944—1957)
'''Глаза''' (1944—1957)<poem>
<spoiler>
<poem>
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Он привстал на колено, губы грызя.
Он привстал на колено, губы грызя.
Строка 239: Строка 349:
Голубые глаза.
Голубые глаза.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
***
'''Братские могилы''' (1964)
'''Братские могилы''' (1964)<poem>
<spoiler>
<poem>
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
И вдовы на них не рыдают,
Строка 252: Строка 365:
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче — гранитные плиты.
А нынче — гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы -
Здесь нет ни одной персональной судьбы
Все судьбы в единую слиты.
Все судьбы в единую слиты.


Строка 260: Строка 373:
Горящее сердце солдата.
Горящее сердце солдата.


У братских могил нет заплаканных вдов -
У братских могил нет заплаканных вдов
Сюда ходят люди покрепче.
Сюда ходят люди покрепче.
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?..
Но разве от этого легче?..
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)<poem>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
Почему все не так? Вроде все как всегда:
<spoiler>
<poem>
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
То же небо — опять голубое,
То же небо — опять голубое,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Тот же лес, тот же воздух и та же вода,
Строка 284: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 292: Строка 407:
Он вчера не вернулся из боя.
Он вчера не вернулся из боя.


Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши мёртвые нас не оставят в беде,
Наши павшие — как часовые.
Наши павшие — как часовые.
Отражается небо в лесу, как в воде,
Отражается небо в лесу, как в воде,
Строка 299: Строка 414:
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и места в землянке хватало вполне,
Нам и время текло для обоих.
Нам и время текло для обоих.
Все теперь одному. Только кажется мне,
Всё теперь одному. Только кажется мне,
Это я не вернулся из боя.
Это я не вернулся из боя.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Песня летчика''' (1968)<poem>
Их восемь — нас двое, — расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Сережа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.
 
Я этот небесный квадрат не покину -
Мне цифры сейчас не важны:
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит — и шансы равны.
 
Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он,
Надсадно завыли винты, -
Им даже не надо крестов на могилы -
Сойдут и на крыльях кресты!
 
Я — «Первый», я — «Первый», — они под тобою!
Я вышел им наперерез!
Сбей пламя, уйди в облака — я прикрою!
В бою не бывает чудес.
 
Сергей, ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надежность строп!
Нет, поздно — и мне вышел «мессер» навстречу, -
Прощай, я приму его в лоб!..
 
Я знаю — другие сведут с ними счеты, -
Но, по облакам скользя,
Взлетят наши души, как два самолета, -
Ведь им друг без друга нельзя.
 
Архангел нам скажет: «В раю будет туго!»
Но только ворота — щелк, -
Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом
В какой-нибудь ангельский полк!»
 
И я попрошу Бога, Духа и Сына, -
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою!
 
Мы крылья и стрелы попросим у Бога, -
Ведь нужен им ангел-ас, -
А если у них истребителей много -
Пусть примут в хранители нас!
 
Хранить — это дело почетное тоже, -
Удачу нести на крыле
Таким, как при жизни мы были с Сережей,
И в воздухе и на земле.
</poem>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
***
'''Журавли'''  
'''Журавли''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
С кровавых не пришедшие полей,
Строка 366: Строка 431:
А превратились в белых журавлей.
А превратились в белых журавлей.


Они до сей поры с времен тех дальних
Они до сей поры с времён тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Не потому ль так часто и печально
Строка 373: Строка 438:
Сегодня, предвечернею порою,
Сегодня, предвечернею порою,
Я вижу, как в тумане журавли
Я вижу, как в тумане журавли
Летят своим определенным строем,
Летят своим определённым строем,
Как по полям людьми они брели.
Как по полям людьми они брели.


Строка 381: Строка 446:
От века речь аварская сходна?
От века речь аварская сходна?


Летит, летит по небу клин усталый -
Летит, летит по небу клин усталый
Летит в тумане на исходе дня,
Летит в тумане на исходе дня,
И в том строю есть промежуток малый -
И в том строю есть промежуток малый
Быть может, это место для меня!
Быть может, это место для меня!


Строка 391: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
***
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон черный смерти не пророчил…''' (1944)<poem>
<spoiler>
Мне ворон черный смерти не пророчил,
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
И я упал в бою.
И я упал в бою.
Строка 411: Строка 479:
И как с меня угрюмые солдаты
И как с меня угрюмые солдаты
Неосторожно сняли сапоги…
Неосторожно сняли сапоги…
Но я друзей не оскорбил упреком.
Но я друзей не оскорбил упрёком.
Мне все равно. Мне не топтать дорог.
Мне всё равно. Мне не топтать дорог.
А им — вперед. А им в бою жестоком
А им — вперёд. А им в бою жестоком
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
***
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Без страха — в свинцовый дождь.
Без страха — в свинцовый дождь.
Строка 442: Строка 513:
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
***
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
А вестей от сына нет и нет.
А вестей от сына нет и нет.
Строка 470: Строка 578:
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг,
Мать узнала сына в тот же миг,
И пронесся материнский крик:
И пронёсся материнский крик:


«Алексей, Алешенька, сынок!»,
«Алексей, Алёшенька, сынок!»,
Словно сын её услышать мог.
Словно сын её услышать мог.


Он рванулся из траншеи в бой.
Он рванулся из траншеи в бой.
Встала мать прикрыть его собой,
Встала мать прикрыть его собой,
Все боялась, вдруг он упадёт,
Всё боялась, вдруг он упадёт,
Но сквозь годы мчался сын вперёд.
Но сквозь годы мчался сын вперёд.


Строка 488: Строка 596:
Жив-здоров, не ранен, не убит.
Жив-здоров, не ранен, не убит.


«Алексей, Алешенька, сынок»,
«Алексей, Алёшенька, сынок»,
Словно сын её услышать мог…
Словно сын её услышать мог…


Дома всё ей чудилось кино,
Дома всё ей чудилось кино,
Все ждала — вот-вот сейчас в окно
Всё ждала — вот-вот сейчас в окно
Посреди тревожной тишины
Посреди тревожной тишины
Постучится сын её с войны.
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
***
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я только раз видала рукопашный…''' (1943)<poem>
<spoiler>
<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Строка 507: Строка 618:
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…''' <poem>
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
<spoiler>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью —
Весёлое презрение к тряпью —
Как норковую шубку, я носила
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.
Шинельку обгоревшую свою.


Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись — не беда!
Пусть сапоги протёрлись — не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда…
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)<poem>
'''Зинка''' (1944)
<spoiler>
<poem>


         ''Памяти однополчанки —''
         ''Памяти однополчанки —''
Строка 529: Строка 644:


Мы легли у разбитой ели.
Мы легли у разбитой ели.
Ждем, когда же начнет светлеть.
Ждём, когда же начнёт светлеть.
Под шинелью вдвоем теплее
Под шинелью вдвоём теплее
На продрогшей, гнилой земле.
На продрогшей, гнилой земле.


— Знаешь, Юлька, я — против грусти,
— Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Дома, в яблочном захолустье,
Дома, в яблочном захолустье,
Мама, мамка моя живет.
Мама, мамка моя живёт.
У тебя есть друзья, любимый,
У тебя есть друзья, любимый,
У меня — лишь она одна.
У меня — лишь она одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
Пахнет в хате квашнёй и дымом,
За порогом бурлит весна.
За порогом бурлит весна.


Старой кажется: каждый кустик
Старой кажется: каждый кустик
Беспокойную дочку ждет…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Вдруг приказ: «Выступать вперед
Вдруг приказ: «Выступать вперёд
Снова рядом, в сырой шинели
Снова рядом, в сырой шинели
Светлокосый солдат идет.
Светлокосый солдат идёт.


   2
   2


С каждым днем становилось горше.
С каждым днём становилось горше.
Шли без митингов и знамен.
Шли без митингов и знамён.
В окруженье попал под Оршей
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Наш потрёпанный батальон.


Зинка нас повела в атаку.
Зинка нас повела в атаку.
Мы пробились по черной ржи,
Мы пробились по чёрной ржи,
По воронкам и буеракам
По воронкам и буеракам
Через смертные рубежи.
Через смертные рубежи.


Мы не ждали посмертной славы.-
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
Мы хотели со славой жить.
…Почему же в бинтах кровавых
…Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Светлокосый солдат лежит?


Ее тело своей шинелью
Её тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав…
Укрывала я, зубы сжав…
Белорусские ветры пели
Белорусские ветры пели
Строка 577: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
У неё ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
Пахнет в хате квашнёй и дымом,
За порогом стоит весна.
За порогом стоит весна.


Строка 591: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 600: Строка 717:
И откуда взялось столько силы
И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас?..
Даже в самых слабейших из нас?..
Что гадать!-- Был и есть у России
Что гадать! Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Бинты''' <poem>
'''Бинты''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
Лежит он, напружиненный и белый,
Строка 624: Строка 743:
Не надо рвать приросшие бинты,
Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты…
Я это поняла, поймёшь и ты…
Как жалко, что науке доброты
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 639: Строка 760:
Должна.
Должна.
Ты должна.
Ты должна.
Хоть вернешься едва ли,
Хоть вернёшься едва ли,
Хоть «Не смей!»
Хоть «Не смей!»
Повторяет комбат.
Повторяет комбат.
Даже танки
Даже танки
(Они же из стали!)
(Они же из стали!)
В трех шагах от окопа
В трёх шагах от окопа
Горят.
Горят.
Ты должна.
Ты должна.
Строка 650: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Ветер, листву листая,
Осень приносит с гор.
 
Я в бухте уединённой,
С прошлым наедине.
Проржавленные патроны
Волны выносят мне.
 
Ввысь, на крутые дали,
Смотрю я из-под руки —
Давно ли здесь отступали
Русские моряки?
 
От самого Карадага
Они отползали вниз.
Отчаяние с отвагой
В узел морской сплелись.
 
Они отступали с боем
И раненых волокли.
А море их голубое
Вздыхало внизу, вдали.
 
И верили свято парни:
За ними с Большой земли
Послала родная армия
На выручку корабли.
 
Хрипел командир: — Братишки!
Давайте-ка задний ход.
Я вижу в тумане вспышки —
То наша эскадра бьёт.


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко,_Евгений_Александрович|род. 1932]]) ==
А в море эскадры этой
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
Не было и следа —
***
За Севастополем где-то
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)<poem>
Наши дрались суда…
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берез и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под березами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


Не только за свою страну
Вздыхали пустынные волны…
солдаты гибли в ту войну,
Да, может быть, лишь в бою
а чтобы люди всей земли
Мы меряем мерой полной
спокойно видеть сны могли.
Великую веру свою.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Да, мы умеем воевать,
Великую веру в отчизну,
но не хотим, чтобы опять
В поддержку родной земли.
солдаты падали в бою
У нас отнимали жизни,
на землю грустную свою.
Но веру отнять не могли!
Спросите вы у матерей,
</poem>
спросите у жены моей,
</spoiler>
и вы тогда понять должны,
<br clear=all>
хотят ли русские войны.
[[#вернуться к содержанию||^|]]
</poem>
 
<br clear=all>
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
'''Соловьи''' (1942)
<spoiler>
<poem>
О мёртвых мы поговорим потом.
Смерть на войне обычна и сурова.
И всё-таки мы воздух ловим ртом
При гибели товарищей. Ни слова
 
Не говорим. Не поднимая глаз,
В сырой земле выкапываем яму.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
 
Обветренные скулы сведены.
Триста пятидесятый день войны.
 
Ещё рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулемёты…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулемётной роты.
 
Тут бесполезно было звать врачей,  
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,
 
Смотрел на нас и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.  
Загар сначала отошёл с лица,  
Потом оно, темнея, каменело.
 
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защёлку.
Вот тут и появился соловей,  
Несмело и томительно защёлкал.
 
Потом сильней, входя в горячий пыл,
Как будто сразу вырвавшись из плена,
Как будто сразу обо всём забыл,
Высвистывая тонкие колена.


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Мир раскрывался. Набухал росой.  
<!--[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]-->
Как будто бы ещё едва означась,  
***
Здесь рядом с нами возникал другой
'''Война''' (1942)<poem>
В каком-то новом сочетанье качеств.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
 
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Как время, по траншеям тёк песок.
Это даже не смерть и отвага. Она
К воде тянулись корни у обрыва,  
В каждой капле находит свое выраженье.
И ландыш, приподнявшись на носок,  
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Заглядывал в воронку от разрыва.
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
<br clear=all>


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Ещё минута — задымит сирень
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
Клубами фиолетового дыма.  
***
Она пришла обескуражить день.  
'''На фотографии в газете…''' <poem>
Она везде. Она непроходима.
На фотографии в газете
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Никто не знает их фамилий,
Ещё мгновенье — перекосит рот
о них ни песен нет, ни книг.
От сердце раздирающего крика.  
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Но успокойся, посмотри: цветёт,
и чей-то первый ученик.
Цветёт на минном поле земляника!
Они легли на поле боя, —
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Забыть тот горький год неблизкий
Лесная яблонь осыпает цвет,
мы никогда бы не смогли.
Пропитан воздух ландышем и мятой…
По всей России обелиски,
А соловей свистит. Ему в ответ
как души, рвутся из земли.
Ещё — второй, ещё — четвёртый, пятый.
…Они прикрыли жизнь собою,
 
жить начинавшие едва,
Звенят стрижи. Малиновки поют.
чтоб было небо голубое,
И где-то возле, где-то рядом, рядом
была зелёная трава.
Раскидан настороженный уют
</poem>
Тяжёлым громыхающим снарядом.  
<br clear=all>
 
А мир гремит на сотни верст окрест,  
Как будто смерти не бывало места,  
Шумит неумолкающий оркестр,  
И нет преград для этого оркестра.


== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Весь этот лес листом и корнем каждым,  
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
Ни капли не сочувствуя беде,
***
С невероятной, яростною жаждой
'''Два друга''' (1943) <poem>
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренек был калужский,
Другой паренек — костромской.


Они точно братья сроднились,
Да, это жизнь. Её живые звенья,  
Делили и хлеб и табак,
Её крутой, бурлящий водоём.
И рядом их ленточки вились
Мы, кажется, забыли на мгновенье
В огне непрерывных атак.
О друге умирающем своём.


В штыки ударяли два друга,-
Горячий луч последнего рассвета
И смерть отступала сама!
Едва коснулся острого лица.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Он умирал. И, понимая это,  
— Ходи веселей, Кострома!
Смотрел на нас и молча ждал конца.


Но вот под осколком снаряда
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Упал паренек костромской…
Когда он, руки разбросав свои,
Со мною возиться не надо…-
Сказал: «Ребята, напишите Поле —  
Он другу промолвил с тоской.-
У нас сегодня пели соловьи».


Я знаю, что больше не встану,-
И сразу канул в омут тишины
В глазах беспросветная тьма…
Триста пятидесятый день войны.
— О смерти задумал ты рано!
Ходи веселей, Кострома!


И бережно поднял он друга,
Он не дожил, не долюбил, не допил,
Но сам застонал и упал.
Не доучился, книг не дочитал.
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Товарищ чуть слышно сказал.
Как он о Поле, о тебе мечтал.
 
И, может быть, в песке, в размытой глине,
Захлёбываясь в собственной крови,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
 
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
У той поджигородовской берёзы
Ты всмотришься в зелёный водоём.


Теряя сознанье от боли,
Пусть даже так. Потом родятся дети
Себя подбодряли дружки,
Для подвигов, для песен, для любви.
И тихо по снежному полю
Пусть их разбудят рано на рассвете
К своим доползли моряки.
Томительные наши соловьи.


Умолкла свинцовая вьюга,
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
Пропала смертельная тьма…
И облака потянутся гуртом.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
Ходи веселей, Кострома!
О мёртвых мы поговорим потом.
</poem>
</spoiler>
'''Солдатская песня''' (1954)
<spoiler>
<poem>
Путь далёк у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди!
Вьётся знамя полковое,
Командиры впереди.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,  
    Солдаты — в поход!
 
Каждый воин, парень бравый,
Смотрит соколом в строю.
Породнились мы со славой,
Славу добыли в бою.
 
Пусть враги запомнят это:
Не грозим, а говорим.
Мы прошли с тобой полсвета.
Если надо повторим.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,  
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты в поход!  
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Гремят над землею раскаты.
Идёт за раскатом раскат.
Лежат под землею солдаты.
И нет безымянных солдат.


== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
Солдаты в окопах шалели
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
И падали в смертном бою,
***
Но жизни своей не жалели
'''Бородино''' (1837)<poem>
За горькую землю свою.
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


— Да, были люди в наше время,
В родимую землю зарыты,
Не то, что нынешнее племя:
Там самые храбрые спят.
      Богатыри - не вы!
Глаза их Победой закрыты,
Плохая им досталась доля:
Их подвиг прекрасен и свят.
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Мы долго молча отступали,
Зарница вечерняя меркнет.
Досадно было, боя ждали,
В казарме стоит тишина.
      Ворчали старики:
Солдат по вечерней поверке
"Что ж мы? на зимние квартиры?
В лицо узнаёт старшина.
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?"


И вот нашли большое поле:
У каждого личное имя,
Есть разгуляться где на воле!
Какое с рожденья дают.
      Построили редут.
Равняясь незримо с живыми,
У наших ушки на макушке!
Погибшие рядом встают.
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки -
      Французы тут как тут.


Забил заряд я в пушку туго
Одна у нас в жизни Присяга,
И думал: угощу я друга!
И Родина тоже одна.
      Постой-ка, брат мусью!
Солдатского сердца отвага
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
И верность любви отдана.
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Два дня мы были в перестрелке.
Летят из далёкого края,
Что толку в этакой безделке?
Как ласточки, письма любви.
      Мы ждали третий день.
Ты вспомни меня, дорогая,
Повсюду стали слышны речи:
Ты имя мое назови.
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Прилег вздремнуть я у лафета,
Играют горнисты тревогу.
И слышно было до рассвета,
Тревогу горнисты трубят.
      Как ликовал француз.
Уходят солдаты в дорогу.
Но тих был наш бивак открытый:
И нет безымянных солдат.
Кто кивер чистил весь избитый,
</poem>
Кто штык точил, ворча сердито,
</spoiler>
      Кусая длинный ус.
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
<poem>
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берёз и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


И только небо засветилось,
Не только за свою страну
Все шумно вдруг зашевелилось,
солдаты гибли в ту войну,
      Сверкнул за строем строй.
а чтобы люди всей земли
Полковник наш рожден был хватом:
спокойно видеть сны могли.
Слуга царю, отец солдатам…
Под шелест листьев и афиш
Да, жаль его: сражен булатом,
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
      Он спит в земле сырой.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


И молвил он, сверкнув очами:
Да, мы умеем воевать,
«Ребята! не Москва ль за нами?
но не хотим, чтобы опять
      Умремте же под Москвой,
солдаты падали в бою
Как наши братья умирали!»
на землю грустную свою.
И умереть мы обещали,
Спросите вы у матерей,
И клятву верности сдержали
спросите у жены моей,
      Мы в Бородинский бой.
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Французы двинулись, как тучи,
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
      И всё на наш редут.
'''Война''' (1942)
Уланы с пестрыми значками,
<spoiler>
Драгуны с конскими хвостами,
<poem>
Все промелькнули перед нам,
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
      Все побывали тут.
Это вовсе не дымное поле сраженья,
 
Это даже не смерть и отвага. Она
Вам не видать таких сражений!..
В каждой капле находит своё выраженье.
Носились знамена, как тени,
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
      В дыму огонь блестел,
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Звучал булат, картечь визжала,
Это — боль головная, что ломит висок;
Рука бойцов колоть устала,
Это — юность моя, что в окопах истлела;
И ядрам пролетать мешала
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
      Гора кровавых тел.
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Изведал враг в тот день немало,
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Что значит русский бой удалый,
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
      Наш рукопашный бой!..
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
Земля тряслась — как наши груди,
<spoiler>
Смешались в кучу кони, люди,
<poem>
И залпы тысячи орудий
На фотографии в газете
      Слились в протяжный вой...
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Вот смерклось. Были все готовы
Никто не знает их фамилий,
Заутра бой затеять новый
о них ни песен нет, ни книг.
      И до конца стоять...
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Вот затрещали барабаны -
и чей-то первый ученик.
И отступили бусурманы.
Они легли на поле боя, —
Тогда считать мы стали раны,
жить начинавшие едва.
      Товарищей считать.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Да, были люди в наше время,
Забыть тот горький год неблизкий
Могучее, лихое племя:
мы никогда бы не смогли.
      Богатыри - не вы.
По всей России обелиски,
Плохая им досталась доля:
как души, рвутся из земли.
Немногие вернулись с поля.
…Они прикрыли жизнь собою, —
Когда б на то не божья воля,
жить начинавшие едва,
      Не отдали б Москвы!
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)<poem>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


                      1
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
<spoiler>
<poem>
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Как два различных полюса
Во всём враждебны мы, —
За свет и мир мы боремся,
Они — за царство тьмы.


Всю ночь у пушек пролежали
Пусть ярость благородная
Мы без палаток, без огней,
Вскипает, как волна,
Штыки вострили да шептали
Идёт война народная,
Молитву родины своей.
Священная война!
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


                      2
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!


Пробили зорю барабаны,
Пусть ярость благородная
Восток туманный побелел,
Вскипает, как волна,
И от врагов удар нежданый
Идёт война народная,
На батарею прилетел.
Священная война!
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умремте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


                      3
Не смеют крылья чёрные
Над родиной летать.
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!


Что Чесма, Римник и Полтава?
Пусть ярость благородная
Я вспомня леденею весь,
Вскипает, как волна,
Там души волновала слава,
Идёт война народная,
Отчаяние было здесь.
Священная война!
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Гром грянул, завизжали пули,
        Перекрестился я.
Мои пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
        Из моего ружья.


                      4
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!


Марш, марш! пошли вперед, и боле
Пусть ярость благородная
Уж я не помню ничего.
Вскипает, как волна,
Шесть раз мы уступали поле
Идёт война народная,
Врагу и брали у него.
Священная война!
Носились знамена как тени,
Я спорил о могильной сени,
        В дыму огонь блестел.
На пушки конница летала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


                      5
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой.


Живые с мертвыми сравнялись.
Пусть ярость благородная
И ночь холодная пришла,
Вскипает, как волна,
И тех, которые остались,
Идёт война народная,
Густою тьмою развела.
Священная война!
И батареи замолчали,
И барабаны застучали,
        Противник отступил:
Но день достался нам дороже! -
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


                      6
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.


И крепко, крепко наши спали
Пусть ярость благородная
Отчизны в роковую ночь.
Вскипает, как волна,
Мои товарищи, вы пали!
Идёт война народная,
Но этим не могли помочь. -
Священная война.
Однако же в преданьях славы
Все громче Римника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''Два друга''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Они точно братья сроднились,
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Делили и хлеб и табак,
***
И рядом их ленточки вились
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856) <poem>
В огне непрерывных атак.
Внимая ужасам войны,
 
При каждой новой жертве боя
В штыки ударяли два друга,
Мне жаль не друга, не жены,
И смерть отступала сама!
Мне жаль не самого героя…
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Увы! утешится жена,
— Ходи веселей, Кострома!
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Но вот под осколком снаряда
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
Упал паренёк костромской…
***
— Со мною возиться не надо,
'''Ах война, что ж ты сделала подлая…''' (1958)<poem>
Он другу промолвил с тоской. —
Ах война, что ж ты сделала подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
Я знаю, что больше не встану, —
И ушли за солдатом — солдат…
В глазах беспросветная тьма…
До свидания мальчики! Мальчики,
— О смерти задумал ты рано!
Постарайтесь вернуться назад
Ходи веселей, Кострома!


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
И бережно поднял он друга,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Но сам застонал и упал.
И себя не щадите вы, и все-таки
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Постарайтесь вернуться назад.
Товарищ чуть слышно сказал.


Ах война что ж ты подлая сделала:
Теряя сознанье от боли,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Себя подбодряли дружки,
Наши девочки платьица белые
И тихо по снежному полю
Раздарили сестренкам своим.
К своим доползли моряки.


Сапоги — ну куда от них денешься?
Умолкла свинцовая вьюга,
Да зеленые крылья погон…
Пропала смертельная тьма…
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Мы сведем с ними счеты потом.
— Ходи веселей, Кострома!
 
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идете войной наугад…
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
***
'''Бородино''' (1837)
'''Смерть сапера''' (1943)<poem>
<spoiler>
Мы время по часам заметили
<poem>
И кверху поползли по склону.
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
Москва, спалённая пожаром,
У края вражьей обороны.
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


Вот там она, и там, и тут она
— Да, были люди в наше время,
Везде, везде, до самой кручи.
Не то, что нынешнее племя:
Как паутиною опутана
      Богатыри — не вы!
Вся проволкою колючей.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Он наших мыслей не подслушивал
Мы долго молча отступали,
И не заглядывал нам в душу.
Досадно было, боя ждали,
Он из конюшни вниз обрушивал
      Ворчали старики:
Свой бешеный огонь по зуше.
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»


Прожекторы, как ножки циркуля,
И вот нашли большое поле:
Лучом вонзались в коновязи.
Есть разгуляться где на воле!
Прямые поподанья фыркали
      Построили редут.
Фонтанами земли и грязи.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


Но чем обстрел дымил багровее,
Забил заряд я в пушку туго
Тем равнодушнее к осколкам,
И думал: угощу я друга!
В спокойсти и хладнокровии
      Постой-ка, брат мусью!
Работали мы тихомолком.
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Со мною были люди смелые.
Два дня мы были в перестрелке.
Я знал, что в проволочной чаще
Что толку в этакой безделке?
Проходы нужные проделаю
      Мы ждали третий день.
Для битвы завтра предстоящей.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Вдруг одного сапера ранило.
Прилёг вздремнуть я у лафета,
Он отползал от вражьих линий,
И слышно было до рассвета,
Привстал, и дух от боли заняло,
      Как ликовал француз.
И он упал в густой полыни.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


Он приходил в себя урывками,
И только небо засветилось,
Осматривался на пригорке
Всё шумно вдруг зашевелилось,
И щупал место под нашивками
      Сверкнул за строем строй.
На почерневшей гимнастерке.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


И думал: глупость, оцарапали,
И молвил он, сверкнув очами:
И он отвалит от казани,
«Ребята! не Москва ль за нами?
К жене и детям вверх к сарапулю,
      Умрёмте же под Москвой,
И вновь и вновь терял сознанье.
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Все в жизни может быть издержано,
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Изведаны все положенья,
Французы двинулись, как тучи,
Следы любви самоотверженной
      И всё на наш редут.
Не подлежат уничтоженью.
Уланы с пёстрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Хоть землю грыз от боли раненый,
Вам не видать таких сражений!..
Но стонами не выдал братьев,
Носились знамёна, как тени,
Врожденной стойкости крестьянина
      В дыму огонь блестел,
И в обмороке не утратив.
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Его живым успели вынести.
Изведал враг в тот день немало,
Час продышал он через силу.
Что значит русский бой удалый,
Хотя за речкой почва глинистей,
      Наш рукопашный бой!..
Там вырыли ему могилу.
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Когда, убитые потерею,
Вот смерклось. Были все готовы
К нему сошлись мы на прощанье,
Заутра бой затеять новый
Заговорила артиллерия
      И до конца стоять…
В две тысячи своих гортаней.
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


В часах задвигались колесики.
Да, были люди в наше время,
Проснулись рычаги и шкивы.
Могучее, лихое племя:
К проделанной покойным просеке
      Богатыри — не вы.
Шагнула армия прорыва.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
</spoiler>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
<spoiler>
<poem>


Сраженье хлынуло в пробоину
                      1
И выкатилось на равнину,
Как входит море в край застроенный,
С разбега проломив плотину.


Пехота шла вперед маршрутами,
Всю ночь у пушек пролежали
Как их располагал умерший.
Мы без палаток, без огней,
Поздней немногими минутами
Штыки вострили да шептали
Противник дрогнул у завершья.
Молитву родины своей.
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


Он оставлял снарядов штабели,
                      2
Котлы дымящегося супа,
Все, что обозные награбили,
Палатки, ящики и трупы.


Потом дорогою завещанной
Пробили зорю барабаны,
Прошло с победами все войско.
Восток туманный побелел,
Края расширившейся трещины
И от врагов удар нежданый
У криворожья и пропойска.
На батарею прилетел.
 
И вождь сказал перед полками:
Мы оттого теперь у гомеля,
«Ребята, не Москва ль за нами?
Что на поляне в полнолунье
        Умрёмте ж под Москвой,
Своей души не экономили
Как наши братья умирали»
B пластунском деле накануне.
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


Жить и сгорать у всех в обычае,
                      3
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Когда ей к свету и величию
Своею жертвой путь прочертишь.
</poem>
***
'''Смелость''' (1941)<poem>
Безыменные герои
Осажденных городов,
Я вас в сердце сердца скрою,
Ваша доблесть выше слов.


В круглосуточном обстреле,
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Слыша смерти перекат,
Я вспомня леденею весь,
Вы векам в глаза смотрели
Там души волновала слава,
С пригородных баррикад.
Отчаяние было здесь.
 
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Вы ложились на дороге
Гром грянул, завизжали пули,
И у взрытой колеи
        Перекрестился я.
Спрашивали о подмоге
Мой пал товарищ, кровь лилася,
И не слышно ль, где свои.
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
        Из моего ружья.
 
                      4


А потом, жуя краюху,
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
По истерзанным полям
Уж я не помню ничего.
Шли вы, не теряя духа,
Шесть раз мы уступали поле
К обгорелым флигелям.
Врагу и брали у него.
Носились знамёна как тени,
Я спорил о могильной сени,
        В дыму огонь блестел.
На пушки конница летала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


Вы брались рукой умелой
                      5
Не для лести и хвалы,
А с холодным знаньем дела
За ружейные стволы.


И не только жажда мщенья,
Живые с мёртвыми сравнялись.
Но спокойный глаз стрелка,
И ночь холодная пришла,
Как картонные мишени,
И тех, которые остались,
Пробивал врагу бока.
Густою тьмою развела.
И батареи замолчали,
И барабаны застучали,
        Противник отступил:
Но день достался нам дороже! —
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


Между тем слепое что-то,
                      6
Опьяняя и кружа,
Увлекало вас к пролету
Из глухого блиндажа.


Там в неистовстве наитья
И крепко, крепко наши спали
Пела буря с двух сторон.
Отчизны в роковую ночь.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Мои товарищи, вы пали!
Ты от пуль заворожен.
Но этим не могли помочь.
 
Однако же в преданьях славы
И тогда, чужие миру,
Всё громче Рымника, Полтавы
Не причислены к живым,
        Гремит Бородино.
Вы являлись к командиру
Скорей обманет глас пророчий,
С предложеньем боевым.
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Вам казалось все пустое!
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Лучше, выиграв, уйти,
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
Чем бесславно сгнить в застое
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
Или скиснуть взаперти.
<spoiler>
<poem>
Во вражьем стане цели он разведал,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Читал статью про скорую победу,
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Мы с друга окровавленного сняли
Осколком просверлённый партбилет,
Бумажник, серебристые медали.
А лейтенанту было двадцать лет…
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплёскивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Так рождался победитель:
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
Вас над пропастью голов
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
Подвиг уносил в обитель
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
Громовержцев и орлов.
<spoiler>
<poem>
Ты каждый раз, ложась в постель,
Смотри во тьму окна
И помни, что метёт метель
И что идёт война.
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Победитель''' (1944)<poem>
Вы помните еще ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и перли
И осень шагом испытаний шла?


Но правота была такой оградой,
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
Которой уступал любой доспех.
<spoiler>
Все воплотила участь Ленинграда.
<poem>
Стеной стоял он на глазах у всех.
И вот Победа. Столько дней —
В промозглой сырости похода,
В горячих мастерских завода,
В боях — мы думали о ней!


И вот пришло заветное мгновенье:
В ней всё, что дорого и свято, —
Он разорвал осадное кольцо.
Судьба народа, честь страны,
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
В ней участь сына, память брата,
B восторге смотрит на его лицо.
Любовь невесты и жены.


Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Под орудийные раскаты
Как входит в цепь легенд его звено!
Москва ликует в этот час, —
Все, что возможно на земле и небе,
Как будто затемненье снято
Им вынесено и совершено.
С открытых лиц, счастливых глаз.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
 
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
<spoiler>
<poem>
Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
***
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
'''Война''' (1821)<poem>
<spoiler>
Война! Подъяты наконец,
<poem>
Шумят знамена бранной чести!
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Стали тихими наши дворы,
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
Наши мальчики головы подняли,
И сколько сильных впечатлений
Повзрослели они до поры,
Для жаждущей души моей!
 
Стремленье бурных ополчений,
На пороге едва помаячили
Тревоги стана, звук мечей,
И ушли за солдатом — солдат…
И в роковом огне сражений
До свидания мальчики! Мальчики,
Паденье ратных и вождей!
Постарайтесь вернуться назад
Предметы гордых песнопений
 
Разбудят мой уснувший гений! —
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Все ново будет мне: простая сень шатра,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
И себя не щадите вы, и всё-таки
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
Постарайтесь вернуться назад.
И смерти грозной ожиданье.
 
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Наши девочки платьица белые
Кончину ль темную судил мне жребий боев?
Раздарили сестрёнкам своим.
И все умрет со мной: надежды юных дней,
 
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Сапоги — ну куда от них денешься?
Воспоминание и брата и друзей,
Да зелёные крылья погон…
И мыслей творческих напрасное волненье,
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Мы сведём с ними счёты потом.
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
 
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Я таю, жертва злой отравы:
Что идёте войной наугад…
Покой бежит меня, нет власти над собой,
До свидания, девочки! Девочки,
И тягостная лень душою овладела…
Постарайтесь вернуться назад.
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая еще не закипела?
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
<br clear=all>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
[[#вернуться к содержанию||^|]]
От первых лет поклонник бранной славы,
 
Люблю войны кровавые забавы,
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
И смерти мысль мила душе моей.
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
Во цвете лет свободы верный воин,
'''Волжская баллада''' (1945)
Перед собой кто смерти не видал,
<spoiler>
Тот полного веселья не вкушал
<poem>
И милых жен лобзаний не достоин.</poem>
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
***
Третий год ей земля горяча —
'''Анчар''' (1828) <poem>
С той поры как солдатской дорогой войны
В пустыне чахлой и скупой,
Муж ушёл, сапогами стуча.
На почве, зноем раскалённой,
На четвёртом году прибывает пакет.
Анчар, как грозный часовой,
Почерк в нём незнаком и суров:
Стоит — один во всей вселенной.
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Председатель даёт подорожную ей.
То надеждой, то горем полна,
На другую солдатку оставив детей,
Едет в город Саратов она.
А Саратов велик. От дверей до дверей
Как найти в нём родные следы?
Много раненых братьев, отцов и мужей
На покое у волжской воды.
Наконец её доктор ведёт в тишине
По тропинкам больничных ковров.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
Нерастраченной нежности женской полна,
И калеку Наталья ждала,
Но того, что увидела, даже она
Ни понять, ни узнать не могла.
Он хозяином был её дум и тревог,
Запевалой, лихим кузнецом.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
С перекошенным, серым лицом?
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
Повалившись в кровать головой,
В голос вдруг закричала, завыла она:
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Лишь в глазах у него два горячих луча.
Что он скажет — безрукий, немой!
И сурово Наталья глядит на врача:
— Собирайте, он едет домой.
Не узнать тебе друга былого, жена, —
Пусть как память живёт он в дому.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
Все втроём поклонитесь ему!
Причитали соседки над женской судьбой,
Горевал её горем колхоз.
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
И никто не видал её слёз…
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
Только вдруг, словно годы назад,
Под окном раздаются мужские шаги,
Сапоги по ступенькам стучат.
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Как, склонившись в дверях головой,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
С перевязанной правой рукой.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Замечает чужие глаза в тишине
И другого на месте своём.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Но, как был он, в дорожной пыли,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Поклонился жене до земли.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>
</spoiler>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
<spoiler>
<poem>
Когда командир, чтоб сдержать врага,
На смерть позвал смельчаков,
Первым из строя на два шага
Вышел Сергей Кусков.
Последний танк в дыму вороном
От его руки запылал,
И, выполнив долг,
Под вражьим огнём
На землю Кусков упал.
Посмертно «Героем» его нарекли.
Но когда спустилась мгла,
Женщина
                в пепле родной земли
Живым его нашла.
От вражьего взгляда укрыла его
Густою лесною тьмой.
Прохладой летом лечила его,
Теплом лечила зимой.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Она зашептала:
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


Природа жаждущих степей
Его ловили в густом бору
Его в день гнева породила
Два отборных полка.
И зелень мёртвую ветвей
Его повесили на миру
И корни ядом напоила.
На площади городка.
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Но граната летит из кустов.
Смеётся поднявшийся человек:
«Я — Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Яд каплет сквозь его кору,
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
К полудню растопясь от зною,
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
И застывает ввечеру
'''Смерть сапёра''' (1943)
Густой прозрачною смолою.
<spoiler>
<poem>
Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


К нему и птица не летит
Вот там она, и там, и тут она
И тигр нейдет — лишь вихорь чёрный
Везде, везде, до самой кручи.
На древо смерти набежит
Как паутиною опутана
И мчится прочь, уже тлетворный.
Вся проволкою колючей.


И если туча оросит,
Он наших мыслей не подслушивал
Блуждая, лист его дремучий,
И не заглядывал нам в душу.
С его ветвей, уж ядовит,
Он из конюшни вниз обрушивал
Стекает дождь в песок горючий.
Свой бешеный огонь по Зуше.


Но человека человек
Прожекторы, как ножки циркуля,
Послал к анчару властным взглядом:
Лучом вонзались в коновязи.
И тот послушно в путь потек
Прямые попаданья фыркали
И к утру возвратился с ядом.
Фонтанами земли и грязи.


Принёс он смертную смолу
Но чем обстрел дымил багровее,
Да ветвь с увядшими листами,
Тем равнодушнее к осколкам,
И пот по бледному челу
В спокойствии и хладнокровии
Струился хладными ручьями;
Работали мы тихомолком.


Принёс — и ослабел и лёг
Со мною были люди смелые.
Под сводом шалаша на лыки,
Я знал, что в проволочной чаще
И умер бедный раб у ног
Проходы нужные проделаю
Непобедимого владыки.
Для битвы завтра предстоящей.
 
Вдруг одного сапёра ранило.
Он отползал от вражьих линий,
Привстал, и дух от боли заняло,
И он упал в густой полыни.
 
Он приходил в себя урывками,
Осматривался на пригорке
И щупал место под нашивками
На почерневшей гимнастёрке.


А князь тем ядом напитал
И думал: глупость, оцарапали,
Свои послушливые стрелы
И он отвалит от Казани,
И с ними гибель разослал
К жене и детям вверх к Сарапулю,
К соседам в чуждые пределы.
И вновь и вновь терял сознанье.
</poem>
<br clear=all>


== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
Всё в жизни может быть издержано,
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
Изведаны все положенья,
***
Следы любви самоотверженной
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
Не подлежат уничтоженью.
{{#ev:youtubeimg|QJzun_Vj6uc|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой...», читает Ksenija Kurs}}
 
<poem>
Хоть землю грыз от боли раненый,
На Земле
Но стонами не выдал братьев,
    безжалостно маленькой
Врождённой стойкости крестьянина
жил да был человек маленький.
И в обмороке не утратив.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


…А когда он упал —
Его живым успели вынести.
              некрасиво, неправильно,
Час продышал он через силу.
в атакующем крике вывернув рот,
Хотя за речкой почва глинистей,
то на всей земле
Там вырыли ему могилу.
            не хватило мрамора,
 
чтобы вырубить парня
Когда, убитые потерею,
в полный рост!
К нему сошлись мы на прощанье,
</poem>
Заговорила артиллерия
***
В две тысячи своих гортаней.
'''Баллада о красках''' (1972)<poem>
 
Был он рыжим,
В часах задвигались колёсики.
как из рыжиков рагу.
Проснулись рычаги и шкивы.
Рыжим,
К проделанной покойным просеке
словно апельсины на снегу.
Шагнула армия прорыва.
Мать шутила,
 
мать веселою была:
Сраженье хлынуло в пробоину
«Я от солнышка сыночка родила…»
И выкатилось на равнину,
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Как входит море в край застроенный,
Чёрным,
С разбега проломив плотину.
будто обгоревшее смолье.
 
Хохотала над расспросами она,
Пехота шла вперёд маршрутами,
говорила:
Как их располагал умерший.
«Слишком ночь была черна!.
Поздней немногими минутами
В сорок первом,
Противник дрогнул у Завершья.
в сорок памятном году
 
прокричали репродукторы беду.
Он оставлял снарядов штабели,
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
Котлы дымящегося супа,
поклонились маме в пояс.
Всё, что обозные награбили,
И ушли.
Палатки, ящики и трупы.
Довелось в бою почуять молодым
 
рыжий бешеный огонь
Потом дорогою завещанной
и черный дым,
Прошло с победами всё войско.
злую зелень застоявшихся полей,
Края расширившейся трещины
серый цвет прифронтовых госпиталей.
У Криворожья и Пропойска.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
 
воевали до победы.
Мы оттого теперь у Гомеля,
Мать ждала.
Что на поляне в полнолунье
Не гневила,
Своей души не экономили
не кляла она судьбу.
B пластунском деле накануне.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что еще?
Пьют зеленое вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Жить и сгорать у всех в обычае,
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
***
Когда ей к свету и величию
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Своею жертвой путь прочертишь.
{{#ev:youtubeimg|VFADkTTolu4|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
</poem>
</spoiler>
'''Смелость''' (1941)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Безымённые герои
Не верить газетным столбцам,
Осаждённых городов,
Но я это видел. Своими глазами.
Я вас в сердце сердца скрою,
Понимаете? Видел. Сам.
Ваша доблесть выше слов.


Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
В круглосуточном обстреле,
Меж нами
Слыша смерти перекат,
    вот этак -
Вы векам в глаза смотрели
                ров.
С пригородных баррикад.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Нет! Об этом нельзя словами…
Вы ложились на дороге
Тут надо рычать! Рыдать!
И у взрытой колеи
Семь тысяч расстрелянных в мерзлой яме,
Спрашивали о подмоге
Заржавленной, как руда.
И не слышно ль, где свои.


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
А потом, жуя краюху,
Может быть, партизаны? Нет.
По истерзанным полям
Вот лежит лопоухий Колька -
Шли вы, не теряя духа,
Ему одиннадцать лет.
К обгорелым флигелям.


Тут вся родня его. Хутор «Веселый».
Вы брались рукой умелой
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Не для лести и хвалы,
Ближние станции, ближние села -
А с холодным знаньем дела
Все заложников выслали в ров.
За ружейные стволы.


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
И не только жажда мщенья,
У каждого жест. Удивительно свой!
Но спокойный глаз стрелка,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Как картонные мишени,
С которым смерть принимал живой,
Пробивал врагу бока.


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Между тем слепое что-то,
Как митинг, шумит эта мертвая тишь.
Опьяняя и кружа,
В каком бы их ни свалило виде -
Увлекало вас к пролёту
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Из глухого блиндажа.
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»


Парень. Он совсем налегке.
Там в неистовстве наитья
Грудь распахнута из протеста.
Пела буря с двух сторон.
Одна нога в худом сапоге,
Ветер вам свистел в прикрытье:
Другая сияет лаком протеза.
Ты от пуль заворожён.
Легкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мертвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха ее видна далеко.


Бабка. Эта погибла стоя,
И тогда, чужие миру,
Встала из трупов и так умерла.
Не причислены к живым,
Лицо ее, славное и простое,
Вы являлись к командиру
Черная судорога свела.
С предложеньем боевым.
Ветер колышет ее отрепье…
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упреке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
"Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет".


Рядом истерзанная еврейка.
Вам казалось всё пустое!
При ней ребенок. Совсем как во сне.
Лучше, выиграв, уйти,
С какой заботой детская шейка
Чем бесславно сгнить в застое
Повязана маминым серым кашне…
Или скиснуть взаперти.
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги -
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Как страшно об этом писать. Как жутко.
Так рождался победитель:
Но надо. Надо! Пиши!
Вас над пропастью голов
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Подвиг уносил в обитель
Ты вымерил низость фашистской души,
Громовержцев и орлов.
Ты осознал во всей ее фальши
</poem>
«Сентиментальность» пруссацких грез,
</spoiler>
Так пусть же
'''Победитель''' (1944)
          сквозь их
<spoiler>
                  голубые
<poem>
                        вальсы
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Торчит материнская эта горсть.
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и пёрли
И осень шагом испытаний шла?


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Но правота была такой оградой,
Ты за руку их поймал — уличи!
Которой уступал любой доспех.
Ты видишь, как пулею бронебойной
Всё воплотила участь Ленинграда.
Дробили нас палачи,
Стеной стоял он на глазах у всех.
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    все это
          сам ты
                видел
И не сошел с ума.


Но молча стою я над страшной могилой.
И вот пришло заветное мгновенье:
Что слова? Истлели слова.
Он разорвал осадное кольцо.
Было время — писал я о милой,
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
О щелканье соловья.
B восторге смотрит на его лицо.


Казалось бы, что в этой теме такого?
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Правда? А между тем
Как входит в цепь легенд его звено!
Попробуй найти настоящее слово
Всё, что возможно на земле и небе,
Даже для этих тем.
Им вынесено и совершено.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
'''Ветер с моря''' (1947)
<spoiler>
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Был приказ прорваться к Эльтигену
Но строчки… глуше вареных вязиг.
днём
Нет, товарищи: этой муки
сквозь строй немецкого заслона.
Не выразит язык.
Командир сказал, что повезло нам,
и поздравил нас.
Взбивая пену,
клокотало море.
На причалах
от наката волн качались сваи.
Командир сказал, что так бывает, —
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Шеи пушек вытянулись к югу,
дрогнули,
качнулись мачты косо —
это реверс выжали матросы,
и земля шарахнулась в испуге.
В этот день на рейде не клялись мы,
уходя, вещей не завещали.
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
И велел отправить наши письма.
Он стоял, спокойный и угрюмый,
молчаливый и широкоспинный,
слушая, как напевает трюмный
песню про влюблённую рябину.
Что он думал?
Думал ли о бое,
что придёт в горячечном ознобе,
впившись в борт десятками пробоин,
в пятнах крови на матросской робе,
или, может, видел над собою
только небо, небо голубое?
Что хотел он?
На одном моторе
мирно,
не рискуя головою,
проскочить, не встретив немцев в море,
потому что море — штормовое?
Или, может, он мечтал у порта
вдруг увидеть их,
чтоб тотчас, с ходу,
стать «гостеприимным» мореходом
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
так чтоб флаги с чёрными крестами
падали,
линяя под винтами?
…Он был ранен после первых вспышек.
Медленно
по мокрому реглану
кровь стекала под ноги.
Я слышал,
как он приказал:
«Идти тараном!
По разрывам,
в лоб,
врезаясь строем!»
…Немцев было восемь.
Наших — трое.
Немцы шли на малом.
Мы — на полном.
Немцы шли за ветром.
Мы — сквозь волны.
С ними был их бог.
А с нами — сила.
Он им не помог.
А нас носила
Яростная злоба над волнами.
С немцами был бог.
А море — с нами.
…Море с нами, — значит, каждым валом
нас волна собою прикрывала
и несла на гребень против ветра.
Ближе,
ближе,
ближе.
С каждым метром
чаще всплески вражеской картечи.
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
и на пушках запекалась краска…
Я не слышал, как по серым каскам
звякали визжащие осколки,
но зато я видел, как умолкли
пушки на беструбой барже рядом,
как она, подбитая снарядом,
медленно вползала в чёрный выем.
— Море вам оплатит штормовые! —
Выстрел!
И куски брони летят, как вата.
Выстрел!
И, качнувшись угловато,
переломлен надвое по мостик,
головной отправлен рыбам в гости.
…Немцы отвернули в полумиле.
Немцев подвели плохие нервы.
Мы не гнались…
Мы похоронили
катер № 81-й.
Сняли флаг
и вынесли из рубки
лоцию…
А море штормовало,
Командир сказал:
«Устали руки!» —
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!» —
и упал
на мостике
у тумбы.


Он слишком привычен, поэтому бледен.
2
Слишком изящен, поэтому скуп,
К неумолимой грамматике сведен
Каждый крик, слетающий с губ.


Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Как запомнить свет звезды падучей,
Из всех племен от древка до древка
как отыщешь, где она упала?
И взять от каждого все человечье,
На Тамани,
Все, прорвавшееся сквозь века,-
у высокой кручи,
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
у подножья пенистого вала,
Эхо нашествий, погромов, резни…
всем ветрам распахнута навстречу,
Не это ль
с давних пор стоит одна лачуга.
      наречье
Там три дня подряд горели свечи,
            муки бездонной
там три дня подряд у тела друга
    Словам искомым сродни?
собирались хмурые матросы.
Стыли волны па причальных сваях.
На манильских несмоленых тросах
провисала койка подвесная.
А на жёсткой флотской парусине
он лежал,
сурово сдвинув брови,
в орденах,
в морском мундире синем.
Замирало море в изголовье,
а у ног — гвардейцы…
Я заметил,
как качнулась тень на смуглых лицах.
Мы молчали.
Мы пришли проститься
молча, перед самым боем.
Ветер!
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
тросами поскрипывая глухо.
И качнулась койка в полусвете,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
как всегда,
в свой дальний путь обычный,
только что уснувший после боя.
И закрыл плечами свечи мичман,
чтобы свет его не беспокоил,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
— Жил, качаясь на волне,
и, на волне
качаясь,
ты ушёл в последний рейс.
Мне тоже,
если только смерти,
то такой же. —
Мы надели мичманки.
И руки
потянулись к козырькам.
Сирена
извещала нас, что поднят «буки» —
флаг о выходе туда,
где пена,
закружившись в гибельном узоре,
тонет в белой глубине буруна.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»
</poem>
</spoiler>
'''Июньские дни Нахимова'''
<spoiler>
<poem>
      1. Возвращение


Но есть у нас и такая речь,
Когда в одной ладони —
Которая всяких слов горячее:
все дороги.
Врагов осыпает проклятьем картечь.
И встать на холм —
Глаголом пророков гремят батареи.
как дёрнуть за кольцо.
Вы слышите трубы на рубежах?
И ни моря не властны
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
и ни боги.
Бегут! Но некуда им убежать
И лица всех сошлись в одно лицо.
От вашей кровавой могилы.
Когда послушней конь,
острее зренье
и ни себя не жалко,
ни коня.
Когда, освобождённый,
отстраненьем
возвысишься
над суетностью дня…
Как горячит
и как пьянит опасность.
Но, все свои сомненья погребя,
ты знаешь,
что живёшь не для себя.
И в этом суть,
и правота,
и ясность.
...................................................
...................................................
Три ниши
во Владимирском соборе.
Три места в склепе.
Трое лечь могли
под куполом с крестом,
над городом,
что всех других дороже.
Был первым —
Лазарев.
Он — первый адмирал —
лёг в склепе первым.
— Берегу
второе место для себя, —
сказал Нахимов.
Но смерть всевластна.
Подданных своих
смерть убирает
по своим контрактам.
Она — вершительница
судеб всех.
Одна она ли только?!
И стал вторым Корнилов.
Он, кажется мне тоже,
что-то знал.
Он загодя оставил завещанье,
ранним утром,
часов примерно в семь,
часы отправил сыну золотые.
А в полдень
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
— Держу я третье место
для себя, — сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
— Что хорониться,
смерть своё возьмёт, —
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
      2. Предчувствие
Травою взойдите у этих высот.
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
Кто вас увидел, отныне навеки
 
Все ваши раны в душе унесет.
А он с коня в штыки —
и нет
ни неба,
ни земли,
ни адмиральских эполет.
Лишь хруст костей
да красный след,
когда кричат:
— Коли! —
А он не думал ни о чём,
пришёл ли нет черёд.
Не взвешивал,
а предпочёл
толкнуть тарутинцев плечом
и с саблею —
вперёд.
А ковыли давно в крови.
А бог — приди
и лик яви
в малиновом дыму.
И нет ни неба,
ни земли,
лишь хруст костей
да крик:
— Коли! —
Пощады — никому.
 
Накануне сражения
явился к Нахимову
Данненберг.
— Извините, — сказал он, —
я ещё не был с визитом
у вас.
— Помилуйте,
ваше высочество,
лучше б
Сапун-горе
сделали вы визит…
..............................................
..............................................
Итак, другого не дано:
пусть всё летит вверх дном.
Земля виднее
под конём,
трава теплее
под огнём,
нет выхода — так вверх килём.
А город…
Если суждено.
Но… только не при нём.
Скатилась по небу звезда,
двух душ сближала даль.
 
Уберегли его тогда,
и отодвинулась беда.
Надолго ли?!
Едва ль…
Близ Малахова кургана
солдат, умирая,
остановил верхового:
— Я не помощи прошу,
ваше благородие,
я спросить у вас хочу,
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…
 
      3. Смерть
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
 
В шесть часов пополудни,
вернее, чуть раньше шести,
на исходе июня,
во вторник,
дня двадцать восьмого,
двое: Павел Нахимов
и флаг-офицер Колтовской,
благодушно беседуя
ехали к Керну
верхами.
День клонился к закату,
акация властно цвела.
Сладковато и властно.
Нахимов сказал:
— Дело божье.
Бог даёт,
бог берёт…
Храбрость — суть
постоянство усилий.
Смерть преследовать нужно,
чтоб душу от страха спасти.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
И для нас,
и, пожалуй, для многих.
 
В шесть часов пополудни,
вернее, чуть раньше шести,
на исходе июня,
во вторник,
дня двадцать восьмого,
обойдя батарею,
он вышел к вершине холма
и спросил у сигнальщика:
— Сколько нас?
— На суток на четверо… хватит… —
Рядом шлёпнулась пуля,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
Он стоял,
возвышаясь по грудь
над банкетом.
Снова пуля…
— Прицельно стреляют, —
сказал.
Керн был бледен.
Нахимов
за подзорной трубой потянулся.
.............................................
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.
 
В шесть часов пополудни
тайна смерти близка…
И разгадкою жизни
хлещет кровь из виска.
............................................
............................................
Когда часы надежды истекли
его по Аполлоновой горе
до бухты
донесли товарищи
и положили в шлюпку.
Буксировали баркасами
и встретили на Графской,
как живого,
взяв вёсла на валёк.
Потом, неспешно,
двинулись домой.
Из окон дома
было слышно,
как полковая музыка играла.
…Гроб его
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий — кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».


Ров… Поэмой ли скажешь о нем?
В почётном карауле стояли —
Семь тысяч трупов.
семнадцать в ряд.
              Семиты... Славяне...
«Полный ход»
Да! Об этом нельзя словами.
сыграли барабанщики.
Огнем! Только огнем!
Колокола —
один, потом другой —
звонили с Корабельной.
Четырнадцать священников
служили панихиду.
Приспустили флаги
на кораблях.
Весь Севастополь
проводил Нахимова
в последний путь
до склепа,
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
***
'''Война''' (1821)
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|AxdhOP7XVPg|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
<poem>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Война! Подъяты наконец,
Где ты русским выкормлен был,
Шумят знамёна бранной чести!
Под бревенчатым потолком,
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
Если дороги в доме том
И сколько сильных впечатлений
Тебе стены, печь и углы,
Для жаждущей души моей!
Дедом, прадедом и отцом
Стремленье бурных ополчений,
В нем исхоженные полы;
Тревоги стана, звук мечей,
 
И в роковом огне сражений
Если мил тебе бедный сад
Паденье ратных и вождей!
С майским цветом, с жужжаньем пчел
Предметы гордых песнопений
И под липой сто лет назад
Разбудят мой уснувший гений! —
В землю вкопанный дедом стол;
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Если ты не хочешь, чтоб пол
Огни врагов, их чуждое взыванье,
В твоем доме фашист топтал,
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
Чтоб он сел за дедовский стол
И смерти грозной ожиданье.
И деревья в саду сломал…
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
 
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Если мать тебе дорога —
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Тебя выкормившая грудь,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
Где давно уже нет молока,
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
Только можно щекой прильнуть;
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Если вынести нету сил,
Воспоминание и брата и друзей,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
И мыслей творческих напрасное волненье,
По щекам морщинистым бил,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Косы на руку намотав;
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Чтобы те же руки ее,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Что несли тебя в колыбель,
Я таю, жертва злой отравы:
Мыли гаду его белье
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И стелили ему постель…
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</spoiler>
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
<spoiler>
<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.
</poem>
</spoiler>
'''Анчар''' (1828)
<spoiler>
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Если ты отца не забыл,
Природа жаждущих степей
Что качал тебя на руках,
Его в день гнева породила
Что хорошим солдатом был
И зелень мёртвую ветвей
И пропал в карпатских снегах,
И корни ядом напоила.
Что погиб за Волгу, за Дон,
 
За отчизны твоей судьбу;
Яд каплет сквозь его кору,
Если ты не хочешь, чтоб он
К полудню растопясь от зною,
Перевертывался в гробу,
И застывает ввечеру
Чтоб солдатский портрет в крестах
Густой прозрачною смолою.
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


Если ты не хочешь отдать
К нёму и птица не летит
Ту, с которой вдвоем ходил,
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
Ту, что долго поцеловать
На древо смерти набежит
Ты не смел,— так ее любил,—
И мчится прочь, уже тлетворный.
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви…


Если ты фашисту с ружьем
И если туча оросит,
Не желаешь навек отдать
Блуждая, лист его дремучий,
Дом, где жил ты, жену и мать,
С его ветвей, уж ядовит,
Все, что родиной мы зовем,—
Стекает дождь в песок горючий.
Знай: никто ее не спасет,
 
Если ты ее не спасешь;
Но человека человек
Знай: никто его не убьет,
Послал к анчару властным взглядом:
Если ты его не убьешь.
И тот послушно в путь потёк
И пока его не убил,
И к утру возвратился с ядом.
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
Принёс он смертную смолу
А не ты на земле лежал,
Да ветвь с увядшими листами,
Не в твоем дому чтобы стон,
И пот по бледному челу
А в его по мертвым стоял.
Струился хладными ручьями;
Так хотел он, его вина,—
 
Пусть горит его дом, а не твой,
Принёс — и ослабел и лёг
И пускай не твоя жена,
Под сводом шалаша на лыки,
А его пусть будет вдовой.
И умер бедный раб у ног
Пусть исплачется не твоя,
Непобедимого владыки.
А его родившая мать,
 
Не твоя, а его семья
А князь тем ядом напитал
Понапрасну пусть будет ждать.
Свои послушливые стрелы
Так убей же хоть одного!
И с ними гибель разослал
Так убей же его скорей!
К соседям в чуждые пределы.
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</poem>
***
</spoiler>
''' Майор привез мальчишку на лафете…''' (1941)<poem>
<br clear=all>
Майор привез мальчишку на лафете.
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Его везли из крепости, из Бреста.
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
Был исцарапан пулями лафет.
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
Отцу казалось, что надежней места
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
Отныне в мире для ребенка нет.
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
помните!


Отец был ранен, и разбита пушка.
Не плачьте!
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
В горле
Прижав к груди заснувшую игрушку,
    сдержите стоны,
Седой мальчишка на лафете спал.
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!


Мы шли ему навстречу из России.
Хлебом и песней,
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Мечтой и стихами,
Ты говоришь, что есть еще другие,
жизнью
Что я там был и мне пора домой…
    просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!


Ты это горе знаешь понаслышке,
Люди!
А нам оно оборвало сердца.
Покуда сердца
Кто раз увидел этого мальчишку,
          стучатся,
Домой прийти не сможет до конца.
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
пожалуйста,
    помните!


Я должен видеть теми же глазами,
Песню свою
Которыми я плакал там, в пыли,
        отправляя в полёт,
Как тот мальчишка возвратится с нами
помните!
И поцелует горсть своей земли.
О тех,
кто уже никогда
          не споёт,
помните!


За все, чем мы с тобою дорожили,
Детям своим
Призвал нас к бою воинский закон.
          расскажите о них,
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
чтоб
А там, где отнят у мальчишки он.
запомнили!
</poem>
Детям
<br clear=all>
    детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли,
о погибших
помните!


== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
Встречайте
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Сурков]]
          трепетную весну,
***
люди Земли.
'''В землянке''' (1941)<poem>
Убейте
Бьётся в тесной печурке огонь,
    войну,
На поленьях смола, как слеза,
прокляните
И поёт мне в землянке гармонь
войну,
Про улыбку твою и глаза.
люди Земли!


О тебе мне шептали кусты
Мечту пронесите
В белоснежных полях под Москвой.
          через года
Я хочу, чтоб услышала ты,
и жизнью
Как тоскует мой голос живой.
наполните!..
Но о тех,
кто уже не придёт
              никогда,
заклинаю,
помните!
</poem>
</spoiler>
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
<spoiler>
<poem>
На Земле
    безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


Ты сейчас далеко-далеко.
…А когда он упал —
Между нами снега и снега.
              некрасиво, неправильно,
До тебя мне дойти не легко,
в атакующем крике вывернув рот,
А до смерти — четыре шага.
то на всей земле
 
            не хватило мрамора,
Пой, гармоника, вьюге назло,
чтобы вырубить парня
Заплутавшее счастье зови.
в полный рост!
Мне в холодной землянке тепло
От твой негасимой любви.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
 
'''Баллада о красках''' (1972)
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
<spoiler>
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
<poem>
***
Был он рыжим,
'''Я знаю, никакой моей вины…''' <poem>
как из рыжиков рагу.
Я знаю, никакой моей вины
Рыжим,
В том, что другие не пришли с войны,
словно апельсины на снегу.
В то, что они — кто старше, кто моложе -
Мать шутила,
Остались там, и не о том же речь,
мать весёлою была:
Что я их мог, но не сумел сберечь, -
«Я от солнышка сыночка родила…»
Речь не о том, но все же, все же, все же…
А другой был чёрным-чёрным у неё.
</poem>
Чёрным,
***
будто обгоревшее смольё.
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
Хохотала над расспросами она,
В тот день, когда окончилась война
говорила:
И все стволы палили в счет салюта,
«Слишком ночь была черна!..»
В тот час на торжестве была одна
В сорок первом,
Особая для наших душ минута.
в сорок памятном году
 
прокричали репродукторы беду.
В конце пути, в далекой стороне,
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
Под гром пальбы прощались мы впервые
поклонились маме в пояс.
Со всеми, что погибли на войне,
И ушли.
Как с мертвыми прощаются живые.
Довелось в бою почуять молодым
 
рыжий бешеный огонь
До той поры в душевной глубине
и чёрный дым,
Мы не прощались так бесповоротно.
злую зелень застоявшихся полей,
Мы были с ними как бы наравне,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
И разделял нас только лист учетный.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
 
воевали до победы.
Мы с ними шли дорогою войны
Мать ждала.
В едином братстве воинском до срока,
Не гневила,
Суровой славой их озарены,
не кляла она судьбу.
От их судьбы всегда неподалеку.
Похоронка
 
обошла её избу.
И только здесь, в особый этот миг,
Повезло ей.
Исполненный величья и печали,
Привалило счастье вдруг.
Мы отделялись навсегда от них:
Повезло одной на три села вокруг.
Нас эти залпы с ними разлучали.
Повезло ей.
 
Повезло ей!
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Повезло!—
Что нам уже не числиться в потерях.
Оба сына
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
воротилися в село.
Заполненный товарищами берег.
Оба сына.
 
Оба-двое.
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Плоть и стать.
Как нас уносят этих залпов волны,
Золотистых орденов не сосчитать.
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Вот так, судьбой своею смущены,
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Прощались мы на празднике с друзьями.
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
И с теми, что в последний день войны
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Еще в строю стояли вместе с нами;
<spoiler>
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.


И с теми, что ее великий путь
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Пройти смогли едва наполовину;
Меж нами
И с теми, чьи могилы где-нибудь
    вот этак —
Еще у Волги обтекали глиной;
                ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


И с теми, что под самою Москвой
Нет! Об этом нельзя словами…
В снегах глубоких заняли постели,
Тут надо рычать! Рыдать!
В ее предместьях на передовой
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Зимою сорок первого;
Заржавленной, как руда.
                                      и с теми,


Что, умирая, даже не могли
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Рассчитывать на святость их покоя
Может быть, партизаны? Нет.
Последнего, под холмиком земли,
Вот лежит лопоухий Колька —
Насыпанном нечуждою рукою.
Ему одиннадцать лет.


Со всеми — пусть не равен их удел,-
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Кто перед смертью вышел в генералы,
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
А кто в сержанты выйти не успел -
Ближние станции, ближние сёла —
Такой был срок ему отпущен малый.
Все заложников выслали в ров.


Со всеми, отошедшими от нас,
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Причастными одной великой сени
У каждого жест. Удивительно свой!
Знамен, склоненных, как велит приказ, -
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Со всеми, до единого со всеми.
С которым смерть принимал живой,


Простились мы.
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
                          И смолкнул гул пальбы,
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
И время шло. И с той поры над ними
В каком бы их ни свалило виде —
Березы, вербы, клены и дубы
Глазами, оскалом, шеей, плечами
В который раз листву свою сменили.
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»


Но вновь и вновь появится листва,
Парень. Он совсем налегке.
И наши дети вырастут и внуки,
Грудь распахнута из протеста.
А гром пальбы в любые торжества
Одна нога в худом сапоге,
Напомнит нам о той большой разлуке.
Другая сияет лаком протеза.
Лёгкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


И не за тем, что уговор храним,
Бабка. Эта погибла стоя,
Что память полагается такая,
Встала из трупов и так умерла.
И не за тем, нет, не за тем одним,
Лицо её, славное и простое,
Что ветры войн шумят не утихая.
Чёрная судорога свела.
Ветер колышет её отрепье…
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упрёке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


И нам уроки мужества даны
Рядом истерзанная еврейка.
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
Нет, даже если б жертвы той войны
С какой заботой детская шейка
Последними на этом свете были, -
Повязана маминым серым кашне…
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Но надо. Надо! Пиши!
Глазами их не видеть их земли
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
И слухом их не слышать мир отчасти?
Ты вымерил низость фашистской души,
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Так пусть же
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
В конце концов у смертного порога,
Ты за руку их поймал — уличи!
В себе самих не угадать себе
Ты видишь, как пулею бронебойной
Их одобренья или их упрека!
Дробили нас палачи,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    всё это
          сам ты
                видел
И не сошёл с ума.


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Но молча стою я над страшной могилой.
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Что слова? Истлели слова.
Не мертвых власть, а власть того родства,
Было время — писал я о милой,
Что даже смерти стало неподсудно.
О щёлканье соловья.


К вам, павшие в той битве мировой
Казалось бы, что в этой теме такого?
За наше счастье на земле суровой,
Правда? А между тем
К вам, наравне с живыми, голос свой
Попробуй найти настоящее слово
Я обращаю в каждой песне новой.
Даже для этих тем.


Вам не услышать их и не прочесть.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Строка в строку они лежат немыми.
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Нет, товарищи: этой муки
Вы слышали меня и знали имя.
Не выразит язык.


В безгласный край, в глухой покой земли,
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Откуда нет пришедших из разведки,
Слишком изящен, поэтому скуп,
Вы часть меня с собою унесли
К неумолимой грамматике сведён
С листка армейской маленькой газетки.
Каждый крик, слетающий с губ.


Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Как у живых, — я так же вам обязан.
Из всех племён от древка до древка
И если я, по слабости, солгу,
И взять от каждого всё человечье,
Вступлю в тот след, который мне заказан,
Всё, прорвавшееся сквозь века,
 
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Скажу слова, что нету веры в них,
Эхо нашествий, погромов, резни…
То, не успев их выдать повсеместно,
Не это ль
Еще не зная отклика живых, -
      наречье
Я ваш укор услышу бессловесный.
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?


Суда живых — не меньше павших суд.
Но есть у нас и такая речь,
И пусть в душе до дней моих скончанья
Которая всяких слов горячее:
Живет, гремит торжественный салют
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Победы и великого прощанья.
Глаголом пророков гремят батареи.
</poem>
Вы слышите трубы на рубежах?
***
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
Бегут! Но некуда им убежать
Столько было за спиною
От вашей кровавой могилы.
Городов, местечек, сел,
Что в село свое родное
Не заметил, как вошел.


Не один вошел — со взводом,
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Не по улице прямой -
Травою взойдите у этих высот.
Под огнем, по огородам
Кто вас увидел, отныне навеки
Добирается домой…
Все ваши раны в душе унесёт.


Кто подумал бы когда-то,
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Что достанется бойцу
Семь тысяч трупов.
С заряженною гранатой
              Семиты… Славяне…
К своему ползти крыльцу?
Да! Об этом нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


А мечтал он, может статься,
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
Подойти путем другим,
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
У окошка постучаться
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
Жданным гостем, дорогим.
<spoiler>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


На крылечке том с усмешкой
Если мил тебе бедный сад
Притаиться, замереть.
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Вот жена впотьмах от спешки
И под липой сто лет назад
Дверь не может отпереть.
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…


Видно знает, знает, знает,
Если мать тебе дорога —
Кто тут ждет за косяком…
Тебя выкормившая грудь,
«Что ж ты, милая, родная,
Где давно уже нет молока,
Выбегаешь босиком?..»
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…


И слова, и смех, и слезы -
Если ты отца не забыл,
Все в одно сольется тут.
Что качал тебя на руках,
И к губам, сухим с мороза,
Что хорошим солдатом был
Губы теплые прильнут.
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


Дети кинутся, обнимут…
Если ты не хочешь отдать
Младший здорово подрос…
Ту, с которой вдвоём ходил,
Нет, не так тебе, родимый,
Ту, что долго поцеловать
Заявиться довелось.
Ты не смел,так её любил,
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Повернулись по-иному
Если ты фашисту с ружьём
Все надежды, все дела.
Не желаешь навек отдать
На войну ушел из дому,
Дом, где жил ты, жену и мать,
А война и в дом пришла.
Всё, что родиной мы зовем,—
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


Смерть свистит над головами,
Так убей фашиста, чтоб он,
Снег снарядами изрыт.
А не ты на земле лежал,
И жена в холодной яме
Не в твоём дому чтобы стон,
Где-нибудь с детьми сидит.
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


И твоя родная хата,
Жди меня, и я вернусь,  
Где ты жил не первый год,
Не желай добра
Под огнем из автоматов
Всем, кто знает наизусть,  
В борозденках держит взвод.
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.  


До какого ж это срока, -
Жди меня, и я вернусь,
Говорит боец друзьям, -
Всем смертям назло.
Поворачиваться боком
Кто не ждал меня, тот пусть
Да лежать, да мерзнуть нам?
Скажет: Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-  
Просто ты умела ждать,  
Как никто другой.
</poem>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Это я здесь виноватый,
Но под рукою не было врача,
Хата все-таки моя.
И он привстал, от хромоты страдая,
А поэтому, ребята, -
Разбитое железо волоча,
Говорит он, — дайте я…
На раненую ногу припадая.


И к своей избе хозяин,
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
По-хозяйски строг, суров,
Кругами полз по собственному следу
За сугробом подползает
И рухнул, обессилевший от ран,
Вдоль плетня и клетки дров.
Купив пехоте трудную победу.


И лежат, следят ребята:
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Вот он снег отгреб рукой,
Пришли ещё дымящиеся танки
Вот привстал. В окно — граната,
И сообща решили в глубь земли
И гремит разрыв глухой…
Зарыть его железные останки.


И неспешно, деловито
Он словно не закапывать просил,
Встал хозяин, вытер пот…
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Сизый дым в окне разбитом,
Он упирался, он что было сил
И свободен путь вперед.
Ещё грозил своей разбитой башней.


Затянул ремень потуже,
Чтоб видно было далеко окрест,
Отряхнулся над стеной,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Заглянул в окно снаружи -
Прибив звезду фанерную на шест —
И к своим: — Давай за мной…
Над полем боя памятник посильный.
 
Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тёсаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;
 
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
</poem>
</spoiler>
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.
 
Его везли из крепости, из Бреста.
Был исцарапан пулями лафет.
Отцу казалось, что надёжней места
Отныне в мире для ребёнка нет.
 
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.


А когда селенье взяли,
Мы шли ему навстречу из России.
К командиру поскорей:
Проснувшись, он махал войскам рукой…
— Так и так. Теперь нельзя ли
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Повидать жену, детей?..
Что я там был и мне пора домой…


Лейтенант, его ровесник,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Воду пьет из котелка.
А нам оно оборвало сердца.
— Что ж, поскольку житель местный… -
Кто раз увидел этого мальчишку,
И мигнул ему слегка. -
Домой прийти не сможет до конца.
 
 
Но гляди, справляйся срочно,
Я должен видеть теми же глазами,
Тут походу не конец. -
Которыми я плакал там, в пыли,
И с улыбкой: — Это точно, -
Как тот мальчишка возвратится с нами
Отвечал ему боец…
И поцелует горсть своей земли.
</poem>
 
<br clear=all>
За всё, чем мы с тобою дорожили,
 
Призвал нас к бою воинский закон.
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
А там, где отнят у мальчишки он.
***
</poem>
'''22 июня''' (1961) <poem>
</spoiler>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
<br clear=all>
В предвечерний задумчивый час
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Молчаливо у окон постойте,
 
Вспомяните погибших за нас.
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
 
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
'''В землянке''' (1941)
Средь весёлых и крепких ребят,
<spoiler>
Чьи-то тени в пилотках зелёных
<poem>
На окраины молча спешат.
Бьётся в тесной печурке огонь,
 
На поленьях смола, как слеза,
Им нельзя задержаться, остаться -
И поёт мне в землянке гармонь
Их берёт этот день навсегда,
Про улыбку твою и глаза.
На путях сортировочных станций
 
Им разлуку трубят поезда.
О тебе мне шептали кусты
 
В белоснежных полях под Москвой.
Окликать их и звать их — напрасно,
Я хочу, чтоб услышала ты,
Не промолвят ни слова в ответ,
Как тоскует мой голос живой.
Но с улыбкою грустной и ясной
 
Поглядите им пристально вслед.
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти — четыре шага.
 
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От твой негасимой любви.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''
<spoiler>
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</spoiler>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
 
В конце пути, в далёкой стороне,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Со всеми, что погибли на войне,
Как с мёртвыми прощаются живые.
 
До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно.
Мы были с ними как бы наравне,
И разделял нас только лист учётный.
 
Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока,
Суровой славой их озарены,
От их судьбы всегда неподалёку.
 
И только здесь, в особый этот миг,
Исполненный величья и печали,
Мы отделялись навсегда от них:
Нас эти залпы с ними разлучали.
 
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Что нам уже не числиться в потерях.
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Заполненный товарищами берег.
 
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Как нас уносят этих залпов волны,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
 
Вот так, судьбой своею смущены,
Прощались мы на празднике с друзьями.
И с теми, что в последний день войны
Ещё в строю стояли вместе с нами;
 
И с теми, что её великий путь
Пройти смогли едва наполовину;
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Ещё у Волги обтекали глиной;
 
И с теми, что под самою Москвой
В снегах глубоких заняли постели,
В её предместьях на передовой
Зимою сорок первого;
                                      и с теми,
 
Что, умирая, даже не могли
Рассчитывать на святость их покоя
Последнего, под холмиком земли,
Насыпанном нечуждою рукою.
 
Со всеми — пусть не равен их удел, —
Кто перед смертью вышел в генералы,
А кто в сержанты выйти не успел —
Такой был срок ему отпущен малый.
 
Со всеми, отошедшими от нас,
Причастными одной великой сени
Знамён, склонённых, как велит приказ, —
Со всеми, до единого со всеми.
 
Простились мы.
                          И смолкнул гул пальбы,
И время шло. И с той поры над ними
Берёзы, вербы, клёны и дубы
В который раз листву свою сменили.
 
Но вновь и вновь появится листва,
И наши дети вырастут и внуки,
А гром пальбы в любые торжества
Напомнит нам о той большой разлуке.
 
И не за тем, что уговор храним,
Что память полагается такая,
И не за тем, нет, не за тем одним,
Что ветры войн шумят не утихая.
 
И нам уроки мужества даны
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Нет, даже если б жертвы той войны
Последними на этом свете были, —
 
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своём отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
 
И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрёка!
 
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Не мёртвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стало неподсудно.
 
К вам, павшие в той битве мировой
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой.
 
Вам не услышать их и не прочесть.
Строка в строку они лежат немыми.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Вы слышали меня и знали имя.
 
В безгласный край, в глухой покой земли,
Откуда нет пришедших из разведки,
Вы часть меня с собою унесли
С листка армейской маленькой газетки.
 
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Как у живых, — я так же вам обязан.
И если я, по слабости, солгу,
Вступлю в тот след, который мне заказан,
 
Скажу слова, что нету веры в них,
То, не успев их выдать повсеместно,
Ещё не зная отклика живых, —
Я ваш укор услышу бессловесный.
 
Суда живых — не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живёт, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.
</poem>
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Что в село своё родное
Не заметил, как вошёл.
 
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Добирается домой…
 
Кто подумал бы когда-то,
Что достанется бойцу
С заряжённою гранатой
К своему ползти крыльцу?
 
А мечтал он, может статься,
Подойти путём другим,
У окошка постучаться
Жданным гостем, дорогим.
 
На крылечке том с усмешкой
Притаиться, замереть.
Вот жена впотьмах от спешки
Дверь не может отпереть.
 
Видно знает, знает, знает,
Кто тут ждёт за косяком…
«Что ж ты, милая, родная,
Выбегаешь босиком?..»
 
И слова, и смех, и слёзы —
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
Губы тёплые прильнут.
 
Дети кинутся, обнимут…
Младший здорово подрос…
Нет, не так тебе, родимый,
Заявиться довелось.
 
Повернулись по-иному
Все надежды, все дела.
На войну ушёл из дому,
А война и в дом пришла.
 
Смерть свистит над головами,
Снег снарядами изрыт.
И жена в холодной яме
Где-нибудь с детьми сидит.
 
И твоя родная хата,
Где ты жил не первый год,
Под огнём из автоматов
В бороздёнках держит взвод.
 
— До какого ж это срока, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Да лежать, да мёрзнуть нам?
 
Это я здесь виноватый,
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
 
И к своей избе хозяин,
По-хозяйски строг, суров,
За сугробом подползает
Вдоль плетня и клетки дров.
 
И лежат, следят ребята:
Вот он снег отгрёб рукой,
Вот привстал. В окно — граната,
И гремит разрыв глухой…
 
И неспешно, деловито
Встал хозяин, вытер пот…
Сизый дым в окне разбитом,
И свободен путь вперёд.
 
Затянул ремень потуже,
Отряхнулся над стеной,
Заглянул в окно снаружи —
И к своим: — Давай за мной…
 
А когда селенье взяли,
К командиру поскорей:
— Так и так. Теперь нельзя ли
Повидать жену, детей?..
 
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный…
И мигнул ему слегка.
 
Но гляди, справляйся срочно,
Тут походу не конец.
И с улыбкой: — Это точно,
Отвечал ему боец…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
'''22 июня''' (1961)  
<spoiler>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
 
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
 
Им нельзя задержаться, остаться
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
 
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
 
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.
 
…Могильная трава
Колышется над вами,
Но тихие слова
Прошли сквозь гром и пламя.
 
От этих мирных слов,
От скромных упований
Протяжней чей-то вздох,
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах — навеки вместе.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
И горела, как свеча, изба.
Шли деревни. Не забыть вовек
Визга умирающих телег,
Как лежала девочка без ног,
Как не стало на земле дорог.
Но тогда на жадного врага
Ополчились нивы и луга,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Подымались камни и стога,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
И косматые, как облака,
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
</poem>
</spoiler>
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Могильным холодом грозя,
Но есть такое слово «выстоять»,
Когда и выстоять нельзя,
И есть душа — она всё вытерпит,
И есть земля — она одна,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
</poem>
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Но не успели. Вечер. Дети. Смех.
Был бой за хутор, и один разведчик
Остался на снегу. Вдали от всех
Он как бы спит. Не бьётся больше сердце.
Он долго шёл — он к тем огням спешил.
И если не дано уйти от смерти,
Он, умирая, смерть опередил.  
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
----
'''В.Петров'''<br>
'''Благодарность фронтовая'''<br>
Полка остатки, как громада,<br>
Гранитно замерли в строю.<br>
Кто здесь в строю, мы все из ада,<br>
Мы и теперь еще в бою...<br>
<br>
...Нам спины ливень сек свинцовый,<br>
Слепил глаза поток огня,<br>
Но самолет многопудовый<br>
Покорно слушался меня.<br>
<br>
И, нашей яростью повержен,<br>
Разжался танковый кулак!<br>
Такой исход был неизбежен,<br>
Ведь бой неправый вел наш враг...<br>
<br>
...И командир, он сам из боя,<br>
Устало глядя на зарю,<br>
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,<br>
За бой я всех — благодарю!»<br>
<br>
Да, благодарность фронтовая<br>
Имеет золота отлив.<br>
И пусть лишь в памяти живая,<br>
Одна — для мертвых и живых.<br>
<br>
Награды этой незаметной<br>
Не поместишь с медалью в ряд,<br>
Но блеск отваги беззаветной<br>
Все сорок лет хранит солдат!<br>
<br>


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также