Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
Нет описания правки
 
(не показано 130 промежуточных версий 26 участников)
Строка 3: Строка 3:
Шаблон для добавления нового поэта:
Шаблон для добавления нового поэта:


== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка_на_ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка на ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
*
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):


*
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>


  -->
  -->
{{якорь|вернуться к содержанию}}
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)
<spoiler>
<poem>
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
Не могучую песню победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
Я спою вам о том, как от южных полей
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
И пришли к нам, и нас победили.
А и так победили, что долго потом
Не совались к нам с дерзким вопросом,
А и так победили, что с кислым лицом
И с разбитым отчалили носом.
Я спою, как, покинув и дом и семью,
Шёл в дружину помещик богатый,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
Выходил ополченцем из хаты.
Я спою, как росла богатырская рать,
Шли бойцы из железа и стали,
И как знали они, что идут умирать,
И как свято они умирали!
Как красавицы наши сиделками шли
К безотрадному их изголовью,
Как за каждый клочок нашей русской земли
Нам платили враги своей кровью;
Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,
Под немолчные, тяжкие стоны
Выходили редуты один за другим,
Грозной тенью росли бастионы;
И одиннадцать месяцев длилась резня,
И одиннадцать месяцев целых
Чудотворная крепость, Россию храня,
Хоронила сынов её смелых...
Пусть не радостна песня, что вам я пою,
Да не хуже той песни победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
*
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
'''День Победы. И в огнях салюта…''' <poem>
<spoiler>
<poem>
День Победы. И в огнях салюта
День Победы. И в огнях салюта
Будто гром: — Запомните навек,
Будто гром: — Запомните навек,
Строка 47: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днем… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 72: Строка 170:
На десятки всяких мелочей.
На десятки всяких мелочей.


На тряпье, на пустенькие книжки,
На тряпьё, на пустенькие книжки,
На раздоры, где не прав никто,
На раздоры, где не прав никто,
На танцульки, выпивки, страстишки,
На танцульки, выпивки, страстишки,
Строка 98: Строка 196:
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Письмо с фронта''' <poem>
'''Письмо с фронта'''  
<spoiler>
<poem>
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Тебе посылаю сыновний привет,
Тебе посылаю сыновний привет,
Строка 129: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 142: Строка 242:
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
*
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)<poem>
<spoiler>
<poem>
Не бывать тебе в живых,
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Со снегу не встать.
Строка 157: Строка 260:
Русская земля.
Русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победителям''' (1944)<poem>
'''Победителям''' (1944)
<spoiler>
<poem>
Сзади Нарвские были ворота,
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 169: Строка 274:
Внуки, братики, сыновья!
Внуки, братики, сыновья!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
*
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)<poem>
<spoiler>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 213: Строка 320:
Попала в друга моего…
Попала в друга моего…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
*
'''Глаза''' (1944—1957)
'''Глаза''' (1944—1957)<poem>
<spoiler>
<poem>
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Он привстал на колено, губы грызя.
Он привстал на колено, губы грызя.
Строка 239: Строка 349:
Голубые глаза.
Голубые глаза.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
*
'''Братские могилы''' (1964)
'''Братские могилы''' (1964)<poem>
<spoiler>
<poem>
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
И вдовы на них не рыдают,
Строка 265: Строка 378:
Но разве от этого легче?..
Но разве от этого легче?..
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)<poem>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
То же небо — опять голубое,
То же небо — опять голубое,
Строка 284: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 302: Строка 417:
Это я не вернулся из боя.
Это я не вернулся из боя.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Песня летчика''' (1968)<poem>
Их восемь — нас двое, — расклад перед боем
Не наш, но мы будем играть!
Серёжа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять.
 
Я этот небесный квадрат не покину —
Мне цифры сейчас не важны:
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит — и шансы равны.
 
Мне в хвост вышел «мессер», но вот задымил он,
Надсадно завыли винты, —
Им даже не надо крестов на могилы —
Сойдут и на крыльях кресты!
 
Я — «Первый», я — «Первый», — они под тобою!
Я вышел им наперерез!
Сбей пламя, уйди в облака — я прикрою!
В бою не бывает чудес.
 
Сергей, ты горишь! Уповай, человече,
Теперь на надёжность строп!
Нет, поздно — и мне вышел «мессер» навстречу, —
Прощай, я приму его в лоб!..
 
Я знаю — другие сведут с ними счеты, —
Но, по облакам скользя,
Взлетят наши души, как два самолета, —
Ведь им друг без друга нельзя.
 
Архангел нам скажет: «В раю будет туго!»
Но только ворота — щёлк, —
Мы Бога попросим: «Впишите нас с другом
В какой-нибудь ангельский полк!»
 
И я попрошу Бога, Духа и Сына, —
Чтоб выполнил волю мою:
Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою!
 
Мы крылья и стрелы попросим у Бога, —
Ведь нужен им ангел-ас, —
А если у них истребителей много —
Пусть примут в хранители нас!
 
Хранить — это дело почётное тоже, —
Удачу нести на крыле
Таким, как при жизни мы были с Серёжей,
И в воздухе и на земле.
</poem>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
*
'''Журавли'''  
'''Журавли''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
С кровавых не пришедшие полей,
Строка 391: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
*
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон чёрный смерти не пророчил…''' (1944)<poem>
<spoiler>
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
Строка 416: Строка 484:
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
*
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Без страха — в свинцовый дождь.
Без страха — в свинцовый дождь.
Строка 442: Строка 513:
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
*
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
А вестей от сына нет и нет.
А вестей от сына нет и нет.
Строка 492: Строка 600:


Дома всё ей чудилось кино,
Дома всё ей чудилось кино,
Все ждала — вот-вот сейчас в окно
Всё ждала — вот-вот сейчас в окно
Посреди тревожной тишины
Посреди тревожной тишины
Постучится сын её с войны.
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
*
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я столько раз видала рукопашный…''' (1943)<poem>
<spoiler>
<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Строка 507: Строка 618:
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…''' <poem>
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
<spoiler>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Весёлое презрение к тряпью —
Весёлое презрение к тряпью —
Строка 519: Строка 632:
Я позже не бывала никогда…
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)<poem>
'''Зинка''' (1944)
<spoiler>
<poem>


         ''Памяти однополчанки —''
         ''Памяти однополчанки —''
Строка 545: Строка 660:
Беспокойную дочку ждёт…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Строка 577: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
Строка 591: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 603: Строка 720:
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Бинты''' <poem>
'''Бинты''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
Лежит он, напружиненный и белый,
Строка 628: Строка 747:
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 650: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Ветер, листву листая,
Осень приносит с гор.
Я в бухте уединённой,
С прошлым наедине.
Проржавленные патроны
Волны выносят мне.
Ввысь, на крутые дали,
Смотрю я из-под руки —
Давно ли здесь отступали
Русские моряки?
От самого Карадага
Они отползали вниз.
Отчаяние с отвагой
В узел морской сплелись.
Они отступали с боем
И раненых волокли.
А море их голубое
Вздыхало внизу, вдали.
И верили свято парни:
За ними с Большой земли
Послала родная армия
На выручку корабли.
Хрипел командир: — Братишки!
Давайте-ка задний ход.
Я вижу в тумане вспышки —
То наша эскадра бьёт.
А в море эскадры этой
Не было и следа —
За Севастополем где-то
Наши дрались суда…
Вздыхали пустынные волны…
Да, может быть, лишь в бою
Мы меряем мерой полной
Великую веру свою.
Великую веру в отчизну,
В поддержку родной земли.
У нас отнимали жизни,
Но веру отнять не могли!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко,_Евгений_Александрович|род. 1932]]) ==
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
*
'''Соловьи''' (1942)
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)<poem>
<spoiler>
Хотят ли русские войны?
<poem>
Спросите вы у тишины
О мёртвых мы поговорим потом.
над ширью пашен и полей
Смерть на войне обычна и сурова.  
и у берёз и тополей.
И всё-таки мы воздух ловим ртом
Спросите вы у тех солдат,
При гибели товарищей. Ни слова
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


Не только за свою страну
Не говорим. Не поднимая глаз,  
солдаты гибли в ту войну,
В сырой земле выкапываем яму.  
а чтобы люди всей земли
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
спокойно видеть сны могли.
Остался только пепел, да упрямо
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Да, мы умеем воевать,
Обветренные скулы сведены.  
но не хотим, чтобы опять
Триста пятидесятый день войны.
солдаты падали в бою
на землю грустную свою.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Ещё рассвет по листьям не дрожал,  
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
И для острастки били пулемёты…
*
Вот это место. Здесь он умирал —
'''Война''' (1942)<poem>
Товарищ мой из пулемётной роты.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
<br clear=all>


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Тут бесполезно было звать врачей,  
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
Не дотянул бы он и до рассвета.  
*
Он не нуждался в помощи ничьей.
'''На фотографии в газете…''' <poem>
Он умирал. И, понимая это,
На фотографии в газете
 
нечётко изображены
Смотрел на нас и молча ждал конца,  
бойцы, ещё почти что дети,
И как-то улыбался неумело.  
герои мировой войны.
Загар сначала отошёл с лица,
Они снимались перед боем —
Потом оно, темнея, каменело.
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Никто не знает их фамилий,
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
о них ни песен нет, ни книг.
Запри все чувства сразу на защёлку.  
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Вот тут и появился соловей,  
и чей-то первый ученик.
Несмело и томительно защёлкал.
Они легли на поле боя, —
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Забыть тот горький год неблизкий
Потом сильней, входя в горячий пыл,  
мы никогда бы не смогли.
Как будто сразу вырвавшись из плена,  
По всей России обелиски,
Как будто сразу обо всём забыл,  
как души, рвутся из земли.
Высвистывая тонкие колена.
…Они прикрыли жизнь собою,
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
<br clear=all>


== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Мир раскрывался. Набухал росой.
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
Как будто бы ещё едва означась,  
*
Здесь рядом с нами возникал другой
'''Два друга''' (1943) <poem>
В каком-то новом сочетанье качеств.
Дрались по-геройски, по-русски
 
Два друга в пехоте морской:
Как время, по траншеям тёк песок.
Один паренёк был калужский,
К воде тянулись корни у обрыва,
Другой паренёк — костромской.
И ландыш, приподнявшись на носок,  
Заглядывал в воронку от разрыва.


Они точно братья сроднились,
Ещё минута — задымит сирень
Делили и хлеб и табак,
Клубами фиолетового дыма.
И рядом их ленточки вились
Она пришла обескуражить день.
В огне непрерывных атак.
Она везде. Она непроходима.


В штыки ударяли два друга,
Ещё мгновенье перекосит рот
И смерть отступала сама!
От сердце раздирающего крика.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Но успокойся, посмотри: цветёт,  
— Ходи веселей, Кострома!
Цветёт на минном поле земляника!


Но вот под осколком снаряда
Лесная яблонь осыпает цвет,
Упал паренёк костромской…
Пропитан воздух ландышем и мятой…
Со мною возиться не надо, —
А соловей свистит. Ему в ответ
Он другу промолвил с тоской.
Ещё второй, ещё четвёртый, пятый.


Я знаю, что больше не встану,
Звенят стрижи. Малиновки поют.
В глазах беспросветная тьма…
И где-то возле, где-то рядом, рядом
— О смерти задумал ты рано!
Раскидан настороженный уют
Ходи веселей, Кострома!
Тяжёлым громыхающим снарядом.


И бережно поднял он друга,
А мир гремит на сотни верст окрест,  
Но сам застонал и упал.
Как будто смерти не бывало места,
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Шумит неумолкающий оркестр,  
Товарищ чуть слышно сказал.
И нет преград для этого оркестра.


Теряя сознанье от боли,
Весь этот лес листом и корнем каждым,  
Себя подбодряли дружки,
Ни капли не сочувствуя беде,  
И тихо по снежному полю
С невероятной, яростною жаждой
К своим доползли моряки.
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.


Умолкла свинцовая вьюга,
Да, это жизнь. Её живые звенья,  
Пропала смертельная тьма…
Её крутой, бурлящий водоём.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Мы, кажется, забыли на мгновенье
— Ходи веселей, Кострома!
О друге умирающем своём.
</poem>
 
<br clear=all>
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,  
Смотрел на нас и молча ждал конца.


== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
Когда он, руки разбросав свои,  
*
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
'''Бородино''' (1837)<poem>
У нас сегодня пели соловьи».
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спалённая пожаром,
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


— Да, были люди в наше время,
И сразу канул в омут тишины
Не то, что нынешнее племя:
Триста пятидесятый день войны.
      Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Мы долго молча отступали,
Он не дожил, не долюбил, не допил,  
Досадно было, боя ждали,
Не доучился, книг не дочитал.
      Ворчали старики:
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,  
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Как он о Поле, о тебе мечтал.
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»


И вот нашли большое поле:
И, может быть, в песке, в размытой глине,
Есть разгуляться где на воле!
Захлёбываясь в собственной крови,
      Построили редут.
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
У наших ушки на макушке!
У нас сегодня пели соловьи».
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


Забил заряд я в пушку туго
И полетит письмо из этих мест
И думал: угощу я друга!
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
      Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Два дня мы были в перестрелке.
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,
Что толку в этакой безделке?
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
      Мы ждали третий день.
У той поджигородовской берёзы
Повсюду стали слышны речи:
Ты всмотришься в зелёный водоём.
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Прилёг вздремнуть я у лафета,
Пусть даже так. Потом родятся дети
И слышно было до рассвета,
Для подвигов, для песен, для любви.  
      Как ликовал француз.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Но тих был наш бивак открытый:
Томительные наши соловьи.
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


И только небо засветилось,
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
Всё шумно вдруг зашевелилось,
И облака потянутся гуртом.
      Сверкнул за строем строй.
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
Полковник наш рожден был хватом:
О мёртвых мы поговорим потом.
Слуга царю, отец солдатам…
</poem>
Да, жаль его: сражён булатом,
</spoiler>
      Он спит в земле сырой.
'''Солдатская песня''' (1954)
<spoiler>
<poem>
Путь далёк у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди!
Вьётся знамя полковое,
Командиры впереди.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,  
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты — в поход!
 
Каждый воин, парень бравый,  
Смотрит соколом в строю.
Породнились мы со славой,
Славу добыли в бою.  
 
Пусть враги запомнят это:  
Не грозим, а говорим.
Мы прошли с тобой полсвета.
Если надо — повторим.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,  
    Солдаты — в поход!
</poem>
</spoiler>
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Гремят над землею раскаты.
Идёт за раскатом раскат.
Лежат под землею солдаты.
И нет безымянных солдат.


И молвил он, сверкнув очами:
Солдаты в окопах шалели
«Ребята! не Москва ль за нами?
И падали в смертном бою,
      Умрёмте же под Москвой,
Но жизни своей не жалели
Как наши братья умирали!»
За горькую землю свою.
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
В родимую землю зарыты,
Французы двинулись, как тучи,
Там самые храбрые спят.
      И всё на наш редут.
Глаза их Победой закрыты,
Уланы с пёстрыми значками,
Их подвиг прекрасен и свят.
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Вам не видать таких сражений!..
Зарница вечерняя меркнет.
Носились знамёна, как тени,
В казарме стоит тишина.
      В дыму огонь блестел,
Солдат по вечерней поверке
Звучал булат, картечь визжала,
В лицо узнаёт старшина.
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Изведал враг в тот день немало,
У каждого личное имя,
Что значит русский бой удалый,
Какое с рожденья дают.
      Наш рукопашный бой!..
Равняясь незримо с живыми,
Земля тряслась — как наши груди,
Погибшие рядом встают.
Смешались в кучу кони, люди,
 
И залпы тысячи орудий
Одна у нас в жизни Присяга,
      Слились в протяжный вой...
И Родина тоже одна.
Солдатского сердца отвага
И верность любви отдана.


Вот смерклось. Были все готовы
Летят из далёкого края,
Заутра бой затеять новый
Как ласточки, письма любви.
      И до конца стоять...
Ты вспомни меня, дорогая,
Вот затрещали барабаны —
Ты имя мое назови.
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Да, были люди в наше время,
Играют горнисты тревогу.
Могучее, лихое племя:
Тревогу горнисты трубят.
      Богатыри — не вы.
Уходят солдаты в дорогу.
Плохая им досталась доля:
И нет безымянных солдат.
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)<poem>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]
                      1
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
 
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
Всю ночь у пушек пролежали
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
Мы без палаток, без огней,
<spoiler>
Штыки вострили да шептали
<poem>
Молитву родины своей.
Хотят ли русские войны?
Шумела буря до рассвета;
Спросите вы у тишины
Я, голову подняв с лафета,
над ширью пашен и полей
        Товарищу сказал:
и у берёз и тополей.
«Брат, слушай песню непогоды:
Спросите вы у тех солдат,
Она дика как песнь свободы».
что под берёзами лежат,
Но, вспоминая прежни годы,
и пусть вам скажут их сыны,
        Товарищ не слыхал.
хотят ли русские войны.


                      2
Не только за свою страну
солдаты гибли в ту войну,
а чтобы люди всей земли
спокойно видеть сны могли.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Пробили зорю барабаны,
Да, мы умеем воевать,
Восток туманный побелел,
но не хотим, чтобы опять
И от врагов удар нежданый
солдаты падали в бою
На батарею прилетел.
на землю грустную свою.
И вождь сказал перед полками:
Спросите вы у матерей,
«Ребята, не Москва ль за нами?
спросите у жены моей,
        Умрёмте ж под Москвой,
и вы тогда понять должны,
Как наши братья умирали»
хотят ли русские войны.
И мы погибнуть обещали,
</poem>
И клятву верности сдержали
</spoiler>
        Мы в бородинский бой.
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


                      3
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
 
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
Что Чесма, Рымник и Полтава?
'''Война''' (1942)
Я вспомня леденею весь,
<spoiler>
Там души волновала слава,
<poem>
Отчаяние было здесь.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Гром грянул, завизжали пули,
Это даже не смерть и отвага. Она
        Перекрестился я.
В каждой капле находит своё выраженье.
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Душа от мщения тряслася,
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
И пуля смерти понеслася
Это — боль головная, что ломит висок;
        Из моего ружья.
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


                      4
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
 
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
Уж я не помню ничего.
<spoiler>
Шесть раз мы уступали поле
<poem>
Врагу и брали у него.
На фотографии в газете
Носились знамёна как тени,
нечётко изображены
Я спорил о могильной сени,
бойцы, ещё почти что дети,
        В дыму огонь блестел.
герои мировой войны.
На пушки конница летала,
Они снимались перед боем —
Рука бойцов колоть устала,
в обнимку, четверо у рва.
И ядрам пролетать мешала
И было небо голубое,
        Гора кровавых тел.
была зелёная трава.


                      5
Никто не знает их фамилий,
о них ни песен нет, ни книг.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
и чей-то первый ученик.
Они легли на поле боя, —
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Живые с мёртвыми сравнялись.
Забыть тот горький год неблизкий
И ночь холодная пришла,
мы никогда бы не смогли.
И тех, которые остались,
По всей России обелиски,
Густою тьмою развела.
как души, рвутся из земли.
И батареи замолчали,
…Они прикрыли жизнь собою, —
И барабаны застучали,
жить начинавшие едва,
        Противник отступил:
чтоб было небо голубое,
Но день достался нам дороже! —
была зелёная трава.
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.
 
                      6
 
И крепко, крепко наши спали
Отчизны в роковую ночь.
Мои товарищи, вы пали!
Но этим не могли помочь.
Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
*
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)<poem>
<spoiler>
Во вражьем стане цели он разведал,
<poem>
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Вставай, страна огромная,
Читал статью про скорую победу,
Вставай на смертный бой
И вдруг разрыв, и он упал ничком.
С фашистской силой тёмною,
Мы с друга окровавленного сняли
С проклятою ордой!
Осколком просверлённый партбилет,
 
Бумажник, серебристые медали.
Пусть ярость благородная
А лейтенанту было двадцать лет…
Вскипает, как волна, —
Берёт перо, согбен и озабочен,
Идёт война народная,
Бумажный демон, писарь полковой.
Священная война!
О самом страшном пишет покороче
 
Привычною, недрогнувшей рукой.
Как два различных полюса
Беду в письмо, выплескивая разом,
Во всём враждебны мы,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
За свет и мир мы боремся,
Что никакой прочувствованной фразой
Они — за царство тьмы.
Нельзя утешить плачущую мать».
 
Она в слезах утопит своё горе,
Пусть ярость благородная
Покуда мы, крещённые огнём,
Вскипает, как волна, —
Врага утопим в пенящемся море,
Идёт война народная,
На виселицу Гитлера сведём.
Священная война!
И женщина инстинктом материнским
 
Отыщет сына дальние следы
Дадим отпор душителям
В Курляндии, под елью исполинской,
Всех пламенных идей,
На скате безымянной высоты
Насильникам, грабителям,
Седая мать увидит изумлённо
Мучителям людей!
На зелени могилы дорогой
 
Венок лугов, как яркая корона.
Пусть ярость благородная
Возложенный неведомой рукой.
Вскипает, как волна,
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
Идёт война народная,
От латышей сынку? сибиряку?
Священная война!
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
 
Перехлестнёт горячую тоску.
Не смеют крылья чёрные
</poem>
Над родиной летать.
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!
 
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой.
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идёт война народная,
Священная война!
 
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —  
Идёт война народная,
Священная война.
</poem>
</spoiler>
'''Два друга''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.
 
Они точно братья сроднились,
Делили и хлеб и табак,
И рядом их ленточки вились
В огне непрерывных атак.


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
В штыки ударяли два друга,
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
И смерть отступала сама!
*
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856) <poem>
— Ходи веселей, Кострома!
Внимая ужасам войны,
 
При каждой новой жертве боя
Но вот под осколком снаряда
Мне жаль не друга, не жены,
Упал паренёк костромской…
Мне жаль не самого героя…
Со мною возиться не надо,
Увы! утешится жена,
Он другу промолвил с тоской. —
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Я знаю, что больше не встану,
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
В глазах беспросветная тьма…
*
— О смерти задумал ты рано!
'''До свиданья, мальчики''' (1958)<poem>
Ходи веселей, Кострома!
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
И бережно поднял он друга,
И ушли за солдатом — солдат…
Но сам застонал и упал.
До свидания мальчики! Мальчики,
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Постарайтесь вернуться назад
Товарищ чуть слышно сказал.


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Теряя сознанье от боли,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Себя подбодряли дружки,
И себя не щадите вы, и всё-таки
И тихо по снежному полю
Постарайтесь вернуться назад.
К своим доползли моряки.


Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Умолкла свинцовая вьюга,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Пропала смертельная тьма…
Наши девочки платьица белые
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Раздарили сестрёнкам своим.
— Ходи веселей, Кострома!
 
Сапоги — ну куда от них денешься?
Да зелёные крылья погон…
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
Мы сведём с ними счёты потом.
 
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что идёте войной наугад…
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
*
'''Бородино''' (1837)
'''Смерть сапёра''' (1943)<poem>
<spoiler>
Мы время по часам заметили
<poem>
И кверху поползли по склону.
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
Москва, спалённая пожаром,
У края вражьей обороны.
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


Вот там она, и там, и тут она
— Да, были люди в наше время,
Везде, везде, до самой кручи.
Не то, что нынешнее племя:
Как паутиною опутана
      Богатыри — не вы!
Вся проволкою колючей.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Он наших мыслей не подслушивал
Мы долго молча отступали,
И не заглядывал нам в душу.
Досадно было, боя ждали,
Он из конюшни вниз обрушивал
      Ворчали старики:
Свой бешеный огонь по Зуше.
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»


Прожекторы, как ножки циркуля,
И вот нашли большое поле:
Лучом вонзались в коновязи.
Есть разгуляться где на воле!
Прямые попаданья фыркали
      Построили редут.
Фонтанами земли и грязи.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


Но чем обстрел дымил багровее,
Забил заряд я в пушку туго
Тем равнодушнее к осколкам,
И думал: угощу я друга!
В спокойствии и хладнокровии
      Постой-ка, брат мусью!
Работали мы тихомолком.
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Со мною были люди смелые.
Два дня мы были в перестрелке.
Я знал, что в проволочной чаще
Что толку в этакой безделке?
Проходы нужные проделаю
      Мы ждали третий день.
Для битвы завтра предстоящей.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Вдруг одного сапёра ранило.
Прилёг вздремнуть я у лафета,
Он отползал от вражьих линий,
И слышно было до рассвета,
Привстал, и дух от боли заняло,
      Как ликовал француз.
И он упал в густой полыни.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


Он приходил в себя урывками,
И только небо засветилось,
Осматривался на пригорке
Всё шумно вдруг зашевелилось,
И щупал место под нашивками
      Сверкнул за строем строй.
На почерневшей гимнастёрке.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


И думал: глупость, оцарапали,
И молвил он, сверкнув очами:
И он отвалит от Казани,
«Ребята! не Москва ль за нами?
К жене и детям вверх к Сарапулю,
      Умрёмте же под Москвой,
И вновь и вновь терял сознанье.
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Всё в жизни может быть издержано,
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Изведаны все положенья,
Французы двинулись, как тучи,
Следы любви самоотверженной
      И всё на наш редут.
Не подлежат уничтоженью.
Уланы с пёстрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Хоть землю грыз от боли раненый,
Вам не видать таких сражений!..
Но стонами не выдал братьев,
Носились знамёна, как тени,
Врождённой стойкости крестьянина
      В дыму огонь блестел,
И в обмороке не утратив.
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Его живым успели вынести.
Изведал враг в тот день немало,
Час продышал он через силу.
Что значит русский бой удалый,
Хотя за речкой почва глинистей,
      Наш рукопашный бой!..
Там вырыли ему могилу.
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Когда, убитые потерею,
Вот смерклось. Были все готовы
К нему сошлись мы на прощанье,
Заутра бой затеять новый
Заговорила артиллерия
      И до конца стоять…
В две тысячи своих гортаней.
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


В часах задвигались колёсики.
Да, были люди в наше время,
Проснулись рычаги и шкивы.
Могучее, лихое племя:
К проделанной покойным просеке
      Богатыри — не вы.
Шагнула армия прорыва.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
</spoiler>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
<spoiler>
<poem>


Сраженье хлынуло в пробоину
                      1
И выкатилось на равнину,
Как входит море в край застроенный,
С разбега проломив плотину.


Пехота шла вперёд маршрутами,
Всю ночь у пушек пролежали
Как их располагал умерший.
Мы без палаток, без огней,
Поздней немногими минутами
Штыки вострили да шептали
Противник дрогнул у Завершья.
Молитву родины своей.
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


Он оставлял снарядов штабели,
                      2
Котлы дымящегося супа,
Всё, что обозные награбили,
Палатки, ящики и трупы.


Потом дорогою завещанной
Пробили зорю барабаны,
Прошло с победами всё войско.
Восток туманный побелел,
Края расширившейся трещины
И от врагов удар нежданый
У Криворожья и Пропойска.
На батарею прилетел.
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


Мы оттого теперь у Гомеля,
                      3
Что на поляне в полнолунье
Своей души не экономили
B пластунском деле накануне.


Жить и сгорать у всех в обычае,
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Я вспомня леденею весь,
Когда ей к свету и величию
Там души волновала слава,
Своею жертвой путь прочертишь.
Отчаяние было здесь.
</poem>
Безмолвно мы ряды сомкнули,
*
Гром грянул, завизжали пули,
'''Смелость''' (1941)<poem>
        Перекрестился я.
Безымённые герои
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Осаждённых городов,
Душа от мщения тряслася,
Я вас в сердце сердца скрою,
И пуля смерти понеслася
Ваша доблесть выше слов.
        Из моего ружья.


В круглосуточном обстреле,
                      4
Слыша смерти перекат,
Вы векам в глаза смотрели
С пригородных баррикад.


Вы ложились на дороге
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
И у взрытой колеи
Уж я не помню ничего.
Спрашивали о подмоге
Шесть раз мы уступали поле
И не слышно ль, где свои.
Врагу и брали у него.
Носились знамёна как тени,
Я спорил о могильной сени,
        В дыму огонь блестел.
На пушки конница летала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


А потом, жуя краюху,
                      5
По истерзанным полям
Шли вы, не теряя духа,
К обгорелым флигелям.


Вы брались рукой умелой
Живые с мёртвыми сравнялись.
Не для лести и хвалы,
И ночь холодная пришла,
А с холодным знаньем дела
И тех, которые остались,
За ружейные стволы.
Густою тьмою развела.
 
И батареи замолчали,
И не только жажда мщенья,
И барабаны застучали,
Но спокойный глаз стрелка,
        Противник отступил:
Как картонные мишени,
Но день достался нам дороже! —
Пробивал врагу бока.
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


Между тем слепое что-то,
                      6
Опьяняя и кружа,
Увлекало вас к пролёту
Из глухого блиндажа.


Там в неистовстве наитья
И крепко, крепко наши спали
Пела буря с двух сторон.
Отчизны в роковую ночь.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Мои товарищи, вы пали!
Ты от пуль заворожён.
Но этим не могли помочь.
 
Однако же в преданьях славы
И тогда, чужие миру,
Всё громче Рымника, Полтавы
Не причислены к живым,
        Гремит Бородино.
Вы являлись к командиру
Скорей обманет глас пророчий,
С предложеньем боевым.
Скорей небес погаснут очи,
 
Чем в памяти сынов полночи
Вам казалось всё пустое!
        Изгладится оно.
Лучше, выиграв, уйти,
Чем бесславно сгнить в застое
Или скиснуть взаперти.
 
Так рождался победитель:
Вас над пропастью голов
Подвиг уносил в обитель
Громовержцев и орлов.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победитель''' (1944)<poem>
<br clear=all>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и пёрли
И осень шагом испытаний шла?


Но правота была такой оградой,
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Которой уступал любой доспех.
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
Всё воплотила участь Ленинграда.
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
Стеной стоял он на глазах у всех.
<spoiler>
 
<poem>
И вот пришло заветное мгновенье:
Во вражьем стане цели он разведал,
Он разорвал осадное кольцо.
Мечтал о встрече с милой над письмом,
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Читал статью про скорую победу,
B восторге смотрит на его лицо.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
 
Мы с друга окровавленного сняли
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Осколком просверлённый партбилет,
Как входит в цепь легенд его звено!
Бумажник, серебристые медали.
Всё, что возможно на земле и небе,
А лейтенанту было двадцать лет…
Им вынесено и совершено.
Берёт перо, согбен и озабочен,
</poem>
Бумажный демон, писарь полковой.
<br clear=all>
О самом страшном пишет покороче
== '''Перов В.''' ==
Привычною, недрогнувшей рукой.
*
Беду в письмо, выплёскивая разом,
'''Благодарность фронтовая''' (1984 [http://www.rulit.me/books/samolet-uhodit-v-noch-read-378342-10.html])<poem>
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Полка остатки, как громада,
Что никакой прочувствованной фразой
Гранитно замерли в строю.
Нельзя утешить плачущую мать».
Кто здесь в строю, мы все из ада,
Она в слезах утопит своё горе,
Мы и теперь ещё в бою…
Покуда мы, крещённые огнём,
 
Врага утопим в пенящемся море,
…Нам спины ливень сёк свинцовый,
На виселицу Гитлера сведём.
Слепил глаза поток огня,
И женщина инстинктом материнским
Но самолет многопудовый
Отыщет сына дальние следы
Покорно слушался меня.
В Курляндии, под елью исполинской,
 
На скате безымянной высоты
И, нашей яростью повержен,
Седая мать увидит изумлённо
Разжался танковый кулак!
На зелени могилы дорогой
Такой исход был неизбежен,
Венок лугов, как яркая корона.
Ведь бой неправый вёл наш враг…
Возложенный неведомой рукой.
 
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
…И командир, он сам из боя,
От латышей — сынку? сибиряку?
Устало глядя на зарю,
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,
Перехлестнёт горячую тоску.
За бой я всех — благодарю!»
</poem>
 
</spoiler>
Да, благодарность фронтовая
<br clear=all>
Имеет золота отлив.
[[#вернуться к содержанию||^|]]
И пусть лишь в памяти живая,
 
Одна — для мёртвых и живых.
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Ты каждый раз, ложась в постель,
Смотри во тьму окна
И помни, что метёт метель
И что идёт война.
</poem>
</spoiler>
 
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
<spoiler>
<poem>
И вот Победа. Столько дней —
В промозглой сырости похода,
В горячих мастерских завода,
В боях — мы думали о ней!
 
В ней всё, что дорого и свято,
Судьба народа, честь страны,
В ней участь сына, память брата,
Любовь невесты и жены.


Награды этой незаметной
Под орудийные раскаты
Не поместишь с медалью в ряд,
Москва ликует в этот час,
Но блеск отваги беззаветной
Как будто затемненье снято
Все сорок лет хранит солдат!
С открытых лиц, счастливых глаз.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
*
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
'''Война''' (1821)<poem>
<spoiler>
Война! Подъяты наконец,
<poem>
Шумят знамёна бранной чести!
Внимая ужасам войны,
Увижу кровь, увижу праздник мести;
При каждой новой жертве боя
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
Мне жаль не друга, не жены,
И сколько сильных впечатлений
Мне жаль не самого героя…
Для жаждущей души моей!
Увы! утешится жена,
Стремленье бурных ополчений,
И друга лучший друг забудет;
Тревоги стана, звук мечей,
Но где-то есть душа одна
И в роковом огне сражений
Она до гроба помнить будет!
Паденье ратных и вождей!
Средь лицемерных наших дел
Предметы гордых песнопений
И всякой пошлости и прозы
Разбудят мой уснувший гений!
Одни я в мире подсмотрел
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Святые, искренние слёзы —
Огни врагов, их чуждое взыванье,
То слёзы бедных матерей!
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
Им не забыть своих детей,
И смерти грозной ожиданье.
Погибших на кровавой ниве,
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Как не поднять плакучей иве
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Своих поникнувших ветвей…
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боев?
И всё умрет со мной: надежды юных дней,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Воспоминание и брата и друзей,
И мыслей творческих напрасное волненье,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
<br clear=all>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
[[#вернуться к содержанию||^|]]
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.</poem>
*
'''Анчар''' (1828) <poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Природа жаждущих степей
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Его в день гнева породила
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
И зелень мёртвую ветвей
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
И корни ядом напоила.
<spoiler>
<poem>
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


Яд каплет сквозь его кору,
На пороге едва помаячили
К полудню растопясь от зною,
И ушли за солдатом — солдат…
И застывает ввечеру
До свидания мальчики! Мальчики,
Густой прозрачною смолою.
Постарайтесь вернуться назад


К нёму и птица не летит
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
На древо смерти набежит
И себя не щадите вы, и всё-таки
И мчится прочь, уже тлетворный.
Постарайтесь вернуться назад.


И если туча оросит,
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Блуждая, лист его дремучий,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
С его ветвей, уж ядовит,
Наши девочки платьица белые
Стекает дождь в песок горючий.
Раздарили сестрёнкам своим.


Но человека человек
Сапоги — ну куда от них денешься?
Послал к анчару властным взглядом:
Да зелёные крылья погон…
И тот послушно в путь потёк
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
И к утру возвратился с ядом.
Мы сведём с ними счёты потом.


Принёс он смертную смолу
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Да ветвь с увядшими листами,
Что идёте войной наугад…
И пот по бледному челу
До свидания, девочки! Девочки,
Струился хладными ручьями;
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Принёс — и ослабел и лёг
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
Под сводом шалаша на лыки,
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
И умер бедный раб у ног
'''Волжская баллада''' (1945)
Непобедимого владыки.
<spoiler>
<poem>
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Третий год ей земля горяча —
С той поры как солдатской дорогой войны
Муж ушёл, сапогами стуча.
На четвёртом году прибывает пакет.
Почерк в нём незнаком и суров:
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Председатель даёт подорожную ей.
То надеждой, то горем полна,
На другую солдатку оставив детей,
Едет в город Саратов она.
А Саратов велик. От дверей до дверей
Как найти в нём родные следы?
Много раненых братьев, отцов и мужей
На покое у волжской воды.
Наконец её доктор ведёт в тишине
По тропинкам больничных ковров.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
Нерастраченной нежности женской полна,
И калеку Наталья ждала,
Но того, что увидела, даже она
Ни понять, ни узнать не могла.
Он хозяином был её дум и тревог,
Запевалой, лихим кузнецом.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
С перекошенным, серым лицом?
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
Повалившись в кровать головой,
В голос вдруг закричала, завыла она:
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Лишь в глазах у него два горячих луча.
Что он скажет — безрукий, немой!
И сурово Наталья глядит на врача:
— Собирайте, он едет домой.
Не узнать тебе друга былого, жена, —
Пусть как память живёт он в дому.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
Все втроём поклонитесь ему!
Причитали соседки над женской судьбой,
Горевал её горем колхоз.
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
И никто не видал её слёз…
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
Только вдруг, словно годы назад,
Под окном раздаются мужские шаги,
Сапоги по ступенькам стучат.
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Как, склонившись в дверях головой,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
С перевязанной правой рукой.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Замечает чужие глаза в тишине
И другого на месте своём.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Но, как был он, в дорожной пыли,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Поклонился жене до земли.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>
</spoiler>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
<spoiler>
<poem>
Когда командир, чтоб сдержать врага,
На смерть позвал смельчаков,
Первым из строя на два шага
Вышел Сергей Кусков.
Последний танк в дыму вороном
От его руки запылал,
И, выполнив долг,
Под вражьим огнём
На землю Кусков упал.
Посмертно «Героем» его нарекли.
Но когда спустилась мгла,
Женщина
                в пепле родной земли
Живым его нашла.
От вражьего взгляда укрыла его
Густою лесною тьмой.
Прохладой летом лечила его,
Теплом лечила зимой.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Она зашептала:
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


А князь тем ядом напитал
Его ловили в густом бору
Свои послушливые стрелы
Два отборных полка.
И с ними гибель разослал
Его повесили на миру
К соседям в чуждые пределы.
На площади городка.
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Но граната летит из кустов.
Смеётся поднявшийся человек:
«Я — Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
*
'''Смерть сапёра''' (1943)
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|DDNLYM6ROIg|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой...»}}
<poem>
<poem>
Мы время по часам заметили
На Земле
И кверху поползли по склону.
     безжалостно маленькой
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
жил да был человек маленький.
У края вражьей обороны.
У него была служба маленькая.
 
И маленький очень портфель.
Вот там она, и там, и тут она
Получал он зарплату маленькую…
Везде, везде, до самой кручи.
И однажды —
Как паутиною опутана
прекрасным утром —
Вся проволкою колючей.
постучалась к нему в окошко
 
небольшая,
Он наших мыслей не подслушивал
казалось,
И не заглядывал нам в душу.
война…
Он из конюшни вниз обрушивал
Автомат ему выдали маленький.
Свой бешеный огонь по Зуше.
Сапоги ему выдали маленькие.
 
Каску выдали маленькую
Прожекторы, как ножки циркуля,
и маленькую —
Лучом вонзались в коновязи.
по размерам —
Прямые попаданья фыркали
шинель.
Фонтанами земли и грязи.
 
Но чем обстрел дымил багровее,
Тем равнодушнее к осколкам,
В спокойствии и хладнокровии
Работали мы тихомолком.
 
Со мною были люди смелые.
Я знал, что в проволочной чаще
Проходы нужные проделаю
Для битвы завтра предстоящей.
 
Вдруг одного сапёра ранило.
Он отползал от вражьих линий,
Привстал, и дух от боли заняло,
И он упал в густой полыни.
 
Он приходил в себя урывками,
Осматривался на пригорке
И щупал место под нашивками
На почерневшей гимнастёрке.
 
И думал: глупость, оцарапали,
И он отвалит от Казани,
К жене и детям вверх к Сарапулю,
И вновь и вновь терял сознанье.
 
Всё в жизни может быть издержано,
Изведаны все положенья,
Следы любви самоотверженной
Не подлежат уничтоженью.
 
Хоть землю грыз от боли раненый,
Но стонами не выдал братьев,
Врождённой стойкости крестьянина
И в обмороке не утратив.
 
Его живым успели вынести.
Час продышал он через силу.
Хотя за речкой почва глинистей,
Там вырыли ему могилу.
 
Когда, убитые потерею,
К нему сошлись мы на прощанье,
Заговорила артиллерия
В две тысячи своих гортаней.
 
В часах задвигались колёсики.
Проснулись рычаги и шкивы.
К проделанной покойным просеке
Шагнула армия прорыва.
 
Сраженье хлынуло в пробоину
И выкатилось на равнину,
Как входит море в край застроенный,
С разбега проломив плотину.
 
Пехота шла вперёд маршрутами,
Как их располагал умерший.
Поздней немногими минутами
Противник дрогнул у Завершья.
 
Он оставлял снарядов штабели,
Котлы дымящегося супа,
Всё, что обозные награбили,
Палатки, ящики и трупы.
 
Потом дорогою завещанной
Прошло с победами всё войско.
Края расширившейся трещины
У Криворожья и Пропойска.
 
Мы оттого теперь у Гомеля,
Что на поляне в полнолунье
Своей души не экономили
B пластунском деле накануне.
 
Жить и сгорать у всех в обычае,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Когда ей к свету и величию
Своею жертвой путь прочертишь.
</poem>
</spoiler>
'''Смелость''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Безымённые герои
Осаждённых городов,
Я вас в сердце сердца скрою,
Ваша доблесть выше слов.
 
В круглосуточном обстреле,
Слыша смерти перекат,
Вы векам в глаза смотрели
С пригородных баррикад.
 
Вы ложились на дороге
И у взрытой колеи
Спрашивали о подмоге
И не слышно ль, где свои.
 
А потом, жуя краюху,
По истерзанным полям
Шли вы, не теряя духа,
К обгорелым флигелям.
 
Вы брались рукой умелой
Не для лести и хвалы,
А с холодным знаньем дела
За ружейные стволы.
 
И не только жажда мщенья,
Но спокойный глаз стрелка,
Как картонные мишени,
Пробивал врагу бока.
 
Между тем слепое что-то,
Опьяняя и кружа,
Увлекало вас к пролёту
Из глухого блиндажа.
 
Там в неистовстве наитья
Пела буря с двух сторон.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Ты от пуль заворожён.
 
И тогда, чужие миру,
Не причислены к живым,
Вы являлись к командиру
С предложеньем боевым.
 
Вам казалось всё пустое!
Лучше, выиграв, уйти,
Чем бесславно сгнить в застое
Или скиснуть взаперти.
 
Так рождался победитель:
Вас над пропастью голов
Подвиг уносил в обитель
Громовержцев и орлов.
</poem>
</spoiler>
'''Победитель''' (1944)
<spoiler>
<poem>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и пёрли
И осень шагом испытаний шла?
 
Но правота была такой оградой,
Которой уступал любой доспех.
Всё воплотила участь Ленинграда.
Стеной стоял он на глазах у всех.
 
И вот пришло заветное мгновенье:
Он разорвал осадное кольцо.
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
B восторге смотрит на его лицо.
 
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Как входит в цепь легенд его звено!
Всё, что возможно на земле и небе,
Им вынесено и совершено.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
'''Ветер с моря''' (1947)
<spoiler>
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1
 
Был приказ прорваться к Эльтигену
днём
сквозь строй немецкого заслона.
Командир сказал, что повезло нам,
и поздравил нас.
Взбивая пену,
клокотало море.
На причалах
от наката волн качались сваи.
Командир сказал, что так бывает, —
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Шеи пушек вытянулись к югу,
дрогнули,
качнулись мачты косо —
это реверс выжали матросы,
и земля шарахнулась в испуге.
В этот день на рейде не клялись мы,
уходя, вещей не завещали.
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
И велел отправить наши письма.
Он стоял, спокойный и угрюмый,
молчаливый и широкоспинный,
слушая, как напевает трюмный
песню про влюблённую рябину.
Что он думал?
Думал ли о бое,
что придёт в горячечном ознобе,
впившись в борт десятками пробоин,
в пятнах крови на матросской робе,
или, может, видел над собою
только небо, небо голубое?
Что хотел он?
На одном моторе
мирно,
не рискуя головою,
проскочить, не встретив немцев в море,
потому что море — штормовое?
Или, может, он мечтал у порта
вдруг увидеть их,
чтоб тотчас, с ходу,
стать «гостеприимным» мореходом
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
так чтоб флаги с чёрными крестами
падали,
линяя под винтами?
…Он был ранен после первых вспышек.
Медленно
по мокрому реглану
кровь стекала под ноги.
Я слышал,
как он приказал:
«Идти тараном!
По разрывам,
в лоб,
врезаясь строем!»
…Немцев было восемь.
Наших — трое.
Немцы шли на малом.
Мы — на полном.
Немцы шли за ветром.
Мы — сквозь волны.
С ними был их бог.
А с нами — сила.
Он им не помог.
А нас носила
Яростная злоба над волнами.
С немцами был бог.
А море — с нами.
…Море с нами, — значит, каждым валом
нас волна собою прикрывала
и несла на гребень против ветра.
Ближе,
ближе,
ближе.
С каждым метром
чаще всплески вражеской картечи.
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
и на пушках запекалась краска…
Я не слышал, как по серым каскам
звякали визжащие осколки,
но зато я видел, как умолкли
пушки на беструбой барже рядом,
как она, подбитая снарядом,
медленно вползала в чёрный выем.
— Море вам оплатит штормовые! —
Выстрел!
И куски брони летят, как вата.
Выстрел!
И, качнувшись угловато,
переломлен надвое по мостик,
головной отправлен рыбам в гости.
…Немцы отвернули в полумиле.
Немцев подвели плохие нервы.
Мы не гнались…
Мы похоронили
катер № 81-й.
Сняли флаг
и вынесли из рубки
лоцию…
А море штормовало,
Командир сказал:
«Устали руки!» —
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!» —
и упал
на мостике
у тумбы.
 
2
 
Как запомнить свет звезды падучей,
как отыщешь, где она упала?
На Тамани,
у высокой кручи,
у подножья пенистого вала,
всем ветрам распахнута навстречу,
с давних пор стоит одна лачуга.
Там три дня подряд горели свечи,
там три дня подряд у тела друга
собирались хмурые матросы.
Стыли волны па причальных сваях.
На манильских несмоленых тросах
провисала койка подвесная.
А на жёсткой флотской парусине
он лежал,
сурово сдвинув брови,
в орденах,
в морском мундире синем.
Замирало море в изголовье,
а у ног — гвардейцы…
Я заметил,
как качнулась тень на смуглых лицах.
Мы молчали.
Мы пришли проститься
молча, перед самым боем.
Ветер!
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
тросами поскрипывая глухо.
И качнулась койка в полусвете,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
как всегда,
в свой дальний путь обычный,
только что уснувший после боя.
И закрыл плечами свечи мичман,
чтобы свет его не беспокоил,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
— Жил, качаясь на волне,
и, на волне
качаясь,
ты ушёл в последний рейс.
Мне тоже,
если только смерти, —
то такой же. —
Мы надели мичманки.
И руки
потянулись к козырькам.
Сирена
извещала нас, что поднят «буки» —
флаг о выходе туда,
где пена,
закружившись в гибельном узоре,
тонет в белой глубине буруна.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»
</poem>
</spoiler>
'''Июньские дни Нахимова'''
<spoiler>
<poem>
      1. Возвращение
 
Когда в одной ладони —
все дороги.
И встать на холм —
как дёрнуть за кольцо.
И ни моря не властны
и ни боги.
И лица всех сошлись в одно лицо.
Когда послушней конь,
острее зренье
и ни себя не жалко,
ни коня.
Когда, освобождённый,
отстраненьем
возвысишься
над суетностью дня…
Как горячит
и как пьянит опасность.
Но, все свои сомненья погребя,
ты знаешь,
что живёшь не для себя.
И в этом суть,
и правота,
и ясность.
...................................................
...................................................
Три ниши
во Владимирском соборе.
Три места в склепе.
Трое лечь могли
под куполом с крестом,
над городом,
что всех других дороже.
Был первым —
Лазарев.
Он — первый адмирал —
лёг в склепе первым.
— Берегу
второе место для себя, —
сказал Нахимов.
Но смерть всевластна.
Подданных своих
смерть убирает
по своим контрактам.
Она — вершительница
судеб всех.
Одна она ли только?!
И стал вторым Корнилов.
Он, кажется мне тоже,
что-то знал.
Он загодя оставил завещанье,
ранним утром,
часов примерно в семь,
часы отправил сыну золотые.
А в полдень
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
— Держу я третье место
для себя, — сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
— Что хорониться,
смерть своё возьмёт, —
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.
 
      2. Предчувствие
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
 
А он с коня в штыки —
и нет
ни неба,
ни земли,
ни адмиральских эполет.
Лишь хруст костей
да красный след,
когда кричат:
— Коли! —
А он не думал ни о чём,
пришёл ли нет черёд.
Не взвешивал,
а предпочёл
толкнуть тарутинцев плечом
и с саблею —
вперёд.
А ковыли давно в крови.
А бог — приди
и лик яви
в малиновом дыму.
И нет ни неба,
ни земли,
лишь хруст костей
да крик:
— Коли! —
Пощады — никому.
 
Накануне сражения
явился к Нахимову
Данненберг.
— Извините, — сказал он, —
я ещё не был с визитом
у вас.
— Помилуйте,
ваше высочество,
лучше б
Сапун-горе
сделали вы визит…
..............................................
..............................................
Итак, другого не дано:
пусть всё летит вверх дном.
Земля виднее
под конём,
трава теплее
под огнём,
нет выхода — так вверх килём.
А город…
Если суждено.
Но… только не при нём.
Скатилась по небу звезда,
двух душ сближала даль.
 
Уберегли его тогда,
и отодвинулась беда.
Надолго ли?!
Едва ль…
Близ Малахова кургана
солдат, умирая,
остановил верхового:
— Я не помощи прошу,
ваше благородие,
я спросить у вас хочу, —
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…
 
      3. Смерть
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
 
В шесть часов пополудни,
вернее, чуть раньше шести,
на исходе июня,
во вторник,
дня двадцать восьмого,
двое: Павел Нахимов
и флаг-офицер Колтовской,
благодушно беседуя
ехали к Керну
верхами.
День клонился к закату,
акация властно цвела.
Сладковато и властно.
Нахимов сказал:
— Дело божье.
Бог даёт,
бог берёт…
Храбрость — суть
постоянство усилий.
Смерть преследовать нужно,
чтоб душу от страха спасти.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
И для нас,
и, пожалуй, для многих.
 
В шесть часов пополудни,
вернее, чуть раньше шести,
на исходе июня,
во вторник,
дня двадцать восьмого,
обойдя батарею,
он вышел к вершине холма
и спросил у сигнальщика:
— Сколько нас?
— На суток на четверо… хватит… —
Рядом шлёпнулась пуля,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
Он стоял,
возвышаясь по грудь
над банкетом.
Снова пуля…
— Прицельно стреляют, —
сказал.
Керн был бледен.
Нахимов
за подзорной трубой потянулся.
.............................................
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.
 
В шесть часов пополудни
тайна смерти близка…
И разгадкою жизни
хлещет кровь из виска.
............................................
............................................
Когда часы надежды истекли
его по Аполлоновой горе
до бухты
донесли товарищи
и положили в шлюпку.
Буксировали баркасами
и встретили на Графской,
как живого,
взяв вёсла на валёк.
Потом, неспешно,
двинулись домой.
Из окон дома
было слышно,
как полковая музыка играла.
…Гроб его
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий — кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».
 
В почётном карауле стояли —
семнадцать в ряд.
«Полный ход»
сыграли барабанщики.
Колокола —
один, потом другой —
звонили с Корабельной.
Четырнадцать священников
служили панихиду.
Приспустили флаги
на кораблях.
Весь Севастополь
проводил Нахимова
в последний путь
до склепа,
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
'''Война''' (1821)
<spoiler>
<poem>
Война! Подъяты наконец,
Шумят знамёна бранной чести!
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И сколько сильных впечатлений
Для жаждущей души моей!
Стремленье бурных ополчений,
Тревоги стана, звук мечей,
И в роковом огне сражений
Паденье ратных и вождей!
Предметы гордых песнопений
Разбудят мой уснувший гений! —
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
И смерти грозной ожиданье.
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Воспоминание и брата и друзей,
И мыслей творческих напрасное волненье,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</spoiler>
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
<spoiler>
<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.
</poem>
</spoiler>
'''Анчар''' (1828)
<spoiler>
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.
 
Природа жаждущих степей
Его в день гнева породила
И зелень мёртвую ветвей
И корни ядом напоила.
 
Яд каплет сквозь его кору,
К полудню растопясь от зною,
И застывает ввечеру
Густой прозрачною смолою.
 
К нёму и птица не летит
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
На древо смерти набежит
И мчится прочь, уже тлетворный.
 
И если туча оросит,
Блуждая, лист его дремучий,
С его ветвей, уж ядовит,
Стекает дождь в песок горючий.
 
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом:
И тот послушно в путь потёк
И к утру возвратился с ядом.
 
Принёс он смертную смолу
Да ветвь с увядшими листами,
И пот по бледному челу
Струился хладными ручьями;
 
Принёс — и ослабел и лёг
Под сводом шалаша на лыки,
И умер бедный раб у ног
Непобедимого владыки.
 
А князь тем ядом напитал
Свои послушливые стрелы
И с ними гибель разослал
К соседям в чуждые пределы.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
помните!
 
Не плачьте!
В горле
    сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!
 
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью
    просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!
 
Люди!
Покуда сердца
          стучатся, —
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
пожалуйста,
    помните!
 
Песню свою
        отправляя в полёт, —
помните!
О тех,
кто уже никогда
          не споёт, —
помните!
 
Детям своим
          расскажите о них,
чтоб
запомнили!
Детям
    детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли, —
о погибших
помните!
 
Встречайте
          трепетную весну,
люди Земли.
Убейте
    войну,
прокляните
войну,
люди Земли!
 
Мечту пронесите
          через года
и жизнью
наполните!..
Но о тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
заклинаю, —
помните!
</poem>
</spoiler>
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
<spoiler>
<poem>
На Земле
     безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.
 
…А когда он упал —
              некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле
            не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня
в полный рост!
</poem>
</spoiler>
'''Баллада о красках''' (1972)
<spoiler>
<poem>
Был он рыжим,
как из рыжиков рагу.
Рыжим,
словно апельсины на снегу.
Мать шутила,
мать весёлою была:
«Я от солнышка сыночка родила…»
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Чёрным,
будто обгоревшее смольё.
Хохотала над расспросами она,
говорила:
«Слишком ночь была черна!..»
В сорок первом,
в сорок памятном году
прокричали репродукторы беду.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
поклонились маме в пояс.
И ушли.
Довелось в бою почуять молодым
рыжий бешеный огонь
и чёрный дым,
злую зелень застоявшихся полей,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
воевали до победы.
Мать ждала.
Не гневила,
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


…А когда он упал —
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
              некрасиво, неправильно,
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
в атакующем крике вывернув рот,
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
то на всей земле
<spoiler>
            не хватило мрамора,
<poem>
чтобы вырубить парня
Можно не слушать народных сказаний,
в полный рост!
Не верить газетным столбцам,
</poem>
Но я это видел. Своими глазами.
*
Понимаете? Видел. Сам.
'''Баллада о красках''' (1972)<poem>
 
Был он рыжим,
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
как из рыжиков рагу.
Меж нами
Рыжим,
    вот этак —
словно апельсины на снегу.
                ров.
Мать шутила,
Из этого рва поднимается горе.
мать весёлою была:
Горе без берегов.
«Я от солнышка сыночка родила…»
 
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Нет! Об этом нельзя словами…
Чёрным,
Тут надо рычать! Рыдать!
будто обгоревшее смолье.
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Хохотала над расспросами она,
Заржавленной, как руда.
говорила:
 
«Слишком ночь была черна!..»
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
В сорок первом,
Может быть, партизаны? Нет.
в сорок памятном году
Вот лежит лопоухий Колька —
прокричали репродукторы беду.
Ему одиннадцать лет.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
 
поклонились маме в пояс.
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
И ушли.
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Довелось в бою почуять молодым
Ближние станции, ближние сёла
рыжий бешеный огонь
Все заложников выслали в ров.
и чёрный дым,
 
злую зелень застоявшихся полей,
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
серый цвет прифронтовых госпиталей.
У каждого жест. Удивительно свой!
Оба сына, оба-двое, два крыла,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
воевали до победы.
С которым смерть принимал живой,
Мать ждала.
 
Не гневила,
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
не кляла она судьбу.
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Похоронка
В каком бы их ни свалило виде
обошла её избу.
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Повезло ей.
Они пререкаются с палачами,
Привалило счастье вдруг.
Они восклицают: «Не победишь!»
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Парень. Он совсем налегке.
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Грудь распахнута из протеста.
*
Одна нога в худом сапоге,
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Другая сияет лаком протеза.
{{#ev:youtubeimg|VFADkTTolu4|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
Лёгкий снежок валит и валит…
<poem>
Грудь распахнул молодой инвалид.
Можно не слушать народных сказаний,
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Не верить газетным столбцам,
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но я это видел. Своими глазами.
Но часовым над лежбищем смерти
Понимаете? Видел. Сам.
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Бабка. Эта погибла стоя,
Меж нами
Встала из трупов и так умерла.
    вот этак —
Лицо её, славное и простое,
                ров.
Чёрная судорога свела.
Из этого рва поднимается горе.
Ветер колышет её отрепье…
Горе без берегов.
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упрёке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


Нет! Об этом нельзя словами…
Рядом истерзанная еврейка.
Тут надо рычать! Рыдать!
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
С какой заботой детская шейка
Заржавленной, как руда.
Повязана маминым серым кашне…
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Может быть, партизаны? Нет.
Но надо. Надо! Пиши!
Вот лежит лопоухий Колька —
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ему одиннадцать лет.
Ты вымерил низость фашистской души,
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Так пусть же
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Ты за руку их поймал — уличи!
Ближние станции, ближние села —
Ты видишь, как пулею бронебойной
Все заложников выслали в ров.
Дробили нас палачи,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    всё это
          сам ты
                видел
И не сошёл с ума.


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Но молча стою я над страшной могилой.
У каждого жест. Удивительно свой!
Что слова? Истлели слова.
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Было время — писал я о милой,
С которым смерть принимал живой,
О щёлканье соловья.
 
Казалось бы, что в этой теме такого?
Правда? А между тем
Попробуй найти настоящее слово
Даже для этих тем.


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Но строчки… глуше варёных вязиг.
В каком бы их ни свалило виде —
Нет, товарищи: этой муки
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Не выразит язык.
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»


Парень. Он совсем налегке.
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Грудь распахнута из протеста.
Слишком изящен, поэтому скуп,
Одна нога в худом сапоге,
К неумолимой грамматике сведён
Другая сияет лаком протеза.
Каждый крик, слетающий с губ.
Лёгкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Бабка. Эта погибла стоя,
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Встала из трупов и так умерла.
Из всех племён от древка до древка
Лицо её, славное и простое,
И взять от каждого всё человечье,
Чёрная судорога свела.
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
Ветер колышет её отрепье…
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
В левой орбите застыл сургуч,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Но правое око глубоко в небе
Не это ль
Между разрывами туч.
      наречье
И в этом упреке Деве Пречистой
            муки бездонной
Рушенье веры десятков лет:
    Словам искомым сродни?
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


Рядом истерзанная еврейка.
Но есть у нас и такая речь,
При ней ребенок. Совсем как во сне.
Которая всяких слов горячее:
С какой заботой детская шейка
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Повязана маминым серым кашне…
Глаголом пророков гремят батареи.
Матери сердцу не изменили:
Вы слышите трубы на рубежах?
Идя на расстрел, под пулю идя,
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
За час, за полчаса до могилы
Бегут! Но некуда им убежать
Мать от простуды спасала дитя.
От вашей кровавой могилы.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Как страшно об этом писать. Как жутко.
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Но надо. Надо! Пиши!
Травою взойдите у этих высот.
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Кто вас увидел, отныне навеки
Ты вымерил низость фашистской души,
Все ваши раны в душе унесёт.
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Так пусть же
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Ты за руку их поймал — уличи!
Семь тысяч трупов.
Ты видишь, как пулею бронебойной
              Семиты… Славяне…
Дробили нас палачи,
Да! Об этом нельзя словами.
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Огнём! Только огнём!
Пусть зарыдает природа сама,
</poem>
Если
</spoiler>
    всё это
<br clear=all>
          сам ты
[[#вернуться к содержанию||^|]]
                видел
И не сошёл с ума.


Но молча стою я над страшной могилой.
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
Что слова? Истлели слова.
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
Было время — писал я о милой,
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
О щёлканье соловья.
<spoiler>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


Казалось бы, что в этой теме такого?
Если мил тебе бедный сад
Правда? А между тем
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Попробуй найти настоящее слово
И под липой сто лет назад
Даже для этих тем.
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Если мать тебе дорога —
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Тебя выкормившая грудь,
Нет, товарищи: этой муки
Где давно уже нет молока,
Не выразит язык.
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…


Он слишком привычен, поэтому бледен.
Если ты отца не забыл,
Слишком изящен, поэтому скуп,
Что качал тебя на руках,
К неумолимой грамматике сведён
Что хорошим солдатом был
Каждый крик, слетающий с губ.
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Если ты не хочешь отдать
Из всех племён от древка до древка
Ту, с которой вдвоём ходил,
И взять от каждого всё человечье,
Ту, что долго поцеловать
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
Ты не смел,— так её любил,—
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Чтоб фашисты её живьём
Эхо нашествий, погромов, резни…
Взяли силой, зажав в углу,
Не это ль
И распяли её втроём,
      наречье
Обнажённую, на полу;
            муки бездонной
Чтоб досталось трём этим псам
    Словам искомым сродни?
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Но есть у нас и такая речь,
Если ты фашисту с ружьём
Которая всяких слов горячее:
Не желаешь навек отдать
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Дом, где жил ты, жену и мать,
Глаголом пророков гремят батареи.
Всё, что родиной мы зовем,
Вы слышите трубы на рубежах?
Знай: никто её не спасёт,
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Если ты её не спасёшь;
Бегут! Но некуда им убежать
Знай: никто его не убьёт,
От вашей кровавой могилы.
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
 
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Жди меня, и я вернусь,
Травою взойдите у этих высот.
Не желай добра
Кто вас увидел, отныне навеки
Всем, кто знает наизусть,
Все ваши раны в душе унесёт.
Что забыть пора.  
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.  


Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Жди меня, и я вернусь,
Семь тысяч трупов.
Всем смертям назло.  
              Семиты... Славяне...
Кто не ждал меня, тот пусть
Да! Об этом нельзя словами.
Скажет: — Повезло.
Огнём! Только огнём!
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.  
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
 
'''Танк''' (1939)
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
<spoiler>
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
*
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
{{#ev:youtubeimg|AxdhOP7XVPg|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
<poem>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Где ты русским выкормлен был,
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Под бревенчатым потолком,
Вот след, где он попятился, когда
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Ему взорвали гусеницы миной.
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


Если мил тебе бедный сад
Но под рукою не было врача,
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И он привстал, от хромоты страдая,
И под липой сто лет назад
Разбитое железо волоча,
В землю вкопанный дедом стол;
На раненую ногу припадая.
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…


Если мать тебе дорога —
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Тебя выкормившая грудь,
Кругами полз по собственному следу
Где давно уже нет молока,
И рухнул, обессилевший от ран,
Только можно щекой прильнуть;
Купив пехоте трудную победу.
Если вынести нету сил,
 
Чтоб фашист, к ней постоем став,
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
По щекам морщинистым бил,
Пришли ещё дымящиеся танки
Косы на руку намотав;
И сообща решили в глубь земли
Чтобы те же руки её,
Зарыть его железные останки.
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель…


Если ты отца не забыл,
Он словно не закапывать просил,
Что качал тебя на руках,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Что хорошим солдатом был
Он упирался, он что было сил
И пропал в карпатских снегах,
Ещё грозил своей разбитой башней.
Что погиб за Волгу, за Дон,
 
За отчизны твоей судьбу;
Чтоб видно было далеко окрест,
Если ты не хочешь, чтоб он
Мы холм над ним насыпали могильный,
Перевёртывался в гробу,
Прибив звезду фанерную на шест —
Чтоб солдатский портрет в крестах
Над полем боя памятник посильный.
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


Если ты не хочешь отдать
Когда бы монумент велели мне
Ту, с которой вдвоём ходил,
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Ту, что долго поцеловать
Я б на гранитной тёсаной стене
Ты не смел,— так её любил,—
Поставил танк с глазницами пустыми;
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Если ты фашисту с ружьём
Я выкопал его бы, как он есть,
Не желаешь навек отдать
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Дом, где жил ты, жену и мать,
Невянущая воинская честь
Всё, что родиной мы зовем,—
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
Знай: никто её не спасет,
Если ты её не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
На постамент взобравшись высоко,
А не ты на земле лежал,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Не в твоём дому чтобы стон,
Да, нам далась победа нелегко.
А в его по мертвым стоял.
Да, враг был храбр.
Так хотел он, его вина,—
Тем больше наша слава.
Пусть горит его дом, а не твой,
</poem>
И пускай не твоя жена,
</spoiler>
А его пусть будет вдовой.
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
Пусть исплачется не твоя,
<spoiler>
А его родившая мать,
<poem>
Не твоя, а его семья
Майор привёз мальчишку на лафете.
Понапрасну пусть будет ждать.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
Так убей же хоть одного!
За десять лет на том и этом свете
Так убей же его скорей!
Ему зачтутся эти десять дней.
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!</poem>
*
'''Танк''' (1939)<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Но под рукою не было врача,
Его везли из крепости, из Бреста.
И он привстал, от хромоты страдая,
Был исцарапан пулями лафет.
Разбитое железо волоча,
Отцу казалось, что надёжней места
На раненую ногу припадая.
Отныне в мире для ребёнка нет.


Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Отец был ранен, и разбита пушка.
Кругами полз по собственному следу
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
И рухнул, обессилевший от ран,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Купив пехоте трудную победу.
Седой мальчишка на лафете спал.


Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Мы шли ему навстречу из России.
Пришли ещё дымящиеся танки
Проснувшись, он махал войскам рукой…
И сообща решили в глубь земли
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Зарыть его железные останки.
Что я там был и мне пора домой…


Он словно не закапывать просил,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
А нам оно оборвало сердца.
Он упирался, он что было сил
Кто раз увидел этого мальчишку,
Ещё грозил своей разбитой башней.
Домой прийти не сможет до конца.


Чтоб видно было далеко окрест,
Я должен видеть теми же глазами,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Которыми я плакал там, в пыли,
Прибив звезду фанерную на шест —
Как тот мальчишка возвратится с нами
Над полем боя памятник посильный.
И поцелует горсть своей земли.


Когда бы монумент велели мне
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Призвал нас к бою воинский закон.
Я б на гранитной тёсаной стене
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Поставил танк с глазницами пустыми;
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Я выкопал его бы, как он есть,
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
В пробоинах, в листах железа рваных,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
Невянущая воинская честь
'''В землянке''' (1941)
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
<spoiler>
<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.


На постамент взобравшись высоко,
О тебе мне шептали кусты
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
В белоснежных полях под Москвой.
Да, нам далась победа нелегко.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Да, враг был храбр.
Как тоскует мой голос живой.
Тем больше наша слава.</poem>
*
''' Майор привёз мальчишку на лафете…''' (1941)<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Его везли из крепости, из Бреста.
Ты сейчас далеко-далеко.
Был исцарапан пулями лафет.
Между нами снега и снега.
Отцу казалось, что надёжней места
До тебя мне дойти не легко,
Отныне в мире для ребенка нет.
 
Отец был ранен, и разбита пушка.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Седой мальчишка на лафете спал.
 
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Что я там был и мне пора домой…
 
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
 
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
 
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
<br clear=all>
 
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Сурков]]
*
'''В землянке''' (1941)<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
 
О тебе мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
 
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти — четыре шага.
А до смерти — четыре шага.


Строка 1876: Строка 3111:
От твой негасимой любви.
От твой негасимой любви.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
*
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''  
'''Я знаю, никакой моей вины…''' <poem>
<spoiler>
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что другие не пришли с войны,
Строка 1889: Строка 3127:
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
Особая для наших душ минута.
Строка 1979: Строка 3219:


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Прожить без них в своём отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
И слухом их не слышать мир отчасти?
Строка 1986: Строка 3226:
В конце концов у смертного порога,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!
Их одобренья или их упрёка!


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Строка 2023: Строка 3263:
Победы и великого прощанья.
Победы и великого прощанья.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Городов, местечек, сёл,
Строка 2030: Строка 3272:
Не заметил, как вошёл.
Не заметил, как вошёл.


Не один вошел — со взводом,
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Под огнём, по огородам
Строка 2055: Строка 3297:
Выбегаешь босиком?..»
Выбегаешь босиком?..»


И слова, и смех, и слезы
И слова, и смех, и слёзы
Всё в одно сольётся тут.
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
И к губам, сухим с мороза,
Строка 2067: Строка 3309:
Повернулись по-иному
Повернулись по-иному
Все надежды, все дела.
Все надежды, все дела.
На войну ушел из дому,
На войну ушёл из дому,
А война и в дом пришла.
А война и в дом пришла.


Строка 2083: Строка 3325:
Говорит боец друзьям, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Поворачиваться боком
Да лежать, да мерзнуть нам?
Да лежать, да мёрзнуть нам?


Это я здесь виноватый,
Это я здесь виноватый,
Хата все-таки моя.
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
Говорит он, — дайте я…
Строка 2117: Строка 3359:
Лейтенант, его ровесник,
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный… -
— Что ж, поскольку житель местный…
И мигнул ему слегка. —
И мигнул ему слегка. —


Строка 2125: Строка 3367:
Отвечал ему боец…
Отвечал ему боец…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
*
'''22 июня''' (1961)  
'''22 июня''' (1961) <poem>
<spoiler>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
В предвечерний задумчивый час
Строка 2151: Строка 3396:
Поглядите им пристально вслед.
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.
…Могильная трава
Колышется над вами,
Но тихие слова
Прошли сквозь гром и пламя.
От этих мирных слов,
От скромных упований
Протяжней чей-то вздох,
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах — навеки вместе.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
И горела, как свеча, изба.
Шли деревни. Не забыть вовек
Визга умирающих телег,
Как лежала девочка без ног,
Как не стало на земле дорог.
Но тогда на жадного врага
Ополчились нивы и луга,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Подымались камни и стога,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
И косматые, как облака,
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
</poem>
</spoiler>
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Могильным холодом грозя,
Но есть такое слово «выстоять»,
Когда и выстоять нельзя,
И есть душа — она всё вытерпит,
И есть земля — она одна,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
</poem>
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Но не успели. Вечер. Дети. Смех.
Был бой за хутор, и один разведчик
Остался на снегу. Вдали от всех
Он как бы спит. Не бьётся больше сердце.
Он долго шёл — он к тем огням спешил.
И если не дано уйти от смерти,
Он, умирая, смерть опередил.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также