Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
 
(не показано 65 промежуточных версий 22 участников)
Строка 3: Строка 3:
Шаблон для добавления нового поэта:
Шаблон для добавления нового поэта:


== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка_на_ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка на ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
*
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):


*
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>


  -->
  -->
{{якорь|вернуться к содержанию}}
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)
<spoiler>
<poem>
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
Не могучую песню победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
Я спою вам о том, как от южных полей
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
И пришли к нам, и нас победили.
А и так победили, что долго потом
Не совались к нам с дерзким вопросом,
А и так победили, что с кислым лицом
И с разбитым отчалили носом.
Я спою, как, покинув и дом и семью,
Шёл в дружину помещик богатый,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
Выходил ополченцем из хаты.
Я спою, как росла богатырская рать,
Шли бойцы из железа и стали,
И как знали они, что идут умирать,
И как свято они умирали!
Как красавицы наши сиделками шли
К безотрадному их изголовью,
Как за каждый клочок нашей русской земли
Нам платили враги своей кровью;
Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,
Под немолчные, тяжкие стоны
Выходили редуты один за другим,
Грозной тенью росли бастионы;
И одиннадцать месяцев длилась резня,
И одиннадцать месяцев целых
Чудотворная крепость, Россию храня,
Хоронила сынов её смелых...
Пусть не радостна песня, что вам я пою,
Да не хуже той песни победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
*
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
'''День Победы. И в огнях салюта…'''
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|eLYFq50WTm4|200|right|Видео (кликабельно) «День Победы. И в огнях салюта…», читает Маша Тюрина}}
<poem>
<poem>
День Победы. И в огнях салюта
День Победы. И в огнях салюта
Строка 49: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днем… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 74: Строка 170:
На десятки всяких мелочей.
На десятки всяких мелочей.


На тряпье, на пустенькие книжки,
На тряпьё, на пустенькие книжки,
На раздоры, где не прав никто,
На раздоры, где не прав никто,
На танцульки, выпивки, страстишки,
На танцульки, выпивки, страстишки,
Строка 100: Строка 196:
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Письмо с фронта'''  
'''Письмо с фронта'''  
{{#ev:youtubeimg|bx6monneoOg|200|right|Видео (кликабельно) «Письмо с фронта», читает С. Никоненко}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Строка 133: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 146: Строка 242:
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
*
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)<poem>
<spoiler>
<poem>
Не бывать тебе в живых,
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Со снегу не встать.
Строка 161: Строка 260:
Русская земля.
Русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победителям''' (1944)
'''Победителям''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|8JMmdZS6Z78|200|right|Видео (кликабельно) «Победителям», читает Алла Демидова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Сзади Нарвские были ворота,
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 175: Строка 274:
Внуки, братики, сыновья!
Внуки, братики, сыновья!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
*
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|uYCLdidvTxs|200|right|Видео (кликабельно) «Земли потрескавшейся корка…», читает Гоша Куценко}}
<poem>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 220: Строка 320:
Попала в друга моего…
Попала в друга моего…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
*
'''Глаза''' (1944—1957)
'''Глаза''' (1944—1957)
{{#ev:youtubeimg|dKXxUXIjQMo|200|right|Видео (кликабельно) «Глаза», читает Анастасия Субботина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Строка 248: Строка 349:
Голубые глаза.
Голубые глаза.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
*
'''Братские могилы''' (1964)
'''Братские могилы''' (1964)<poem>
<spoiler>
<poem>
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
И вдовы на них не рыдают,
Строка 274: Строка 378:
Но разве от этого легче?..
Но разве от этого легче?..
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
{{#ev:youtubeimg|d_zh92Xv4QI|200|right|Видео (кликабельно) «Он не вернулся из боя», поёт Владимир Высоцкий}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Строка 295: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 313: Строка 417:
Это я не вернулся из боя.
Это я не вернулся из боя.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
*
'''Журавли'''  
'''Журавли'''  
{{#ev:youtubeimg|8oBkWxtsWCg|200|right|Видео (кликабельно) «Журавли», поёт Александр Малинин}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
Строка 351: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
*
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон чёрный смерти не пророчил…''' (1944)<poem>
<spoiler>
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
Строка 376: Строка 484:
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
*
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец'''  
{{#ev:youtubeimg|dhczeitvINU|200|right|Видео (кликабельно) «Георгий Победоносец», читает Константин Хабенский}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Строка 404: Строка 513:
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
 
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
 
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
Я кричу, и мой голос дикий.
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
Это медь ударяет в медь.
*
Я, носитель мысли великой,
'''Баллада о матери'''  
Не могу, не могу умереть.
{{#ev:youtubeimg|wYNLkqgKmaA|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о матери», поёт Валентина Бирюкова}}
 
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
 
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
'''Баллада о матери'''  
<spoiler>
<poem>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
Строка 460: Строка 604:
Постучится сын её с войны.
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
*
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я столько раз видала рукопашный…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|65iRO5lKobM|200|right|Видео (кликабельно) «Я столько раз видала рукопашный…», читает Виктория Исакова}}
<poem>
(1943)<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Строка 473: Строка 618:
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…'''  
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
{{#ev:youtubeimg|r23knGB31cM|200|right|Видео (кликабельно) «Я принесла домой с фронтов России…», читает Виктория Исакова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Строка 487: Строка 632:
Я позже не бывала никогда…
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)
'''Зинка''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|lvYF6autW7M|200|right|Видео (кликабельно) «Зинка», читает Анастасия Алехина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>


Строка 515: Строка 660:
Беспокойную дочку ждёт…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Строка 547: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
Строка 561: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 573: Строка 720:
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Бинты'''  
'''Бинты''' (1943)
{{#ev:youtubeimg|_ejjq7LjOMg|200|right|Видео (кликабельно) «Бинты», читает Анастасия Радькина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Строка 600: Строка 747:
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 622: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В бухте''' (1947) <poem>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Хмурый морской простор.
Строка 667: Строка 818:
Не было и следа —
Не было и следа —
За Севастополем где-то
За Севастополем где-то
Наши дрались суда...
Наши дрались суда…


Вздыхали пустынные волны...
Вздыхали пустынные волны…
Да, может быть, лишь в бою
Да, может быть, лишь в бою
Мы меряем мерой полной
Мы меряем мерой полной
Строка 679: Строка 830:
Но веру отнять не могли!
Но веру отнять не могли!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
*
'''Соловьи''' (1942)
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|xpAD1dBjx1E|200|right|Видео (кликабельно) «Хотят ли русские войны?», читает Екатерина Аристова}}
<poem>
<poem>
Хотят ли русские войны?
О мёртвых мы поговорим потом.
Спросите вы у тишины
Смерть на войне обычна и сурова.
над ширью пашен и полей
И всё-таки мы воздух ловим ртом
и у берёз и тополей.
При гибели товарищей. Ни слова
Спросите вы у тех солдат,
 
что под берёзами лежат,
Не говорим. Не поднимая глаз,
и пусть вам скажут их сыны,
В сырой земле выкапываем яму.
хотят ли русские войны.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
 
Обветренные скулы сведены.
Триста пятидесятый день войны.
 
Ещё рассвет по листьям не дрожал,  
И для острастки били пулемёты…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулемётной роты.
 
Тут бесполезно было звать врачей,  
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,


Не только за свою страну
Смотрел на нас и молча ждал конца,
солдаты гибли в ту войну,
И как-то улыбался неумело.
а чтобы люди всей земли
Загар сначала отошёл с лица,
спокойно видеть сны могли.
Потом оно, темнея, каменело.
Под шелест листьев и афиш
 
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Пусть вам ответят ваши сны,
Запри все чувства сразу на защёлку.
хотят ли русские войны.
Вот тут и появился соловей,
Несмело и томительно защёлкал.
 
Потом сильней, входя в горячий пыл,  
Как будто сразу вырвавшись из плена,
Как будто сразу обо всём забыл,
Высвистывая тонкие колена.
 
Мир раскрывался. Набухал росой.
Как будто бы ещё едва означась,  
Здесь рядом с нами возникал другой
В каком-то новом сочетанье качеств.
 
Как время, по траншеям тёк песок.
К воде тянулись корни у обрыва,  
И ландыш, приподнявшись на носок,
Заглядывал в воронку от разрыва.
 
Ещё минута — задымит сирень
Клубами фиолетового дыма.
Она пришла обескуражить день.
Она везде. Она непроходима.
 
Ещё мгновенье — перекосит рот
От сердце раздирающего крика.
Но успокойся, посмотри: цветёт,
Цветёт на минном поле земляника!
 
Лесная яблонь осыпает цвет,
Пропитан воздух ландышем и мятой…
А соловей свистит. Ему в ответ
Ещё — второй, ещё — четвёртый, пятый.
 
Звенят стрижи. Малиновки поют.
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Раскидан настороженный уют
Тяжёлым громыхающим снарядом.  


Да, мы умеем воевать,
А мир гремит на сотни верст окрест,  
но не хотим, чтобы опять
Как будто смерти не бывало места,  
солдаты падали в бою
Шумит неумолкающий оркестр,  
на землю грустную свою.
И нет преград для этого оркестра.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Весь этот лес листом и корнем каждым,  
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
Ни капли не сочувствуя беде,  
*
С невероятной, яростною жаждой
'''Война''' (1942)<poem>
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
<br clear=all>


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Да, это жизнь. Её живые звенья,  
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
Её крутой, бурлящий водоём.  
*
Мы, кажется, забыли на мгновенье
'''На фотографии в газете…'''
О друге умирающем своём.
{{#ev:youtubeimg|k3E4qbuhBjA|200|right|Видео (кликабельно) «На фотографии в газете…», читает Ольга Прокофьева}}
<poem>
На фотографии в газете
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Никто не знает их фамилий,
Горячий луч последнего рассвета
о них ни песен нет, ни книг.
Едва коснулся острого лица.  
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Он умирал. И, понимая это,  
и чей-то первый ученик.
Смотрел на нас и молча ждал конца.
Они легли на поле боя,
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Забыть тот горький год неблизкий
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
мы никогда бы не смогли.
Когда он, руки разбросав свои,  
По всей России обелиски,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
как души, рвутся из земли.
У нас сегодня пели соловьи».
…Они прикрыли жизнь собою,
 
жить начинавшие едва,
И сразу канул в омут тишины
чтоб было небо голубое,
Триста пятидесятый день войны.
была зелёная трава.
 
</poem>
Он не дожил, не долюбил, не допил,  
<br clear=all>
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,  
Как он о Поле, о тебе мечтал.


== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
И, может быть, в песке, в размытой глине,  
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
Захлёбываясь в собственной крови,  
*
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
'''Два друга''' (1943) <poem>
У нас сегодня пели соловьи».
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


Они точно братья сроднились,
И полетит письмо из этих мест
Делили и хлеб и табак,
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
И рядом их ленточки вились
В огне непрерывных атак.


В штыки ударяли два друга,
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,  
И смерть отступала сама!
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
У той поджигородовской берёзы
— Ходи веселей, Кострома!
Ты всмотришься в зелёный водоём.


Но вот под осколком снаряда
Пусть даже так. Потом родятся дети
Упал паренёк костромской…
Для подвигов, для песен, для любви.
— Со мною возиться не надо, —
Пусть их разбудят рано на рассвете
Он другу промолвил с тоской.
Томительные наши соловьи.


Я знаю, что больше не встану, —
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
В глазах беспросветная тьма…
И облака потянутся гуртом.
О смерти задумал ты рано!
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
Ходи веселей, Кострома!
О мёртвых мы поговорим потом.
</poem>
</spoiler>
'''Солдатская песня''' (1954)
<spoiler>
<poem>
Путь далёк у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди!
Вьётся знамя полковое,
Командиры впереди.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,  
    Солдаты в поход!
 
Каждый воин, парень бравый,
Смотрит соколом в строю.
Породнились мы со славой,
Славу добыли в бою.
 
Пусть враги запомнят это:
Не грозим, а говорим.
Мы прошли с тобой полсвета.
Если надо повторим.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!  
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,  
    Солдаты — в поход!  
</poem>
</spoiler>
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Гремят над землею раскаты.
Идёт за раскатом раскат.
Лежат под землею солдаты.
И нет безымянных солдат.
 
Солдаты в окопах шалели
И падали в смертном бою,
Но жизни своей не жалели
За горькую землю свою.
 
В родимую землю зарыты,
Там самые храбрые спят.
Глаза их Победой закрыты,
Их подвиг прекрасен и свят.
 
Зарница вечерняя меркнет.
В казарме стоит тишина.
Солдат по вечерней поверке
В лицо узнаёт старшина.
 
У каждого личное имя,
Какое с рожденья дают.
Равняясь незримо с живыми,
Погибшие рядом встают.


И бережно поднял он друга,
Одна у нас в жизни Присяга,
Но сам застонал и упал.
И Родина тоже одна.
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Солдатского сердца отвага
Товарищ чуть слышно сказал.
И верность любви отдана.


Теряя сознанье от боли,
Летят из далёкого края,
Себя подбодряли дружки,
Как ласточки, письма любви.
И тихо по снежному полю
Ты вспомни меня, дорогая,
К своим доползли моряки.
Ты имя мое назови.


Умолкла свинцовая вьюга,
Играют горнисты тревогу.
Пропала смертельная тьма…
Тревогу горнисты трубят.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Уходят солдаты в дорогу.
— Ходи веселей, Кострома!
И нет безымянных солдат.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
*
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|9eTbuj_pgBU|200|right|Видео (кликабельно) «Бородино»}}
<poem>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Хотят ли русские войны?
Москва, спалённая пожаром,
Спросите вы у тишины
      Французу отдана?
над ширью пашен и полей
Ведь были ж схватки боевые,
и у берёз и тополей.
Да, говорят, ещё какие!
Спросите вы у тех солдат,
Недаром помнит вся Россия
что под берёзами лежат,
      Про день Бородина!
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


— Да, были люди в наше время,
Не только за свою страну
Не то, что нынешнее племя:
солдаты гибли в ту войну,
      Богатыри — не вы!
а чтобы люди всей земли
Плохая им досталась доля:
спокойно видеть сны могли.
Немногие вернулись с поля…
Под шелест листьев и афиш
Не будь на то господня воля,
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
      Не отдали б Москвы!
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Мы долго молча отступали,
Да, мы умеем воевать,
Досадно было, боя ждали,
но не хотим, чтобы опять
      Ворчали старики:
солдаты падали в бою
«Что ж мы? на зимние квартиры?
на землю грустную свою.
Не смеют, что ли, командиры
Спросите вы у матерей,
Чужие изорвать мундиры
спросите у жены моей,
      О русские штыки?»
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И вот нашли большое поле:
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Есть разгуляться где на воле!
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
      Построили редут.
'''Война''' (1942)
У наших ушки на макушке!
<spoiler>
Чуть утро осветило пушки
<poem>
И леса синие верхушки —
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
      Французы тут как тут.
Это вовсе не дымное поле сраженья,
 
Это даже не смерть и отвага. Она
Забил заряд я в пушку туго
В каждой капле находит своё выраженье.
И думал: угощу я друга!
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
      Постой-ка, брат мусью!
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Это — боль головная, что ломит висок;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Уж постоим мы головою
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
      За родину свою!
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Два дня мы были в перестрелке.
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Что толку в этакой безделке?
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
      Мы ждали третий день.
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
Повсюду стали слышны речи:
<spoiler>
«Пора добраться до картечи!»
<poem>
И вот на поле грозной сечи
На фотографии в газете
      Ночная пала тень.
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Прилёг вздремнуть я у лафета,
Никто не знает их фамилий,
И слышно было до рассвета,
о них ни песен нет, ни книг.
      Как ликовал француз.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Но тих был наш бивак открытый:
и чей-то первый ученик.
Кто кивер чистил весь избитый,
Они легли на поле боя, —
Кто штык точил, ворча сердито,
жить начинавшие едва.
      Кусая длинный ус.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


И только небо засветилось,
Забыть тот горький год неблизкий
Всё шумно вдруг зашевелилось,
мы никогда бы не смогли.
      Сверкнул за строем строй.
По всей России обелиски,
Полковник наш рожден был хватом:
как души, рвутся из земли.
Слуга царю, отец солдатам…
…Они прикрыли жизнь собою, —
Да, жаль его: сражён булатом,
жить начинавшие едва,
      Он спит в земле сырой.
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
<spoiler>
<poem>
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идёт война народная,
Священная война!
 
Как два различных полюса
Во всём враждебны мы, —
За свет и мир мы боремся,
Они — за царство тьмы.


И молвил он, сверкнув очами:
Пусть ярость благородная
«Ребята! не Москва ль за нами?
Вскипает, как волна,
      Умрёмте же под Москвой,
Идёт война народная,
Как наши братья умирали!»
Священная война!
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Дадим отпор душителям
Французы двинулись, как тучи,
Всех пламенных идей,
      И всё на наш редут.
Насильникам, грабителям,
Уланы с пёстрыми значками,
Мучителям людей!
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Вам не видать таких сражений!..
Пусть ярость благородная
Носились знамёна, как тени,
Вскипает, как волна, —
      В дыму огонь блестел,
Идёт война народная,
Звучал булат, картечь визжала,
Священная война!
Рука бойцов колоть устала,
 
И ядрам пролетать мешала
Не смеют крылья чёрные
      Гора кровавых тел.
Над родиной летать.
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
 
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна,
Идёт война народная,
Священная война!
 
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!


Изведал враг в тот день немало,
Пусть ярость благородная
Что значит русский бой удалый,
Вскипает, как волна,
      Наш рукопашный бой!..
Идёт война народная,
Земля тряслась — как наши груди,
Священная война!
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой...


Вот смерклось. Были все готовы
Пойдём ломить всей силою,
Заутра бой затеять новый
Всем сердцем, всей душой
      И до конца стоять...
За землю нашу милую,
Вот затрещали барабаны —
За наш Союз большой.
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Да, были люди в наше время,
Пусть ярость благородная
Могучее, лихое племя:
Вскипает, как волна, —  
      Богатыри не вы.
Идёт война народная,
Плохая им досталась доля:
Священная война!
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
*
'''Поле Бородина''' (1830—1831)<poem>


                      1
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.


Всю ночь у пушек пролежали
Пусть ярость благородная
Мы без палаток, без огней,
Вскипает, как волна,
Штыки вострили да шептали
Идёт война народная,
Молитву родины своей.
Священная война.
Шумела буря до рассвета;
</poem>
Я, голову подняв с лафета,
</spoiler>
        Товарищу сказал:
'''Два друга''' (1943)
«Брат, слушай песню непогоды:
<spoiler>
Она дика как песнь свободы».
<poem>
Но, вспоминая прежни годы,
Дрались по-геройски, по-русски
        Товарищ не слыхал.
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.
 
Они точно братья сроднились,
Делили и хлеб и табак,
И рядом их ленточки вились
В огне непрерывных атак.


                      2
В штыки ударяли два друга, —
И смерть отступала сама!
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
— Ходи веселей, Кострома!


Пробили зорю барабаны,
Но вот под осколком снаряда
Восток туманный побелел,
Упал паренёк костромской…
И от врагов удар нежданый
— Со мною возиться не надо,
На батарею прилетел.
Он другу промолвил с тоской.
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


                      3
Я знаю, что больше не встану, —
В глазах беспросветная тьма…
— О смерти задумал ты рано!
Ходи веселей, Кострома!


Что Чесма, Рымник и Полтава?
И бережно поднял он друга,
Я вспомня леденею весь,
Но сам застонал и упал.
Там души волновала слава,
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Отчаяние было здесь.
Товарищ чуть слышно сказал.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Гром грянул, завизжали пули,
        Перекрестился я.
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
        Из моего ружья.


                      4
Теряя сознанье от боли,
Себя подбодряли дружки,
И тихо по снежному полю
К своим доползли моряки.


Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Умолкла свинцовая вьюга,
Уж я не помню ничего.
Пропала смертельная тьма…
Шесть раз мы уступали поле
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Врагу и брали у него.
— Ходи веселей, Кострома!
Носились знамёна как тени,
</poem>
Я спорил о могильной сени,
</spoiler>
        В дыму огонь блестел.
<br clear=all>
На пушки конница летала,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


                      5
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спалённая пожаром,
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


Живые с мёртвыми сравнялись.
— Да, были люди в наше время,
И ночь холодная пришла,
Не то, что нынешнее племя:
И тех, которые остались,
      Богатыри — не вы!
Густою тьмою развела.
Плохая им досталась доля:
И батареи замолчали,
Немногие вернулись с поля…
И барабаны застучали,
Не будь на то господня воля,
        Противник отступил:
      Не отдали б Москвы!
Но день достался нам дороже!
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


                      6
Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
      Ворчали старики:
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»


И крепко, крепко наши спали
И вот нашли большое поле:
Отчизны в роковую ночь.
Есть разгуляться где на воле!
Мои товарищи, вы пали!
      Построили редут.
Но этим не могли помочь.
У наших ушки на макушке!
Однако же в преданьях славы
Чуть утро осветило пушки
Всё громче Рымника, Полтавы
И леса синие верхушки —
        Гремит Бородино.
      Французы тут как тут.
Скорей обманет глас пророчий,
 
Скорей небес погаснут очи,
Забил заряд я в пушку туго
Чем в памяти сынов полночи
И думал: угощу я друга!
        Изгладится оно.
      Постой-ка, брат мусью!
</poem>
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
<br clear=all>
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Два дня мы были в перестрелке.
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
Что толку в этакой безделке?
*
      Мы ждали третий день.
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)<poem>
Повсюду стали слышны речи:
Во вражьем стане цели он разведал,
«Пора добраться до картечи!»
Мечтал о встрече с милой над письмом,
И вот на поле грозной сечи
Читал статью про скорую победу,
      Ночная пала тень.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
 
Мы с друга окровавленного сняли
Прилёг вздремнуть я у лафета,
Осколком просверлённый партбилет,
И слышно было до рассвета,
Бумажник, серебристые медали.
      Как ликовал француз.
А лейтенанту было двадцать лет…
Но тих был наш бивак открытый:
Берёт перо, согбен и озабочен,
Кто кивер чистил весь избитый,
Бумажный демон, писарь полковой.
Кто штык точил, ворча сердито,
О самом страшном пишет покороче
      Кусая длинный ус.
Привычною, недрогнувшей рукой.
 
Беду в письмо, выплескивая разом,
И только небо засветилось,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Что никакой прочувствованной фразой
      Сверкнул за строем строй.
Нельзя утешить плачущую мать».
Полковник наш рожден был хватом:
Она в слезах утопит своё горе,
Слуга царю, отец солдатам…
Покуда мы, крещённые огнём,
Да, жаль его: сражён булатом,
Врага утопим в пенящемся море,
      Он спит в земле сырой.
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
И молвил он, сверкнув очами:
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
«Ребята! не Москва ль за нами?
*
      Умрёмте же под Москвой,
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856) <poem>
Как наши братья умирали!»
Внимая ужасам войны,
И умереть мы обещали,
При каждой новой жертве боя
И клятву верности сдержали
Мне жаль не друга, не жены,
      Мы в Бородинский бой.
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
Французы двинулись, как тучи,
*
      И всё на наш редут.
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Уланы с пёстрыми значками,
{{#ev:youtubeimg|L5Y63_89Ir0|200|right|Видео (кликабельно) «До свиданья, мальчики», поёт Булат Окуджава}}
Драгуны с конскими хвостами,
<poem>
Все промелькнули перед нам,
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
      Все побывали тут.
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
Вам не видать таких сражений!..
И ушли за солдатом — солдат…
Носились знамёна, как тени,
До свидания мальчики! Мальчики,
      В дыму огонь блестел,
Постарайтесь вернуться назад
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Изведал враг в тот день немало,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Что значит русский бой удалый,
И себя не щадите вы, и всё-таки
      Наш рукопашный бой!..
Постарайтесь вернуться назад.
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Вот смерклось. Были все готовы
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Заутра бой затеять новый
Наши девочки платьица белые
      И до конца стоять…
Раздарили сестрёнкам своим.
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Сапоги — ну куда от них денешься?
Да, были люди в наше время,
Да зелёные крылья погон…
Могучее, лихое племя:
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
      Богатыри — не вы.
Мы сведём с ними счёты потом.
Плохая им досталась доля:
 
Немногие вернулись с поля.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Когда б на то не божья воля,
Что идёте войной наугад…
      Не отдали б Москвы!
До свидания, девочки! Девочки,
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
'''Вожская баллада''' (1945)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Третий год ей земля горяча —
С той поры как солдатской дорогой войны
Муж ушёл, сапогами стуча.
На четвёртом году прибывает пакет.
Почерк в нём незнаком и суров:
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Председатель даёт подорожную ей.
То надеждой, то горем полна,
На другую солдатку оставив детей,
Едет в город Саратов она.
А Саратов велик. От дверей до дверей
Как найти в нём родные следы?
Много раненых братьев, отцов и мужей
На покое у волжской воды.
Наконец её доктор ведёт в тишине
По тропинкам больничных ковров.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
Нерастраченной нежности женской полна,
И калеку Наталья ждала,
Но того, что увидела, даже она
Ни понять, ни узнать не могла.
Он хозяином был её дум и тревог,
Запевалой, лихим кузнецом.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
С перекошенным, серым лицом?
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
Повалившись в кровать головой,
В голос вдруг закричала, завыла она:
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Лишь в глазах у него два горячих луча.
Что он скажет — безрукий, немой!
И сурово Наталья глядит на врача:
— Собирайте, он едет домой.
Не узнать тебе друга былого, жена, —
Пусть как память живёт он в дому.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
Все втроём поклонитесь ему!
Причитали соседки над женской судьбой,
Горевал её горем колхоз.
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
И никто не видал её слез…
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
Только вдруг, словно годы назад,
Под окном раздаются мужские шаги,
Сапоги по ступенькам стучат.
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Как, склонившись в дверях головой,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
С перевязанной правой рукой.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Замечает чужие глаза в тишине
И другого на месте своём.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Но, как был он, в дорожной пыли,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Поклонился жене до земли.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
                      1
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
 
*
Всю ночь у пушек пролежали
'''Смерть сапёра''' (1943)<poem>
Мы без палаток, без огней,
Мы время по часам заметили
Штыки вострили да шептали
И кверху поползли по склону.
Молитву родины своей.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
Шумела буря до рассвета;
У края вражьей обороны.
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.
 
                      2
 
Пробили зорю барабаны,
Восток туманный побелел,
И от врагов удар нежданый
На батарею прилетел.
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.
 
                      3
 
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Я вспомня леденею весь,
Там души волновала слава,
Отчаяние было здесь.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Гром грянул, завизжали пули,
        Перекрестился я.
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
        Из моего ружья.
 
                      4
 
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Уж я не помню ничего.
Шесть раз мы уступали поле
Врагу и брали у него.
Носились знамёна как тени,
Я спорил о могильной сени,
        В дыму огонь блестел.
На пушки конница летала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.
 
                      5


Вот там она, и там, и тут она
Живые с мёртвыми сравнялись.
Везде, везде, до самой кручи.
И ночь холодная пришла,
Как паутиною опутана
И тех, которые остались,
Вся проволкою колючей.
Густою тьмою развела.
И батареи замолчали,
И барабаны застучали,
        Противник отступил:
Но день достался нам дороже! —
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


Он наших мыслей не подслушивал
                      6
И не заглядывал нам в душу.
Он из конюшни вниз обрушивал
Свой бешеный огонь по Зуше.


Прожекторы, как ножки циркуля,
И крепко, крепко наши спали
Лучом вонзались в коновязи.
Отчизны в роковую ночь.
Прямые попаданья фыркали
Мои товарищи, вы пали!
Фонтанами земли и грязи.
Но этим не могли помочь. —
Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но чем обстрел дымил багровее,
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Тем равнодушнее к осколкам,
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
В спокойствии и хладнокровии
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
Работали мы тихомолком.
<spoiler>
 
<poem>
Со мною были люди смелые.
Во вражьем стане цели он разведал,
Я знал, что в проволочной чаще
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Проходы нужные проделаю
Читал статью про скорую победу,
Для битвы завтра предстоящей.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
 
Мы с друга окровавленного сняли
Вдруг одного сапёра ранило.
Осколком просверлённый партбилет,
Он отползал от вражьих линий,
Бумажник, серебристые медали.
Привстал, и дух от боли заняло,
А лейтенанту было двадцать лет…
И он упал в густой полыни.
Берёт перо, согбен и озабочен,
 
Бумажный демон, писарь полковой.
Он приходил в себя урывками,
О самом страшном пишет покороче
Осматривался на пригорке
Привычною, недрогнувшей рукой.
И щупал место под нашивками
Беду в письмо, выплёскивая разом,
На почерневшей гимнастёрке.
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И думал: глупость, оцарапали,
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
И он отвалит от Казани,
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
К жене и детям вверх к Сарапулю,
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
И вновь и вновь терял сознанье.
<spoiler>
<poem>
Ты каждый раз, ложась в постель,
Смотри во тьму окна
И помни, что метёт метель
И что идёт война.
</poem>
</spoiler>


Всё в жизни может быть издержано,
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
Изведаны все положенья,
<spoiler>
Следы любви самоотверженной
<poem>
Не подлежат уничтоженью.
И вот Победа. Столько дней —
В промозглой сырости похода,
В горячих мастерских завода,
В боях — мы думали о ней!


Хоть землю грыз от боли раненый,
В ней всё, что дорого и свято, —
Но стонами не выдал братьев,
Судьба народа, честь страны,
Врождённой стойкости крестьянина
В ней участь сына, память брата,
И в обмороке не утратив.
Любовь невесты и жены.


Его живым успели вынести.
Под орудийные раскаты
Час продышал он через силу.
Москва ликует в этот час, —
Хотя за речкой почва глинистей,
Как будто затемненье снято
Там вырыли ему могилу.
С открытых лиц, счастливых глаз.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


Когда, убитые потерею,
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
К нему сошлись мы на прощанье,
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Заговорила артиллерия
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
В две тысячи своих гортаней.
<spoiler>
 
<poem>
В часах задвигались колёсики.
Внимая ужасам войны,
Проснулись рычаги и шкивы.
При каждой новой жертве боя
К проделанной покойным просеке
Мне жаль не друга, не жены,
Шагнула армия прорыва.
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Сраженье хлынуло в пробоину
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
И выкатилось на равнину,
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
Как входит море в край застроенный,
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
С разбега проломив плотину.
<spoiler>
<poem>
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


Пехота шла вперёд маршрутами,
На пороге едва помаячили
Как их располагал умерший.
И ушли за солдатом — солдат…
Поздней немногими минутами
До свидания мальчики! Мальчики,
Противник дрогнул у Завершья.
Постарайтесь вернуться назад


Он оставлял снарядов штабели,
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Котлы дымящегося супа,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Всё, что обозные награбили,
И себя не щадите вы, и всё-таки
Палатки, ящики и трупы.
Постарайтесь вернуться назад.


Потом дорогою завещанной
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Прошло с победами всё войско.
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Края расширившейся трещины
Наши девочки платьица белые
У Криворожья и Пропойска.
Раздарили сестрёнкам своим.


Мы оттого теперь у Гомеля,
Сапоги — ну куда от них денешься?
Что на поляне в полнолунье
Да зелёные крылья погон…
Своей души не экономили
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
B пластунском деле накануне.
Мы сведём с ними счёты потом.


Жить и сгорать у всех в обычае,
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Что идёте войной наугад…
Когда ей к свету и величию
До свидания, девочки! Девочки,
Своею жертвой путь прочертишь.
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Смелость''' (1941)<poem>
<br clear=all>
Безымённые герои
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Осаждённых городов,
Я вас в сердце сердца скрою,
Ваша доблесть выше слов.


В круглосуточном обстреле,
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
Слыша смерти перекат,
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
Вы векам в глаза смотрели
'''Волжская баллада''' (1945)
С пригородных баррикад.
<spoiler>
 
<poem>
Вы ложились на дороге
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
И у взрытой колеи
Третий год ей земля горяча —
Спрашивали о подмоге
С той поры как солдатской дорогой войны
И не слышно ль, где свои.
Муж ушёл, сапогами стуча.
 
На четвёртом году прибывает пакет.
А потом, жуя краюху,
Почерк в нём незнаком и суров:
По истерзанным полям
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Шли вы, не теряя духа,
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
К обгорелым флигелям.
Председатель даёт подорожную ей.
 
То надеждой, то горем полна,
Вы брались рукой умелой
На другую солдатку оставив детей,
Не для лести и хвалы,
Едет в город Саратов она.
А с холодным знаньем дела
А Саратов велик. От дверей до дверей
За ружейные стволы.
Как найти в нём родные следы?
 
Много раненых братьев, отцов и мужей
И не только жажда мщенья,
На покое у волжской воды.
Но спокойный глаз стрелка,
Наконец её доктор ведёт в тишине
Как картонные мишени,
По тропинкам больничных ковров.
Пробивал врагу бока.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
 
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
Между тем слепое что-то,
Нерастраченной нежности женской полна,
Опьяняя и кружа,
И калеку Наталья ждала,
Увлекало вас к пролёту
Но того, что увидела, даже она
Из глухого блиндажа.
Ни понять, ни узнать не могла.
 
Он хозяином был её дум и тревог,
Там в неистовстве наитья
Запевалой, лихим кузнецом.
Пела буря с двух сторон.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Ветер вам свистел в прикрытье:
С перекошенным, серым лицом?
Ты от пуль заворожён.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
 
Повалившись в кровать головой,
И тогда, чужие миру,
В голос вдруг закричала, завыла она:
Не причислены к живым,
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Вы являлись к командиру
Лишь в глазах у него два горячих луча.
С предложеньем боевым.
Что он скажет — безрукий, немой!
 
И сурово Наталья глядит на врача:
Вам казалось всё пустое!
— Собирайте, он едет домой.
Лучше, выиграв, уйти,
Не узнать тебе друга былого, жена, —
Чем бесславно сгнить в застое
Пусть как память живёт он в дому.
Или скиснуть взаперти.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она,
Все втроём поклонитесь ему!
Причитали соседки над женской судьбой,
Горевал её горем колхоз.
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
И никто не видал её слёз…
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
Только вдруг, словно годы назад,
Под окном раздаются мужские шаги,
Сапоги по ступенькам стучат.
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Как, склонившись в дверях головой,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
С перевязанной правой рукой.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Замечает чужие глаза в тишине
И другого на месте своём.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Но, как был он, в дорожной пыли,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Поклонился жене до земли.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>
</spoiler>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
<spoiler>
<poem>
Когда командир, чтоб сдержать врага,
На смерть позвал смельчаков,
Первым из строя на два шага
Вышел Сергей Кусков.
Последний танк в дыму вороном
От его руки запылал,
И, выполнив долг,
Под вражьим огнём
На землю Кусков упал.
Посмертно «Героем» его нарекли.
Но когда спустилась мгла,
Женщина
                в пепле родной земли
Живым его нашла.
От вражьего взгляда укрыла его
Густою лесною тьмой.
Прохладой летом лечила его,
Теплом лечила зимой.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Она зашептала:
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он,
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


Так рождался победитель:
Его ловили в густом бору
Вас над пропастью голов
Два отборных полка.
Подвиг уносил в обитель
Его повесили на миру
Громовержцев и орлов.
На площади городка.
</poem>
Палач, довольный, спешит на ночлег.
*
Но граната летит из кустов.
'''Победитель''' (1944)
Смеётся поднявшийся человек:
{{#ev:youtubeimg|3ep24UfzgTY|200|right|Видео (кликабельно) «Победитель», читает Виктор Апрыщенко}}
«Я — Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
'''Смерть сапёра''' (1943)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Мы время по часам заметили
Когда, бряцая голой силой зла,
И кверху поползли по склону.
Навстречу нам горланили и пёрли
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
И осень шагом испытаний шла?
У края вражьей обороны.


Но правота была такой оградой,
Вот там она, и там, и тут она
Которой уступал любой доспех.
Везде, везде, до самой кручи.
Всё воплотила участь Ленинграда.
Как паутиною опутана
Стеной стоял он на глазах у всех.
Вся проволкою колючей.


И вот пришло заветное мгновенье:
Он наших мыслей не подслушивал
Он разорвал осадное кольцо.
И не заглядывал нам в душу.
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Он из конюшни вниз обрушивал
B восторге смотрит на его лицо.
Свой бешеный огонь по Зуше.


Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Прожекторы, как ножки циркуля,
Как входит в цепь легенд его звено!
Лучом вонзались в коновязи.
Всё, что возможно на земле и небе,
Прямые попаданья фыркали
Им вынесено и совершено.
Фонтанами земли и грязи.
</poem>
<br clear=all>


== '''Перов В.''' ==
Но чем обстрел дымил багровее,
*
Тем равнодушнее к осколкам,
'''Благодарность фронтовая''' (1984 [http://www.rulit.me/books/samolet-uhodit-v-noch-read-378342-10.html])<poem>
В спокойствии и хладнокровии
Полка остатки, как громада,
Работали мы тихомолком.
Гранитно замерли в строю.
Кто здесь в строю, мы все из ада,
Мы и теперь ещё в бою…


…Нам спины ливень сёк свинцовый,
Со мною были люди смелые.
Слепил глаза поток огня,
Я знал, что в проволочной чаще
Но самолет многопудовый
Проходы нужные проделаю
Покорно слушался меня.
Для битвы завтра предстоящей.


И, нашей яростью повержен,
Вдруг одного сапёра ранило.
Разжался танковый кулак!
Он отползал от вражьих линий,
Такой исход был неизбежен,
Привстал, и дух от боли заняло,
Ведь бой неправый вёл наш враг…
И он упал в густой полыни.


…И командир, он сам из боя,
Он приходил в себя урывками,
Устало глядя на зарю,
Осматривался на пригорке
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,
И щупал место под нашивками
За бой я всех — благодарю!»
На почерневшей гимнастёрке.


Да, благодарность фронтовая
И думал: глупость, оцарапали,
Имеет золота отлив.
И он отвалит от Казани,
И пусть лишь в памяти живая,
К жене и детям вверх к Сарапулю,
Одна — для мёртвых и живых.
И вновь и вновь терял сознанье.
 
 
Награды этой незаметной
Всё в жизни может быть издержано,
Не поместишь с медалью в ряд,
Изведаны все положенья,
Но блеск отваги беззаветной
Следы любви самоотверженной
Все сорок лет хранит солдат!
Не подлежат уничтоженью.
</poem>
 
Хоть землю грыз от боли раненый,
Но стонами не выдал братьев,
Врождённой стойкости крестьянина
И в обмороке не утратив.


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
Его живым успели вынести.
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
Час продышал он через силу.
*
Хотя за речкой почва глинистей,
'''Война''' (1821)<poem>
Там вырыли ему могилу.
Война! Подъяты наконец,
 
Шумят знамёна бранной чести!
Когда, убитые потерею,
Увижу кровь, увижу праздник мести;
К нему сошлись мы на прощанье,
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
Заговорила артиллерия
И сколько сильных впечатлений
В две тысячи своих гортаней.
Для жаждущей души моей!
 
Стремленье бурных ополчений,
В часах задвигались колёсики.
Тревоги стана, звук мечей,
Проснулись рычаги и шкивы.
И в роковом огне сражений
К проделанной покойным просеке
Паденье ратных и вождей!
Шагнула армия прорыва.
Предметы гордых песнопений
 
Разбудят мой уснувший гений! —
Сраженье хлынуло в пробоину
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
И выкатилось на равнину,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Как входит море в край застроенный,
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
С разбега проломив плотину.
И смерти грозной ожиданье.
 
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Пехота шла вперёд маршрутами,
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Как их располагал умерший.
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Поздней немногими минутами
Кончину ль тёмную судил мне жребий боев?
Противник дрогнул у Завершья.
И всё умрет со мной: надежды юных дней,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Воспоминание и брата и друзей,
И мыслей творческих напрасное волненье,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
*
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.</poem>
*
'''Анчар''' (1828)
{{#ev:youtubeimg|l2qJZCxXOEk|200|right|Видео (кликабельно) «Анчар»}}
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Природа жаждущих степей
Он оставлял снарядов штабели,
Его в день гнева породила
Котлы дымящегося супа,
И зелень мёртвую ветвей
Всё, что обозные награбили,
И корни ядом напоила.
Палатки, ящики и трупы.


Яд каплет сквозь его кору,
Потом дорогою завещанной
К полудню растопясь от зною,
Прошло с победами всё войско.
И застывает ввечеру
Края расширившейся трещины
Густой прозрачною смолою.
У Криворожья и Пропойска.


К нёму и птица не летит
Мы оттого теперь у Гомеля,
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
Что на поляне в полнолунье
На древо смерти набежит
Своей души не экономили
И мчится прочь, уже тлетворный.
B пластунском деле накануне.


И если туча оросит,
Жить и сгорать у всех в обычае,
Блуждая, лист его дремучий,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
С его ветвей, уж ядовит,
Когда ей к свету и величию
Стекает дождь в песок горючий.
Своею жертвой путь прочертишь.
</poem>
</spoiler>
'''Смелость''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Безымённые герои
Осаждённых городов,
Я вас в сердце сердца скрою,
Ваша доблесть выше слов.


Но человека человек
В круглосуточном обстреле,
Послал к анчару властным взглядом:
Слыша смерти перекат,
И тот послушно в путь потёк
Вы векам в глаза смотрели
И к утру возвратился с ядом.
С пригородных баррикад.
 
Вы ложились на дороге
И у взрытой колеи
Спрашивали о подмоге
И не слышно ль, где свои.


Принёс он смертную смолу
А потом, жуя краюху,
Да ветвь с увядшими листами,
По истерзанным полям
И пот по бледному челу
Шли вы, не теряя духа,
Струился хладными ручьями;
К обгорелым флигелям.


Принёс — и ослабел и лёг
Вы брались рукой умелой
Под сводом шалаша на лыки,
Не для лести и хвалы,
И умер бедный раб у ног
А с холодным знаньем дела
Непобедимого владыки.
За ружейные стволы.


А князь тем ядом напитал
И не только жажда мщенья,
Свои послушливые стрелы
Но спокойный глаз стрелка,
И с ними гибель разослал
Как картонные мишени,
К соседям в чуждые пределы.
Пробивал врагу бока.
</poem>
<br clear=all>


== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
Между тем слепое что-то,
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
Опьяняя и кружа,
*
Увлекало вас к пролёту
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
Из глухого блиндажа.
{{#ev:youtubeimg|DDNLYM6ROIg|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой...»}}
<poem>
На Земле
    безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


…А когда он упал —
Там в неистовстве наитья
              некрасиво, неправильно,
Пела буря с двух сторон.
в атакующем крике вывернув рот,
Ветер вам свистел в прикрытье:
то на всей земле
Ты от пуль заворожён.
            не хватило мрамора,
 
чтобы вырубить парня
И тогда, чужие миру,
в полный рост!
Не причислены к живым,
Вы являлись к командиру
С предложеньем боевым.
 
Вам казалось всё пустое!
Лучше, выиграв, уйти,
Чем бесславно сгнить в застое
Или скиснуть взаперти.
 
Так рождался победитель:
Вас над пропастью голов
Подвиг уносил в обитель
Громовержцев и орлов.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Баллада о красках''' (1972)
'''Победитель''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|343AKjFYZG8|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о красках», поют Диана Анкудинова и Мая Егорова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Был он рыжим,
Вы помните ещё ту сухость в горле,
как из рыжиков рагу.
Когда, бряцая голой силой зла,
Рыжим,
Навстречу нам горланили и пёрли
словно апельсины на снегу.
И осень шагом испытаний шла?
Мать шутила,
 
мать весёлою была:
Но правота была такой оградой,
«Я от солнышка сыночка родила…»
Которой уступал любой доспех.
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Всё воплотила участь Ленинграда.
Чёрным,
Стеной стоял он на глазах у всех.
будто обгоревшее смолье.
 
Хохотала над расспросами она,
И вот пришло заветное мгновенье:
говорила:
Он разорвал осадное кольцо.
«Слишком ночь была черна!..»
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
В сорок первом,
B восторге смотрит на его лицо.
в сорок памятном году
 
прокричали репродукторы беду.
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Оба сына, оба-двое, соль Земли
Как входит в цепь легенд его звено!
поклонились маме в пояс.
Всё, что возможно на земле и небе,
И ушли.
Им вынесено и совершено.
Довелось в бою почуять молодым
</poem>
рыжий бешеный огонь
</spoiler>
и чёрный дым,
<br clear=all>
злую зелень застоявшихся полей,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
серый цвет прифронтовых госпиталей.
 
Оба сына, оба-двое, два крыла,
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
воевали до победы.
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
Мать ждала.
'''Ветер с моря''' (1947)
Не гневила,
<spoiler>
не кляла она судьбу.
<poem>
Похоронка
          Памяти Дмитрия Глухова
обошла её избу.
             
Повезло ей.
1
Привалило счастье вдруг.
 
Повезло одной на три села вокруг.
Был приказ прорваться к Эльтигену
Повезло ей.
днём
Повезло ей!
сквозь строй немецкого заслона.
Повезло!—
Командир сказал, что повезло нам,
Оба сына
и поздравил нас.
воротилися в село.
Взбивая пену,
Оба сына.
клокотало море.
Оба-двое.
На причалах
Плоть и стать.
от наката волн качались сваи.
Золотистых орденов не сосчитать.
Командир сказал, что так бывает, —
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Шеи пушек вытянулись к югу,
Пьют зелёное вино, как повелось…
дрогнули,
У обоих изменился цвет волос.
качнулись мачты косо —
Стали волосы
это реверс выжали матросы,
смертельной белизны!
и земля шарахнулась в испуге.
Видно, много
В этот день на рейде не клялись мы,
белой краски
уходя, вещей не завещали.
у войны.
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
И велел отправить наши письма.
Он стоял, спокойный и угрюмый,
молчаливый и широкоспинный,
слушая, как напевает трюмный
песню про влюблённую рябину.
Что он думал?
Думал ли о бое,
что придёт в горячечном ознобе,
впившись в борт десятками пробоин,
в пятнах крови на матросской робе,
или, может, видел над собою
только небо, небо голубое?
Что хотел он?
На одном моторе
мирно,
не рискуя головою,
проскочить, не встретив немцев в море,
потому что море — штормовое?
Или, может, он мечтал у порта
вдруг увидеть их,
чтоб тотчас, с ходу,
стать «гостеприимным» мореходом
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
так чтоб флаги с чёрными крестами
падали,
линяя под винтами?
…Он был ранен после первых вспышек.
Медленно
по мокрому реглану
кровь стекала под ноги.
Я слышал,
как он приказал:
«Идти тараном!
По разрывам,
в лоб,
врезаясь строем!»
…Немцев было восемь.
Наших — трое.
Немцы шли на малом.
Мы — на полном.
Немцы шли за ветром.
Мы — сквозь волны.
С ними был их бог.
А с нами — сила.
Он им не помог.
А нас носила
Яростная злоба над волнами.
С немцами был бог.
А море — с нами.
…Море с нами, — значит, каждым валом
нас волна собою прикрывала
и несла на гребень против ветра.
Ближе,
ближе,
ближе.
С каждым метром
чаще всплески вражеской картечи.
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
и на пушках запекалась краска…
Я не слышал, как по серым каскам
звякали визжащие осколки,
но зато я видел, как умолкли
пушки на беструбой барже рядом,
как она, подбитая снарядом,
медленно вползала в чёрный выем.
— Море вам оплатит штормовые! —
Выстрел!
И куски брони летят, как вата.
Выстрел!
И, качнувшись угловато,
переломлен надвое по мостик,
головной отправлен рыбам в гости.
…Немцы отвернули в полумиле.
Немцев подвели плохие нервы.
Мы не гнались…
Мы похоронили
катер № 81-й.
Сняли флаг
и вынесли из рубки
лоцию…
А море штормовало,
Командир сказал:
«Устали руки!» —
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!» —
и упал
на мостике
у тумбы.
 
2
 
Как запомнить свет звезды падучей,
как отыщешь, где она упала?
На Тамани,
у высокой кручи,
у подножья пенистого вала,
всем ветрам распахнута навстречу,
с давних пор стоит одна лачуга.
Там три дня подряд горели свечи,
там три дня подряд у тела друга
собирались хмурые матросы.
Стыли волны па причальных сваях.
На манильских несмоленых тросах
провисала койка подвесная.
А на жёсткой флотской парусине
он лежал,
сурово сдвинув брови,
в орденах,
в морском мундире синем.
Замирало море в изголовье,
а у ног — гвардейцы…
Я заметил,
как качнулась тень на смуглых лицах.
Мы молчали.
Мы пришли проститься
молча, перед самым боем.
Ветер!
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
тросами поскрипывая глухо.
И качнулась койка в полусвете,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
как всегда,
в свой дальний путь обычный,
только что уснувший после боя.
И закрыл плечами свечи мичман,
чтобы свет его не беспокоил,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
— Жил, качаясь на волне,
и, на волне
качаясь,
ты ушёл в последний рейс.
Мне тоже,
если только смерти,
то такой же. —
Мы надели мичманки.
И руки
потянулись к козырькам.
Сирена
извещала нас, что поднят «буки»
флаг о выходе туда,
где пена,
закружившись в гибельном узоре,
тонет в белой глубине буруна.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»
</poem>
</spoiler>
'''Июньские дни Нахимова'''
<spoiler>
<poem>
      1. Возвращение
 
Когда в одной ладони —
все дороги.
И встать на холм —
как дёрнуть за кольцо.
И ни моря не властны
и ни боги.
И лица всех сошлись в одно лицо.
Когда послушней конь,
острее зренье
и ни себя не жалко,
ни коня.
Когда, освобождённый,
отстраненьем
возвысишься
над суетностью дня…
Как горячит
и как пьянит опасность.
Но, все свои сомненья погребя,
ты знаешь,
что живёшь не для себя.
И в этом суть,
и правота,
и ясность.
...................................................
...................................................
Три ниши
во Владимирском соборе.
Три места в склепе.
Трое лечь могли
под куполом с крестом,
над городом,
что всех других дороже.
Был первым —
Лазарев.
Он — первый адмирал —
лёг в склепе первым.
— Берегу
второе место для себя,
сказал Нахимов.
Но смерть всевластна.
Подданных своих
смерть убирает
по своим контрактам.
Она — вершительница
судеб всех.
Одна она ли только?!
И стал вторым Корнилов.
Он, кажется мне тоже,
что-то знал.
Он загодя оставил завещанье,
ранним утром,
часов примерно в семь,
часы отправил сыну золотые.
А в полдень
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
— Держу я третье место
для себя, — сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
— Что хорониться,
смерть своё возьмёт, —
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.
 
      2. Предчувствие
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
 
А он с коня в штыки —
и нет
ни неба,
ни земли,
ни адмиральских эполет.
Лишь хруст костей
да красный след,
когда кричат:
— Коли!
А он не думал ни о чём,
пришёл ли нет черёд.
Не взвешивал,
а предпочёл
толкнуть тарутинцев плечом
и с саблею —
вперёд.
А ковыли давно в крови.
А бог — приди
и лик яви
в малиновом дыму.
И нет ни неба,
ни земли,
лишь хруст костей
да крик:
— Коли! —
Пощады — никому.
 
Накануне сражения
явился к Нахимову
Данненберг.
— Извините, — сказал он, —
я ещё не был с визитом
у вас.
— Помилуйте,
ваше высочество,
лучше б
Сапун-горе
сделали вы визит…
..............................................
..............................................
Итак, другого не дано:
пусть всё летит вверх дном.
Земля виднее
под конём,
трава теплее
под огнём,
нет выхода — так вверх килём.
А город…
Если суждено.
Но… только не при нём.
Скатилась по небу звезда,
двух душ сближала даль.
 
Уберегли его тогда,
и отодвинулась беда.
Надолго ли?!
Едва ль…
Близ Малахова кургана
солдат, умирая,
остановил верхового:
— Я не помощи прошу,
ваше благородие,
я спросить у вас хочу, —
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…
 
      3. Смерть
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
 
В шесть часов пополудни,
вернее, чуть раньше шести,
на исходе июня,
во вторник,
дня двадцать восьмого,
двое: Павел Нахимов
и флаг-офицер Колтовской,
благодушно беседуя
ехали к Керну
верхами.
День клонился к закату,
акация властно цвела.
Сладковато и властно.
Нахимов сказал:
— Дело божье.
Бог даёт,
бог берёт…
Храбрость — суть
постоянство усилий.
Смерть преследовать нужно,
чтоб душу от страха спасти.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
И для нас,
и, пожалуй, для многих.
 
В шесть часов пополудни,
вернее, чуть раньше шести,
на исходе июня,
во вторник,
дня двадцать восьмого,
обойдя батарею,
он вышел к вершине холма
и спросил у сигнальщика:
— Сколько нас?
— На суток на четверо… хватит… —
Рядом шлёпнулась пуля,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
Он стоял,
возвышаясь по грудь
над банкетом.
Снова пуля…
— Прицельно стреляют, —
сказал.
Керн был бледен.
Нахимов
за подзорной трубой потянулся.
.............................................
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать?
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.
 
В шесть часов пополудни
тайна смерти близка…
И разгадкою жизни
хлещет кровь из виска.
............................................
............................................
Когда часы надежды истекли
его по Аполлоновой горе
до бухты
донесли товарищи
и положили в шлюпку.
Буксировали баркасами
и встретили на Графской,
как живого,
взяв вёсла на валёк.
Потом, неспешно,
двинулись домой.
Из окон дома
было слышно,
как полковая музыка играла.
…Гроб его
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий — кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».
 
В почётном карауле стояли —
семнадцать в ряд.
«Полный ход»
сыграли барабанщики.
Колокола
один, потом другой —
звонили с Корабельной.
Четырнадцать священников
служили панихиду.
Приспустили флаги
на кораблях.
Весь Севастополь
проводил Нахимова
в последний путь
до склепа,
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
*
'''Война''' (1821)
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|ZIt2MgXHH2w|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
<poem>
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Война! Подъяты наконец,
Не верить газетным столбцам,
Шумят знамёна бранной чести!
Но я это видел. Своими глазами.
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Понимаете? Видел. Сам.
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
 
И сколько сильных впечатлений
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Для жаждущей души моей!
Меж нами
Стремленье бурных ополчений,
    вот этак —
Тревоги стана, звук мечей,
                ров.
И в роковом огне сражений
Из этого рва поднимается горе.
Паденье ратных и вождей!
Горе без берегов.
Предметы гордых песнопений
 
Разбудят мой уснувший гений! —
Нет! Об этом нельзя словами…
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Тут надо рычать! Рыдать!
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
Заржавленной, как руда.
И смерти грозной ожиданье.
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Воспоминание и брата и друзей,
И мыслей творческих напрасное волненье,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</spoiler>
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
<spoiler>
<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.
</poem>
</spoiler>
'''Анчар''' (1828)
<spoiler>
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Природа жаждущих степей
Может быть, партизаны? Нет.
Его в день гнева породила
Вот лежит лопоухий Колька —
И зелень мёртвую ветвей
Ему одиннадцать лет.
И корни ядом напоила.


Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Яд каплет сквозь его кору,
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
К полудню растопясь от зною,
Ближние станции, ближние села —
И застывает ввечеру
Все заложников выслали в ров.
Густой прозрачною смолою.


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
К нёму и птица не летит
У каждого жест. Удивительно свой!
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
Зима в мертвеце заморозила чувство,
На древо смерти набежит
С которым смерть принимал живой,
И мчится прочь, уже тлетворный.


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
И если туча оросит,
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Блуждая, лист его дремучий,
В каком бы их ни свалило виде —
С его ветвей, уж ядовит,
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Стекает дождь в песок горючий.
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»


Парень. Он совсем налегке.
Но человека человек
Грудь распахнута из протеста.
Послал к анчару властным взглядом:
Одна нога в худом сапоге,
И тот послушно в путь потёк
Другая сияет лаком протеза.
И к утру возвратился с ядом.
Лёгкий снежок валит и валит…
 
Грудь распахнул молодой инвалид.
Принёс он смертную смолу
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Да ветвь с увядшими листами,
Поперхнулся. Упал. Застыл.
И пот по бледному челу
Но часовым над лежбищем смерти
Струился хладными ручьями;
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Бабка. Эта погибла стоя,
Принёс — и ослабел и лёг
Встала из трупов и так умерла.
Под сводом шалаша на лыки,
Лицо её, славное и простое,
И умер бедный раб у ног
Чёрная судорога свела.
Непобедимого владыки.
Ветер колышет её отрепье…
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упреке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


Рядом истерзанная еврейка.
А князь тем ядом напитал
При ней ребенок. Совсем как во сне.
Свои послушливые стрелы
С какой заботой детская шейка
И с ними гибель разослал
Повязана маминым серым кашне…
К соседям в чуждые пределы.
Матери сердцу не изменили:
</poem>
Идя на расстрел, под пулю идя,
</spoiler>
За час, за полчаса до могилы
<br clear=all>
Мать от простуды спасала дитя.
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Как страшно об этом писать. Как жутко.
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
Но надо. Надо! Пиши!
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
Ты вымерил низость фашистской души,
<spoiler>
Ты осознал во всей её фальши
<poem>
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Помните!
Так пусть же
Через века,
          сквозь их
      через года, —
                  голубые
помните!
                        вальсы
О тех,
Торчит материнская эта горсть.
кто уже не придёт
              никогда,
помните!
 
Не плачьте!
В горле
    сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Хлебом и песней,
Ты за руку их поймал — уличи!
Мечтой и стихами,
Ты видишь, как пулею бронебойной
жизнью
Дробили нас палачи,
    просторной,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
каждой секундой,
Пусть зарыдает природа сама,
каждым дыханьем
Если
будьте
    всё это
достойны!
          сам ты
                видел
И не сошёл с ума.


Но молча стою я над страшной могилой.
Люди!
Что слова? Истлели слова.
Покуда сердца
Было время — писал я о милой,
          стучатся,
О щёлканье соловья.
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
пожалуйста,
    помните!


Казалось бы, что в этой теме такого?
Песню свою
Правда? А между тем
        отправляя в полёт, —
Попробуй найти настоящее слово
помните!
Даже для этих тем.
О тех,
кто уже никогда
          не споёт, —
помните!


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Детям своим
Но строчки… глуше варёных вязиг.
          расскажите о них,
Нет, товарищи: этой муки
чтоб
Не выразит язык.
запомнили!
Детям
    детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли,
о погибших
помните!


Он слишком привычен, поэтому бледен.
Встречайте
Слишком изящен, поэтому скуп,
          трепетную весну,
К неумолимой грамматике сведён
люди Земли.
Каждый крик, слетающий с губ.
Убейте
    войну,
прокляните
войну,
люди Земли!


Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Мечту пронесите
Из всех племён от древка до древка
          через года
И взять от каждого всё человечье,
и жизнью
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
наполните!..
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Но о тех,
Эхо нашествий, погромов, резни…
кто уже не придёт
Не это ль
              никогда,
      наречье
заклинаю, —
            муки бездонной
помните!
    Словам искомым сродни?
</poem>
 
</spoiler>
Но есть у нас и такая речь,
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
Которая всяких слов горячее:
<spoiler>
Врагов осыпает проклятьем картечь.
<poem>
Глаголом пророков гремят батареи.
На Земле
Вы слышите трубы на рубежах?
    безжалостно маленькой
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
жил да был человек маленький.
Бегут! Но некуда им убежать
У него была служба маленькая.
От вашей кровавой могилы.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
…А когда он упал —
Травою взойдите у этих высот.
              некрасиво, неправильно,
Кто вас увидел, отныне навеки
в атакующем крике вывернув рот,
Все ваши раны в душе унесёт.
то на всей земле
 
            не хватило мрамора,
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
чтобы вырубить парня
Семь тысяч трупов.
в полный рост!
              Семиты... Славяне...
</poem>
Да! Об этом нельзя словами.
</spoiler>
Огнём! Только огнём!  
'''Баллада о красках''' (1972)
</poem>
<spoiler>
<br clear=all>
 
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
*
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
{{#ev:youtubeimg|3SOqSnXfc5Q|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
<poem>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Был он рыжим,
Где ты русским выкормлен был,
как из рыжиков рагу.
Под бревенчатым потолком,
Рыжим,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
словно апельсины на снегу.
Если дороги в доме том
Мать шутила,
Тебе стены, печь и углы,
мать весёлою была:
Дедом, прадедом и отцом
«Я от солнышка сыночка родила…»
В нём исхоженные полы;
А другой был чёрным-чёрным у неё.
 
Чёрным,
Если мил тебе бедный сад
будто обгоревшее смольё.
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Хохотала над расспросами она,
И под липой сто лет назад
говорила:
В землю вкопанный дедом стол;
«Слишком ночь была черна!..»
Если ты не хочешь, чтоб пол
В сорок первом,
В твоём доме фашист топтал,
в сорок памятном году
Чтоб он сел за дедовский стол
прокричали репродукторы беду.
И деревья в саду сломал…
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
 
поклонились маме в пояс.
Если мать тебе дорога
И ушли.
Тебя выкормившая грудь,
Довелось в бою почуять молодым
Где давно уже нет молока,
рыжий бешеный огонь
Только можно щекой прильнуть;
и чёрный дым,
Если вынести нету сил,
злую зелень застоявшихся полей,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
По щекам морщинистым бил,
Оба сына, оба-двое, два крыла,
Косы на руку намотав;
воевали до победы.
Чтобы те же руки её,
Мать ждала.
Что несли тебя в колыбель,
Не гневила,
Мыли гаду его белье
не кляла она судьбу.
И стелили ему постель…
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Если ты отца не забыл,
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Что качал тебя на руках,
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Что хорошим солдатом был
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
И пропал в карпатских снегах,
<spoiler>
Что погиб за Волгу, за Дон,
<poem>
За отчизны твоей судьбу;
Можно не слушать народных сказаний,
Если ты не хочешь, чтоб он
Не верить газетным столбцам,
Перевёртывался в гробу,
Но я это видел. Своими глазами.
Чтоб солдатский портрет в крестах
Понимаете? Видел. Сам.
Взял фашист и на пол сорвал
 
И у матери на глазах
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
На лицо ему наступал…
Меж нами
    вот этак —
                ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Если ты не хочешь отдать
Нет! Об этом нельзя словами…
Ту, с которой вдвоём ходил,
Тут надо рычать! Рыдать!
Ту, что долго поцеловать
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Ты не смел,— так её любил,—
Заржавленной, как руда.
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Если ты фашисту с ружьём
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Не желаешь навек отдать
Может быть, партизаны? Нет.
Дом, где жил ты, жену и мать,
Вот лежит лопоухий Колька
Всё, что родиной мы зовем,—
Ему одиннадцать лет.
Знай: никто её не спасет,
Если ты её не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
А не ты на земле лежал,
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Не в твоём дому чтобы стон,
Ближние станции, ближние сёла —
А в его по мертвым стоял.
Все заложников выслали в ров.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!</poem>
*
'''Жди меня''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|tphScJBD8Ns|200|right|Видео (кликабельно) «Жди меня», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.  


Жди меня, и я вернусь,  
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Не желай добра
У каждого жест. Удивительно свой!
Всем, кто знает наизусть,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Что забыть пора.  
С которым смерть принимал живой,
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,  
Сядут у огня,  
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.


Жди меня, и я вернусь,  
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Всем смертям назло.
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Кто не ждал меня, тот пусть
В каком бы их ни свалило виде —
Скажет:- Повезло.-
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Не понять не ждавшим им,
Они пререкаются с палачами,
Как среди огня
Они восклицают: «Не победишь!»
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,  
Как никто другой.</poem>
*
'''Танк''' (1939)<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Но под рукою не было врача,
Парень. Он совсем налегке.
И он привстал, от хромоты страдая,
Грудь распахнута из протеста.
Разбитое железо волоча,
Одна нога в худом сапоге,
На раненую ногу припадая.
Другая сияет лаком протеза.
Лёгкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Бабка. Эта погибла стоя,
Кругами полз по собственному следу
Встала из трупов и так умерла.
И рухнул, обессилевший от ран,
Лицо её, славное и простое,
Купив пехоте трудную победу.
Чёрная судорога свела.
Ветер колышет её отрепье…
В левой орбите застыл сургуч,
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упрёке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Рядом истерзанная еврейка.
Пришли ещё дымящиеся танки
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
И сообща решили в глубь земли
С какой заботой детская шейка
Зарыть его железные останки.
Повязана маминым серым кашне…
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Он словно не закапывать просил,
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Но надо. Надо! Пиши!
Он упирался, он что было сил
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ещё грозил своей разбитой башней.
Ты вымерил низость фашистской души,
 
Ты осознал во всей её фальши
Чтоб видно было далеко окрест,
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Так пусть же
Прибив звезду фанерную на шест —
          сквозь их
Над полем боя памятник посильный.
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


Когда бы монумент велели мне
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Ты за руку их поймал — уличи!
Я б на гранитной тёсаной стене
Ты видишь, как пулею бронебойной
Поставил танк с глазницами пустыми;
Дробили нас палачи,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    всё это
          сам ты
                видел
И не сошёл с ума.


Я выкопал его бы, как он есть,
Но молча стою я над страшной могилой.
В пробоинах, в листах железа рваных,
Что слова? Истлели слова.
Невянущая воинская честь
Было время — писал я о милой,
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
О щёлканье соловья.


На постамент взобравшись высоко,
Казалось бы, что в этой теме такого?
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Правда? А между тем
Да, нам далась победа нелегко.
Попробуй найти настоящее слово
Да, враг был храбр.
Даже для этих тем.
Тем больше наша слава.</poem>
*
'''Майор привёз мальчишку на лафете…''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|9bhMqFOy1-A|200|right|Видео (кликабельно) «Майор привёз мальчишку на лафете…», читает Андрей Смоляков}}
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Его везли из крепости, из Бреста.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Был исцарапан пулями лафет.
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Отцу казалось, что надёжней места
Нет, товарищи: этой муки
Отныне в мире для ребенка нет.
Не выразит язык.


Отец был ранен, и разбита пушка.
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Слишком изящен, поэтому скуп,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
К неумолимой грамматике сведён
Седой мальчишка на лафете спал.
Каждый крик, слетающий с губ.


Мы шли ему навстречу из России.
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Из всех племён от древка до древка
Ты говоришь, что есть ещё другие,
И взять от каждого всё человечье,
Что я там был и мне пора домой…
Всё, прорвавшееся сквозь века,
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?


Ты это горе знаешь понаслышке,
Но есть у нас и такая речь,
А нам оно оборвало сердца.
Которая всяких слов горячее:
Кто раз увидел этого мальчишку,
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Домой прийти не сможет до конца.
Глаголом пророков гремят батареи.
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.


Я должен видеть теми же глазами,
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Которыми я плакал там, в пыли,
Травою взойдите у этих высот.
Как тот мальчишка возвратится с нами
Кто вас увидел, отныне навеки
И поцелует горсть своей земли.
Все ваши раны в душе унесёт.


За всё, чем мы с тобою дорожили,
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Призвал нас к бою воинский закон.
Семь тысяч трупов.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
              Семиты… Славяне…
А там, где отнят у мальчишки он.
Да! Об этом нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
*
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
'''В землянке''' (1941)<poem>
<spoiler>
Бьётся в тесной печурке огонь,
<poem>
На поленьях смола, как слеза,
Если дорог тебе твой дом,
И поёт мне в землянке гармонь
Где ты русским выкормлен был,
Про улыбку твою и глаза.
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


О тебе мне шептали кусты
Если мил тебе бедный сад
В белоснежных полях под Москвой.
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Я хочу, чтоб услышала ты,
И под липой сто лет назад
Как тоскует мой голос живой.
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…


Ты сейчас далеко-далеко.
Если мать тебе дорога —
Между нами снега и снега.
Тебя выкормившая грудь,
До тебя мне дойти не легко,
Где давно уже нет молока,
А до смерти — четыре шага.
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…


Пой, гармоника, вьюге назло,
Если ты отца не забыл,
Заплутавшее счастье зови.
Что качал тебя на руках,
Мне в холодной землянке тепло
Что хорошим солдатом был
От твой негасимой любви.
И пропал в карпатских снегах,
</poem>
Что погиб за Волгу, за Дон,
<br clear=all>
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…
 
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так её любил,—
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
Если ты фашисту с ружьём
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
Не желаешь навек отдать
*
Дом, где жил ты, жену и мать,
'''Я знаю, никакой моей вины…'''
Всё, что родиной мы зовем,
{{#ev:youtubeimg|yw4Qk7yfljM|200|right|Видео (кликабельно) «Я знаю, никакой моей вины», читает Сергей Безруков}}
Знай: никто её не спасёт,
<poem>
Если ты её не спасёшь;
Я знаю, никакой моей вины
Знай: никто его не убьёт,
В том, что другие не пришли с войны,
Если ты его не убьёшь.
В то, что они — кто старше, кто моложе —
И пока его не убил,
Остались там, и не о том же речь,
Ты молчи о своей любви,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
Своей родиной не зови.
</poem>
Пусть фашиста убил твой брат,
*
Пусть фашиста убил сосед,—
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
Это брат и сосед твой мстят,
В тот день, когда окончилась война
А тебе оправданья нет.
И все стволы палили в счет салюта,
За чужой спиной не сидят,
В тот час на торжестве была одна
Из чужой винтовки не мстят.
Особая для наших душ минута.
Раз фашиста убил твой брат,
Это он, а не ты солдат.


В конце пути, в далёкой стороне,
Так убей фашиста, чтоб он,
Под гром пальбы прощались мы впервые
А не ты на земле лежал,
Со всеми, что погибли на войне,
Не в твоём дому чтобы стон,
Как с мёртвыми прощаются живые.
А в его по мёртвым стоял.
 
Так хотел он, его вина,—
До той поры в душевной глубине
Пусть горит его дом, а не твой,
Мы не прощались так бесповоротно.
И пускай не твоя жена,
Мы были с ними как бы наравне,
А его пусть будет вдовой.
И разделял нас только лист учётный.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.  
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.  
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


Мы с ними шли дорогою войны
Жди меня, и я вернусь,
В едином братстве воинском до срока,
Не желай добра
Суровой славой их озарены,
Всем, кто знает наизусть,
От их судьбы всегда неподалёку.
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,  
Пусть друзья устанут ждать,  
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.  


И только здесь, в особый этот миг,
Жди меня, и я вернусь,  
Исполненный величья и печали,
Всем смертям назло.
Мы отделялись навсегда от них:
Кто не ждал меня, тот пусть
Нас эти залпы с ними разлучали.
Скажет: — Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
</poem>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Внушала нам стволов ревущих сталь,
Но под рукою не было врача,
Что нам уже не числиться в потерях.
И он привстал, от хромоты страдая,
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Разбитое железо волоча,
Заполненный товарищами берег.
На раненую ногу припадая.


И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Как нас уносят этих залпов волны,
Кругами полз по собственному следу
Они рукой махнуть не смеют вслед,
И рухнул, обессилевший от ран,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
Купив пехоте трудную победу.


Вот так, судьбой своею смущены,
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Прощались мы на празднике с друзьями.
Пришли ещё дымящиеся танки
И с теми, что в последний день войны
И сообща решили в глубь земли
Ещё в строю стояли вместе с нами;
Зарыть его железные останки.


И с теми, что её великий путь
Он словно не закапывать просил,
Пройти смогли едва наполовину;
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Он упирался, он что было сил
Ещё у Волги обтекали глиной;
Ещё грозил своей разбитой башней.


И с теми, что под самою Москвой
Чтоб видно было далеко окрест,
В снегах глубоких заняли постели,
Мы холм над ним насыпали могильный,
В её предместьях на передовой
Прибив звезду фанерную на шест —
Зимою сорок первого;
Над полем боя памятник посильный.
                                      и с теми,


Что, умирая, даже не могли
Когда бы монумент велели мне
Рассчитывать на святость их покоя
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Последнего, под холмиком земли,
Я б на гранитной тёсаной стене
Насыпанном нечуждою рукою.
Поставил танк с глазницами пустыми;


Со всеми — пусть не равен их удел, —
Я выкопал его бы, как он есть,
Кто перед смертью вышел в генералы,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
А кто в сержанты выйти не успел —
Невянущая воинская честь
Такой был срок ему отпущен малый.
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.


Со всеми, отошедшими от нас,
На постамент взобравшись высоко,
Причастными одной великой сени
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Знамён, склонённых, как велит приказ, —
Да, нам далась победа нелегко.
Со всеми, до единого со всеми.
Да, враг был храбр.
 
Тем больше наша слава.
Простились мы.
</poem>
                          И смолкнул гул пальбы,
</spoiler>
И время шло. И с той поры над ними
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
Берёзы, вербы, клёны и дубы
<spoiler>
В который раз листву свою сменили.
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Но вновь и вновь появится листва,
Его везли из крепости, из Бреста.
И наши дети вырастут и внуки,
Был исцарапан пулями лафет.
А гром пальбы в любые торжества
Отцу казалось, что надёжней места
Напомнит нам о той большой разлуке.
Отныне в мире для ребёнка нет.


И не за тем, что уговор храним,
Отец был ранен, и разбита пушка.
Что память полагается такая,
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
И не за тем, нет, не за тем одним,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Что ветры войн шумят не утихая.
Седой мальчишка на лафете спал.


И нам уроки мужества даны
Мы шли ему навстречу из России.
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Нет, даже если б жертвы той войны
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Последними на этом свете были, —
Что я там был и мне пора домой…


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
А нам оно оборвало сердца.
Глазами их не видеть их земли
Кто раз увидел этого мальчишку,
И слухом их не слышать мир отчасти?
Домой прийти не сможет до конца.


И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
Я должен видеть теми же глазами,
В конце концов у смертного порога,
Которыми я плакал там, в пыли,
В себе самих не угадать себе
Как тот мальчишка возвратится с нами
Их одобренья или их упрека!
И поцелует горсть своей земли.


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Призвал нас к бою воинский закон.
Не мёртвых власть, а власть того родства,
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Что даже смерти стало неподсудно.
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


К вам, павшие в той битве мировой
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
За наше счастье на земле суровой,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
К вам, наравне с живыми, голос свой
'''В землянке''' (1941)
Я обращаю в каждой песне новой.
<spoiler>
<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.


Вам не услышать их и не прочесть.
О тебе мне шептали кусты
Строка в строку они лежат немыми.
В белоснежных полях под Москвой.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Я хочу, чтоб услышала ты,
Вы слышали меня и знали имя.
Как тоскует мой голос живой.


В безгласный край, в глухой покой земли,
Ты сейчас далеко-далеко.
Откуда нет пришедших из разведки,
Между нами снега и снега.
Вы часть меня с собою унесли
До тебя мне дойти не легко,
С листка армейской маленькой газетки.
А до смерти — четыре шага.


Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Пой, гармоника, вьюге назло,
Как у живых, — я так же вам обязан.
Заплутавшее счастье зови.
И если я, по слабости, солгу,
Мне в холодной землянке тепло
Вступлю в тот след, который мне заказан,
От твой негасимой любви.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Скажу слова, что нету веры в них,
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
То, не успев их выдать повсеместно,
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
Ещё не зная отклика живых, —
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''
Я ваш укор услышу бессловесный.
<spoiler>
 
<poem>
Суда живых — не меньше павших суд.
Я знаю, никакой моей вины
И пусть в душе до дней моих скончанья
В том, что другие не пришли с войны,
Живёт, гремит торжественный салют
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Победы и великого прощанья.
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
Столько было за спиною
<spoiler>
Городов, местечек, сёл,
<poem>
Что в село своё родное
В тот день, когда окончилась война
Не заметил, как вошёл.
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.


Не один вошел — со взводом,
В конце пути, в далёкой стороне,
Не по улице прямой —
Под гром пальбы прощались мы впервые
Под огнём, по огородам
Со всеми, что погибли на войне,
Добирается домой…
Как с мёртвыми прощаются живые.


Кто подумал бы когда-то,
До той поры в душевной глубине
Что достанется бойцу
Мы не прощались так бесповоротно.
С заряжённою гранатой
Мы были с ними как бы наравне,
К своему ползти крыльцу?
И разделял нас только лист учётный.


А мечтал он, может статься,
Мы с ними шли дорогою войны
Подойти путём другим,
В едином братстве воинском до срока,
У окошка постучаться
Суровой славой их озарены,
Жданным гостем, дорогим.
От их судьбы всегда неподалёку.


На крылечке том с усмешкой
И только здесь, в особый этот миг,
Притаиться, замереть.
Исполненный величья и печали,
Вот жена впотьмах от спешки
Мы отделялись навсегда от них:
Дверь не может отпереть.
Нас эти залпы с ними разлучали.


Видно знает, знает, знает,
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Кто тут ждёт за косяком…
Что нам уже не числиться в потерях.
«Что ж ты, милая, родная,
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Выбегаешь босиком?..»
Заполненный товарищами берег.


И слова, и смех, и слезы —
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Всё в одно сольётся тут.
Как нас уносят этих залпов волны,
И к губам, сухим с мороза,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Губы тёплые прильнут.
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.


Дети кинутся, обнимут…
Вот так, судьбой своею смущены,
Младший здорово подрос…
Прощались мы на празднике с друзьями.
Нет, не так тебе, родимый,
И с теми, что в последний день войны
Заявиться довелось.
Ещё в строю стояли вместе с нами;


Повернулись по-иному
И с теми, что её великий путь
Все надежды, все дела.
Пройти смогли едва наполовину;
На войну ушел из дому,
И с теми, чьи могилы где-нибудь
А война и в дом пришла.
Ещё у Волги обтекали глиной;


Смерть свистит над головами,
И с теми, что под самою Москвой
Снег снарядами изрыт.
В снегах глубоких заняли постели,
И жена в холодной яме
В её предместьях на передовой
Где-нибудь с детьми сидит.
Зимою сорок первого;
                                      и с теми,


И твоя родная хата,
Что, умирая, даже не могли
Где ты жил не первый год,
Рассчитывать на святость их покоя
Под огнём из автоматов
Последнего, под холмиком земли,
В бороздёнках держит взвод.
Насыпанном нечуждою рукою.


— До какого ж это срока, —
Со всеми — пусть не равен их удел, —
Говорит боец друзьям, —
Кто перед смертью вышел в генералы,
Поворачиваться боком
А кто в сержанты выйти не успел
Да лежать, да мерзнуть нам?
Такой был срок ему отпущен малый.


Это я здесь виноватый,
Со всеми, отошедшими от нас,
Хата все-таки моя.
Причастными одной великой сени
А поэтому, ребята, —
Знамён, склонённых, как велит приказ, —
Говорит он, — дайте я…
Со всеми, до единого со всеми.


И к своей избе хозяин,
Простились мы.
По-хозяйски строг, суров,
                          И смолкнул гул пальбы,
За сугробом подползает
И время шло. И с той поры над ними
Вдоль плетня и клетки дров.
Берёзы, вербы, клёны и дубы
В который раз листву свою сменили.


И лежат, следят ребята:
Но вновь и вновь появится листва,
Вот он снег отгрёб рукой,
И наши дети вырастут и внуки,
Вот привстал. В окно — граната,
А гром пальбы в любые торжества
И гремит разрыв глухой…
Напомнит нам о той большой разлуке.


И неспешно, деловито
И не за тем, что уговор храним,
Встал хозяин, вытер пот…
Что память полагается такая,
Сизый дым в окне разбитом,
И не за тем, нет, не за тем одним,
И свободен путь вперёд.
Что ветры войн шумят не утихая.


Затянул ремень потуже,
И нам уроки мужества даны
Отряхнулся над стеной,
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Заглянул в окно снаружи
Нет, даже если б жертвы той войны
И к своим: — Давай за мной…
Последними на этом свете были,


А когда селенье взяли,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
К командиру поскорей:
Прожить без них в своём отдельном счастье,
— Так и так. Теперь нельзя ли
Глазами их не видеть их земли
Повидать жену, детей?..
И слухом их не слышать мир отчасти?
 
И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрёка!
 
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Не мёртвых власть, а власть того родства,
Что даже смерти стало неподсудно.
 
К вам, павшие в той битве мировой
За наше счастье на земле суровой,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Я обращаю в каждой песне новой.
 
Вам не услышать их и не прочесть.
Строка в строку они лежат немыми.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Вы слышали меня и знали имя.
 
В безгласный край, в глухой покой земли,
Откуда нет пришедших из разведки,
Вы часть меня с собою унесли
С листка армейской маленькой газетки.


Лейтенант, его ровесник,
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Воду пьёт из котелка.
Как у живых, — я так же вам обязан.
— Что ж, поскольку житель местный… -
И если я, по слабости, солгу,
И мигнул ему слегка. —
Вступлю в тот след, который мне заказан,
 
 
Но гляди, справляйся срочно,
Скажу слова, что нету веры в них,
Тут походу не конец. —
То, не успев их выдать повсеместно,
И с улыбкой: — Это точно, —
Ещё не зная отклика живых, —
Отвечал ему боец…
Я ваш укор услышу бессловесный.
 
Суда живых — не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живёт, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.
</poem>
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Что в село своё родное
Не заметил, как вошёл.
 
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Добирается домой…
 
Кто подумал бы когда-то,
Что достанется бойцу
С заряжённою гранатой
К своему ползти крыльцу?
 
А мечтал он, может статься,
Подойти путём другим,
У окошка постучаться
Жданным гостем, дорогим.
 
На крылечке том с усмешкой
Притаиться, замереть.
Вот жена впотьмах от спешки
Дверь не может отпереть.
 
Видно знает, знает, знает,
Кто тут ждёт за косяком…
«Что ж ты, милая, родная,
Выбегаешь босиком?..»
 
И слова, и смех, и слёзы —
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
Губы тёплые прильнут.
 
Дети кинутся, обнимут…
Младший здорово подрос…
Нет, не так тебе, родимый,
Заявиться довелось.
 
Повернулись по-иному
Все надежды, все дела.
На войну ушёл из дому,
А война и в дом пришла.
 
Смерть свистит над головами,
Снег снарядами изрыт.
И жена в холодной яме
Где-нибудь с детьми сидит.
 
И твоя родная хата,
Где ты жил не первый год,
Под огнём из автоматов
В бороздёнках держит взвод.
 
— До какого ж это срока, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Да лежать, да мёрзнуть нам?
 
Это я здесь виноватый,
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
 
И к своей избе хозяин,
По-хозяйски строг, суров,
За сугробом подползает
Вдоль плетня и клетки дров.
 
И лежат, следят ребята:
Вот он снег отгрёб рукой,
Вот привстал. В окно — граната,
И гремит разрыв глухой…
 
И неспешно, деловито
Встал хозяин, вытер пот…
Сизый дым в окне разбитом,
И свободен путь вперёд.
 
Затянул ремень потуже,
Отряхнулся над стеной,
Заглянул в окно снаружи —
И к своим: — Давай за мной…
 
А когда селенье взяли,
К командиру поскорей:
— Так и так. Теперь нельзя ли
Повидать жену, детей?..
 
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный…
И мигнул ему слегка. —
 
Но гляди, справляйся срочно,
Тут походу не конец. —
И с улыбкой: — Это точно, —
Отвечал ему боец…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
'''22 июня''' (1961)
<spoiler>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
 
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
 
Им нельзя задержаться, остаться —
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
 
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
 
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.
 
…Могильная трава
Колышется над вами,
Но тихие слова
Прошли сквозь гром и пламя.
 
От этих мирных слов,
От скромных упований
Протяжней чей-то вздох,
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах — навеки вместе.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
И горела, как свеча, изба.
Шли деревни. Не забыть вовек
Визга умирающих телег,
Как лежала девочка без ног,
Как не стало на земле дорог.
Но тогда на жадного врага
Ополчились нивы и луга,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Подымались камни и стога,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
И косматые, как облака,
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
</poem>
</spoiler>
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Могильным холодом грозя,
Но есть такое слово «выстоять»,
Когда и выстоять нельзя,
И есть душа — она всё вытерпит,
И есть земля — она одна,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
 
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
<spoiler>
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
*
'''22 июня''' (1961)  
{{#ev:youtubeimg|KFlgfWSc4h8|200|right|Видео (кликабельно) «22 июня», читает Смирнов Владимир}}
<poem>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
В предвечерний задумчивый час
Но не успели. Вечер. Дети. Смех.
Молчаливо у окон постойте,
Был бой за хутор, и один разведчик
Вспомяните погибших за нас.
Остался на снегу. Вдали от всех
 
Он как бы спит. Не бьётся больше сердце.
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Он долго шёл он к тем огням спешил.
Средь весёлых и крепких ребят,
И если не дано уйти от смерти,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
Он, умирая, смерть опередил.  
На окраины молча спешат.
 
Им нельзя задержаться, остаться
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
 
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также