Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
 
(не показаны 53 промежуточные версии 12 участников)
Строка 3: Строка 3:
Шаблон для добавления нового поэта:
Шаблон для добавления нового поэта:


== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка_на_ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка на ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
*
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):


*
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>


  -->
  -->
{{якорь|вернуться к содержанию}}
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)
<spoiler>
<poem>
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
Не могучую песню победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
Я спою вам о том, как от южных полей
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
И пришли к нам, и нас победили.
А и так победили, что долго потом
Не совались к нам с дерзким вопросом,
А и так победили, что с кислым лицом
И с разбитым отчалили носом.
Я спою, как, покинув и дом и семью,
Шёл в дружину помещик богатый,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
Выходил ополченцем из хаты.
Я спою, как росла богатырская рать,
Шли бойцы из железа и стали,
И как знали они, что идут умирать,
И как свято они умирали!
Как красавицы наши сиделками шли
К безотрадному их изголовью,
Как за каждый клочок нашей русской земли
Нам платили враги своей кровью;
Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,
Под немолчные, тяжкие стоны
Выходили редуты один за другим,
Грозной тенью росли бастионы;
И одиннадцать месяцев длилась резня,
И одиннадцать месяцев целых
Чудотворная крепость, Россию храня,
Хоронила сынов её смелых...
Пусть не радостна песня, что вам я пою,
Да не хуже той песни победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали в Очакове деды.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
*
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
'''День Победы. И в огнях салюта…'''
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|eLYFq50WTm4|200|right|Видео (кликабельно) «День Победы. И в огнях салюта…», читает Маша Тюрина}}
<poem>
<poem>
День Победы. И в огнях салюта
День Победы. И в огнях салюта
Строка 49: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днём… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 100: Строка 196:
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Письмо с фронта'''  
'''Письмо с фронта'''  
{{#ev:youtubeimg|bx6monneoOg|200|right|Видео (кликабельно) «Письмо с фронта», читает С. Никоненко}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Строка 133: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 146: Строка 242:
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
*
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)<poem>
<spoiler>
<poem>
Не бывать тебе в живых,
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Со снегу не встать.
Строка 161: Строка 260:
Русская земля.
Русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победителям''' (1944)
'''Победителям''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|8JMmdZS6Z78|200|right|Видео (кликабельно) «Победителям», читает Алла Демидова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Сзади Нарвские были ворота,
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 175: Строка 274:
Внуки, братики, сыновья!
Внуки, братики, сыновья!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
*
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|uYCLdidvTxs|200|right|Видео (кликабельно) «Земли потрескавшейся корка…», читает Гоша Куценко}}
<poem>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 220: Строка 320:
Попала в друга моего…
Попала в друга моего…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
*
'''Глаза''' (1944—1957)
'''Глаза''' (1944—1957)
{{#ev:youtubeimg|dKXxUXIjQMo|200|right|Видео (кликабельно) «Глаза», читает Анастасия Субботина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Строка 248: Строка 349:
Голубые глаза.
Голубые глаза.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
*
'''Братские могилы''' (1964)
'''Братские могилы''' (1964)<poem>
<spoiler>
<poem>
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
И вдовы на них не рыдают,
Строка 274: Строка 378:
Но разве от этого легче?..
Но разве от этого легче?..
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
{{#ev:youtubeimg|d_zh92Xv4QI|200|right|Видео (кликабельно) «Он не вернулся из боя», поёт Владимир Высоцкий}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Строка 295: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 313: Строка 417:
Это я не вернулся из боя.
Это я не вернулся из боя.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
*
'''Журавли'''  
'''Журавли'''  
{{#ev:youtubeimg|8oBkWxtsWCg|200|right|Видео (кликабельно) «Журавли», поёт Александр Малинин}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
Строка 351: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
*
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон чёрный смерти не пророчил…''' (1944)<poem>
<spoiler>
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
Строка 376: Строка 484:
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
*
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец'''  
{{#ev:youtubeimg|dhczeitvINU|200|right|Видео (кликабельно) «Георгий Победоносец», читает Константин Хабенский}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Строка 404: Строка 513:
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
*
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери'''  
{{#ev:youtubeimg|wYNLkqgKmaA|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о матери», поёт Валентина Бирюкова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
Строка 460: Строка 604:
Постучится сын её с войны.
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
*
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я столько раз видала рукопашный…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|65iRO5lKobM|200|right|Видео (кликабельно) «Я столько раз видала рукопашный…», читает Виктория Исакова}}
<poem>
(1943)<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Строка 473: Строка 618:
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…'''  
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
{{#ev:youtubeimg|r23knGB31cM|200|right|Видео (кликабельно) «Я принесла домой с фронтов России…», читает Виктория Исакова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Строка 487: Строка 632:
Я позже не бывала никогда…
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)
'''Зинка''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|lvYF6autW7M|200|right|Видео (кликабельно) «Зинка», читает Анастасия Алехина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>


Строка 515: Строка 660:
Беспокойную дочку ждёт…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Строка 547: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
Строка 561: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 573: Строка 720:
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Бинты'''  
'''Бинты''' (1943)
{{#ev:youtubeimg|_ejjq7LjOMg|200|right|Видео (кликабельно) «Бинты», читает Анастасия Радькина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Строка 600: Строка 747:
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 622: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В бухте''' (1947) <poem>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Хмурый морской простор.
Строка 679: Строка 830:
Но веру отнять не могли!
Но веру отнять не могли!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
*
'''Соловьи''' (1942)
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|xpAD1dBjx1E|200|right|Видео (кликабельно) «Хотят ли русские войны?», читает Екатерина Аристова}}
<poem>
<poem>
Хотят ли русские войны?
О мёртвых мы поговорим потом.
Спросите вы у тишины
Смерть на войне обычна и сурова.
над ширью пашен и полей
И всё-таки мы воздух ловим ртом
и у берёз и тополей.
При гибели товарищей. Ни слова
Спросите вы у тех солдат,
 
что под берёзами лежат,
Не говорим. Не поднимая глаз,  
и пусть вам скажут их сыны,
В сырой земле выкапываем яму.
хотят ли русские войны.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
 
Обветренные скулы сведены.
Триста пятидесятый день войны.


Не только за свою страну
Ещё рассвет по листьям не дрожал,  
солдаты гибли в ту войну,
И для острастки били пулемёты…
а чтобы люди всей земли
Вот это место. Здесь он умирал —
спокойно видеть сны могли.
Товарищ мой из пулемётной роты.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Да, мы умеем воевать,
Тут бесполезно было звать врачей,  
но не хотим, чтобы опять
Не дотянул бы он и до рассвета.
солдаты падали в бою
Он не нуждался в помощи ничьей.
на землю грустную свою.
Он умирал. И, понимая это,
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Смотрел на нас и молча ждал конца,  
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
И как-то улыбался неумело.  
*
Загар сначала отошёл с лица,
'''Война''' (1942)<poem>
Потом оно, темнея, каменело.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
 
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Это даже не смерть и отвага. Она
Запри все чувства сразу на защёлку.  
В каждой капле находит своё выраженье.
Вот тут и появился соловей,
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Несмело и томительно защёлкал.
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
 
Это — боль головная, что ломит висок;
Потом сильней, входя в горячий пыл,
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Как будто сразу вырвавшись из плена,  
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Как будто сразу обо всём забыл,  
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Высвистывая тонкие колена.
Это — кровью омытые письма мои,
 
Что написаны криво на ложе винтовок;
Мир раскрывался. Набухал росой.  
Это — в жизни короткой последний рассвет
Как будто бы ещё едва означась,  
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Здесь рядом с нами возникал другой
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
В каком-то новом сочетанье качеств.
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
<br clear=all>


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Как время, по траншеям тёк песок.  
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
К воде тянулись корни у обрыва,  
*
И ландыш, приподнявшись на носок,  
'''На фотографии в газете…'''
Заглядывал в воронку от разрыва.
{{#ev:youtubeimg|k3E4qbuhBjA|200|right|Видео (кликабельно) «На фотографии в газете…», читает Ольга Прокофьева}}
<poem>
На фотографии в газете
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Никто не знает их фамилий,
Ещё минута — задымит сирень
о них ни песен нет, ни книг.
Клубами фиолетового дыма.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Она пришла обескуражить день.
и чей-то первый ученик.
Она везде. Она непроходима.
Они легли на поле боя, —
 
жить начинавшие едва.
Ещё мгновенье — перекосит рот
И было небо голубое,
От сердце раздирающего крика.
была зелёная трава.
Но успокойся, посмотри: цветёт,
Цветёт на минном поле земляника!
 
Лесная яблонь осыпает цвет,  
Пропитан воздух ландышем и мятой…
А соловей свистит. Ему в ответ
Ещё — второй, ещё — четвёртый, пятый.
 
Звенят стрижи. Малиновки поют.  
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Раскидан настороженный уют
Тяжёлым громыхающим снарядом.
 
А мир гремит на сотни верст окрест,
Как будто смерти не бывало места,
Шумит неумолкающий оркестр,
И нет преград для этого оркестра.
 
Весь этот лес листом и корнем каждым,
Ни капли не сочувствуя беде,
С невероятной, яростною жаждой
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
 
Да, это жизнь. Её живые звенья,
Её крутой, бурлящий водоём.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своём.
 
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.  
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца.
 
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Когда он, руки разбросав свои,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И сразу канул в омут тишины
Триста пятидесятый день войны.
 
Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал.
 
И, может быть, в песке, в размытой глине,
Захлёбываясь в собственной крови,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —  
У нас сегодня пели соловьи».
 
И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
 
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
У той поджигородовской берёзы
Ты всмотришься в зелёный водоём.
 
Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.


Забыть тот горький год неблизкий
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
мы никогда бы не смогли.
И облака потянутся гуртом.
По всей России обелиски,
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
как души, рвутся из земли.
О мёртвых мы поговорим потом.
…Они прикрыли жизнь собою, —
</poem>
жить начинавшие едва,
</spoiler>
чтоб было небо голубое,
'''Солдатская песня''' (1954)
была зелёная трава.
<spoiler>
<poem>
Путь далёк у нас с тобою,  
Веселей, солдат, гляди!
Вьётся знамя полковое,
Командиры впереди.  
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты в поход!
 
Каждый воин, парень бравый,  
Смотрит соколом в строю.
Породнились мы со славой,
Славу добыли в бою.
 
Пусть враги запомнят это:
Не грозим, а говорим.
Мы прошли с тобой полсвета.
Если надо — повторим.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.  
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты — в поход!
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Гремят над землею раскаты.
Идёт за раскатом раскат.
Лежат под землею солдаты.
И нет безымянных солдат.


== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Солдаты в окопах шалели
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
И падали в смертном бою,
*
Но жизни своей не жалели
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
За горькую землю свою.
 
В родимую землю зарыты,
Там самые храбрые спят.
Глаза их Победой закрыты,
Их подвиг прекрасен и свят.
 
Зарница вечерняя меркнет.
В казарме стоит тишина.
Солдат по вечерней поверке
В лицо узнаёт старшина.
 
У каждого личное имя,
Какое с рожденья дают.
Равняясь незримо с живыми,
Погибшие рядом встают.
 
Одна у нас в жизни Присяга,
И Родина тоже одна.
Солдатского сердца отвага
И верность любви отдана.
 
Летят из далёкого края,
Как ласточки, письма любви.
Ты вспомни меня, дорогая,
Ты имя мое назови.
 
Играют горнисты тревогу.
Тревогу горнисты трубят.
Уходят солдаты в дорогу.
И нет безымянных солдат.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Вставай, страна огромная,
Хотят ли русские войны?
Вставай на смертный бой
Спросите вы у тишины
С фашистской силой тёмною,
над ширью пашен и полей
С проклятою ордой!
и у берёз и тополей.
        Пусть ярость благородная
Спросите вы у тех солдат,
        Вскипает, как волна, —
что под берёзами лежат,
        Идёт война народная,
и пусть вам скажут их сыны,
        Священная война!
хотят ли русские войны.
Как два различных полюса
 
Во всём враждебны мы, —
Не только за свою страну
За свет и мир мы боремся,
солдаты гибли в ту войну,
Они — за царство тьмы.
а чтобы люди всей земли
        Пусть ярость благородная
спокойно видеть сны могли.
        Вскипает, как волна,
Под шелест листьев и афиш
        Идёт война народная,
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
        Священная война!
Пусть вам ответят ваши сны,
Дадим отпор душителям
хотят ли русские войны.
Всех пламенных идей,
 
Насильникам, грабителям,
Да, мы умеем воевать,
Мучителям людей!
но не хотим, чтобы опять
        Пусть ярость благородная
солдаты падали в бою
        Вскипает, как волна, —
на землю грустную свою.
        Идёт война народная,
Спросите вы у матерей,
        Священная война!
спросите у жены моей,
Не смеют крылья чёрные
и вы тогда понять должны,
Над родиной летать.
хотят ли русские войны.
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна,
        Идёт война народная,
        Священная война!
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна,
        Идёт война народная,
        Священная война!
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Два друга''' (1943) <poem>
<br clear=all>
Дрались по-геройски, по-русски
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


Они точно братья сроднились,
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Делили и хлеб и табак,
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
И рядом их ленточки вились
'''Война''' (1942)
В огне непрерывных атак.
<spoiler>
<poem>
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


В штыки ударяли два друга,
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
И смерть отступала сама!
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
Ходи веселей, Кострома!
<spoiler>
 
<poem>
Но вот под осколком снаряда
На фотографии в газете
Упал паренёк костромской…
нечётко изображены
— Со мною возиться не надо,
бойцы, ещё почти что дети,
Он другу промолвил с тоской.
герои мировой войны.
Они снимались перед боем
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Я знаю, что больше не встану,
Никто не знает их фамилий,
В глазах беспросветная тьма…
о них ни песен нет, ни книг.
О смерти задумал ты рано!
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Ходи веселей, Кострома!
и чей-то первый ученик.
Они легли на поле боя,
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


И бережно поднял он друга,
Забыть тот горький год неблизкий
Но сам застонал и упал.
мы никогда бы не смогли.
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
По всей России обелиски,
Товарищ чуть слышно сказал.
как души, рвутся из земли.
 
…Они прикрыли жизнь собою, —
Теряя сознанье от боли,
жить начинавшие едва,
Себя подбодряли дружки,
чтоб было небо голубое,
И тихо по снежному полю
была зелёная трава.
К своим доползли моряки.
 
Умолкла свинцовая вьюга,
Пропала смертельная тьма…
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
— Ходи веселей, Кострома!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
*
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|9eTbuj_pgBU|200|right|Видео (кликабельно) «Бородино»}}
<poem>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Вставай, страна огромная,
Москва, спалённая пожаром,
Вставай на смертный бой
      Французу отдана?
С фашистской силой тёмною,
Ведь были ж схватки боевые,
С проклятою ордой!
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


— Да, были люди в наше время,
Пусть ярость благородная
Не то, что нынешнее племя:
Вскипает, как волна, —  
      Богатыри не вы!
Идёт война народная,
Плохая им досталась доля:
Священная война!
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Мы долго молча отступали,
Как два различных полюса
Досадно было, боя ждали,
Во всём враждебны мы,
      Ворчали старики:
За свет и мир мы боремся,
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Они — за царство тьмы.
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»


И вот нашли большое поле:
Пусть ярость благородная
Есть разгуляться где на воле!
Вскипает, как волна, —
      Построили редут.
Идёт война народная,
У наших ушки на макушке!
Священная война!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


Забил заряд я в пушку туго
Дадим отпор душителям
И думал: угощу я друга!
Всех пламенных идей,
      Постой-ка, брат мусью!
Насильникам, грабителям,
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Мучителям людей!
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Два дня мы были в перестрелке.
Пусть ярость благородная
Что толку в этакой безделке?
Вскипает, как волна, —
      Мы ждали третий день.
Идёт война народная,
Повсюду стали слышны речи:
Священная война!
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Прилёг вздремнуть я у лафета,
Не смеют крылья чёрные
И слышно было до рассвета,
Над родиной летать.
      Как ликовал француз.
Поля её просторные
Но тих был наш бивак открытый:
Не смеет враг топтать!
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


И только небо засветилось,
Пусть ярость благородная
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Вскипает, как волна,
      Сверкнул за строем строй.
Идёт война народная,
Полковник наш рожден был хватом:
Священная война!
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


И молвил он, сверкнув очами:
Гнилой фашистской нечисти
«Ребята! не Москва ль за нами?
Загоним пулю в лоб,
      Умрёмте же под Москвой,
Отребью человечества
Как наши братья умирали!»
Сколотим крепкий гроб!
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Пусть ярость благородная
Французы двинулись, как тучи,
Вскипает, как волна,
      И всё на наш редут.
Идёт война народная,
Уланы с пёстрыми значками,
Священная война!
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Вам не видать таких сражений!..
Пойдём ломить всей силою,
Носились знамёна, как тени,
Всем сердцем, всей душой
      В дыму огонь блестел,
За землю нашу милую,
Звучал булат, картечь визжала,
За наш Союз большой.
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Изведал враг в тот день немало,
Пусть ярость благородная
Что значит русский бой удалый,
Вскипает, как волна,
      Наш рукопашный бой!..
Идёт война народная,
Земля тряслась — как наши груди,
Священная война!
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Вот смерклось. Были все готовы
Встаёт страна огромная,
Заутра бой затеять новый
Встаёт на смертный бой
      И до конца стоять…
С фашистской силой тёмною
Вот затрещали барабаны —
С проклятою ордой.
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Да, были люди в наше время,
Пусть ярость благородная
Могучее, лихое племя:
Вскипает, как волна,
      Богатыри — не вы.
Идёт война народная,
Плохая им досталась доля:
Священная война.
Немногие вернулись с поля.
</poem>
Когда б на то не божья воля,
</spoiler>
      Не отдали б Москвы!
'''Два друга''' (1943)
</poem>
<spoiler>
*
<poem>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)<poem>
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


                      1
Они точно братья сроднились,
Делили и хлеб и табак,
И рядом их ленточки вились
В огне непрерывных атак.


Всю ночь у пушек пролежали
В штыки ударяли два друга,
Мы без палаток, без огней,
И смерть отступала сама!
Штыки вострили да шептали
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Молитву родины своей.
— Ходи веселей, Кострома!
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


                      2
Но вот под осколком снаряда
Упал паренёк костромской…
— Со мною возиться не надо, —
Он другу промолвил с тоской. —


Пробили зорю барабаны,
Я знаю, что больше не встану,
Восток туманный побелел,
В глазах беспросветная тьма…
И от врагов удар нежданый
— О смерти задумал ты рано!
На батарею прилетел.
Ходи веселей, Кострома!
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


                      3
И бережно поднял он друга,
Но сам застонал и упал.
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Товарищ чуть слышно сказал.


Что Чесма, Рымник и Полтава?
Теряя сознанье от боли,
Я вспомня леденею весь,
Себя подбодряли дружки,
Там души волновала слава,
И тихо по снежному полю
Отчаяние было здесь.
К своим доползли моряки.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Гром грянул, завизжали пули,
        Перекрестился я.
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
        Из моего ружья.


                      4
Умолкла свинцовая вьюга,
Пропала смертельная тьма…
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
— Ходи веселей, Кострома!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Марш, марш! пошли вперёд, и боле
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
Уж я не помню ничего.
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
Шесть раз мы уступали поле
'''Бородино''' (1837)
Врагу и брали у него.
<spoiler>
Носились знамёна как тени,
<poem>
Я спорил о могильной сени,
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
        В дыму огонь блестел.
Москва, спалённая пожаром,
На пушки конница летала,
      Французу отдана?
Рука бойцов колоть устала,
Ведь были ж схватки боевые,
И ядрам пролетать мешала
Да, говорят, ещё какие!
        Гора кровавых тел.
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


                      5
— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
      Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Живые с мёртвыми сравнялись.
Мы долго молча отступали,
И ночь холодная пришла,
Досадно было, боя ждали,
И тех, которые остались,
      Ворчали старики:
Густою тьмою развела.
«Что ж мы? на зимние квартиры?
И батареи замолчали,
Не смеют, что ли, командиры
И барабаны застучали,
Чужие изорвать мундиры
        Противник отступил:
      О русские штыки?»
Но день достался нам дороже! —
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


                      6
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
      Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


И крепко, крепко наши спали
Забил заряд я в пушку туго
Отчизны в роковую ночь.
И думал: угощу я друга!
Мои товарищи, вы пали!
      Постой-ка, брат мусью!
Но этим не могли помочь.
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Однако же в преданьях славы
Уж мы пойдём ломить стеною,
Всё громче Рымника, Полтавы
Уж постоим мы головою
        Гремит Бородино.
      За родину свою!
Скорей обманет глас пророчий,
 
Скорей небес погаснут очи,
Два дня мы были в перестрелке.
Чем в памяти сынов полночи
Что толку в этакой безделке?
        Изгладится оно.
      Мы ждали третий день.
</poem>
Повсюду стали слышны речи:
<br clear=all>
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Прилёг вздремнуть я у лафета,
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
И слышно было до рассвета,
*
      Как ликовал француз.
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)<poem>
Но тих был наш бивак открытый:
Во вражьем стане цели он разведал,
Кто кивер чистил весь избитый,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Кто штык точил, ворча сердито,
Читал статью про скорую победу,
      Кусая длинный ус.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Мы с друга окровавленного сняли
Осколком просверлённый партбилет,
Бумажник, серебристые медали.
А лейтенанту было двадцать лет…
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплескивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
И только небо засветилось,
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Всё шумно вдруг зашевелилось,
*
      Сверкнул за строем строй.
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856) <poem>
Полковник наш рожден был хватом:
Внимая ужасам войны,
Слуга царю, отец солдатам…
При каждой новой жертве боя
Да, жаль его: сражён булатом,
Мне жаль не друга, не жены,
      Он спит в земле сырой.
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
И молвил он, сверкнув очами:
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
«Ребята! не Москва ль за нами?
*
      Умрёмте же под Москвой,
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Как наши братья умирали!»
{{#ev:youtubeimg|L5Y63_89Ir0|200|right|Видео (кликабельно) «До свиданья, мальчики», поёт Булат Окуджава}}
И умереть мы обещали,
<poem>
И клятву верности сдержали
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
      Мы в Бородинский бой.
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
И ушли за солдатом — солдат…
Французы двинулись, как тучи,
До свидания мальчики! Мальчики,
      И всё на наш редут.
Постарайтесь вернуться назад
Уланы с пёстрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Вам не видать таких сражений!..
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Носились знамёна, как тени,
И себя не щадите вы, и всё-таки
      В дыму огонь блестел,
Постарайтесь вернуться назад.
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Изведал враг в тот день немало,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Что значит русский бой удалый,
Наши девочки платьица белые
      Наш рукопашный бой!..
Раздарили сестрёнкам своим.
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Сапоги — ну куда от них денешься?
Вот смерклось. Были все готовы
Да зелёные крылья погон…
Заутра бой затеять новый
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
      И до конца стоять…
Мы сведём с ними счёты потом.
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Пусть болтают, что верить вам не во что,
Да, были люди в наше время,
Что идёте войной наугад…
Могучее, лихое племя:
До свидания, девочки! Девочки,
      Богатыри — не вы.
Постарайтесь вернуться назад.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
'''Волжская баллада''' (1945)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
 
Третий год ей земля горяча —
                      1
С той поры как солдатской дорогой войны
 
Муж ушёл, сапогами стуча.
Всю ночь у пушек пролежали
На четвёртом году прибывает пакет.
Мы без палаток, без огней,
Почерк в нём незнаком и суров:
Штыки вострили да шептали
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Молитву родины своей.
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Шумела буря до рассвета;
Председатель даёт подорожную ей.
Я, голову подняв с лафета,
То надеждой, то горем полна,
        Товарищу сказал:
На другую солдатку оставив детей,
«Брат, слушай песню непогоды:
Едет в город Саратов она.
Она дика как песнь свободы».
А Саратов велик. От дверей до дверей
Но, вспоминая прежни годы,
Как найти в нём родные следы?
        Товарищ не слыхал.
Много раненых братьев, отцов и мужей
 
На покое у волжской воды.
                      2
Наконец её доктор ведёт в тишине
 
По тропинкам больничных ковров.
Пробили зорю барабаны,
И, притихшая, слышит она, как во сне:
Восток туманный побелел,
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
И от врагов удар нежданый
Нерастраченной нежности женской полна,
На батарею прилетел.
И калеку Наталья ждала,
И вождь сказал перед полками:
Но того, что увидела, даже она
«Ребята, не Москва ль за нами?
Ни понять, ни узнать не могла.
        Умрёмте ж под Москвой,
Он хозяином был её дум и тревог,
Как наши братья умирали»
Запевалой, лихим кузнецом.
И мы погибнуть обещали,
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
И клятву верности сдержали
С перекошенным, серым лицом?
        Мы в бородинский бой.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
 
Повалившись в кровать головой,
                      3
В голос вдруг закричала, завыла она:
 
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Лишь в глазах у него два горячих луча.
Я вспомня леденею весь,
Что он скажет — безрукий, немой!
Там души волновала слава,
И сурово Наталья глядит на врача:
Отчаяние было здесь.
— Собирайте, он едет домой.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Не узнать тебе друга былого, жена,
Гром грянул, завизжали пули,
Пусть как память живёт он в дому.
        Перекрестился я.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она,
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Все втроём поклонитесь ему!
Душа от мщения тряслася,
Причитали соседки над женской судьбой,
И пуля смерти понеслася
Горевал её горем колхоз.
        Из моего ружья.
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
 
И никто не видал её слез…
                      4
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
 
Только вдруг, словно годы назад,
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Под окном раздаются мужские шаги,
Уж я не помню ничего.
Сапоги по ступенькам стучат.
Шесть раз мы уступали поле
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Врагу и брали у него.
Как, склонившись в дверях головой,
Носились знамёна как тени,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
Я спорил о могильной сени,
С перевязанной правой рукой.
        В дыму огонь блестел.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
На пушки конница летала,
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Рука бойцов колоть устала,
Замечает чужие глаза в тишине
И ядрам пролетать мешала
И другого на месте своём.
        Гора кровавых тел.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
 
Но, как был он, в дорожной пыли,
                      5
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
 
Поклонился жене до земли.
Живые с мёртвыми сравнялись.
За великую душу подруге не мстят
И ночь холодная пришла,
И не мучают верной жены.
И тех, которые остались,
А с войны воротился не просто солдат,
Густою тьмою развела.
Не с простой воротился войны.
И батареи замолчали,
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
И барабаны застучали,
Невзначай загляни в этот дом,
        Противник отступил:
Где напротив хозяйки в обеденный час
Но день достался нам дороже! —
Два солдата сидят за столом.
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.
 
                      6
 
И крепко, крепко наши спали
Отчизны в роковую ночь.
Мои товарищи, вы пали!
Но этим не могли помочь.
Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</poem>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Во вражьем стане цели он разведал,
На смерть позвал смельчаков,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Первым из строя на два шага
Читал статью про скорую победу,
Вышел Сергей Кусков.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Последний танк в дыму вороном
Мы с друга окровавленного сняли
От его руки запылал,
Осколком просверлённый партбилет,
И, выполнив долг,
Бумажник, серебристые медали.
Под вражьим огнём
А лейтенанту было двадцать лет…
На землю Кусков упал.
Берёт перо, согбен и озабочен,
Посмертно «Героем» его нарекли.
Бумажный демон, писарь полковой.
Но когда спустилась мгла,
О самом страшном пишет покороче
Женщина
Привычною, недрогнувшей рукой.
                в пепле родной земли
Беду в письмо, выплёскивая разом,
Живым его нашла.
Он говорит: «Ведь надо понимать,
От вражьего взгляда укрыла его
Что никакой прочувствованной фразой
Густою лесною тьмой.
Нельзя утешить плачущую мать».
Прохладой летом лечила его,
Она в слезах утопит своё горе,
Теплом лечила зимой.
Покуда мы, крещённые огнём,
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Врага утопим в пенящемся море,
Она зашептала:
На виселицу Гитлера сведём.
                          — Молчи! —
И женщина инстинктом материнским
Тяжкие звуки чужих шагов
Отыщет сына дальние следы
Он услыхал в ночи.
В Курляндии, под елью исполинской,
На дорогах чужого металла звон,
На скате безымянной высоты
Голоса чужие в селе.
Седая мать увидит изумлённо
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
На зелени могилы дорогой
Я на родной земле! —
Венок лугов, как яркая корона.
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
Возложенный неведомой рукой.
И вдруг на все голоса
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
До границы на сотни вёрст кругом
От латышей сынку? сибиряку?
Зазвенели в ответ леса.
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Перехлестнёт горячую тоску.
Задрожали враги.
</poem>
Теперь им мерещились по ночам
</spoiler>
Повсюду его шаги.
<br clear=all>
Предатель болтается на столбе,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Мост на сотни кусков,
 
Записка в пустой штабной избе:
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
«Был Сергей Кусков».
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
 
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
Его ловили в густом бору
<spoiler>
Два отборных полка.
<poem>
Его повесили на миру
Ты каждый раз, ложась в постель,
На площади городка.
Смотри во тьму окна
Палач, довольный, спешит на ночлег.
И помни, что метёт метель
Но граната летит из кустов.
И что идёт война.
Смеётся поднявшийся человек:
«Я — Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</poem>
</spoiler>


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
<spoiler>
*
<poem>
'''Смерть сапёра''' (1943)<poem>
И вот Победа. Столько дней —
Мы время по часам заметили
В промозглой сырости похода,
И кверху поползли по склону.
В горячих мастерских завода,
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
В боях — мы думали о ней!
У края вражьей обороны.


Вот там она, и там, и тут она
В ней всё, что дорого и свято,
Везде, везде, до самой кручи.
Судьба народа, честь страны,
Как паутиною опутана
В ней участь сына, память брата,
Вся проволкою колючей.
Любовь невесты и жены.


Он наших мыслей не подслушивал
Под орудийные раскаты
И не заглядывал нам в душу.
Москва ликует в этот час, —
Он из конюшни вниз обрушивал
Как будто затемненье снято
Свой бешеный огонь по Зуше.
С открытых лиц, счастливых глаз.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


Прожекторы, как ножки циркуля,
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Лучом вонзались в коновязи.
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Прямые попаданья фыркали
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
Фонтанами земли и грязи.
<spoiler>
<poem>
Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но чем обстрел дымил багровее,
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Тем равнодушнее к осколкам,
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
В спокойствии и хладнокровии
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Работали мы тихомолком.
<spoiler>
<poem>
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


Со мною были люди смелые.
На пороге едва помаячили
Я знал, что в проволочной чаще
И ушли за солдатом — солдат…
Проходы нужные проделаю
До свидания мальчики! Мальчики,
Для битвы завтра предстоящей.
Постарайтесь вернуться назад


Вдруг одного сапёра ранило.
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Он отползал от вражьих линий,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Привстал, и дух от боли заняло,
И себя не щадите вы, и всё-таки
И он упал в густой полыни.
Постарайтесь вернуться назад.


Он приходил в себя урывками,
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Осматривался на пригорке
Вместо свадеб — разлуки и дым.
И щупал место под нашивками
Наши девочки платьица белые
На почерневшей гимнастёрке.
Раздарили сестрёнкам своим.


И думал: глупость, оцарапали,
Сапоги — ну куда от них денешься?
И он отвалит от Казани,
Да зелёные крылья погон…
К жене и детям вверх к Сарапулю,
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
И вновь и вновь терял сознанье.
Мы сведём с ними счёты потом.


Всё в жизни может быть издержано,
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Изведаны все положенья,
Что идёте войной наугад…
Следы любви самоотверженной
До свидания, девочки! Девочки,
Не подлежат уничтоженью.
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Хоть землю грыз от боли раненый,
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
Но стонами не выдал братьев,
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
Врождённой стойкости крестьянина
'''Волжская баллада''' (1945)
И в обмороке не утратив.
<spoiler>
 
<poem>
Его живым успели вынести.
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Час продышал он через силу.
Третий год ей земля горяча —
Хотя за речкой почва глинистей,
С той поры как солдатской дорогой войны
Там вырыли ему могилу.
Муж ушёл, сапогами стуча.
 
На четвёртом году прибывает пакет.
Когда, убитые потерею,
Почерк в нём незнаком и суров:
К нему сошлись мы на прощанье,
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Заговорила артиллерия
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
В две тысячи своих гортаней.
Председатель даёт подорожную ей.
 
То надеждой, то горем полна,
В часах задвигались колёсики.
На другую солдатку оставив детей,
Проснулись рычаги и шкивы.
Едет в город Саратов она.
К проделанной покойным просеке
А Саратов велик. От дверей до дверей
Шагнула армия прорыва.
Как найти в нём родные следы?
 
Много раненых братьев, отцов и мужей
Сраженье хлынуло в пробоину
На покое у волжской воды.
И выкатилось на равнину,
Наконец её доктор ведёт в тишине
Как входит море в край застроенный,
По тропинкам больничных ковров.
С разбега проломив плотину.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
 
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
Пехота шла вперёд маршрутами,
Нерастраченной нежности женской полна,
Как их располагал умерший.
И калеку Наталья ждала,
Поздней немногими минутами
Но того, что увидела, даже она
Противник дрогнул у Завершья.
Ни понять, ни узнать не могла.
 
Он хозяином был её дум и тревог,
Он оставлял снарядов штабели,
Запевалой, лихим кузнецом.
Котлы дымящегося супа,
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Всё, что обозные награбили,
С перекошенным, серым лицом?
Палатки, ящики и трупы.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
 
Повалившись в кровать головой,
Потом дорогою завещанной
В голос вдруг закричала, завыла она:
Прошло с победами всё войско.
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Края расширившейся трещины
Лишь в глазах у него два горячих луча.
У Криворожья и Пропойска.
Что он скажет — безрукий, немой!
 
И сурово Наталья глядит на врача:
Мы оттого теперь у Гомеля,
— Собирайте, он едет домой.
Что на поляне в полнолунье
Не узнать тебе друга былого, жена,
Своей души не экономили
Пусть как память живёт он в дому.
B пластунском деле накануне.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
 
Все втроём поклонитесь ему!
Жить и сгорать у всех в обычае,
Причитали соседки над женской судьбой,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Горевал её горем колхоз.
Когда ей к свету и величию
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
Своею жертвой путь прочертишь.
И никто не видал её слёз…
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
Только вдруг, словно годы назад,
Под окном раздаются мужские шаги,
Сапоги по ступенькам стучат.
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Как, склонившись в дверях головой,
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
С перевязанной правой рукой.
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Замечает чужие глаза в тишине
И другого на месте своём.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Но, как был он, в дорожной пыли,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Поклонился жене до земли.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Смелость''' (1941)<poem>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
Безымённые герои
<spoiler>
Осаждённых городов,
<poem>
Я вас в сердце сердца скрою,
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Ваша доблесть выше слов.
На смерть позвал смельчаков,
 
Первым из строя на два шага
В круглосуточном обстреле,
Вышел Сергей Кусков.
Слыша смерти перекат,
Последний танк в дыму вороном
Вы векам в глаза смотрели
От его руки запылал,
С пригородных баррикад.
И, выполнив долг,
 
Под вражьим огнём
Вы ложились на дороге
На землю Кусков упал.
И у взрытой колеи
Посмертно «Героем» его нарекли.
Спрашивали о подмоге
Но когда спустилась мгла,
И не слышно ль, где свои.
Женщина
 
                в пепле родной земли
А потом, жуя краюху,
Живым его нашла.
По истерзанным полям
От вражьего взгляда укрыла его
Шли вы, не теряя духа,
Густою лесною тьмой.
К обгорелым флигелям.
Прохладой летом лечила его,
Теплом лечила зимой.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Она зашептала:
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


Вы брались рукой умелой
Его ловили в густом бору
Не для лести и хвалы,
Два отборных полка.
А с холодным знаньем дела
Его повесили на миру
За ружейные стволы.
На площади городка.
 
Палач, довольный, спешит на ночлег.
И не только жажда мщенья,
Но граната летит из кустов.
Но спокойный глаз стрелка,
Смеётся поднявшийся человек:
Как картонные мишени,
«Я — Сергей Кусков».
Пробивал врагу бока.
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Между тем слепое что-то,
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
Опьяняя и кружа,
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
Увлекало вас к пролёту
'''Смерть сапёра''' (1943)
Из глухого блиндажа.
<spoiler>
<poem>
Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


Там в неистовстве наитья
Вот там она, и там, и тут она
Пела буря с двух сторон.
Везде, везде, до самой кручи.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Как паутиною опутана
Ты от пуль заворожён.
Вся проволкою колючей.


И тогда, чужие миру,
Он наших мыслей не подслушивал
Не причислены к живым,
И не заглядывал нам в душу.
Вы являлись к командиру
Он из конюшни вниз обрушивал
С предложеньем боевым.
Свой бешеный огонь по Зуше.


Вам казалось всё пустое!
Прожекторы, как ножки циркуля,
Лучше, выиграв, уйти,
Лучом вонзались в коновязи.
Чем бесславно сгнить в застое
Прямые попаданья фыркали
Или скиснуть взаперти.
Фонтанами земли и грязи.


Так рождался победитель:
Но чем обстрел дымил багровее,
Вас над пропастью голов
Тем равнодушнее к осколкам,
Подвиг уносил в обитель
В спокойствии и хладнокровии
Громовержцев и орлов.
Работали мы тихомолком.
</poem>
*
'''Победитель''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|3ep24UfzgTY|200|right|Видео (кликабельно) «Победитель», читает Виктор Апрыщенко}}
<poem>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и пёрли
И осень шагом испытаний шла?


Но правота была такой оградой,
Со мною были люди смелые.
Которой уступал любой доспех.
Я знал, что в проволочной чаще
Всё воплотила участь Ленинграда.
Проходы нужные проделаю
Стеной стоял он на глазах у всех.
Для битвы завтра предстоящей.


И вот пришло заветное мгновенье:
Вдруг одного сапёра ранило.
Он разорвал осадное кольцо.
Он отползал от вражьих линий,
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Привстал, и дух от боли заняло,
B восторге смотрит на его лицо.
И он упал в густой полыни.


Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Он приходил в себя урывками,
Как входит в цепь легенд его звено!
Осматривался на пригорке
Всё, что возможно на земле и небе,
И щупал место под нашивками
Им вынесено и совершено.
На почерневшей гимнастёрке.
</poem>
<br clear=all>


== '''Перов В.''' ==
И думал: глупость, оцарапали,
*
И он отвалит от Казани,
'''Благодарность фронтовая''' (1984 [http://www.rulit.me/books/samolet-uhodit-v-noch-read-378342-10.html])<poem>
К жене и детям вверх к Сарапулю,
Полка остатки, как громада,
И вновь и вновь терял сознанье.
Гранитно замерли в строю.
Кто здесь в строю, мы все из ада,
Мы и теперь ещё в бою…


…Нам спины ливень сёк свинцовый,
Всё в жизни может быть издержано,
Слепил глаза поток огня,
Изведаны все положенья,
Но самолет многопудовый
Следы любви самоотверженной
Покорно слушался меня.
Не подлежат уничтоженью.


И, нашей яростью повержен,
Хоть землю грыз от боли раненый,
Разжался танковый кулак!
Но стонами не выдал братьев,
Такой исход был неизбежен,
Врождённой стойкости крестьянина
Ведь бой неправый вёл наш враг…
И в обмороке не утратив.


…И командир, он сам из боя,
Его живым успели вынести.
Устало глядя на зарю,
Час продышал он через силу.
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,
Хотя за речкой почва глинистей,
За бой я всех — благодарю!»
Там вырыли ему могилу.


Да, благодарность фронтовая
Когда, убитые потерею,
Имеет золота отлив.
К нему сошлись мы на прощанье,
И пусть лишь в памяти живая,
Заговорила артиллерия
Одна — для мёртвых и живых.
В две тысячи своих гортаней.
 
В часах задвигались колёсики.
Проснулись рычаги и шкивы.
К проделанной покойным просеке
Шагнула армия прорыва.


Награды этой незаметной
Сраженье хлынуло в пробоину
Не поместишь с медалью в ряд,
И выкатилось на равнину,
Но блеск отваги беззаветной
Как входит море в край застроенный,
Все сорок лет хранит солдат!
С разбега проломив плотину.
</poem>


== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
Пехота шла вперёд маршрутами,
<!--[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]-->
Как их располагал умерший.
*
Поздней немногими минутами
'''Ветер с моря''' (1947)
Противник дрогнул у Завершья.
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1


Был приказ прорваться к Эльтигену
Он оставлял снарядов штабели,
днём
Котлы дымящегося супа,
сквозь строй немецкого заслона.
Всё, что обозные награбили,
Командир сказал, что повезло нам,
Палатки, ящики и трупы.
и поздравил нас.
 
Взбивая пену,
Потом дорогою завещанной
клокотало море.
Прошло с победами всё войско.
На причалах
Края расширившейся трещины
от наката волн качались сваи.
У Криворожья и Пропойска.
Командир сказал, что так бывает,
 
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Мы оттого теперь у Гомеля,
Шеи пушек вытянулись к югу,
Что на поляне в полнолунье
дрогнули,
Своей души не экономили
качнулись мачты косо —
B пластунском деле накануне.
это реверс выжали матросы,
 
и земля шарахнулась в испуге.
Жить и сгорать у всех в обычае,
В этот день на рейде не клялись мы,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
уходя, вещей не завещали.
Когда ей к свету и величию
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
Своею жертвой путь прочертишь.
И велел отправить наши письма.
</poem>
Он стоял, спокойный и угрюмый,
</spoiler>
молчаливый и широкоспинный,
'''Смелость''' (1941)
слушая, как напевает трюмный
<spoiler>
песню про влюблённую рябину.
<poem>
Что он думал?
Безымённые герои
Думал ли о бое,
Осаждённых городов,
что придёт в горячечном ознобе,
Я вас в сердце сердца скрою,
впившись в борт десятками пробоин,
Ваша доблесть выше слов.
в пятнах крови на матросской робе,
 
или, может, видел над собою
В круглосуточном обстреле,
только небо, небо голубое?
Слыша смерти перекат,
Что хотел он?
Вы векам в глаза смотрели
На одном моторе
С пригородных баррикад.
мирно,
 
не рискуя головою,
Вы ложились на дороге
проскочить, не встретив немцев в море,
И у взрытой колеи
потому что море — штормовое?
Спрашивали о подмоге
Или, может, он мечтал у порта
И не слышно ль, где свои.
вдруг увидеть их,
 
чтоб тотчас, с ходу,
А потом, жуя краюху,
стать «гостеприимным» мореходом
По истерзанным полям
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
Шли вы, не теряя духа,
так чтоб флаги с чёрными крестами
К обгорелым флигелям.
падали,
 
линяя под винтами?
Вы брались рукой умелой
…Он был ранен после первых вспышек.
Не для лести и хвалы,
Медленно
А с холодным знаньем дела
по мокрому реглану
За ружейные стволы.
кровь стекала под ноги.
 
Я слышал,
И не только жажда мщенья,
как он приказал:
Но спокойный глаз стрелка,
«Идти тараном!
Как картонные мишени,
По разрывам,
Пробивал врагу бока.
в лоб,
 
врезаясь строем!»
Между тем слепое что-то,
…Немцев было восемь.
Опьяняя и кружа,
Наших — трое.
Увлекало вас к пролёту
Немцы шли на малом.
Из глухого блиндажа.
Мы — на полном.
 
Немцы шли за ветром.
Там в неистовстве наитья
Мы — сквозь волны.
Пела буря с двух сторон.
С ними был их бог.
Ветер вам свистел в прикрытье:
А с нами — сила.
Ты от пуль заворожён.
Он им не помог.
 
А нас носила
И тогда, чужие миру,
Яростная злоба над волнами.
Не причислены к живым,
С немцами был бог.
Вы являлись к командиру
А море — с нами.
С предложеньем боевым.
…Море с нами, — значит, каждым валом
 
нас волна собою прикрывала
Вам казалось всё пустое!
и несла на гребень против ветра.
Лучше, выиграв, уйти,
Ближе,
Чем бесславно сгнить в застое
ближе,
Или скиснуть взаперти.
ближе.
 
С каждым метром
Так рождался победитель:
чаще всплески вражеской картечи.
Вас над пропастью голов
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Подвиг уносил в обитель
и на пушках запекалась краска…
Громовержцев и орлов.
Я не слышал, как по серым каскам
</poem>
звякали визжащие осколки,
</spoiler>
но зато я видел, как умолкли
'''Победитель''' (1944)
пушки на беструбой барже рядом,
<spoiler>
как она, подбитая снарядом,
<poem>
медленно вползала в чёрный выем.
Вы помните ещё ту сухость в горле,
— Море вам оплатит штормовые! —
Когда, бряцая голой силой зла,
Выстрел!
Навстречу нам горланили и пёрли
И куски брони летят, как вата.
И осень шагом испытаний шла?
Выстрел!
 
И, качнувшись угловато,
Но правота была такой оградой,
переломлен надвое по мостик,
Которой уступал любой доспех.
головной отправлен рыбам в гости.
Всё воплотила участь Ленинграда.
…Немцы отвернули в полумиле.
Стеной стоял он на глазах у всех.
Немцев подвели плохие нервы.
 
Мы не гнались…
И вот пришло заветное мгновенье:
Мы похоронили
Он разорвал осадное кольцо.
катер № 81-й.
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Сняли флаг
B восторге смотрит на его лицо.
и вынесли из рубки
 
лоцию…
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
А море штормовало,
Как входит в цепь легенд его звено!
Командир сказал:
Всё, что возможно на земле и небе,
«Устали руки!» —
Им вынесено и совершено.
и, едва добравшись до штурвала,
</poem>
на компас взглянул он:
</spoiler>
«Порт на румбе!» —
<br clear=all>
и упал
[[#вернуться к содержанию||^|]]
на мостике
у тумбы.


2
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
'''Ветер с моря''' (1947)
<spoiler>
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1


Как запомнить свет звезды падучей,
Был приказ прорваться к Эльтигену
как отыщешь, где она упала?
днём
На Тамани,
сквозь строй немецкого заслона.
у высокой кручи,
Командир сказал, что повезло нам,
у подножья пенистого вала,
и поздравил нас.
всем ветрам распахнута навстречу,
Взбивая пену,
с давних пор стоит одна лачуга.
клокотало море.
Там три дня подряд горели свечи,
На причалах
там три дня подряд у тела друга
от наката волн качались сваи.
собирались хмурые матросы.
Командир сказал, что так бывает, —
Стыли волны па причальных сваях.
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
На манильских несмоленых тросах
Шеи пушек вытянулись к югу,
провисала койка подвесная.
дрогнули,
А на жёсткой флотской парусине
качнулись мачты косо —
он лежал,
это реверс выжали матросы,
сурово сдвинув брови,
и земля шарахнулась в испуге.
в орденах,
В этот день на рейде не клялись мы,
в морском мундире синем.
уходя, вещей не завещали.
Замирало море в изголовье,
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
а у ног — гвардейцы…
И велел отправить наши письма.
Я заметил,
Он стоял, спокойный и угрюмый,
как качнулась тень на смуглых лицах.
молчаливый и широкоспинный,
Мы молчали.
слушая, как напевает трюмный
Мы пришли проститься
песню про влюблённую рябину.
молча, перед самым боем.
Что он думал?
Ветер!
Думал ли о бое,
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
что придёт в горячечном ознобе,
тросами поскрипывая глухо.
впившись в борт десятками пробоин,
И качнулась койка в полусвете,
в пятнах крови на матросской робе,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
или, может, видел над собою
как всегда,
только небо, небо голубое?
в свой дальний путь обычный,
Что хотел он?
только что уснувший после боя.
На одном моторе
И закрыл плечами свечи мичман,
мирно,
чтобы свет его не беспокоил,
не рискуя головою,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
проскочить, не встретив немцев в море,
— Жил, качаясь на волне,
потому что море — штормовое?
и, на волне
Или, может, он мечтал у порта
качаясь,
вдруг увидеть их,
ты ушёл в последний рейс.
чтоб тотчас, с ходу,
Мне тоже,
стать «гостеприимным» мореходом
если только смерти, —
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
то такой же. —
так чтоб флаги с чёрными крестами
Мы надели мичманки.
падали,
И руки
линяя под винтами?
потянулись к козырькам.
…Он был ранен после первых вспышек.
Сирена
Медленно
извещала нас, что поднят «буки» —
по мокрому реглану
флаг о выходе туда,
кровь стекала под ноги.
где пена,
Я слышал,
закружившись в гибельном узоре,
как он приказал:
тонет в белой глубине буруна.
«Идти тараном!
…Немцы были у Камыш-Буруна.
По разрывам,
Их маяк сигналил:
в лоб,
«Ветер с моря!»  
врезаясь строем!»
</poem>
…Немцев было восемь.
'''Июньские дни Нахимова'''
Наших — трое.
<poem>
Немцы шли на малом.
       1. Возвращение
Мы — на полном.
 
Немцы шли за ветром.
Когда в одной ладони —
Мы — сквозь волны.
все дороги.
С ними был их бог.
И встать на холм —
А с нами — сила.
как дёрнуть за кольцо.
Он им не помог.
И ни моря не властны
А нас носила
и ни боги.
Яростная злоба над волнами.
И лица всех сошлись в одно лицо.
С немцами был бог.
Когда послушней конь,
А море — с нами.
острее зренье
…Море с нами, — значит, каждым валом
и ни себя не жалко,
нас волна собою прикрывала
ни коня.
и несла на гребень против ветра.
Когда, освобождённый,
Ближе,
отстраненьем
ближе,
возвысишься
ближе.
над суетностью дня…
С каждым метром
Как горячит
чаще всплески вражеской картечи.
и как пьянит опасность.
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Но, все свои сомненья погребя,
и на пушках запекалась краска…
ты знаешь,
Я не слышал, как по серым каскам
что живёшь не для себя.
звякали визжащие осколки,
И в этом суть,
но зато я видел, как умолкли
и правота,
пушки на беструбой барже рядом,
и ясность.
как она, подбитая снарядом,
...................................................
медленно вползала в чёрный выем.
...................................................
— Море вам оплатит штормовые! —
Три ниши
Выстрел!
во Владимирском соборе.
И куски брони летят, как вата.
Три места в склепе.
Выстрел!
Трое лечь могли
И, качнувшись угловато,
под куполом с крестом,
переломлен надвое по мостик,
над городом,
головной отправлен рыбам в гости.
что всех других дороже.
…Немцы отвернули в полумиле.
Был первым —
Немцев подвели плохие нервы.
Лазарев.
Мы не гнались…
Он — первый адмирал —
Мы похоронили
лёг в склепе первым.
катер № 81-й.
— Берегу
Сняли флаг
второе место для себя, —
и вынесли из рубки
сказал Нахимов.
лоцию…
Но смерть всевластна.
А море штормовало,
Подданных своих
Командир сказал:
смерть убирает
«Устали руки!» —
по своим контрактам.
и, едва добравшись до штурвала,
Она — вершительница
на компас взглянул он:
судеб всех.
«Порт на румбе!» —
Одна она ли только?!
и упал
И стал вторым Корнилов.
на мостике
Он, кажется мне тоже,
у тумбы.
что-то знал.
 
Он загодя оставил завещанье,
2
ранним утром,
 
часов примерно в семь,
Как запомнить свет звезды падучей,
часы отправил сыну золотые.
как отыщешь, где она упала?
А в полдень
На Тамани,
принял смерть на бастионе.
у высокой кручи,
Не прячась от неё,
у подножья пенистого вала,
не хоронясь,
всем ветрам распахнута навстречу,
с холодною улыбкой
с давних пор стоит одна лачуга.
обреченья…
Там три дня подряд горели свечи,
— Держу я третье место
там три дня подряд у тела друга
для себя, — сказал Нахимов.
собирались хмурые матросы.
Он ослаб от горя
Стыли волны па причальных сваях.
и не стыдился слёз.
На манильских несмоленых тросах
Был третьим
провисала койка подвесная.
адмирал Истомин.
А на жёсткой флотской парусине
Опять Малахов,
он лежал,
тот же бастион,
сурово сдвинув брови,
люнет камчатский,
в орденах,
тот же вызов жизни.
в морском мундире синем.
— Что хорониться,
Замирало море в изголовье,
смерть своё возьмёт, —
а у ног — гвардейцы…
сказал Нахимов, —
Я заметил,
лягу…
как качнулась тень на смуглых лицах.
в ногах товарищей.
Мы молчали.
 
Мы пришли проститься
      2. Предчувствие
молча, перед самым боем.
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
Ветер!
 
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
А он с коня в штыки —
тросами поскрипывая глухо.
и нет
И качнулась койка в полусвете,
ни неба,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
ни земли,
как всегда,
ни адмиральских эполет.
в свой дальний путь обычный,
Лишь хруст костей
только что уснувший после боя.
да красный след,
И закрыл плечами свечи мичман,
когда кричат:
чтобы свет его не беспокоил,
— Коли! —
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
А он не думал ни о чём,
— Жил, качаясь на волне,
пришёл ли нет черёд.
и, на волне
Не взвешивал,
качаясь,
а предпочёл
ты ушёл в последний рейс.
толкнуть тарутинцев плечом
Мне тоже,
и с саблею —
если только смерти, —
вперёд.
то такой же. —
А ковыли давно в крови.
Мы надели мичманки.
А бог — приди
И руки
и лик яви
потянулись к козырькам.
в малиновом дыму.
Сирена
И нет ни неба,
извещала нас, что поднят «буки» —
ни земли,
флаг о выходе туда,
лишь хруст костей
где пена,
да крик:
закружившись в гибельном узоре,
— Коли! —
тонет в белой глубине буруна.
Пощады — никому.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»  
</poem>
</spoiler>
'''Июньские дни Нахимова'''
<spoiler>
<poem>
       1. Возвращение


Накануне сражения
Когда в одной ладони —
явился к Нахимову
все дороги.
Данненберг.
И встать на холм —
— Извините, — сказал он, —
как дёрнуть за кольцо.
я ещё не был с визитом
И ни моря не властны
у вас.
и ни боги.
— Помилуйте,
И лица всех сошлись в одно лицо.
ваше высочество,
Когда послушней конь,
лучше б
острее зренье
Сапун-горе
и ни себя не жалко,
сделали вы визит…
ни коня.
..............................................
Когда, освобождённый,
..............................................
отстраненьем
Итак, другого не дано:
возвысишься
пусть всё летит вверх дном.
над суетностью дня…
Земля виднее
Как горячит
под конём,
и как пьянит опасность.
трава теплее
Но, все свои сомненья погребя,
под огнём,
ты знаешь,
нет выхода так вверх килём.
что живёшь не для себя.
А город…
И в этом суть,
Если суждено.
и правота,
Но… только не при нём.
и ясность.
Скатилась по небу звезда,
...................................................
двух душ сближала даль.
...................................................
 
Три ниши
Уберегли его тогда,
во Владимирском соборе.
и отодвинулась беда.
Три места в склепе.
Надолго ли?!
Трое лечь могли
Едва ль…
под куполом с крестом,
Близ Малахова кургана
над городом,
солдат, умирая,
что всех других дороже.
остановил верхового:
Был первым
— Я не помощи прошу,
Лазарев.
ваше благородие,
Он — первый адмирал —
я спросить у вас хочу,
лёг в склепе первым.
верховой склонился
— Берегу
в стременах, —
второе место для себя,
адмирал Нахимов
сказал Нахимов.
не убит?
Но смерть всевластна.
— Нет.
Подданных своих
Слава богу!
смерть убирает
И солдат, перекрестившись,
по своим контрактам.
умер…
Она — вершительница
 
судеб всех.
       3. Смерть
Одна она ли только?!
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
И стал вторым Корнилов.
Он, кажется мне тоже,
что-то знал.
Он загодя оставил завещанье,
ранним утром,
часов примерно в семь,
часы отправил сыну золотые.
А в полдень
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
Держу я третье место
для себя, сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
Что хорониться,
смерть своё возьмёт,
сказал Нахимов,
лягу…
в ногах товарищей.
 
       2. Предчувствие
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''


В шесть часов пополудни,
А он с коня в штыки —
вернее, чуть раньше шести,
и нет
на исходе июня,
ни неба,
во вторник,
ни земли,
дня двадцать восьмого,
ни адмиральских эполет.
двое: Павел Нахимов
Лишь хруст костей
и флаг-офицер Колтовской,
да красный след,
благодушно беседуя
когда кричат:
ехали к Керну
— Коли! —
верхами.
А он не думал ни о чём,
День клонился к закату,
пришёл ли нет черёд.
акация властно цвела.
Не взвешивал,
Сладковато и властно.
а предпочёл
Нахимов сказал:
толкнуть тарутинцев плечом
— Дело божье.
и с саблею —
Бог даёт,
вперёд.
бог берёт…
А ковыли давно в крови.
Храбрость — суть
А бог — приди
постоянство усилий.
и лик яви
Смерть преследовать нужно,
в малиновом дыму.
чтоб душу от страха спасти.
И нет ни неба,
То, что мы молодцы, хорошо.
ни земли,
И для нас,
лишь хруст костей
и, пожалуй, для многих.
да крик:
Коли!
Пощады — никому.


В шесть часов пополудни,
Накануне сражения
вернее, чуть раньше шести,
явился к Нахимову
на исходе июня,
Данненберг.
во вторник,
Извините, сказал он,
дня двадцать восьмого,
я ещё не был с визитом
обойдя батарею,
у вас.
он вышел к вершине холма
Помилуйте,
и спросил у сигнальщика:
ваше высочество,
Сколько нас?
лучше б
На суток на четверо…хватит…
Сапун-горе
Рядом шлёпнулась пуля,
сделали вы визит…
с шипеньем уткнувшись в мешок.
..............................................
Он стоял,
..............................................
возвышаясь по грудь
Итак, другого не дано:
над банкетом.
пусть всё летит вверх дном.
Снова пуля…
Земля виднее
Прицельно стреляют,
под конём,
сказал.
трава теплее
Керн был бледен.
под огнём,
Нахимов
нет выхода — так вверх килём.
за подзорной трубой потянулся.
А город…
.............................................
Если суждено.
— Внизу идёт богослужение
Но… только не при нём.
в честь завтрашнего праздника
Скатилась по небу звезда,
святых Петра и Павла.
двух душ сближала даль.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.


В шесть часов пополудни
Уберегли его тогда,
тайна смерти близка…
и отодвинулась беда.
И разгадкою жизни
Надолго ли?!
хлещет кровь из виска.
Едва ль…
............................................
Близ Малахова кургана
............................................
солдат, умирая,
Когда часы надежды истекли
остановил верхового:
его по Аполлоновой горе
— Я не помощи прошу,
до бухты
ваше благородие,
донесли товарищи
я спросить у вас хочу,
и положили в шлюпку.
верховой склонился
Буксировали баркасами
в стременах,
и встретили на Графской,
— адмирал Нахимов
как живого,
не убит?
взяв вёсла на валек.
— Нет.
Потом, неспешно,
— Слава богу! —
двинулись домой.
И солдат, перекрестившись,
Из окон дома
умер…
было слышно,
 
как полковая музыка играла.
      3. Смерть
…Гроб его
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий — кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».


В почётном карауле стояли —
В шесть часов пополудни,
семнадцать в ряд.
вернее, чуть раньше шести,
«Полный ход»
на исходе июня,
сыграли барабанщики.
во вторник,
Колокола —
дня двадцать восьмого,
один, потом другой —
двое: Павел Нахимов
звонили с Корабельной.
и флаг-офицер Колтовской,
Четырнадцать священников
благодушно беседуя
служили панихиду.
ехали к Керну
Приспустили флаги
верхами.
на кораблях.
День клонился к закату,
Весь Севастополь
акация властно цвела.
проводил Нахимова
Сладковато и властно.
в последний путь
Нахимов сказал:
до склепа,
— Дело божье.
во Владимирскую церковь.
Бог даёт,
Там его
бог берёт…
три адмирала ждали.
Храбрость — суть
Его учитель
постоянство усилий.
Лазарев,
Смерть преследовать нужно,
Корнилов
чтоб душу от страха спасти.
и Истомин.
То, что мы молодцы, — хорошо.
Он сам хотел
И для нас,
лечь у друзей
и, пожалуй, для многих.
в ногах…
</poem>
<br clear=all>


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
В шесть часов пополудни,
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
вернее, чуть раньше шести,
*
на исходе июня,
'''Война''' (1821)<poem>
во вторник,
Война! Подъяты наконец,
дня двадцать восьмого,
Шумят знамёна бранной чести!
обойдя батарею,
Увижу кровь, увижу праздник мести;
он вышел к вершине холма
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
и спросил у сигнальщика:
И сколько сильных впечатлений
— Сколько нас?
Для жаждущей души моей!
— На суток на четверо… хватит… —
Стремленье бурных ополчений,
Рядом шлёпнулась пуля,
Тревоги стана, звук мечей,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
И в роковом огне сражений
Он стоял,
Паденье ратных и вождей!
возвышаясь по грудь
Предметы гордых песнопений
над банкетом.
Разбудят мой уснувший гений!
Снова пуля…
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
— Прицельно стреляют,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
сказал.
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
Керн был бледен.
И смерти грозной ожиданье.
Нахимов
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
за подзорной трубой потянулся.
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
.............................................
Венок ли мне двойной достанется на часть,
— Внизу идёт богослужение
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
в честь завтрашнего праздника
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
святых Петра и Павла.
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Не желаете послушать?
Воспоминание и брата и друзей,
спросил Керн.
И мыслей творческих напрасное волненье,
— Никого не задерживаю-с…
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
.............................................
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
На исходе июня,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
ах, какая тоска,
Я таю, жертва злой отравы:
он нашёл свою пулю,
Покой бежит меня, нет власти над собой,
так как пулю искал.
И тягостная лень душою овладела…
 
Что ж медлит ужас боевой?
В шесть часов пополудни
Что ж битва первая ещё не закипела?
тайна смерти близка…
</poem>
И разгадкою жизни
*
хлещет кровь из виска.
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
............................................
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
............................................
От первых лет поклонник бранной славы,
Когда часы надежды истекли
Люблю войны кровавые забавы,
его по Аполлоновой горе
И смерти мысль мила душе моей.
до бухты
Во цвете лет свободы верный воин,
донесли товарищи
Перед собой кто смерти не видал,
и положили в шлюпку.
Тот полного веселья не вкушал
Буксировали баркасами
И милых жён лобзаний не достоин.</poem>
и встретили на Графской,
*
как живого,
'''Анчар''' (1828)
взяв вёсла на валёк.
{{#ev:youtubeimg|l2qJZCxXOEk|200|right|Видео (кликабельно) «Анчар»}}
Потом, неспешно,
<poem>
двинулись домой.
В пустыне чахлой и скупой,
Из окон дома
На почве, зноем раскалённой,
было слышно,
Анчар, как грозный часовой,
как полковая музыка играла.
Стоит — один во всей вселенной.
…Гроб его
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий — кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».


Природа жаждущих степей
В почётном карауле стояли —
Его в день гнева породила
семнадцать в ряд.
И зелень мёртвую ветвей
«Полный ход»
И корни ядом напоила.
сыграли барабанщики.
Колокола —
один, потом другой —
звонили с Корабельной.
Четырнадцать священников
служили панихиду.
Приспустили флаги
на кораблях.
Весь Севастополь
проводил Нахимова
в последний путь
до склепа,
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Яд каплет сквозь его кору,
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
К полудню растопясь от зною,
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
И застывает ввечеру
'''Война''' (1821)
Густой прозрачною смолою.
<spoiler>
 
<poem>
К нёму и птица не летит
Война! Подъяты наконец,
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
Шумят знамёна бранной чести!
На древо смерти набежит
Увижу кровь, увижу праздник мести;
И мчится прочь, уже тлетворный.
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
 
И сколько сильных впечатлений
И если туча оросит,
Для жаждущей души моей!
Блуждая, лист его дремучий,
Стремленье бурных ополчений,
С его ветвей, уж ядовит,
Тревоги стана, звук мечей,
Стекает дождь в песок горючий.
И в роковом огне сражений
 
Паденье ратных и вождей!
Но человека человек
Предметы гордых песнопений
Послал к анчару властным взглядом:
Разбудят мой уснувший гений! —
И тот послушно в путь потёк
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
И к утру возвратился с ядом.
Огни врагов, их чуждое взыванье,
 
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
Принёс он смертную смолу
И смерти грозной ожиданье.
Да ветвь с увядшими листами,
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
И пот по бледному челу
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
Струился хладными ручьями;
Венок ли мне двойной достанется на часть,
 
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
Принёс — и ослабел и лёг
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
Под сводом шалаша на лыки,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
И умер бедный раб у ног
Воспоминание и брата и друзей,
Непобедимого владыки.
И мыслей творческих напрасное волненье,
 
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
А князь тем ядом напитал
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Свои послушливые стрелы
Ничто не заглушит моих привычных дум?
И с ними гибель разослал
Я таю, жертва злой отравы:
К соседям в чуждые пределы.
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
 
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
<spoiler>
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
*
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
{{#ev:youtubeimg|DDNLYM6ROIg|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой…»}}
<poem>
<poem>
На Земле
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
    безжалостно маленькой
От первых лет поклонник бранной славы,
жил да был человек маленький.
Люблю войны кровавые забавы,
У него была служба маленькая.
И смерти мысль мила душе моей.
И маленький очень портфель.
Во цвете лет свободы верный воин,
Получал он зарплату маленькую…
Перед собой кто смерти не видал,
И однажды —
Тот полного веселья не вкушал
прекрасным утром —
И милых жён лобзаний не достоин.
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.
 
…А когда он упал —
              некрасиво, неправильно,
в атакующем крике вывернув рот,
то на всей земле
            не хватило мрамора,
чтобы вырубить парня
в полный рост!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Баллада о красках''' (1972)
'''Анчар''' (1828)  
{{#ev:youtubeimg|343AKjFYZG8|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о красках», поют Диана Анкудинова и Мая Егорова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Был он рыжим,
В пустыне чахлой и скупой,
как из рыжиков рагу.
На почве, зноем раскалённой,
Рыжим,
Анчар, как грозный часовой,
словно апельсины на снегу.
Стоит — один во всей вселенной.
Мать шутила,
 
мать весёлою была:
Природа жаждущих степей
«Я от солнышка сыночка родила…»
Его в день гнева породила
А другой был чёрным-чёрным у неё.
И зелень мёртвую ветвей
Чёрным,
И корни ядом напоила.
будто обгоревшее смолье.
 
Хохотала над расспросами она,
Яд каплет сквозь его кору,
говорила:
К полудню растопясь от зною,
«Слишком ночь была черна!.
И застывает ввечеру
В сорок первом,
Густой прозрачною смолою.
в сорок памятном году
 
прокричали репродукторы беду.
К нёму и птица не летит
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
поклонились маме в пояс.
На древо смерти набежит
И ушли.
И мчится прочь, уже тлетворный.
Довелось в бою почуять молодым
 
рыжий бешеный огонь
И если туча оросит,
и чёрный дым,
Блуждая, лист его дремучий,
злую зелень застоявшихся полей,
С его ветвей, уж ядовит,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Стекает дождь в песок горючий.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
воевали до победы.
Мать ждала.
Не гневила,
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Но человека человек
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Послал к анчару властным взглядом:
*
И тот послушно в путь потёк
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
И к утру возвратился с ядом.
{{#ev:youtubeimg|ZIt2MgXHH2w|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.


Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Принёс он смертную смолу
Меж нами
Да ветвь с увядшими листами,
    вот этак —
И пот по бледному челу
                ров.
Струился хладными ручьями;
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Нет! Об этом нельзя словами…
Принёс — и ослабел и лёг
Тут надо рычать! Рыдать!
Под сводом шалаша на лыки,
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
И умер бедный раб у ног
Заржавленной, как руда.
Непобедимого владыки.


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
А князь тем ядом напитал
Может быть, партизаны? Нет.
Свои послушливые стрелы
Вот лежит лопоухий Колька
И с ними гибель разослал
Ему одиннадцать лет.
К соседям в чуждые пределы.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года,
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
помните!


Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Не плачьте!
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
В горле
Ближние станции, ближние села —
    сдержите стоны,
Все заложников выслали в ров.
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Хлебом и песней,
У каждого жест. Удивительно свой!
Мечтой и стихами,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
жизнью
С которым смерть принимал живой,
    просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Люди!
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Покуда сердца
В каком бы их ни свалило виде —
          стучатся,
Глазами, оскалом, шеей, плечами
помните!
Они пререкаются с палачами,
Какою
Они восклицают: «Не победишь!»
ценой
завоевано счастье,
пожалуйста,
    помните!


Парень. Он совсем налегке.
Песню свою
Грудь распахнута из протеста.
        отправляя в полёт,
Одна нога в худом сапоге,
помните!
Другая сияет лаком протеза.
О тех,
Лёгкий снежок валит и валит…
кто уже никогда
Грудь распахнул молодой инвалид.
          не споёт,
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
помните!
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Бабка. Эта погибла стоя,
Детям своим
Встала из трупов и так умерла.
          расскажите о них,
Лицо её, славное и простое,
чтоб
Чёрная судорога свела.
запомнили!
Ветер колышет её отрепье…
Детям
В левой орбите застыл сургуч,
    детей
Но правое око глубоко в небе
расскажите о них,
Между разрывами туч.
чтобы тоже
И в этом упреке Деве Пречистой
запомнили!
Рушенье веры десятков лет:
Во все времена
«Коли на свете живут фашисты,
      бессмертной
Стало быть, бога нет».
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли,
о погибших
помните!


Рядом истерзанная еврейка.
Встречайте
При ней ребенок. Совсем как во сне.
          трепетную весну,
С какой заботой детская шейка
люди Земли.
Повязана маминым серым кашне…
Убейте
Матери сердцу не изменили:
    войну,
Идя на расстрел, под пулю идя,
прокляните
За час, за полчаса до могилы
войну,
Мать от простуды спасала дитя.
люди Земли!
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Как страшно об этом писать. Как жутко.
Мечту пронесите
Но надо. Надо! Пиши!
          через года
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
и жизнью
Ты вымерил низость фашистской души,
наполните!..
Ты осознал во всей её фальши
Но о тех,
«Сентиментальность» пруссацких грез,
кто уже не придёт
Так пусть же
              никогда,
          сквозь их
заклинаю, —
                  голубые
помните!
                        вальсы
</poem>
Торчит материнская эта горсть.
</spoiler>
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
<spoiler>
<poem>
На Земле
    безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
…А когда он упал —
Ты за руку их поймал — уличи!
              некрасиво, неправильно,
Ты видишь, как пулею бронебойной
в атакующем крике вывернув рот,
Дробили нас палачи,
то на всей земле
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
            не хватило мрамора,
Пусть зарыдает природа сама,
чтобы вырубить парня
Если
в полный рост!
    всё это
</poem>
          сам ты
</spoiler>
                видел
'''Баллада о красках''' (1972)
И не сошёл с ума.
<spoiler>
 
<poem>
Но молча стою я над страшной могилой.
Был он рыжим,
Что слова? Истлели слова.
как из рыжиков рагу.
Было время — писал я о милой,
Рыжим,
О щёлканье соловья.
словно апельсины на снегу.
 
Мать шутила,
Казалось бы, что в этой теме такого?
мать весёлою была:
Правда? А между тем
«Я от солнышка сыночка родила…»
Попробуй найти настоящее слово
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Даже для этих тем.
Чёрным,
 
будто обгоревшее смольё.
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Хохотала над расспросами она,
Но строчки… глуше варёных вязиг.
говорила:
Нет, товарищи: этой муки
«Слишком ночь была черна!..»
Не выразит язык.
В сорок первом,
 
в сорок памятном году
Он слишком привычен, поэтому бледен.
прокричали репродукторы беду.
Слишком изящен, поэтому скуп,
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
К неумолимой грамматике сведён
поклонились маме в пояс.
Каждый крик, слетающий с губ.
И ушли.
 
Довелось в бою почуять молодым
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
рыжий бешеный огонь
Из всех племён от древка до древка
и чёрный дым,
И взять от каждого всё человечье,
злую зелень застоявшихся полей,
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Оба сына, оба-двое, два крыла,
Эхо нашествий, погромов, резни…
воевали до победы.
Не это ль
Мать ждала.
      наречье
Не гневила,
            муки бездонной
не кляла она судьбу.
    Словам искомым сродни?
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но есть у нас и такая речь,
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Которая всяких слов горячее:
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Врагов осыпает проклятьем картечь.
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Глаголом пророков гремят батареи.
<spoiler>
Вы слышите трубы на рубежах?
<poem>
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Можно не слушать народных сказаний,
Бегут! Но некуда им убежать
Не верить газетным столбцам,
От вашей кровавой могилы.
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.
 
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Меж нами
    вот этак —
                ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Нет! Об этом нельзя словами…
Травою взойдите у этих высот.
Тут надо рычать! Рыдать!
Кто вас увидел, отныне навеки
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Все ваши раны в душе унесёт.
Заржавленной, как руда.


Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Семь тысяч трупов.
Может быть, партизаны? Нет.
              Семиты… Славяне…
Вот лежит лопоухий Колька —
Да! Об этом нельзя словами.
Ему одиннадцать лет.
Огнём! Только огнём!
</poem>
<br clear=all>


== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
*
Ближние станции, ближние сёла —
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
Все заложников выслали в ров.
{{#ev:youtubeimg|3SOqSnXfc5Q|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
 
<poem>
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Если дорог тебе твой дом,
У каждого жест. Удивительно свой!
Где ты русским выкормлен был,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Под бревенчатым потолком,
С которым смерть принимал живой,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


Если мил тебе бедный сад
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
И под липой сто лет назад
В каком бы их ни свалило виде —
В землю вкопанный дедом стол;
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Если ты не хочешь, чтоб пол
Они пререкаются с палачами,
В твоём доме фашист топтал,
Они восклицают: «Не победишь!»
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…


Если мать тебе дорога —
Парень. Он совсем налегке.
Тебя выкормившая грудь,
Грудь распахнута из протеста.
Где давно уже нет молока,
Одна нога в худом сапоге,
Только можно щекой прильнуть;
Другая сияет лаком протеза.
Если вынести нету сил,
Лёгкий снежок валит и валит…
Чтоб фашист, к ней постоем став,
Грудь распахнул молодой инвалид.
По щекам морщинистым бил,
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Косы на руку намотав;
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Чтобы те же руки её,
Но часовым над лежбищем смерти
Что несли тебя в колыбель,
Торчит воткнутый в землю костыль.
Мыли гаду его белье
И ярость мёртвого не застыла:
И стелили ему постель…
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Если ты отца не забыл,
Бабка. Эта погибла стоя,
Что качал тебя на руках,
Встала из трупов и так умерла.
Что хорошим солдатом был
Лицо её, славное и простое,
И пропал в карпатских снегах,
Чёрная судорога свела.
Что погиб за Волгу, за Дон,
Ветер колышет её отрепье…
За отчизны твоей судьбу;
В левой орбите застыл сургуч,
Если ты не хочешь, чтоб он
Но правое око глубоко в небе
Перевёртывался в гробу,
Между разрывами туч.
Чтоб солдатский портрет в крестах
И в этом упрёке Деве Пречистой
Взял фашист и на пол сорвал
Рушенье веры десятков лет:
И у матери на глазах
«Коли на свете живут фашисты,
На лицо ему наступал…
Стало быть, бога нет».


Если ты не хочешь отдать
Рядом истерзанная еврейка.
Ту, с которой вдвоём ходил,
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
Ту, что долго поцеловать
С какой заботой детская шейка
Ты не смел,так её любил,—
Повязана маминым серым кашне…
Чтоб фашисты её живьём
Матери сердцу не изменили:
Взяли силой, зажав в углу,
Идя на расстрел, под пулю идя,
И распяли её втроём,
За час, за полчаса до могилы
Обнаженную, на полу;
Мать от простуды спасала дитя.
Чтоб досталось трём этим псам
Но даже и смерть для них не разлука:
В стонах, в ненависти, в крови
Невластны теперь над ними враги
Всё, что свято берёг ты сам
И рыжая струйка
Всею силой мужской любви…
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Если ты фашисту с ружьём
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Не желаешь навек отдать
Но надо. Надо! Пиши!
Дом, где жил ты, жену и мать,
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Всё, что родиной мы зовем,—
Ты вымерил низость фашистской души,
Знай: никто её не спасет,
Ты осознал во всей её фальши
Если ты её не спасешь;
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Знай: никто его не убьет,
Так пусть же
Если ты его не убьешь.
          сквозь их
И пока его не убил,
                  голубые
Ты молчи о своей любви,
                        вальсы
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Торчит материнская эта горсть.
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
А не ты на земле лежал,
Ты за руку их поймал — уличи!
Не в твоём дому чтобы стон,
Ты видишь, как пулею бронебойной
А в его по мертвым стоял.
Дробили нас палачи,
Так хотел он, его вина,—
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть горит его дом, а не твой,
Пусть зарыдает природа сама,
И пускай не твоя жена,
Если
А его пусть будет вдовой.
    всё это
Пусть исплачется не твоя,
          сам ты
А его родившая мать,
                видел
Не твоя, а его семья
И не сошёл с ума.
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!</poem>
*
'''Жди меня''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|tphScJBD8Ns|200|right|Видео (кликабельно) «Жди меня», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,  
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,  
Жди, когда снега метут,  
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


Жди меня, и я вернусь,
Но молча стою я над страшной могилой.
Не желай добра
Что слова? Истлели слова.
Всем, кто знает наизусть,
Было время — писал я о милой,
Что забыть пора.  
О щёлканье соловья.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,  
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.  


Жди меня, и я вернусь,
Казалось бы, что в этой теме такого?
Всем смертям назло.
Правда? А между тем
Кто не ждал меня, тот пусть
Попробуй найти настоящее слово
Скажет: — Повезло.
Даже для этих тем.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,  
Как никто другой.</poem>
*
'''Танк''' (1939)<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Но под рукою не было врача,
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
И он привстал, от хромоты страдая,
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Разбитое железо волоча,
Нет, товарищи: этой муки
На раненую ногу припадая.
Не выразит язык.


Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Кругами полз по собственному следу
Слишком изящен, поэтому скуп,
И рухнул, обессилевший от ран,
К неумолимой грамматике сведён
Купив пехоте трудную победу.
Каждый крик, слетающий с губ.


Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Пришли ещё дымящиеся танки
Из всех племён от древка до древка
И сообща решили в глубь земли
И взять от каждого всё человечье,
Зарыть его железные останки.
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?


Он словно не закапывать просил,
Но есть у нас и такая речь,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Которая всяких слов горячее:
Он упирался, он что было сил
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Ещё грозил своей разбитой башней.
Глаголом пророков гремят батареи.
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.


Чтоб видно было далеко окрест,
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Мы холм над ним насыпали могильный,
Травою взойдите у этих высот.
Прибив звезду фанерную на шест —
Кто вас увидел, отныне навеки
Над полем боя памятник посильный.
Все ваши раны в душе унесёт.


Когда бы монумент велели мне
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Семь тысяч трупов.
Я б на гранитной тёсаной стене
              Семиты… Славяне…
Поставил танк с глазницами пустыми;
Да! Об этом нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Я выкопал его бы, как он есть,
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
В пробоинах, в листах железа рваных, —
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
Невянущая воинская честь
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
<spoiler>
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.</poem>
*
'''Майор привёз мальчишку на лафете…''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|9bhMqFOy1-A|200|right|Видео (кликабельно) «Майор привёз мальчишку на лафете…», читает Андрей Смоляков}}
<poem>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Если дорог тебе твой дом,
Погибла мать. Сын не простился с ней.
Где ты русским выкормлен был,
За десять лет на том и этом свете
Под бревенчатым потолком,
Ему зачтутся эти десять дней.
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


Его везли из крепости, из Бреста.
Если мил тебе бедный сад
Был исцарапан пулями лафет.
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Отцу казалось, что надёжней места
И под липой сто лет назад
Отныне в мире для ребенка нет.
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…


Отец был ранен, и разбита пушка.
Если мать тебе дорога —
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Тебя выкормившая грудь,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Где давно уже нет молока,
Седой мальчишка на лафете спал.
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…


Мы шли ему навстречу из России.
Если ты отца не забыл,
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Что качал тебя на руках,
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Что хорошим солдатом был
Что я там был и мне пора домой…
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


Ты это горе знаешь понаслышке,
Если ты не хочешь отдать
А нам оно оборвало сердца.
Ту, с которой вдвоём ходил,
Кто раз увидел этого мальчишку,
Ту, что долго поцеловать
Домой прийти не сможет до конца.
Ты не смел,— так её любил,—
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Я должен видеть теми же глазами,
Если ты фашисту с ружьём
Которыми я плакал там, в пыли,
Не желаешь навек отдать
Как тот мальчишка возвратится с нами
Дом, где жил ты, жену и мать,
И поцелует горсть своей земли.
Всё, что родиной мы зовем,
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


За всё, чем мы с тобою дорожили,
Так убей фашиста, чтоб он,
Призвал нас к бою воинский закон.
А не ты на земле лежал,
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Не в твоём дому чтобы стон,
А там, где отнят у мальчишки он.
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
 
'''Жди меня''' (1941)
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
<spoiler>
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
<poem>
*
Жди меня, и я вернусь.
'''В землянке''' (1941)<poem>
Только очень жди,  
Бьётся в тесной печурке огонь,
Жди, когда наводят грусть
На поленьях смола, как слеза,
Жёлтые дожди,
И поёт мне в землянке гармонь
Жди, когда снега метут,
Про улыбку твою и глаза.
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


О тебе мне шептали кусты
Жди меня, и я вернусь,
В белоснежных полях под Москвой.
Не желай добра
Я хочу, чтоб услышала ты,
Всем, кто знает наизусть,
Как тоскует мой голос живой.
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,  
Сядут у огня,  
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.  


Ты сейчас далеко-далеко.
Жди меня, и я вернусь,
Между нами снега и снега.
Всем смертям назло.  
До тебя мне дойти не легко,
Кто не ждал меня, тот пусть
А до смерти — четыре шага.
Скажет: — Повезло.
 
Не понять не ждавшим им,  
Пой, гармоника, вьюге назло,
Как среди огня
Заплутавшее счастье зови.
Ожиданием своим
Мне в холодной землянке тепло
Ты спасла меня.  
От твой негасимой любви.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,  
Как никто другой.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
Но под рукою не было врача,
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
И он привстал, от хромоты страдая,
*
Разбитое железо волоча,
'''Я знаю, никакой моей вины…'''
На раненую ногу припадая.
{{#ev:youtubeimg|yw4Qk7yfljM|200|right|Видео (кликабельно) «Я знаю, никакой моей вины», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
*
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.


В конце пути, в далёкой стороне,
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Кругами полз по собственному следу
Со всеми, что погибли на войне,
И рухнул, обессилевший от ран,
Как с мёртвыми прощаются живые.
Купив пехоте трудную победу.


До той поры в душевной глубине
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Мы не прощались так бесповоротно.
Пришли ещё дымящиеся танки
Мы были с ними как бы наравне,
И сообща решили в глубь земли
И разделял нас только лист учётный.
Зарыть его железные останки.


Мы с ними шли дорогою войны
Он словно не закапывать просил,
В едином братстве воинском до срока,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Суровой славой их озарены,
Он упирался, он что было сил
От их судьбы всегда неподалёку.
Ещё грозил своей разбитой башней.


И только здесь, в особый этот миг,
Чтоб видно было далеко окрест,
Исполненный величья и печали,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Мы отделялись навсегда от них:
Прибив звезду фанерную на шест —
Нас эти залпы с ними разлучали.
Над полем боя памятник посильный.


Внушала нам стволов ревущих сталь,
Когда бы монумент велели мне
Что нам уже не числиться в потерях.
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Я б на гранитной тёсаной стене
Заполненный товарищами берег.
Поставил танк с глазницами пустыми;


И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Я выкопал его бы, как он есть,
Как нас уносят этих залпов волны,
В пробоинах, в листах железа рваных,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Невянущая воинская честь
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.


Вот так, судьбой своею смущены,
На постамент взобравшись высоко,
Прощались мы на празднике с друзьями.
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
И с теми, что в последний день войны
Да, нам далась победа нелегко.
Ещё в строю стояли вместе с нами;
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
</poem>
</spoiler>
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


И с теми, что её великий путь
Его везли из крепости, из Бреста.
Пройти смогли едва наполовину;
Был исцарапан пулями лафет.
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Отцу казалось, что надёжней места
Ещё у Волги обтекали глиной;
Отныне в мире для ребёнка нет.


И с теми, что под самою Москвой
Отец был ранен, и разбита пушка.
В снегах глубоких заняли постели,
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
В её предместьях на передовой
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Зимою сорок первого;
Седой мальчишка на лафете спал.
                                      и с теми,


Что, умирая, даже не могли
Мы шли ему навстречу из России.
Рассчитывать на святость их покоя
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Последнего, под холмиком земли,
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Насыпанном нечуждою рукою.
Что я там был и мне пора домой…


Со всеми — пусть не равен их удел,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Кто перед смертью вышел в генералы,
А нам оно оборвало сердца.
А кто в сержанты выйти не успел —
Кто раз увидел этого мальчишку,
Такой был срок ему отпущен малый.
Домой прийти не сможет до конца.


Со всеми, отошедшими от нас,
Я должен видеть теми же глазами,
Причастными одной великой сени
Которыми я плакал там, в пыли,
Знамён, склонённых, как велит приказ, —
Как тот мальчишка возвратится с нами
Со всеми, до единого со всеми.
И поцелует горсть своей земли.


Простились мы.
За всё, чем мы с тобою дорожили,
                          И смолкнул гул пальбы,
Призвал нас к бою воинский закон.
И время шло. И с той поры над ними
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Берёзы, вербы, клёны и дубы
А там, где отнят у мальчишки он.
В который раз листву свою сменили.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но вновь и вновь появится листва,
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
И наши дети вырастут и внуки,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
А гром пальбы в любые торжества
'''В землянке''' (1941)
Напомнит нам о той большой разлуке.
<spoiler>
<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.


И не за тем, что уговор храним,
О тебе мне шептали кусты
Что память полагается такая,
В белоснежных полях под Москвой.
И не за тем, нет, не за тем одним,
Я хочу, чтоб услышала ты,
Что ветры войн шумят не утихая.
Как тоскует мой голос живой.


И нам уроки мужества даны
Ты сейчас далеко-далеко.
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Между нами снега и снега.
Нет, даже если б жертвы той войны
До тебя мне дойти не легко,
Последними на этом свете были, —
А до смерти — четыре шага.


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Пой, гармоника, вьюге назло,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Заплутавшее счастье зови.
Глазами их не видеть их земли
Мне в холодной землянке тепло
И слухом их не слышать мир отчасти?
От твой негасимой любви.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
В конце концов у смертного порога,
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
В себе самих не угадать себе
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''
Их одобренья или их упрека!
<spoiler>
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</spoiler>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
В конце пути, в далёкой стороне,
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Под гром пальбы прощались мы впервые
Не мёртвых власть, а власть того родства,
Со всеми, что погибли на войне,
Что даже смерти стало неподсудно.
Как с мёртвыми прощаются живые.


К вам, павшие в той битве мировой
До той поры в душевной глубине
За наше счастье на земле суровой,
Мы не прощались так бесповоротно.
К вам, наравне с живыми, голос свой
Мы были с ними как бы наравне,
Я обращаю в каждой песне новой.
И разделял нас только лист учётный.


Вам не услышать их и не прочесть.
Мы с ними шли дорогою войны
Строка в строку они лежат немыми.
В едином братстве воинском до срока,
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Суровой славой их озарены,
Вы слышали меня и знали имя.
От их судьбы всегда неподалёку.


В безгласный край, в глухой покой земли,
И только здесь, в особый этот миг,
Откуда нет пришедших из разведки,
Исполненный величья и печали,
Вы часть меня с собою унесли
Мы отделялись навсегда от них:
С листка армейской маленькой газетки.
Нас эти залпы с ними разлучали.


Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Как у живых, — я так же вам обязан.
Что нам уже не числиться в потерях.
И если я, по слабости, солгу,
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Вступлю в тот след, который мне заказан,
Заполненный товарищами берег.


Скажу слова, что нету веры в них,
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
То, не успев их выдать повсеместно,
Как нас уносят этих залпов волны,
Ещё не зная отклика живых,
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Я ваш укор услышу бессловесный.
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.


Суда живых — не меньше павших суд.
Вот так, судьбой своею смущены,
И пусть в душе до дней моих скончанья
Прощались мы на празднике с друзьями.
Живёт, гремит торжественный салют
И с теми, что в последний день войны
Победы и великого прощанья.
Ещё в строю стояли вместе с нами;
</poem>
*
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Что в село своё родное
Не заметил, как вошёл.


Не один вошел — со взводом,
И с теми, что её великий путь
Не по улице прямой —
Пройти смогли едва наполовину;
Под огнём, по огородам
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Добирается домой…
Ещё у Волги обтекали глиной;


Кто подумал бы когда-то,
И с теми, что под самою Москвой
Что достанется бойцу
В снегах глубоких заняли постели,
С заряжённою гранатой
В её предместьях на передовой
К своему ползти крыльцу?
Зимою сорок первого;
                                      и с теми,


А мечтал он, может статься,
Что, умирая, даже не могли
Подойти путём другим,
Рассчитывать на святость их покоя
У окошка постучаться
Последнего, под холмиком земли,
Жданным гостем, дорогим.
Насыпанном нечуждою рукою.


На крылечке том с усмешкой
Со всеми — пусть не равен их удел, —
Притаиться, замереть.
Кто перед смертью вышел в генералы,
Вот жена впотьмах от спешки
А кто в сержанты выйти не успел —
Дверь не может отпереть.
Такой был срок ему отпущен малый.


Видно знает, знает, знает,
Со всеми, отошедшими от нас,
Кто тут ждёт за косяком…
Причастными одной великой сени
«Что ж ты, милая, родная,
Знамён, склонённых, как велит приказ,
Выбегаешь босиком?..»
Со всеми, до единого со всеми.


И слова, и смех, и слезы —
Простились мы.
Всё в одно сольётся тут.
                          И смолкнул гул пальбы,
И к губам, сухим с мороза,
И время шло. И с той поры над ними
Губы тёплые прильнут.
Берёзы, вербы, клёны и дубы
В который раз листву свою сменили.


Дети кинутся, обнимут…
Но вновь и вновь появится листва,
Младший здорово подрос…
И наши дети вырастут и внуки,
Нет, не так тебе, родимый,
А гром пальбы в любые торжества
Заявиться довелось.
Напомнит нам о той большой разлуке.


Повернулись по-иному
И не за тем, что уговор храним,
Все надежды, все дела.
Что память полагается такая,
На войну ушёл из дому,
И не за тем, нет, не за тем одним,
А война и в дом пришла.
Что ветры войн шумят не утихая.


Смерть свистит над головами,
И нам уроки мужества даны
Снег снарядами изрыт.
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
И жена в холодной яме
Нет, даже если б жертвы той войны
Где-нибудь с детьми сидит.
Последними на этом свете были, —


И твоя родная хата,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Где ты жил не первый год,
Прожить без них в своём отдельном счастье,
Под огнём из автоматов
Глазами их не видеть их земли
В бороздёнках держит взвод.
И слухом их не слышать мир отчасти?


— До какого ж это срока,
И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
Говорит боец друзьям,
В конце концов у смертного порога,
Поворачиваться боком
В себе самих не угадать себе
Да лежать, да мерзнуть нам?
Их одобренья или их упрёка!


Это я здесь виноватый,
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Хата все-таки моя.
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
А поэтому, ребята,
Не мёртвых власть, а власть того родства,
Говорит он, — дайте я…
Что даже смерти стало неподсудно.


И к своей избе хозяин,
К вам, павшие в той битве мировой
По-хозяйски строг, суров,
За наше счастье на земле суровой,
За сугробом подползает
К вам, наравне с живыми, голос свой
Вдоль плетня и клетки дров.
Я обращаю в каждой песне новой.


И лежат, следят ребята:
Вам не услышать их и не прочесть.
Вот он снег отгрёб рукой,
Строка в строку они лежат немыми.
Вот привстал. В окно — граната,
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
И гремит разрыв глухой…
Вы слышали меня и знали имя.


И неспешно, деловито
В безгласный край, в глухой покой земли,
Встал хозяин, вытер пот…
Откуда нет пришедших из разведки,
Сизый дым в окне разбитом,
Вы часть меня с собою унесли
И свободен путь вперёд.
С листка армейской маленькой газетки.


Затянул ремень потуже,
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Отряхнулся над стеной,
Как у живых, — я так же вам обязан.
Заглянул в окно снаружи —
И если я, по слабости, солгу,
Вступлю в тот след, который мне заказан,
 
Скажу слова, что нету веры в них,
То, не успев их выдать повсеместно,
Ещё не зная отклика живых, —
Я ваш укор услышу бессловесный.
 
Суда живых — не меньше павших суд.
И пусть в душе до дней моих скончанья
Живёт, гремит торжественный салют
Победы и великого прощанья.
</poem>
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Что в село своё родное
Не заметил, как вошёл.
 
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Добирается домой…
 
Кто подумал бы когда-то,
Что достанется бойцу
С заряжённою гранатой
К своему ползти крыльцу?
 
А мечтал он, может статься,
Подойти путём другим,
У окошка постучаться
Жданным гостем, дорогим.
 
На крылечке том с усмешкой
Притаиться, замереть.
Вот жена впотьмах от спешки
Дверь не может отпереть.
 
Видно знает, знает, знает,
Кто тут ждёт за косяком…
«Что ж ты, милая, родная,
Выбегаешь босиком?..»
 
И слова, и смех, и слёзы —
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
Губы тёплые прильнут.
 
Дети кинутся, обнимут…
Младший здорово подрос…
Нет, не так тебе, родимый,
Заявиться довелось.
 
Повернулись по-иному
Все надежды, все дела.
На войну ушёл из дому,
А война и в дом пришла.
 
Смерть свистит над головами,
Снег снарядами изрыт.
И жена в холодной яме
Где-нибудь с детьми сидит.
 
И твоя родная хата,
Где ты жил не первый год,
Под огнём из автоматов
В бороздёнках держит взвод.
 
— До какого ж это срока, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Да лежать, да мёрзнуть нам?
 
Это я здесь виноватый,
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
 
И к своей избе хозяин,
По-хозяйски строг, суров,
За сугробом подползает
Вдоль плетня и клетки дров.
 
И лежат, следят ребята:
Вот он снег отгрёб рукой,
Вот привстал. В окно — граната,
И гремит разрыв глухой…
 
И неспешно, деловито
Встал хозяин, вытер пот…
Сизый дым в окне разбитом,
И свободен путь вперёд.
 
Затянул ремень потуже,
Отряхнулся над стеной,
Заглянул в окно снаружи —
И к своим: — Давай за мной…
И к своим: — Давай за мной…


А когда селенье взяли,
А когда селенье взяли,
К командиру поскорей:
К командиру поскорей:
— Так и так. Теперь нельзя ли
— Так и так. Теперь нельзя ли
Повидать жену, детей?..
Повидать жену, детей?..
 
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный… —
И мигнул ему слегка. —
 
Но гляди, справляйся срочно,
Тут походу не конец. —
И с улыбкой: — Это точно, —
Отвечал ему боец…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
'''22 июня''' (1961)
<spoiler>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
 
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
 
Им нельзя задержаться, остаться —
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
 
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
 
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.


Лейтенант, его ровесник,
…Могильная трава
Воду пьёт из котелка.
Колышется над вами,
— Что ж, поскольку житель местный… -
Но тихие слова
И мигнул ему слегка.
Прошли сквозь гром и пламя.


Но гляди, справляйся срочно,
От этих мирных слов,
Тут походу не конец.
От скромных упований
И с улыбкой: — Это точно, —
Протяжней чей-то вздох,
Отвечал ему боец…
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах навеки вместе.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
*
'''22 июня''' (1961)
{{#ev:youtubeimg|KFlgfWSc4h8|200|right|Видео (кликабельно) «22 июня», читает Смирнов Владимир}}
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
Им нельзя задержаться, остаться —
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
<br clear=all>
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
*
'''1941''' (1941)
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
Мяли танки тёплые хлеба,
Строка 2894: Строка 3443:
Разъярился даже горицвет,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
Подымались камни и стога,
И взлетали, как щепа, мосты,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
И косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли,
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли, и шли, и шли,
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл глухой, зазубренный топор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
Шла большая русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Они накинулись, неистовы…''' (1942)
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Они накинулись, неистовы,
Строка 2926: Строка 3484:
Большая, добрая, сердитая,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
Как кровь, тепла и солона.
*
</poem>
</poem>
'''Белеют мазанки, хотели сжечь их…''' (1943)
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Строка 2939: Строка 3498:
Он, умирая, смерть опередил.  
Он, умирая, смерть опередил.  
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также