Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
Нет описания правки
 
(не показаны 52 промежуточные версии 11 участников)
Строка 3: Строка 3:
Шаблон для добавления нового поэта:
Шаблон для добавления нового поэта:


== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка_на_ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
== '''Фамилия''' Имя Отчество ([[rwp:ссылка на ВикиПедию|год рождения—год смерти]]) ==
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]
*
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):


*
'''Название стихотворения''' (год)
'''Название стихотворения''' (год) <poem>
<spoiler>
Текст
<poem>
Текст стихотворения
</poem>
</poem>
</spoiler>


  -->
  -->
{{якорь|вернуться к содержанию}}
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
В этой статье собраны '''стихи русских поэтов о войне'''.
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
*
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)  
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)  
<spoiler>
<poem>
<poem>
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
    Не могучую песню победы,
Не могучую песню победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали отцы в Бородинском бою,
    Что певали в Очакове деды.
Что певали в Очакове деды.
 
Я спою вам о том, как от южных полей
Я спою вам о том, как от южных полей
    Поднималося облако пыли,
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
Как сходили враги без числа с кораблей
    И пришли к нам, и нас победили.
И пришли к нам, и нас победили.


А и так победили, что долго потом
А и так победили, что долго потом
    Не совались к нам с дерзким вопросом,
Не совались к нам с дерзким вопросом,
А и так победили, что с кислым лицом
А и так победили, что с кислым лицом
    И с разбитым отчалили носом.
И с разбитым отчалили носом.


Я спою, как, покинув и дом и семью,
Я спою, как, покинув и дом и семью,
    Шёл в дружину помещик богатый,
Шёл в дружину помещик богатый,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
    Выходил ополченцем из хаты.
Выходил ополченцем из хаты.


Я спою, как росла богатырская рать,
Я спою, как росла богатырская рать,
    Шли бойцы из железа и стали,
Шли бойцы из железа и стали,
И как знали они, что идут умирать,
И как знали они, что идут умирать,
    И как свято они умирали!
И как свято они умирали!
 
Как красавицы наши сиделками шли
Как красавицы наши сиделками шли
    К безотрадному их изголовью,
К безотрадному их изголовью,
Как за каждый клочок нашей русской земли
Как за каждый клочок нашей русской земли
    Нам платили враги своей кровью;
Нам платили враги своей кровью;


Как под грохот гранат, как сквозь пламя
Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,
    и дым,
Под немолчные, тяжкие стоны
    Под немолчные, тяжкие стоны
Выходили редуты один за другим,
Выходили редуты один за другим,
    Грозной тенью росли бастионы;
Грозной тенью росли бастионы;


И одиннадцать месяцев длилась резня,
И одиннадцать месяцев длилась резня,
    И одиннадцать месяцев целых
И одиннадцать месяцев целых
Чудотворная крепость, Россию храня,
Чудотворная крепость, Россию храня,
    Хоронила сынов её смелых...
Хоронила сынов её смелых...


Пусть не радостна песня, что вам я пою,
Пусть не радостна песня, что вам я пою,
    Да не хуже той песни победы,
Да не хуже той песни победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали отцы в Бородинском бою,
    Что певали в Очакове деды.
Что певали в Очакове деды.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
 
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
 
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
 
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
 
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
 
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
*
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
'''День Победы. И в огнях салюта…'''
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|eLYFq50WTm4|200|right|Видео (кликабельно) «День Победы. И в огнях салюта…», читает Маша Тюрина}}
<poem>
<poem>
День Победы. И в огнях салюта
День Победы. И в огнях салюта
Строка 98: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днём… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 149: Строка 196:
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Письмо с фронта'''  
'''Письмо с фронта'''  
{{#ev:youtubeimg|bx6monneoOg|200|right|Видео (кликабельно) «Письмо с фронта», читает С. Никоненко}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Строка 182: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 195: Строка 242:
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
*
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)<poem>
<spoiler>
<poem>
Не бывать тебе в живых,
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Со снегу не встать.
Строка 210: Строка 260:
Русская земля.
Русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победителям''' (1944)
'''Победителям''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|8JMmdZS6Z78|200|right|Видео (кликабельно) «Победителям», читает Алла Демидова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Сзади Нарвские были ворота,
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 224: Строка 274:
Внуки, братики, сыновья!
Внуки, братики, сыновья!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
*
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|uYCLdidvTxs|200|right|Видео (кликабельно) «Земли потрескавшейся корка…», читает Гоша Куценко}}
<poem>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 269: Строка 320:
Попала в друга моего…
Попала в друга моего…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
*
'''Глаза''' (1944—1957)
'''Глаза''' (1944—1957)
{{#ev:youtubeimg|dKXxUXIjQMo|200|right|Видео (кликабельно) «Глаза», читает Анастасия Субботина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Строка 297: Строка 349:
Голубые глаза.
Голубые глаза.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
*
'''Братские могилы''' (1964)
'''Братские могилы''' (1964)<poem>
<spoiler>
<poem>
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
И вдовы на них не рыдают,
Строка 323: Строка 378:
Но разве от этого легче?..
Но разве от этого легче?..
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
{{#ev:youtubeimg|d_zh92Xv4QI|200|right|Видео (кликабельно) «Он не вернулся из боя», поёт Владимир Высоцкий}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Строка 344: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 362: Строка 417:
Это я не вернулся из боя.
Это я не вернулся из боя.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
*
'''Журавли'''  
'''Журавли'''  
{{#ev:youtubeimg|8oBkWxtsWCg|200|right|Видео (кликабельно) «Журавли», поёт Александр Малинин}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
Строка 400: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
*
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон чёрный смерти не пророчил…''' (1944)<poem>
<spoiler>
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
Строка 425: Строка 484:
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
*
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец'''  
{{#ev:youtubeimg|dhczeitvINU|200|right|Видео (кликабельно) «Георгий Победоносец», читает Константин Хабенский}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Строка 453: Строка 513:
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
*
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери'''  
{{#ev:youtubeimg|wYNLkqgKmaA|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о матери», поёт Валентина Бирюкова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
Строка 509: Строка 604:
Постучится сын её с войны.
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
*
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я столько раз видала рукопашный…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|65iRO5lKobM|200|right|Видео (кликабельно) «Я столько раз видала рукопашный…», читает Виктория Исакова}}
<poem>
(1943)<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Строка 522: Строка 618:
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…'''  
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
{{#ev:youtubeimg|r23knGB31cM|200|right|Видео (кликабельно) «Я принесла домой с фронтов России…», читает Виктория Исакова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Строка 536: Строка 632:
Я позже не бывала никогда…
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)
'''Зинка''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|lvYF6autW7M|200|right|Видео (кликабельно) «Зинка», читает Анастасия Алехина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>


Строка 564: Строка 660:
Беспокойную дочку ждёт…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Строка 596: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
Строка 610: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 622: Строка 720:
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Бинты'''  
'''Бинты''' (1943)
{{#ev:youtubeimg|_ejjq7LjOMg|200|right|Видео (кликабельно) «Бинты», читает Анастасия Радькина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Строка 649: Строка 747:
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 671: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В бухте''' (1947) <poem>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Хмурый морской простор.
Строка 728: Строка 830:
Но веру отнять не могли!
Но веру отнять не могли!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
*
'''Соловьи''' (1942)
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|xpAD1dBjx1E|200|right|Видео (кликабельно) «Хотят ли русские войны?», читает Екатерина Аристова}}
<poem>
<poem>
Хотят ли русские войны?
О мёртвых мы поговорим потом.
Спросите вы у тишины
Смерть на войне обычна и сурова.
над ширью пашен и полей
И всё-таки мы воздух ловим ртом
и у берёз и тополей.
При гибели товарищей. Ни слова
Спросите вы у тех солдат,
 
что под берёзами лежат,
Не говорим. Не поднимая глаз,
и пусть вам скажут их сыны,
В сырой земле выкапываем яму.
хотят ли русские войны.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
 
Обветренные скулы сведены.
Триста пятидесятый день войны.
 
Ещё рассвет по листьям не дрожал,
И для острастки били пулемёты…
Вот это место. Здесь он умирал —
Товарищ мой из пулемётной роты.
 
Тут бесполезно было звать врачей,
Не дотянул бы он и до рассвета.
Он не нуждался в помощи ничьей.
Он умирал. И, понимая это,
 
Смотрел на нас и молча ждал конца,
И как-то улыбался неумело.  
Загар сначала отошёл с лица,
Потом оно, темнея, каменело.
 
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защёлку.
Вот тут и появился соловей,  
Несмело и томительно защёлкал.


Не только за свою страну
Потом сильней, входя в горячий пыл,  
солдаты гибли в ту войну,
Как будто сразу вырвавшись из плена,  
а чтобы люди всей земли
Как будто сразу обо всём забыл,  
спокойно видеть сны могли.
Высвистывая тонкие колена.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Да, мы умеем воевать,
Мир раскрывался. Набухал росой.  
но не хотим, чтобы опять
Как будто бы ещё едва означась,  
солдаты падали в бою
Здесь рядом с нами возникал другой
на землю грустную свою.
В каком-то новом сочетанье качеств.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Как время, по траншеям тёк песок.  
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
К воде тянулись корни у обрыва,  
*
И ландыш, приподнявшись на носок,  
'''Война''' (1942)<poem>
Заглядывал в воронку от разрыва.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
 
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Ещё минута — задымит сирень
Это даже не смерть и отвага. Она
Клубами фиолетового дыма.
В каждой капле находит своё выраженье.
Она пришла обескуражить день.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Она везде. Она непроходима.
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
<br clear=all>


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Ещё мгновенье — перекосит рот
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
От сердце раздирающего крика.  
*
Но успокойся, посмотри: цветёт,  
'''На фотографии в газете…'''
Цветёт на минном поле земляника!
{{#ev:youtubeimg|k3E4qbuhBjA|200|right|Видео (кликабельно) «На фотографии в газете…», читает Ольга Прокофьева}}
<poem>
На фотографии в газете
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Никто не знает их фамилий,
Лесная яблонь осыпает цвет,  
о них ни песен нет, ни книг.
Пропитан воздух ландышем и мятой…
Здесь чей-то сын и чей-то милый
А соловей свистит. Ему в ответ
и чей-то первый ученик.
Ещё — второй, ещё четвёртый, пятый.
Они легли на поле боя, —
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Забыть тот горький год неблизкий
Звенят стрижи. Малиновки поют.
мы никогда бы не смогли.
И где-то возле, где-то рядом, рядом
По всей России обелиски,
Раскидан настороженный уют
как души, рвутся из земли.
Тяжёлым громыхающим снарядом.
…Они прикрыли жизнь собою, —
 
жить начинавшие едва,
А мир гремит на сотни верст окрест,
чтоб было небо голубое,
Как будто смерти не бывало места,
была зелёная трава.
Шумит неумолкающий оркестр,
И нет преград для этого оркестра.
 
Весь этот лес листом и корнем каждым,
Ни капли не сочувствуя беде,
С невероятной, яростною жаждой
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
 
Да, это жизнь. Её живые звенья,
Её крутой, бурлящий водоём.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своём.
 
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца.
 
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Когда он, руки разбросав свои,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И сразу канул в омут тишины
Триста пятидесятый день войны.
 
Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.  
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,  
Как он о Поле, о тебе мечтал.
 
И, может быть, в песке, в размытой глине,
Захлёбываясь в собственной крови,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
 
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
У той поджигородовской берёзы
Ты всмотришься в зелёный водоём.
 
Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.
 
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
И облака потянутся гуртом.
Я славлю смерть во имя нашей жизни.  
О мёртвых мы поговорим потом.
</poem>
</spoiler>
'''Солдатская песня''' (1954)
<spoiler>
<poem>
Путь далёк у нас с тобою,
Веселей, солдат, гляди!
Вьётся знамя полковое,
Командиры впереди.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты — в поход!
 
Каждый воин, парень бравый,
Смотрит соколом в строю.
Породнились мы со славой,
Славу добыли в бою.
 
Пусть враги запомнят это:
Не грозим, а говорим.
Мы прошли с тобой полсвета.
Если надо повторим.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,  
    Есть почта полевая.  
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты — в поход!
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Гремят над землею раскаты.
Идёт за раскатом раскат.
Лежат под землею солдаты.
И нет безымянных солдат.
 
Солдаты в окопах шалели
И падали в смертном бою,
Но жизни своей не жалели
За горькую землю свою.
 
В родимую землю зарыты,
Там самые храбрые спят.
Глаза их Победой закрыты,
Их подвиг прекрасен и свят.
 
Зарница вечерняя меркнет.
В казарме стоит тишина.
Солдат по вечерней поверке
В лицо узнаёт старшина.
 
У каждого личное имя,
Какое с рожденья дают.
Равняясь незримо с живыми,
Погибшие рядом встают.
 
Одна у нас в жизни Присяга,
И Родина тоже одна.
Солдатского сердца отвага
И верность любви отдана.


== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Летят из далёкого края,
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
Как ласточки, письма любви.
*
Ты вспомни меня, дорогая,
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
Ты имя мое назови.
<poem>
 
Вставай, страна огромная,
Играют горнисты тревогу.
Вставай на смертный бой
Тревогу горнисты трубят.
С фашистской силой тёмною,
Уходят солдаты в дорогу.
С проклятою ордой!
И нет безымянных солдат.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война!
Как два различных полюса
Во всём враждебны мы,
За свет и мир мы боремся,
Они — за царство тьмы.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна,
        Идёт война народная,
        Священная война!
Дадим отпор душителям
Всех пламенных идей,
Насильникам, грабителям,
Мучителям людей!
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война!
Не смеют крылья чёрные
Над родиной летать.
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война!
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война!
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Два друга''' (1943) <poem>
<br clear=all>
Дрались по-геройски, по-русски
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Два друга в пехоте морской:
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
Один паренёк был калужский,
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
Другой паренёк — костромской.
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
<poem>
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берёз и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


Они точно братья сроднились,
Не только за свою страну
Делили и хлеб и табак,
солдаты гибли в ту войну,
И рядом их ленточки вились
а чтобы люди всей земли
В огне непрерывных атак.
спокойно видеть сны могли.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


В штыки ударяли два друга,
Да, мы умеем воевать,
И смерть отступала сама!
но не хотим, чтобы опять
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
солдаты падали в бою
— Ходи веселей, Кострома!
на землю грустную свою.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но вот под осколком снаряда
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Упал паренёк костромской…
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
— Со мною возиться не надо,
'''Война''' (1942)
Он другу промолвил с тоской.
<spoiler>
<poem>
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Я знаю, что больше не встану, —
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
В глазах беспросветная тьма…
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
— О смерти задумал ты рано!
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
Ходи веселей, Кострома!
<spoiler>
 
<poem>
И бережно поднял он друга,
На фотографии в газете
Но сам застонал и упал.
нечётко изображены
А ну-ка… дай жизни, Калуга!
бойцы, ещё почти что дети,
Товарищ чуть слышно сказал.
герои мировой войны.
Они снимались перед боем
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Теряя сознанье от боли,
Никто не знает их фамилий,
Себя подбодряли дружки,
о них ни песен нет, ни книг.
И тихо по снежному полю
Здесь чей-то сын и чей-то милый
К своим доползли моряки.
и чей-то первый ученик.
Они легли на поле боя, —
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Умолкла свинцовая вьюга,
Забыть тот горький год неблизкий
Пропала смертельная тьма…
мы никогда бы не смогли.
А ну-ка, дай жизни, Калуга!
По всей России обелиски,
— Ходи веселей, Кострома!
как души, рвутся из земли.
…Они прикрыли жизнь собою,
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
*
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|9eTbuj_pgBU|200|right|Видео (кликабельно) «Бородино»}}
<poem>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Вставай, страна огромная,
Москва, спалённая пожаром,
Вставай на смертный бой
      Французу отдана?
С фашистской силой тёмною,
Ведь были ж схватки боевые,
С проклятою ордой!
Да, говорят, ещё какие!
 
Недаром помнит вся Россия
Пусть ярость благородная
      Про день Бородина!
Вскипает, как волна,
Идёт война народная,
Священная война!


— Да, были люди в наше время,
Как два различных полюса
Не то, что нынешнее племя:
Во всём враждебны мы, —
      Богатыри не вы!
За свет и мир мы боремся,
Плохая им досталась доля:
Они — за царство тьмы.
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Мы долго молча отступали,
Пусть ярость благородная
Досадно было, боя ждали,
Вскипает, как волна,
      Ворчали старики:
Идёт война народная,
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Священная война!
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
      О русские штыки?»


И вот нашли большое поле:
Дадим отпор душителям
Есть разгуляться где на воле!
Всех пламенных идей,
      Построили редут.
Насильникам, грабителям,
У наших ушки на макушке!
Мучителям людей!
Чуть утро осветило пушки
 
И леса синие верхушки
Пусть ярость благородная
      Французы тут как тут.
Вскипает, как волна, —  
Идёт война народная,
Священная война!


Забил заряд я в пушку туго
Не смеют крылья чёрные
И думал: угощу я друга!
Над родиной летать.
      Постой-ка, брат мусью!
Поля её просторные
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Не смеет враг топтать!
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Два дня мы были в перестрелке.
Пусть ярость благородная
Что толку в этакой безделке?
Вскипает, как волна, —
      Мы ждали третий день.
Идёт война народная,
Повсюду стали слышны речи:
Священная война!
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Прилёг вздремнуть я у лафета,
Гнилой фашистской нечисти
И слышно было до рассвета,
Загоним пулю в лоб,
      Как ликовал француз.
Отребью человечества
Но тих был наш бивак открытый:
Сколотим крепкий гроб!
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


И только небо засветилось,
Пусть ярость благородная
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Вскипает, как волна,
      Сверкнул за строем строй.
Идёт война народная,
Полковник наш рожден был хватом:
Священная война!
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


И молвил он, сверкнув очами:
Пойдём ломить всей силою,
«Ребята! не Москва ль за нами?
Всем сердцем, всей душой
      Умрёмте же под Москвой,
За землю нашу милую,
Как наши братья умирали!»
За наш Союз большой.
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Пусть ярость благородная
Французы двинулись, как тучи,
Вскипает, как волна,
      И всё на наш редут.
Идёт война народная,
Уланы с пёстрыми значками,
Священная война!
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Вам не видать таких сражений!..
Встаёт страна огромная,
Носились знамёна, как тени,
Встаёт на смертный бой
      В дыму огонь блестел,
С фашистской силой тёмною
Звучал булат, картечь визжала,
С проклятою ордой.
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Изведал враг в тот день немало,
Пусть ярость благородная
Что значит русский бой удалый,
Вскипает, как волна,
      Наш рукопашный бой!..
Идёт война народная,
Земля тряслась — как наши груди,
Священная война.
Смешались в кучу кони, люди,
</poem>
И залпы тысячи орудий
</spoiler>
      Слились в протяжный вой…
'''Два друга''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


Вот смерклось. Были все готовы
Они точно братья сроднились,
Заутра бой затеять новый
Делили и хлеб и табак,
      И до конца стоять…
И рядом их ленточки вились
Вот затрещали барабаны —
В огне непрерывных атак.
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Да, были люди в наше время,
В штыки ударяли два друга,
Могучее, лихое племя:
И смерть отступала сама!
      Богатыри не вы.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Плохая им досталась доля:
Ходи веселей, Кострома!
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
*
'''Поле Бородина''' (1830—1831)<poem>


                      1
Но вот под осколком снаряда
Упал паренёк костромской…
— Со мною возиться не надо, —
Он другу промолвил с тоской. —


Всю ночь у пушек пролежали
Я знаю, что больше не встану,
Мы без палаток, без огней,
В глазах беспросветная тьма…
Штыки вострили да шептали
— О смерти задумал ты рано!
Молитву родины своей.
Ходи веселей, Кострома!
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


                      2
И бережно поднял он друга,
Но сам застонал и упал.
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Товарищ чуть слышно сказал.


Пробили зорю барабаны,
Теряя сознанье от боли,
Восток туманный побелел,
Себя подбодряли дружки,
И от врагов удар нежданый
И тихо по снежному полю
На батарею прилетел.
К своим доползли моряки.
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


                      3
Умолкла свинцовая вьюга,
Пропала смертельная тьма…
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
— Ходи веселей, Кострома!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Что Чесма, Рымник и Полтава?
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
Я вспомня леденею весь,
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
Там души волновала слава,
'''Бородино''' (1837)
Отчаяние было здесь.
<spoiler>
Безмолвно мы ряды сомкнули,
<poem>
Гром грянул, завизжали пули,
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
        Перекрестился я.
Москва, спалённая пожаром,
Мой пал товарищ, кровь лилася,
      Французу отдана?
Душа от мщения тряслася,
Ведь были ж схватки боевые,
И пуля смерти понеслася
Да, говорят, ещё какие!
        Из моего ружья.
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


                      4
— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
      Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Мы долго молча отступали,
Уж я не помню ничего.
Досадно было, боя ждали,
Шесть раз мы уступали поле
      Ворчали старики:
Врагу и брали у него.
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Носились знамёна как тени,
Не смеют, что ли, командиры
Я спорил о могильной сени,
Чужие изорвать мундиры
        В дыму огонь блестел.
      О русские штыки?»
На пушки конница летала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


                      5
И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
      Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


Живые с мёртвыми сравнялись.
Забил заряд я в пушку туго
И ночь холодная пришла,
И думал: угощу я друга!
И тех, которые остались,
      Постой-ка, брат мусью!
Густою тьмою развела.
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
И батареи замолчали,
Уж мы пойдём ломить стеною,
И барабаны застучали,
Уж постоим мы головою
        Противник отступил:
      За родину свою!
Но день достался нам дороже! —
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


                      6
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
      Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


И крепко, крепко наши спали
Прилёг вздремнуть я у лафета,
Отчизны в роковую ночь.
И слышно было до рассвета,
Мои товарищи, вы пали!
      Как ликовал француз.
Но этим не могли помочь.
Но тих был наш бивак открытый:
Однако же в преданьях славы
Кто кивер чистил весь избитый,
Всё громче Рымника, Полтавы
Кто штык точил, ворча сердито,
        Гремит Бородино.
      Кусая длинный ус.
Скорей обманет глас пророчий,
 
Скорей небес погаснут очи,
И только небо засветилось,
Чем в памяти сынов полночи
Всё шумно вдруг зашевелилось,
        Изгладится оно.
      Сверкнул за строем строй.
</poem>
Полковник наш рожден был хватом:
<br clear=all>
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
И молвил он, сверкнув очами:
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
«Ребята! не Москва ль за нами?
*
      Умрёмте же под Москвой,
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)<poem>
Как наши братья умирали!»
Во вражьем стане цели он разведал,
И умереть мы обещали,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
И клятву верности сдержали
Читал статью про скорую победу,
      Мы в Бородинский бой.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Мы с друга окровавленного сняли
Осколком просверлённый партбилет,
Бумажник, серебристые медали.
А лейтенанту было двадцать лет…
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплескивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Французы двинулись, как тучи,
*
      И всё на наш редут.
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856) <poem>
Уланы с пёстрыми значками,
Внимая ужасам войны,
Драгуны с конскими хвостами,
При каждой новой жертве боя
Все промелькнули перед нам,
Мне жаль не друга, не жены,
      Все побывали тут.
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Вам не видать таких сражений!..
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
Носились знамёна, как тени,
*
      В дыму огонь блестел,
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Звучал булат, картечь визжала,
{{#ev:youtubeimg|L5Y63_89Ir0|200|right|Видео (кликабельно) «До свиданья, мальчики», поёт Булат Окуджава}}
Рука бойцов колоть устала,
<poem>
И ядрам пролетать мешала
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
      Гора кровавых тел.
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
Изведал враг в тот день немало,
И ушли за солдатом — солдат…
Что значит русский бой удалый,
До свидания мальчики! Мальчики,
      Наш рукопашный бой!..
Постарайтесь вернуться назад
Земля тряслась — как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Вот смерклось. Были все готовы
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Заутра бой затеять новый
И себя не щадите вы, и всё-таки
      И до конца стоять…
Постарайтесь вернуться назад.
Вот затрещали барабаны —
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Да, были люди в наше время,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Могучее, лихое племя:
Наши девочки платьица белые
      Богатыри — не вы.
Раздарили сестрёнкам своим.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
</spoiler>
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
<spoiler>
<poem>


Сапоги — ну куда от них денешься?
                      1
Да зелёные крылья погон…
 
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
Всю ночь у пушек пролежали
Мы сведём с ними счёты потом.
Мы без палаток, без огней,
Штыки вострили да шептали
Молитву родины своей.
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


Пусть болтают, что верить вам не во что,
                      2
Что идёте войной наугад…
 
До свидания, девочки! Девочки,
Пробили зорю барабаны,
Постарайтесь вернуться назад.
Восток туманный побелел,
</poem>
И от врагов удар нежданый
<br clear=all>
На батарею прилетел.
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
И вождь сказал перед полками:
'''Волжская баллада''' (1945)
«Ребята, не Москва ль за нами?
<poem>
        Умрёмте ж под Москвой,
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Как наши братья умирали»
Третий год ей земля горяча —
И мы погибнуть обещали,
С той поры как солдатской дорогой войны
И клятву верности сдержали
Муж ушёл, сапогами стуча.
        Мы в бородинский бой.
На четвёртом году прибывает пакет.
 
Почерк в нём незнаком и суров:
                      3
<Он отправлен в саратовский лазарет,
 
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Председатель даёт подорожную ей.
Я вспомня леденею весь,
То надеждой, то горем полна,
Там души волновала слава,
На другую солдатку оставив детей,
Отчаяние было здесь.
Едет в город Саратов она.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
А Саратов велик. От дверей до дверей
Гром грянул, завизжали пули,
Как найти в нём родные следы?
        Перекрестился я.
Много раненых братьев, отцов и мужей
Мой пал товарищ, кровь лилася,
На покое у волжской воды.
Душа от мщения тряслася,
Наконец её доктор ведёт в тишине
И пуля смерти понеслася
По тропинкам больничных ковров.
        Из моего ружья.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
 
— Здесь лежит Алексей Ковалёв.
                      4
Нерастраченной нежности женской полна,
 
И калеку Наталья ждала,
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Но того, что увидела, даже она
Уж я не помню ничего.
Ни понять, ни узнать не могла.
Шесть раз мы уступали поле
Он хозяином был её дум и тревог,
Врагу и брали у него.
Запевалой, лихим кузнецом.
Носились знамёна как тени,
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Я спорил о могильной сени,
С перекошенным, серым лицом?
        В дыму огонь блестел.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
На пушки конница летала,
Повалившись в кровать головой,
Рука бойцов колоть устала,
В голос вдруг закричала, завыла она:
И ядрам пролетать мешала
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
        Гора кровавых тел.
Лишь в глазах у него два горячих луча.
 
Что он скажет — безрукий, немой!
                      5
И сурово Наталья глядит на врача:
 
— Собирайте, он едет домой.
Живые с мёртвыми сравнялись.
Не узнать тебе друга былого, жена,
И ночь холодная пришла,
Пусть как память живёт он в дому.
И тех, которые остались,
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
Густою тьмою развела.
Все втроём поклонитесь ему!
И батареи замолчали,
Причитали соседки над женской судьбой,
И барабаны застучали,
Горевал её горем колхоз.
        Противник отступил:
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
Но день достался нам дороже!
И никто не видал её слез…
В душе сказав: помилуй боже!
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
На труп застывший, как на ложе,
Только вдруг, словно годы назад,
        Я голову склонил.
Под окном раздаются мужские шаги,
 
Сапоги по ступенькам стучат.
                      6
И Наталья глядит со скамейки без слов,
 
Как, склонившись в дверях головой,
И крепко, крепко наши спали
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —  
Отчизны в роковую ночь.
С перевязанной правой рукой.
Мои товарищи, вы пали!
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
Но этим не могли помочь.
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Однако же в преданьях славы
Замечает чужие глаза в тишине
Всё громче Рымника, Полтавы
И другого на месте своём.
        Гремит Бородино.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Скорей обманет глас пророчий,
Но, как был он, в дорожной пыли,
Скорей небес погаснут очи,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Чем в памяти сынов полночи
Поклонился жене до земли.
        Изгладится оно.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>
</poem>
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Во вражьем стане цели он разведал,
На смерть позвал смельчаков,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Первым из строя на два шага
Читал статью про скорую победу,
Вышел Сергей Кусков.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Последний танк в дыму вороном
Мы с друга окровавленного сняли
От его руки запылал,
Осколком просверлённый партбилет,
И, выполнив долг,
Бумажник, серебристые медали.
Под вражьим огнём
А лейтенанту было двадцать лет…
На землю Кусков упал.
Берёт перо, согбен и озабочен,
Посмертно «Героем» его нарекли.
Бумажный демон, писарь полковой.
Но когда спустилась мгла,
О самом страшном пишет покороче
Женщина
Привычною, недрогнувшей рукой.
                в пепле родной земли
Беду в письмо, выплёскивая разом,
Живым его нашла.
Он говорит: «Ведь надо понимать,
От вражьего взгляда укрыла его
Что никакой прочувствованной фразой
Густою лесною тьмой.
Нельзя утешить плачущую мать».
Прохладой летом лечила его,
Она в слезах утопит своё горе,
Теплом лечила зимой.
Покуда мы, крещённые огнём,
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Врага утопим в пенящемся море,
Она зашептала:
На виселицу Гитлера сведём.
                          — Молчи! —
И женщина инстинктом материнским
Тяжкие звуки чужих шагов
Отыщет сына дальние следы
Он услыхал в ночи.
В Курляндии, под елью исполинской,
На дорогах чужого металла звон,
На скате безымянной высоты
Голоса чужие в селе.
Седая мать увидит изумлённо
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
На зелени могилы дорогой
Я на родной земле! —
Венок лугов, как яркая корона.
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
Возложенный неведомой рукой.
И вдруг на все голоса
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
До границы на сотни вёрст кругом
От латышей — сынку? сибиряку?
Зазвенели в ответ леса.
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Перехлестнёт горячую тоску.
Задрожали враги.
</poem>
Теперь им мерещились по ночам
</spoiler>
Повсюду его шаги.
<br clear=all>
Предатель болтается на столбе,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


Его ловили в густом бору
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
Два отборных полка.
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
Его повесили на миру
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
На площади городка.
<spoiler>
Палач, довольный, спешит на ночлег.
<poem>
Но граната летит из кустов.
Ты каждый раз, ложась в постель,
Смеётся поднявшийся человек:
Смотри во тьму окна
«Я — Сергей Кусков».
И помни, что метёт метель
Полк за полком
И что идёт война.
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</poem>
</spoiler>


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
<spoiler>
*
<poem>
'''Смерть сапёра''' (1943)<poem>
И вот Победа. Столько дней —
Мы время по часам заметили
В промозглой сырости похода,
И кверху поползли по склону.
В горячих мастерских завода,
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
В боях — мы думали о ней!
У края вражьей обороны.


Вот там она, и там, и тут она
В ней всё, что дорого и свято,
Везде, везде, до самой кручи.
Судьба народа, честь страны,
Как паутиною опутана
В ней участь сына, память брата,
Вся проволкою колючей.
Любовь невесты и жены.


Он наших мыслей не подслушивал
Под орудийные раскаты
И не заглядывал нам в душу.
Москва ликует в этот час, —
Он из конюшни вниз обрушивал
Как будто затемненье снято
Свой бешеный огонь по Зуше.
С открытых лиц, счастливых глаз.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


Прожекторы, как ножки циркуля,
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Лучом вонзались в коновязи.
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Прямые попаданья фыркали
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
Фонтанами земли и грязи.
<spoiler>
<poem>
Внимая ужасам войны,
При каждой новой жертве боя
Мне жаль не друга, не жены,
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но чем обстрел дымил багровее,
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Тем равнодушнее к осколкам,
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
В спокойствии и хладнокровии
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Работали мы тихомолком.
<spoiler>
 
<poem>
Со мною были люди смелые.
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Я знал, что в проволочной чаще
Стали тихими наши дворы,
Проходы нужные проделаю
Наши мальчики головы подняли,
Для битвы завтра предстоящей.
Повзрослели они до поры,


Вдруг одного сапёра ранило.
На пороге едва помаячили
Он отползал от вражьих линий,
И ушли за солдатом — солдат…
Привстал, и дух от боли заняло,
До свидания мальчики! Мальчики,
И он упал в густой полыни.
Постарайтесь вернуться назад


Он приходил в себя урывками,
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Осматривался на пригорке
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
И щупал место под нашивками
И себя не щадите вы, и всё-таки
На почерневшей гимнастёрке.
Постарайтесь вернуться назад.


И думал: глупость, оцарапали,
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
И он отвалит от Казани,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
К жене и детям вверх к Сарапулю,
Наши девочки платьица белые
И вновь и вновь терял сознанье.
Раздарили сестрёнкам своим.


Всё в жизни может быть издержано,
Сапоги — ну куда от них денешься?
Изведаны все положенья,
Да зелёные крылья погон…
Следы любви самоотверженной
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
Не подлежат уничтоженью.
Мы сведём с ними счёты потом.


Хоть землю грыз от боли раненый,
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Но стонами не выдал братьев,
Что идёте войной наугад…
Врождённой стойкости крестьянина
До свидания, девочки! Девочки,
И в обмороке не утратив.
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Его живым успели вынести.
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
Час продышал он через силу.
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
Хотя за речкой почва глинистей,
'''Волжская баллада''' (1945)
Там вырыли ему могилу.
<spoiler>
 
<poem>
Когда, убитые потерею,
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
К нему сошлись мы на прощанье,
Третий год ей земля горяча —
Заговорила артиллерия
С той поры как солдатской дорогой войны
В две тысячи своих гортаней.
Муж ушёл, сапогами стуча.
 
На четвёртом году прибывает пакет.
В часах задвигались колёсики.
Почерк в нём незнаком и суров:
Проснулись рычаги и шкивы.
<Он отправлен в саратовский лазарет,
К проделанной покойным просеке
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Шагнула армия прорыва.
Председатель даёт подорожную ей.
 
То надеждой, то горем полна,
Сраженье хлынуло в пробоину
На другую солдатку оставив детей,
И выкатилось на равнину,
Едет в город Саратов она.
Как входит море в край застроенный,
А Саратов велик. От дверей до дверей
С разбега проломив плотину.
Как найти в нём родные следы?
 
Много раненых братьев, отцов и мужей
Пехота шла вперёд маршрутами,
На покое у волжской воды.
Как их располагал умерший.
Наконец её доктор ведёт в тишине
Поздней немногими минутами
По тропинкам больничных ковров.
Противник дрогнул у Завершья.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
 
— Здесь лежит Алексей Ковалёв.
Он оставлял снарядов штабели,
Нерастраченной нежности женской полна,
Котлы дымящегося супа,
И калеку Наталья ждала,
Всё, что обозные награбили,
Но того, что увидела, даже она
Палатки, ящики и трупы.
Ни понять, ни узнать не могла.
 
Он хозяином был её дум и тревог,
Потом дорогою завещанной
Запевалой, лихим кузнецом.
Прошло с победами всё войско.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Края расширившейся трещины
С перекошенным, серым лицом?
У Криворожья и Пропойска.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
 
Повалившись в кровать головой,
Мы оттого теперь у Гомеля,
В голос вдруг закричала, завыла она:
Что на поляне в полнолунье
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Своей души не экономили
Лишь в глазах у него два горячих луча.
B пластунском деле накануне.
Что он скажет — безрукий, немой!
 
И сурово Наталья глядит на врача:
Жить и сгорать у всех в обычае,
— Собирайте, он едет домой.
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Не узнать тебе друга былого, жена, —
Когда ей к свету и величию
Пусть как память живёт он в дому.
Своею жертвой путь прочертишь.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
</poem>
Все втроём поклонитесь ему!
*
Причитали соседки над женской судьбой,
'''Смелость''' (1941)<poem>
Горевал её горем колхоз.
Безымённые герои
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
Осаждённых городов,
И никто не видал её слёз…
Я вас в сердце сердца скрою,
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
Ваша доблесть выше слов.
Только вдруг, словно годы назад,
 
Под окном раздаются мужские шаги,
В круглосуточном обстреле,
Сапоги по ступенькам стучат.
Слыша смерти перекат,
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Вы векам в глаза смотрели
Как, склонившись в дверях головой,
С пригородных баррикад.
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
 
С перевязанной правой рукой.
Вы ложились на дороге
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
И у взрытой колеи
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Спрашивали о подмоге
Замечает чужие глаза в тишине
И не слышно ль, где свои.
И другого на месте своём.
 
А жена перед ним ни мертва ни жива…
А потом, жуя краюху,
Но, как был он, в дорожной пыли,
По истерзанным полям
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Шли вы, не теряя духа,
Поклонился жене до земли.
К обгорелым флигелям.
За великую душу подруге не мстят
 
И не мучают верной жены.
Вы брались рукой умелой
А с войны воротился не просто солдат,
Не для лести и хвалы,
Не с простой воротился войны.
А с холодным знаньем дела
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
За ружейные стволы.
Невзначай загляни в этот дом,
 
Где напротив хозяйки в обеденный час
И не только жажда мщенья,
Два солдата сидят за столом.
Но спокойный глаз стрелка,
</poem>
Как картонные мишени,
</spoiler>
Пробивал врагу бока.
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
 
<spoiler>
Между тем слепое что-то,
<poem>
Опьяняя и кружа,
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Увлекало вас к пролёту
На смерть позвал смельчаков,
Из глухого блиндажа.
Первым из строя на два шага
Вышел Сергей Кусков.
Последний танк в дыму вороном
От его руки запылал,
И, выполнив долг,
Под вражьим огнём
На землю Кусков упал.
Посмертно «Героем» его нарекли.
Но когда спустилась мгла,
Женщина
                в пепле родной земли
Живым его нашла.
От вражьего взгляда укрыла его
Густою лесною тьмой.
Прохладой летом лечила его,
Теплом лечила зимой.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Она зашептала:
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


Там в неистовстве наитья
Его ловили в густом бору
Пела буря с двух сторон.
Два отборных полка.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Его повесили на миру
Ты от пуль заворожён.
На площади городка.
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Но граната летит из кустов.
Смеётся поднявшийся человек:
«Я — Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И тогда, чужие миру,
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
Не причислены к живым,
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
Вы являлись к командиру
'''Смерть сапёра''' (1943)
С предложеньем боевым.
<spoiler>
<poem>
Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


Вам казалось всё пустое!
Вот там она, и там, и тут она
Лучше, выиграв, уйти,
Везде, везде, до самой кручи.
Чем бесславно сгнить в застое
Как паутиною опутана
Или скиснуть взаперти.
Вся проволкою колючей.


Так рождался победитель:
Он наших мыслей не подслушивал
Вас над пропастью голов
И не заглядывал нам в душу.
Подвиг уносил в обитель
Он из конюшни вниз обрушивал
Громовержцев и орлов.
Свой бешеный огонь по Зуше.
</poem>
*
'''Победитель''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|3ep24UfzgTY|200|right|Видео (кликабельно) «Победитель», читает Виктор Апрыщенко}}
<poem>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и пёрли
И осень шагом испытаний шла?


Но правота была такой оградой,
Прожекторы, как ножки циркуля,
Которой уступал любой доспех.
Лучом вонзались в коновязи.
Всё воплотила участь Ленинграда.
Прямые попаданья фыркали
Стеной стоял он на глазах у всех.
Фонтанами земли и грязи.


И вот пришло заветное мгновенье:
Но чем обстрел дымил багровее,
Он разорвал осадное кольцо.
Тем равнодушнее к осколкам,
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
В спокойствии и хладнокровии
B восторге смотрит на его лицо.
Работали мы тихомолком.


Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Со мною были люди смелые.
Как входит в цепь легенд его звено!
Я знал, что в проволочной чаще
Всё, что возможно на земле и небе,
Проходы нужные проделаю
Им вынесено и совершено.
Для битвы завтра предстоящей.
</poem>
<br clear=all>


== '''Перов В.''' ==
Вдруг одного сапёра ранило.
*
Он отползал от вражьих линий,
'''Благодарность фронтовая''' (1984 [http://www.rulit.me/books/samolet-uhodit-v-noch-read-378342-10.html])<poem>
Привстал, и дух от боли заняло,
Полка остатки, как громада,
И он упал в густой полыни.
Гранитно замерли в строю.
Кто здесь в строю, мы все из ада,
Мы и теперь ещё в бою…


…Нам спины ливень сёк свинцовый,
Он приходил в себя урывками,
Слепил глаза поток огня,
Осматривался на пригорке
Но самолет многопудовый
И щупал место под нашивками
Покорно слушался меня.
На почерневшей гимнастёрке.


И, нашей яростью повержен,
И думал: глупость, оцарапали,
Разжался танковый кулак!
И он отвалит от Казани,
Такой исход был неизбежен,
К жене и детям вверх к Сарапулю,
Ведь бой неправый вёл наш враг…
И вновь и вновь терял сознанье.


…И командир, он сам из боя,
Всё в жизни может быть издержано,
Устало глядя на зарю,
Изведаны все положенья,
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,
Следы любви самоотверженной
За бой я всех — благодарю!»
Не подлежат уничтоженью.


Да, благодарность фронтовая
Хоть землю грыз от боли раненый,
Имеет золота отлив.
Но стонами не выдал братьев,
И пусть лишь в памяти живая,
Врождённой стойкости крестьянина
Одна — для мёртвых и живых.
И в обмороке не утратив.


Награды этой незаметной
Его живым успели вынести.
Не поместишь с медалью в ряд,
Час продышал он через силу.
Но блеск отваги беззаветной
Хотя за речкой почва глинистей,
Все сорок лет хранит солдат!
Там вырыли ему могилу.
</poem>


== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
Когда, убитые потерею,
<!--[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]-->
К нему сошлись мы на прощанье,
*
Заговорила артиллерия
'''Ветер с моря''' (1947)
В две тысячи своих гортаней.
<poem>
 
          Памяти Дмитрия Глухова
В часах задвигались колёсики.
             
Проснулись рычаги и шкивы.
1
К проделанной покойным просеке
Шагнула армия прорыва.
 
Сраженье хлынуло в пробоину
И выкатилось на равнину,
Как входит море в край застроенный,
С разбега проломив плотину.


Был приказ прорваться к Эльтигену
Пехота шла вперёд маршрутами,
днём
Как их располагал умерший.
сквозь строй немецкого заслона.
Поздней немногими минутами
Командир сказал, что повезло нам,
Противник дрогнул у Завершья.
и поздравил нас.
 
Взбивая пену,
Он оставлял снарядов штабели,
клокотало море.
Котлы дымящегося супа,
На причалах
Всё, что обозные награбили,
от наката волн качались сваи.
Палатки, ящики и трупы.
Командир сказал, что так бывает,
 
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Потом дорогою завещанной
Шеи пушек вытянулись к югу,
Прошло с победами всё войско.
дрогнули,
Края расширившейся трещины
качнулись мачты косо —
У Криворожья и Пропойска.
это реверс выжали матросы,
 
и земля шарахнулась в испуге.
Мы оттого теперь у Гомеля,
В этот день на рейде не клялись мы,
Что на поляне в полнолунье
уходя, вещей не завещали.
Своей души не экономили
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
B пластунском деле накануне.
И велел отправить наши письма.
 
Он стоял, спокойный и угрюмый,
Жить и сгорать у всех в обычае,
молчаливый и широкоспинный,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
слушая, как напевает трюмный
Когда ей к свету и величию
песню про влюблённую рябину.
Своею жертвой путь прочертишь.
Что он думал?
</poem>
Думал ли о бое,
</spoiler>
что придёт в горячечном ознобе,
'''Смелость''' (1941)
впившись в борт десятками пробоин,
<spoiler>
в пятнах крови на матросской робе,
<poem>
или, может, видел над собою
Безымённые герои
только небо, небо голубое?
Осаждённых городов,
Что хотел он?
Я вас в сердце сердца скрою,
На одном моторе
Ваша доблесть выше слов.
мирно,
 
не рискуя головою,
В круглосуточном обстреле,
проскочить, не встретив немцев в море,
Слыша смерти перекат,
потому что море — штормовое?
Вы векам в глаза смотрели
Или, может, он мечтал у порта
С пригородных баррикад.
вдруг увидеть их,
 
чтоб тотчас, с ходу,
Вы ложились на дороге
стать «гостеприимным» мореходом
И у взрытой колеи
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
Спрашивали о подмоге
так чтоб флаги с чёрными крестами
И не слышно ль, где свои.
падали,
 
линяя под винтами?
А потом, жуя краюху,
…Он был ранен после первых вспышек.
По истерзанным полям
Медленно
Шли вы, не теряя духа,
по мокрому реглану
К обгорелым флигелям.
кровь стекала под ноги.
 
Я слышал,
Вы брались рукой умелой
как он приказал:
Не для лести и хвалы,
«Идти тараном!
А с холодным знаньем дела
По разрывам,
За ружейные стволы.
в лоб,
 
врезаясь строем!»
И не только жажда мщенья,
…Немцев было восемь.
Но спокойный глаз стрелка,
Наших — трое.
Как картонные мишени,
Немцы шли на малом.
Пробивал врагу бока.
Мы — на полном.
 
Немцы шли за ветром.
Между тем слепое что-то,
Мы — сквозь волны.
Опьяняя и кружа,
С ними был их бог.
Увлекало вас к пролёту
А с нами — сила.
Из глухого блиндажа.
Он им не помог.
 
А нас носила
Там в неистовстве наитья
Яростная злоба над волнами.
Пела буря с двух сторон.
С немцами был бог.
Ветер вам свистел в прикрытье:
А море — с нами.
Ты от пуль заворожён.
…Море с нами, — значит, каждым валом
 
нас волна собою прикрывала
И тогда, чужие миру,
и несла на гребень против ветра.
Не причислены к живым,
Ближе,
Вы являлись к командиру
ближе,
С предложеньем боевым.
ближе.
 
С каждым метром
Вам казалось всё пустое!
чаще всплески вражеской картечи.
Лучше, выиграв, уйти,
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Чем бесславно сгнить в застое
и на пушках запекалась краска…
Или скиснуть взаперти.
Я не слышал, как по серым каскам
 
звякали визжащие осколки,
Так рождался победитель:
но зато я видел, как умолкли
Вас над пропастью голов
пушки на беструбой барже рядом,
Подвиг уносил в обитель
как она, подбитая снарядом,
Громовержцев и орлов.
медленно вползала в чёрный выем.
</poem>
— Море вам оплатит штормовые! —
</spoiler>
Выстрел!
'''Победитель''' (1944)
И куски брони летят, как вата.
<spoiler>
Выстрел!
<poem>
И, качнувшись угловато,
Вы помните ещё ту сухость в горле,
переломлен надвое по мостик,
Когда, бряцая голой силой зла,
головной отправлен рыбам в гости.
Навстречу нам горланили и пёрли
…Немцы отвернули в полумиле.
И осень шагом испытаний шла?
Немцев подвели плохие нервы.
 
Мы не гнались…
Но правота была такой оградой,
Мы похоронили
Которой уступал любой доспех.
катер № 81-й.
Всё воплотила участь Ленинграда.
Сняли флаг
Стеной стоял он на глазах у всех.
и вынесли из рубки
 
лоцию…
И вот пришло заветное мгновенье:
А море штормовало,
Он разорвал осадное кольцо.
Командир сказал:
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
«Устали руки!» —
B восторге смотрит на его лицо.
и, едва добравшись до штурвала,
 
на компас взглянул он:
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
«Порт на румбе!» —
Как входит в цепь легенд его звено!
и упал
Всё, что возможно на земле и небе,
на мостике
Им вынесено и совершено.
у тумбы.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


2
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
'''Ветер с моря''' (1947)
<spoiler>
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1


Как запомнить свет звезды падучей,
Был приказ прорваться к Эльтигену
как отыщешь, где она упала?
днём
На Тамани,
сквозь строй немецкого заслона.
у высокой кручи,
Командир сказал, что повезло нам,
у подножья пенистого вала,
и поздравил нас.
всем ветрам распахнута навстречу,
Взбивая пену,
с давних пор стоит одна лачуга.
клокотало море.
Там три дня подряд горели свечи,
На причалах
там три дня подряд у тела друга
от наката волн качались сваи.
собирались хмурые матросы.
Командир сказал, что так бывает, —
Стыли волны па причальных сваях.
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
На манильских несмоленых тросах
Шеи пушек вытянулись к югу,
провисала койка подвесная.
дрогнули,
А на жёсткой флотской парусине
качнулись мачты косо —
он лежал,
это реверс выжали матросы,
сурово сдвинув брови,
и земля шарахнулась в испуге.
в орденах,
В этот день на рейде не клялись мы,
в морском мундире синем.
уходя, вещей не завещали.
Замирало море в изголовье,
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!»
а у ног гвардейцы…
И велел отправить наши письма.
Я заметил,
Он стоял, спокойный и угрюмый,
как качнулась тень на смуглых лицах.
молчаливый и широкоспинный,
Мы молчали.
слушая, как напевает трюмный
Мы пришли проститься
песню про влюблённую рябину.
молча, перед самым боем.
Что он думал?
Ветер!
Думал ли о бое,
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
что придёт в горячечном ознобе,
тросами поскрипывая глухо.
впившись в борт десятками пробоин,
И качнулась койка в полусвете,
в пятнах крови на матросской робе,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
или, может, видел над собою
как всегда,
только небо, небо голубое?
в свой дальний путь обычный,
Что хотел он?
только что уснувший после боя.
На одном моторе
И закрыл плечами свечи мичман,
мирно,
чтобы свет его не беспокоил,
не рискуя головою,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
проскочить, не встретив немцев в море,
Жил, качаясь на волне,
потому что море штормовое?
и, на волне
Или, может, он мечтал у порта
качаясь,
вдруг увидеть их,
ты ушёл в последний рейс.
чтоб тотчас, с ходу,
Мне тоже,
стать «гостеприимным» мореходом
если только смерти,
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
то такой же.
так чтоб флаги с чёрными крестами
Мы надели мичманки.
падали,
И руки
линяя под винтами?
потянулись к козырькам.
…Он был ранен после первых вспышек.
Сирена
Медленно
извещала нас, что поднят «буки» —
по мокрому реглану
флаг о выходе туда,
кровь стекала под ноги.
где пена,
Я слышал,
закружившись в гибельном узоре,
как он приказал:
тонет в белой глубине буруна.
«Идти тараном!
…Немцы были у Камыш-Буруна.
По разрывам,
Их маяк сигналил:
в лоб,
«Ветер с моря!»  
врезаясь строем
</poem>
…Немцев было восемь.
'''Июньские дни Нахимова'''
Наших трое.
<poem>
Немцы шли на малом.
      1. Возвращение
Мы — на полном.
 
Немцы шли за ветром.
Когда в одной ладони
Мы — сквозь волны.
все дороги.
С ними был их бог.
И встать на холм —
А с нами — сила.
как дёрнуть за кольцо.
Он им не помог.
И ни моря не властны
А нас носила
и ни боги.
Яростная злоба над волнами.
И лица всех сошлись в одно лицо.
С немцами был бог.
Когда послушней конь,
А море — с нами.
острее зренье
…Море с нами, — значит, каждым валом
и ни себя не жалко,
нас волна собою прикрывала
ни коня.
и несла на гребень против ветра.
Когда, освобождённый,
Ближе,
отстраненьем
ближе,
возвысишься
ближе.
над суетностью дня…
С каждым метром
Как горячит
чаще всплески вражеской картечи.
и как пьянит опасность.
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Но, все свои сомненья погребя,
и на пушках запекалась краска…
ты знаешь,
Я не слышал, как по серым каскам
что живёшь не для себя.
звякали визжащие осколки,
И в этом суть,
но зато я видел, как умолкли
и правота,
пушки на беструбой барже рядом,
и ясность.
как она, подбитая снарядом,
...................................................
медленно вползала в чёрный выем.
...................................................
Море вам оплатит штормовые!
Три ниши
Выстрел!
во Владимирском соборе.
И куски брони летят, как вата.
Три места в склепе.
Выстрел!
Трое лечь могли
И, качнувшись угловато,
под куполом с крестом,
переломлен надвое по мостик,
над городом,
головной отправлен рыбам в гости.
что всех других дороже.
…Немцы отвернули в полумиле.
Был первым —
Немцев подвели плохие нервы.
Лазарев.
Мы не гнались…
Он — первый адмирал —
Мы похоронили
лёг в склепе первым.
катер № 81-й.
Берегу
Сняли флаг
второе место для себя,
и вынесли из рубки
сказал Нахимов.
лоцию…
Но смерть всевластна.
А море штормовало,
Подданных своих
Командир сказал:
смерть убирает
«Устали руки!» —
по своим контрактам.
и, едва добравшись до штурвала,
Она — вершительница
на компас взглянул он:
судеб всех.
«Порт на румбе!»
Одна она ли только?!
и упал
И стал вторым Корнилов.
на мостике
Он, кажется мне тоже,
у тумбы.
что-то знал.
 
Он загодя оставил завещанье,
2
ранним утром,
часов примерно в семь,
часы отправил сыну золотые.
А в полдень
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
— Держу я третье место
для себя, — сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
Что хорониться,
смерть своё возьмёт, —
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.


      2. Предчувствие
Как запомнить свет звезды падучей,
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
как отыщешь, где она упала?
 
На Тамани,
А он с коня в штыки —
у высокой кручи,
и нет
у подножья пенистого вала,
ни неба,
всем ветрам распахнута навстречу,
ни земли,
с давних пор стоит одна лачуга.
ни адмиральских эполет.
Там три дня подряд горели свечи,
Лишь хруст костей
там три дня подряд у тела друга
да красный след,
собирались хмурые матросы.
когда кричат:
Стыли волны па причальных сваях.
— Коли! —
На манильских несмоленых тросах
А он не думал ни о чём,
провисала койка подвесная.
пришёл ли нет черёд.
А на жёсткой флотской парусине
Не взвешивал,
он лежал,
а предпочёл
сурово сдвинув брови,
толкнуть тарутинцев плечом
в орденах,
и с саблею —
в морском мундире синем.
вперёд.
Замирало море в изголовье,
А ковыли давно в крови.
а у ног — гвардейцы…
А бог — приди
Я заметил,
и лик яви
как качнулась тень на смуглых лицах.
в малиновом дыму.
Мы молчали.
И нет ни неба,
Мы пришли проститься
ни земли,
молча, перед самым боем.
лишь хруст костей
Ветер!
да крик:
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
— Коли! —
тросами поскрипывая глухо.
Пощады — никому.
И качнулась койка в полусвете,
 
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
Накануне сражения
как всегда,
явился к Нахимову
в свой дальний путь обычный,
Данненберг.
только что уснувший после боя.
Извините, — сказал он,
И закрыл плечами свечи мичман,
я ещё не был с визитом
чтобы свет его не беспокоил,
у вас.
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
— Помилуйте,
Жил, качаясь на волне,
ваше высочество,
и, на волне
лучше б
качаясь,
Сапун-горе
ты ушёл в последний рейс.
сделали вы визит…
Мне тоже,
..............................................
если только смерти,
..............................................
то такой же. —
Итак, другого не дано:
Мы надели мичманки.
пусть всё летит вверх дном.
И руки
Земля виднее
потянулись к козырькам.
под конём,
Сирена
трава теплее
извещала нас, что поднят «буки» —
под огнём,
флаг о выходе туда,
нет выхода — так вверх килём.
где пена,
А город…
закружившись в гибельном узоре,
Если суждено.
тонет в белой глубине буруна.
Но… только не при нём.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Скатилась по небу звезда,
Их маяк сигналил:
двух душ сближала даль.
«Ветер с моря!»
</poem>
</spoiler>
'''Июньские дни Нахимова'''
<spoiler>
<poem>
      1. Возвращение


Уберегли его тогда,
Когда в одной ладони —
и отодвинулась беда.
все дороги.
Надолго ли?!
И встать на холм
Едва ль…
как дёрнуть за кольцо.
Близ Малахова кургана
И ни моря не властны
солдат, умирая,
и ни боги.
остановил верхового:
И лица всех сошлись в одно лицо.
Я не помощи прошу,
Когда послушней конь,
ваше благородие,
острее зренье
я спросить у вас хочу, —
и ни себя не жалко,
верховой склонился
ни коня.
в стременах, —
Когда, освобождённый,
— адмирал Нахимов
отстраненьем
не убит?
возвысишься
— Нет.
над суетностью дня…
— Слава богу! —
Как горячит
И солдат, перекрестившись,
и как пьянит опасность.
умер…
Но, все свои сомненья погребя,
 
ты знаешь,
      3. Смерть
что живёшь не для себя.
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
И в этом суть,
 
и правота,
В шесть часов пополудни,
и ясность.
вернее, чуть раньше шести,
...................................................
на исходе июня,
...................................................
во вторник,
Три ниши
дня двадцать восьмого,
во Владимирском соборе.
двое: Павел Нахимов
Три места в склепе.
и флаг-офицер Колтовской,
Трое лечь могли
благодушно беседуя
под куполом с крестом,
ехали к Керну
над городом,
верхами.
что всех других дороже.
День клонился к закату,
Был первым —
акация властно цвела.
Лазарев.
Сладковато и властно.
Он — первый адмирал —
Нахимов сказал:
лёг в склепе первым.
— Дело божье.
— Берегу
Бог даёт,
второе место для себя, —
бог берёт…
сказал Нахимов.
Храбрость — суть
Но смерть всевластна.
постоянство усилий.
Подданных своих
Смерть преследовать нужно,
смерть убирает
чтоб душу от страха спасти.
по своим контрактам.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
Она — вершительница
И для нас,
судеб всех.
и, пожалуй, для многих.
Одна она ли только?!
 
И стал вторым Корнилов.
В шесть часов пополудни,
Он, кажется мне тоже,
вернее, чуть раньше шести,
что-то знал.
на исходе июня,
Он загодя оставил завещанье,
во вторник,
ранним утром,
дня двадцать восьмого,
часов примерно в семь,
обойдя батарею,
часы отправил сыну золотые.
он вышел к вершине холма
А в полдень
и спросил у сигнальщика:
принял смерть на бастионе.
— Сколько нас?
Не прячась от неё,
— На суток на четверо…хватит… —
не хоронясь,
Рядом шлёпнулась пуля,
с холодною улыбкой
с шипеньем уткнувшись в мешок.
обреченья…
Он стоял,
— Держу я третье место
возвышаясь по грудь
для себя, — сказал Нахимов.
над банкетом.
Он ослаб от горя
Снова пуля…
и не стыдился слёз.
— Прицельно стреляют, —
Был третьим
сказал.
адмирал Истомин.
Керн был бледен.
Опять Малахов,
Нахимов
тот же бастион,
за подзорной трубой потянулся.
люнет камчатский,
.............................................
тот же вызов жизни.
— Внизу идёт богослужение
— Что хорониться,
в честь завтрашнего праздника
смерть своё возьмёт,
святых Петра и Павла.
сказал Нахимов, —
Не желаете послушать? —
лягу…
спросил Керн.
в ногах товарищей.
— Никого не задерживаю-с…
 
.............................................
      2. Предчувствие
На исходе июня,
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.


В шесть часов пополудни
А он с коня в штыки —
тайна смерти близка…
и нет
И разгадкою жизни
ни неба,
хлещет кровь из виска.
ни земли,
............................................
ни адмиральских эполет.
............................................
Лишь хруст костей
Когда часы надежды истекли
да красный след,
его по Аполлоновой горе
когда кричат:
до бухты
— Коли! —
донесли товарищи
А он не думал ни о чём,
и положили в шлюпку.
пришёл ли нет черёд.
Буксировали баркасами
Не взвешивал,
и встретили на Графской,
а предпочёл
как живого,
толкнуть тарутинцев плечом
взяв вёсла на валек.
и с саблею —
Потом, неспешно,
вперёд.
двинулись домой.
А ковыли давно в крови.
Из окон дома
А бог — приди
было слышно,
и лик яви
как полковая музыка играла.
в малиновом дыму.
…Гроб его
И нет ни неба,
три флага осенили.
ни земли,
Два адмиральских,
лишь хруст костей
третий — кормовой,
да крик:
пробитый ядрами
— Коли! —
синопскими
Пощады — никому.
с «Марии».


В почётном карауле стояли —
Накануне сражения
семнадцать в ряд.
явился к Нахимову
«Полный ход»
Данненберг.
сыграли барабанщики.
Извините, — сказал он, —
Колокола
я ещё не был с визитом
один, потом другой
у вас.
звонили с Корабельной.
— Помилуйте,
Четырнадцать священников
ваше высочество,
служили панихиду.
лучше б
Приспустили флаги
Сапун-горе
на кораблях.
сделали вы визит…
Весь Севастополь
..............................................
проводил Нахимова
..............................................
в последний путь
Итак, другого не дано:
до склепа,
пусть всё летит вверх дном.
во Владимирскую церковь.
Земля виднее
Там его
под конём,
три адмирала ждали.
трава теплее
Его учитель —
под огнём,
Лазарев,
нет выхода — так вверх килём.
Корнилов
А город…
и Истомин.
Если суждено.
Он сам хотел
Но… только не при нём.
лечь у друзей
Скатилась по небу звезда,
в ногах…
двух душ сближала даль.
</poem>
<br clear=all>


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
Уберегли его тогда,
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
и отодвинулась беда.
*
Надолго ли?!
'''Война''' (1821)<poem>
Едва ль…
Война! Подъяты наконец,
Близ Малахова кургана
Шумят знамёна бранной чести!
солдат, умирая,
Увижу кровь, увижу праздник мести;
остановил верхового:
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
— Я не помощи прошу,
И сколько сильных впечатлений
ваше благородие,
Для жаждущей души моей!
я спросить у вас хочу, —
Стремленье бурных ополчений,
верховой склонился
Тревоги стана, звук мечей,
в стременах,
И в роковом огне сражений
— адмирал Нахимов
Паденье ратных и вождей!
не убит?
Предметы гордых песнопений
— Нет.
Разбудят мой уснувший гений! —
— Слава богу! —
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
И солдат, перекрестившись,
Огни врагов, их чуждое взыванье,
умер…
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
 
И смерти грозной ожиданье.
      3. Смерть
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
 
Венок ли мне двойной достанется на часть,
В шесть часов пополудни,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
вернее, чуть раньше шести,
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
на исходе июня,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
во вторник,
Воспоминание и брата и друзей,
дня двадцать восьмого,
И мыслей творческих напрасное волненье,
двое: Павел Нахимов
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
и флаг-офицер Колтовской,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
благодушно беседуя
Ничто не заглушит моих привычных дум?
ехали к Керну
Я таю, жертва злой отравы:
верхами.
Покой бежит меня, нет власти над собой,
День клонился к закату,
И тягостная лень душою овладела…
акация властно цвела.
Что ж медлит ужас боевой?
Сладковато и властно.
Что ж битва первая ещё не закипела?
Нахимов сказал:
</poem>
— Дело божье.
*
Бог даёт,
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
бог берёт…
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
Храбрость — суть
От первых лет поклонник бранной славы,
постоянство усилий.
Люблю войны кровавые забавы,
Смерть преследовать нужно,
И смерти мысль мила душе моей.
чтоб душу от страха спасти.
Во цвете лет свободы верный воин,
То, что мы — молодцы, — хорошо.
Перед собой кто смерти не видал,
И для нас,
Тот полного веселья не вкушал
и, пожалуй, для многих.
И милых жён лобзаний не достоин.</poem>
 
*
В шесть часов пополудни,
'''Анчар''' (1828)
вернее, чуть раньше шести,
{{#ev:youtubeimg|l2qJZCxXOEk|200|right|Видео (кликабельно) «Анчар»}}
на исходе июня,
<poem>
во вторник,
В пустыне чахлой и скупой,
дня двадцать восьмого,
На почве, зноем раскалённой,
обойдя батарею,
Анчар, как грозный часовой,
он вышел к вершине холма
Стоит — один во всей вселенной.
и спросил у сигнальщика:
 
— Сколько нас?
Природа жаждущих степей
— На суток на четверо… хватит… —
Его в день гнева породила
Рядом шлёпнулась пуля,
И зелень мёртвую ветвей
с шипеньем уткнувшись в мешок.
И корни ядом напоила.
Он стоял,
 
возвышаясь по грудь
Яд каплет сквозь его кору,
над банкетом.
К полудню растопясь от зною,
Снова пуля…
И застывает ввечеру
— Прицельно стреляют, —
Густой прозрачною смолою.
сказал.
 
Керн был бледен.
К нёму и птица не летит
Нахимов
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
за подзорной трубой потянулся.
На древо смерти набежит
.............................................
И мчится прочь, уже тлетворный.
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.


И если туча оросит,
В шесть часов пополудни
Блуждая, лист его дремучий,
тайна смерти близка…
С его ветвей, уж ядовит,
И разгадкою жизни
Стекает дождь в песок горючий.
хлещет кровь из виска.
 
............................................
Но человека человек
............................................
Послал к анчару властным взглядом:
Когда часы надежды истекли
И тот послушно в путь потёк
его по Аполлоновой горе
И к утру возвратился с ядом.
до бухты
донесли товарищи
и положили в шлюпку.
Буксировали баркасами
и встретили на Графской,
как живого,
взяв вёсла на валёк.
Потом, неспешно,
двинулись домой.
Из окон дома
было слышно,
как полковая музыка играла.
…Гроб его
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий — кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».


Принёс он смертную смолу
В почётном карауле стояли —
Да ветвь с увядшими листами,
семнадцать в ряд.
И пот по бледному челу
«Полный ход»
Струился хладными ручьями;
сыграли барабанщики.
 
Колокола —
Принёс — и ослабел и лёг
один, потом другой —
Под сводом шалаша на лыки,
звонили с Корабельной.
И умер бедный раб у ног
Четырнадцать священников
Непобедимого владыки.
служили панихиду.
 
Приспустили флаги
А князь тем ядом напитал
на кораблях.
Свои послушливые стрелы
Весь Севастополь
И с ними гибель разослал
проводил Нахимова
К соседям в чуждые пределы.
в последний путь
до склепа,
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
*
'''Война''' (1821)
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|DDNLYM6ROIg|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой…»}}
<poem>
<poem>
На Земле
Война! Подъяты наконец,
    безжалостно маленькой
Шумят знамёна бранной чести!
жил да был человек маленький.
Увижу кровь, увижу праздник мести;
У него была служба маленькая.
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И маленький очень портфель.
И сколько сильных впечатлений
Получал он зарплату маленькую…
Для жаждущей души моей!
И однажды
Стремленье бурных ополчений,
прекрасным утром —
Тревоги стана, звук мечей,
постучалась к нему в окошко
И в роковом огне сражений
небольшая,
Паденье ратных и вождей!
казалось,
Предметы гордых песнопений
война…
Разбудят мой уснувший гений!
Автомат ему выдали маленький.
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Сапоги ему выдали маленькие.
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Каску выдали маленькую
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
и маленькую —
И смерти грозной ожиданье.
по размерам —
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
шинель.
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
 
Венок ли мне двойной достанется на часть,
…А когда он упал —
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
              некрасиво, неправильно,
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
в атакующем крике вывернув рот,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
то на всей земле
Воспоминание и брата и друзей,
            не хватило мрамора,
И мыслей творческих напрасное волненье,
чтобы вырубить парня
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
в полный рост!
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</spoiler>
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
<spoiler>
<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Баллада о красках''' (1972)
'''Анчар''' (1828)  
{{#ev:youtubeimg|343AKjFYZG8|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о красках», поют Диана Анкудинова и Мая Егорова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Был он рыжим,
В пустыне чахлой и скупой,
как из рыжиков рагу.
На почве, зноем раскалённой,
Рыжим,
Анчар, как грозный часовой,
словно апельсины на снегу.
Стоит — один во всей вселенной.
Мать шутила,
 
мать весёлою была:
Природа жаждущих степей
«Я от солнышка сыночка родила…»
Его в день гнева породила
А другой был чёрным-чёрным у неё.
И зелень мёртвую ветвей
Чёрным,
И корни ядом напоила.
будто обгоревшее смолье.
 
Хохотала над расспросами она,
Яд каплет сквозь его кору,
говорила:
К полудню растопясь от зною,
«Слишком ночь была черна!.
И застывает ввечеру
В сорок первом,
Густой прозрачною смолою.
в сорок памятном году
 
прокричали репродукторы беду.
К нёму и птица не летит
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
поклонились маме в пояс.
На древо смерти набежит
И ушли.
И мчится прочь, уже тлетворный.
Довелось в бою почуять молодым
 
рыжий бешеный огонь
И если туча оросит,
и чёрный дым,
Блуждая, лист его дремучий,
злую зелень застоявшихся полей,
С его ветвей, уж ядовит,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Стекает дождь в песок горючий.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
воевали до победы.
Мать ждала.
Не гневила,
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Но человека человек
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Послал к анчару властным взглядом:
*
И тот послушно в путь потёк
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
И к утру возвратился с ядом.
{{#ev:youtubeimg|ZIt2MgXHH2w|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.


Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Принёс он смертную смолу
Меж нами
Да ветвь с увядшими листами,
    вот этак —
И пот по бледному челу
                ров.
Струился хладными ручьями;
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Нет! Об этом нельзя словами…
Принёс — и ослабел и лёг
Тут надо рычать! Рыдать!
Под сводом шалаша на лыки,
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
И умер бедный раб у ног
Заржавленной, как руда.
Непобедимого владыки.


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
А князь тем ядом напитал
Может быть, партизаны? Нет.
Свои послушливые стрелы
Вот лежит лопоухий Колька —
И с ними гибель разослал
Ему одиннадцать лет.
К соседям в чуждые пределы.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
Ближние станции, ближние села
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
Все заложников выслали в ров.
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
помните!
 
Не плачьте!
В горле
    сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!
 
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью
    просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!
 
Люди!
Покуда сердца
          стучатся, —
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
пожалуйста,
    помните!


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Песню свою
У каждого жест. Удивительно свой!
        отправляя в полёт,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
помните!
С которым смерть принимал живой,
О тех,
кто уже никогда
          не споёт,
помните!


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Детям своим
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
          расскажите о них,
В каком бы их ни свалило виде —
чтоб
Глазами, оскалом, шеей, плечами
запомнили!
Они пререкаются с палачами,
Детям
Они восклицают: «Не победишь!»
    детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли,
о погибших
помните!


Парень. Он совсем налегке.
Встречайте
Грудь распахнута из протеста.
          трепетную весну,
Одна нога в худом сапоге,
люди Земли.
Другая сияет лаком протеза.
Убейте
Лёгкий снежок валит и валит…
    войну,
Грудь распахнул молодой инвалид.
прокляните
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
войну,
Поперхнулся. Упал. Застыл.
люди Земли!
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Бабка. Эта погибла стоя,
Мечту пронесите
Встала из трупов и так умерла.
          через года
Лицо её, славное и простое,
и жизнью
Чёрная судорога свела.
наполните!..
Ветер колышет её отрепье…
Но о тех,
В левой орбите застыл сургуч,
кто уже не придёт
Но правое око глубоко в небе
              никогда,
Между разрывами туч.
заклинаю,
И в этом упреке Деве Пречистой
помните!
Рушенье веры десятков лет:
</poem>
«Коли на свете живут фашисты,
</spoiler>
Стало быть, бога нет».
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
<spoiler>
<poem>
На Земле
    безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


Рядом истерзанная еврейка.
…А когда он упал —
При ней ребенок. Совсем как во сне.
              некрасиво, неправильно,
С какой заботой детская шейка
в атакующем крике вывернув рот,
Повязана маминым серым кашне…
то на всей земле
Матери сердцу не изменили:
            не хватило мрамора,
Идя на расстрел, под пулю идя,
чтобы вырубить парня
За час, за полчаса до могилы
в полный рост!
Мать от простуды спасала дитя.
</poem>
Но даже и смерть для них не разлука:
</spoiler>
Невластны теперь над ними враги
'''Баллада о красках''' (1972)
И рыжая струйка
<spoiler>
            из детского уха
<poem>
Стекает
Был он рыжим,
      в горсть
как из рыжиков рагу.
              материнской
Рыжим,
                        руки.
словно апельсины на снегу.
 
Мать шутила,
Как страшно об этом писать. Как жутко.
мать весёлою была:
Но надо. Надо! Пиши!
«Я от солнышка сыночка родила…»
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Ты вымерил низость фашистской души,
Чёрным,
Ты осознал во всей её фальши
будто обгоревшее смольё.
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Хохотала над расспросами она,
Так пусть же
говорила:
          сквозь их
«Слишком ночь была черна!..»
                  голубые
В сорок первом,
                        вальсы
в сорок памятном году
Торчит материнская эта горсть.
прокричали репродукторы беду.
 
Оба сына, оба-двое, соль Земли
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
поклонились маме в пояс.
Ты за руку их поймал — уличи!
И ушли.
Ты видишь, как пулею бронебойной
Довелось в бою почуять молодым
Дробили нас палачи,
рыжий бешеный огонь
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
и чёрный дым,
Пусть зарыдает природа сама,
злую зелень застоявшихся полей,
Если
серый цвет прифронтовых госпиталей.
    всё это
Оба сына, оба-двое, два крыла,
          сам ты
воевали до победы.
                видел
Мать ждала.
И не сошёл с ума.
Не гневила,
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но молча стою я над страшной могилой.
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Что слова? Истлели слова.
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Было время — писал я о милой,
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
О щёлканье соловья.
<spoiler>
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.


Казалось бы, что в этой теме такого?
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Правда? А между тем
Меж нами
Попробуй найти настоящее слово
    вот этак —
Даже для этих тем.
                ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Нет! Об этом нельзя словами…
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Тут надо рычать! Рыдать!
Нет, товарищи: этой муки
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Не выразит язык.
Заржавленной, как руда.


Он слишком привычен, поэтому бледен.
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Слишком изящен, поэтому скуп,
Может быть, партизаны? Нет.
К неумолимой грамматике сведён
Вот лежит лопоухий Колька —
Каждый крик, слетающий с губ.
Ему одиннадцать лет.


Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Из всех племён от древка до древка
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
И взять от каждого всё человечье,
Ближние станции, ближние сёла
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
Все заложников выслали в ров.
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?


Но есть у нас и такая речь,
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Которая всяких слов горячее:
У каждого жест. Удивительно свой!
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Глаголом пророков гремят батареи.
С которым смерть принимал живой,
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Травою взойдите у этих высот.
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Кто вас увидел, отныне навеки
В каком бы их ни свалило виде —
Все ваши раны в душе унесёт.
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»


Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Парень. Он совсем налегке.
Семь тысяч трупов.
Грудь распахнута из протеста.
              Семиты… Славяне…
Одна нога в худом сапоге,
Да! Об этом нельзя словами.
Другая сияет лаком протеза.
Огнём! Только огнём!
Лёгкий снежок валит и валит…
</poem>
Грудь распахнул молодой инвалид.
<br clear=all>
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
Бабка. Эта погибла стоя,
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
Встала из трупов и так умерла.
*
Лицо её, славное и простое,
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
Чёрная судорога свела.
{{#ev:youtubeimg|3SOqSnXfc5Q|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
Ветер колышет её отрепье…
<poem>
В левой орбите застыл сургуч,
Если дорог тебе твой дом,
Но правое око глубоко в небе
Где ты русским выкормлен был,
Между разрывами туч.
Под бревенчатым потолком,
И в этом упрёке Деве Пречистой
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Рушенье веры десятков лет:
Если дороги в доме том
«Коли на свете живут фашисты,
Тебе стены, печь и углы,
Стало быть, бога нет».
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


Если мил тебе бедный сад
Рядом истерзанная еврейка.
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
И под липой сто лет назад
С какой заботой детская шейка
В землю вкопанный дедом стол;
Повязана маминым серым кашне…
Если ты не хочешь, чтоб пол
Матери сердцу не изменили:
В твоём доме фашист топтал,
Идя на расстрел, под пулю идя,
Чтоб он сел за дедовский стол
За час, за полчаса до могилы
И деревья в саду сломал…
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.


Если мать тебе дорога —
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Тебя выкормившая грудь,
Но надо. Надо! Пиши!
Где давно уже нет молока,
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Только можно щекой прильнуть;
Ты вымерил низость фашистской души,
Если вынести нету сил,
Ты осознал во всей её фальши
Чтоб фашист, к ней постоем став,
«Сентиментальность» пруссацких грез,
По щекам морщинистым бил,
Так пусть же
Косы на руку намотав;
          сквозь их
Чтобы те же руки её,
                  голубые
Что несли тебя в колыбель,
                        вальсы
Мыли гаду его белье
Торчит материнская эта горсть.
И стелили ему постель…


Если ты отца не забыл,
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Что качал тебя на руках,
Ты за руку их поймал — уличи!
Что хорошим солдатом был
Ты видишь, как пулею бронебойной
И пропал в карпатских снегах,
Дробили нас палачи,
Что погиб за Волгу, за Дон,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
За отчизны твоей судьбу;
Пусть зарыдает природа сама,
Если ты не хочешь, чтоб он
Если
Перевёртывался в гробу,
    всё это
Чтоб солдатский портрет в крестах
          сам ты
Взял фашист и на пол сорвал
                видел
И у матери на глазах
И не сошёл с ума.
На лицо ему наступал…


Если ты не хочешь отдать
Но молча стою я над страшной могилой.
Ту, с которой вдвоём ходил,
Что слова? Истлели слова.
Ту, что долго поцеловать
Было время — писал я о милой,
Ты не смел,— так её любил,—
О щёлканье соловья.
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Если ты фашисту с ружьём
Казалось бы, что в этой теме такого?
Не желаешь навек отдать
Правда? А между тем
Дом, где жил ты, жену и мать,
Попробуй найти настоящее слово
Всё, что родиной мы зовем,—
Даже для этих тем.
Знай: никто её не спасет,
Если ты её не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
А не ты на земле лежал,
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Не в твоём дому чтобы стон,
Нет, товарищи: этой муки
А в его по мертвым стоял.
Не выразит язык.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!</poem>
*
'''Жди меня''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|tphScJBD8Ns|200|right|Видео (кликабельно) «Жди меня», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


Жди меня, и я вернусь,  
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Не желай добра
Слишком изящен, поэтому скуп,
Всем, кто знает наизусть,  
К неумолимой грамматике сведён
Что забыть пора.
Каждый крик, слетающий с губ.
Пусть поверят сын и мать
 
В то, что нет меня,  
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Пусть друзья устанут ждать,  
Из всех племён от древка до древка
Сядут у огня,  
И взять от каждого всё человечье,
Выпьют горькое вино
Всё, прорвавшееся сквозь века,
На помин души…
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Жди. И с ними заодно
Эхо нашествий, погромов, резни…
Выпить не спеши.
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?


Жди меня, и я вернусь,
Но есть у нас и такая речь,
Всем смертям назло.
Которая всяких слов горячее:
Кто не ждал меня, тот пусть
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Скажет: — Повезло.
Глаголом пророков гремят батареи.
Не понять не ждавшим им,
Вы слышите трубы на рубежах?
Как среди огня
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Ожиданием своим
Бегут! Но некуда им убежать
Ты спасла меня.  
От вашей кровавой могилы.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.</poem>
*
'''Танк''' (1939)<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Но под рукою не было врача,
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
И он привстал, от хромоты страдая,
Травою взойдите у этих высот.
Разбитое железо волоча,
Кто вас увидел, отныне навеки
На раненую ногу припадая.
Все ваши раны в душе унесёт.


Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Кругами полз по собственному следу
Семь тысяч трупов.
И рухнул, обессилевший от ран,
              Семиты… Славяне…
Купив пехоте трудную победу.
Да! Об этом нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
Пришли ещё дымящиеся танки
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
И сообща решили в глубь земли
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
Зарыть его железные останки.
<spoiler>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


Он словно не закапывать просил,
Если мил тебе бедный сад
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Он упирался, он что было сил
И под липой сто лет назад
Ещё грозил своей разбитой башней.
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…


Чтоб видно было далеко окрест,
Если мать тебе дорога —
Мы холм над ним насыпали могильный,
Тебя выкормившая грудь,
Прибив звезду фанерную на шест —
Где давно уже нет молока,
Над полем боя памятник посильный.
Только можно щекой прильнуть;
 
Если вынести нету сил,
Когда бы монумент велели мне
Чтоб фашист, к ней постоем став,
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
По щекам морщинистым бил,
Я б на гранитной тёсаной стене
Косы на руку намотав;
Поставил танк с глазницами пустыми;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…


Я выкопал его бы, как он есть,
Если ты отца не забыл,
В пробоинах, в листах железа рваных,
Что качал тебя на руках,
Невянущая воинская честь
Что хорошим солдатом был
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


На постамент взобравшись высоко,
Если ты не хочешь отдать
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Ту, с которой вдвоём ходил,
Да, нам далась победа нелегко.
Ту, что долго поцеловать
Да, враг был храбр.
Ты не смел,— так её любил,
Тем больше наша слава.</poem>
Чтоб фашисты её живьём
*
Взяли силой, зажав в углу,
'''Майор привёз мальчишку на лафете…''' (1941)
И распяли её втроём,
{{#ev:youtubeimg|9bhMqFOy1-A|200|right|Видео (кликабельно) «Майор привёз мальчишку на лафете…», читает Андрей Смоляков}}
Обнажённую, на полу;
<poem>
Чтоб досталось трём этим псам
Майор привёз мальчишку на лафете.
В стонах, в ненависти, в крови
Погибла мать. Сын не простился с ней.
Всё, что свято берёг ты сам
За десять лет на том и этом свете
Всею силой мужской любви…
Ему зачтутся эти десять дней.


Его везли из крепости, из Бреста.
Если ты фашисту с ружьём
Был исцарапан пулями лафет.
Не желаешь навек отдать
Отцу казалось, что надёжней места
Дом, где жил ты, жену и мать,
Отныне в мире для ребенка нет.
Всё, что родиной мы зовем,—
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.


Отец был ранен, и разбита пушка.
Так убей фашиста, чтоб он,
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
А не ты на земле лежал,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Не в твоём дому чтобы стон,
Седой мальчишка на лафете спал.
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.  
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,  
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


Мы шли ему навстречу из России.
Жди меня, и я вернусь,
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Не желай добра
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Всем, кто знает наизусть,  
Что я там был и мне пора домой…
Что забыть пора.
 
Пусть поверят сын и мать
Ты это горе знаешь понаслышке,
В то, что нет меня,  
А нам оно оборвало сердца.
Пусть друзья устанут ждать,
Кто раз увидел этого мальчишку,
Сядут у огня,  
Домой прийти не сможет до конца.
Выпьют горькое вино
На помин души…
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.  


Я должен видеть теми же глазами,
Жди меня, и я вернусь,
Которыми я плакал там, в пыли,
Всем смертям назло.
Как тот мальчишка возвратится с нами
Кто не ждал меня, тот пусть
И поцелует горсть своей земли.
Скажет: — Повезло.
 
Не понять не ждавшим им,  
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Как среди огня
Призвал нас к бою воинский закон.
Ожиданием своим
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Ты спасла меня.  
А там, где отнят у мальчишки он.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,  
Как никто другой.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
Но под рукою не было врача,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
И он привстал, от хромоты страдая,
*
Разбитое железо волоча,
'''В землянке''' (1941)<poem>
На раненую ногу припадая.
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.


О тебе мне шептали кусты
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
В белоснежных полях под Москвой.
Кругами полз по собственному следу
Я хочу, чтоб услышала ты,
И рухнул, обессилевший от ран,
Как тоскует мой голос живой.
Купив пехоте трудную победу.


Ты сейчас далеко-далеко.
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Между нами снега и снега.
Пришли ещё дымящиеся танки
До тебя мне дойти не легко,
И сообща решили в глубь земли
А до смерти — четыре шага.
Зарыть его железные останки.


Пой, гармоника, вьюге назло,
Он словно не закапывать просил,
Заплутавшее счастье зови.
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Мне в холодной землянке тепло
Он упирался, он что было сил
От твой негасимой любви.
Ещё грозил своей разбитой башней.
</poem>
<br clear=all>


== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
Чтоб видно было далеко окрест,
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
Мы холм над ним насыпали могильный,
*
Прибив звезду фанерную на шест
'''Я знаю, никакой моей вины…'''
Над полем боя памятник посильный.
{{#ev:youtubeimg|yw4Qk7yfljM|200|right|Видео (кликабельно) «Я знаю, никакой моей вины», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
*
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.


В конце пути, в далёкой стороне,
Когда бы монумент велели мне
Под гром пальбы прощались мы впервые
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Со всеми, что погибли на войне,
Я б на гранитной тёсаной стене
Как с мёртвыми прощаются живые.
Поставил танк с глазницами пустыми;


До той поры в душевной глубине
Я выкопал его бы, как он есть,
Мы не прощались так бесповоротно.
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Мы были с ними как бы наравне,
Невянущая воинская честь
И разделял нас только лист учётный.
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.


Мы с ними шли дорогою войны
На постамент взобравшись высоко,
В едином братстве воинском до срока,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Суровой славой их озарены,
Да, нам далась победа нелегко.
От их судьбы всегда неподалёку.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
</poem>
</spoiler>
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


И только здесь, в особый этот миг,
Его везли из крепости, из Бреста.
Исполненный величья и печали,
Был исцарапан пулями лафет.
Мы отделялись навсегда от них:
Отцу казалось, что надёжней места
Нас эти залпы с ними разлучали.
Отныне в мире для ребёнка нет.


Внушала нам стволов ревущих сталь,
Отец был ранен, и разбита пушка.
Что нам уже не числиться в потерях.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
Заполненный товарищами берег.
Седой мальчишка на лафете спал.


И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
Мы шли ему навстречу из России.
Как нас уносят этих залпов волны,
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.
Что я там был и мне пора домой…


Вот так, судьбой своею смущены,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Прощались мы на празднике с друзьями.
А нам оно оборвало сердца.
И с теми, что в последний день войны
Кто раз увидел этого мальчишку,
Ещё в строю стояли вместе с нами;
Домой прийти не сможет до конца.


И с теми, что её великий путь
Я должен видеть теми же глазами,
Пройти смогли едва наполовину;
Которыми я плакал там, в пыли,
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Как тот мальчишка возвратится с нами
Ещё у Волги обтекали глиной;
И поцелует горсть своей земли.


И с теми, что под самою Москвой
За всё, чем мы с тобою дорожили,
В снегах глубоких заняли постели,
Призвал нас к бою воинский закон.
В её предместьях на передовой
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Зимою сорок первого;
А там, где отнят у мальчишки он.
                                      и с теми,
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Что, умирая, даже не могли
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
Рассчитывать на святость их покоя
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
Последнего, под холмиком земли,
'''В землянке''' (1941)
Насыпанном нечуждою рукою.
<spoiler>
<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.


Со всеми — пусть не равен их удел,
О тебе мне шептали кусты
Кто перед смертью вышел в генералы,
В белоснежных полях под Москвой.
А кто в сержанты выйти не успел —
Я хочу, чтоб услышала ты,
Такой был срок ему отпущен малый.
Как тоскует мой голос живой.


Со всеми, отошедшими от нас,
Ты сейчас далеко-далеко.
Причастными одной великой сени
Между нами снега и снега.
Знамён, склонённых, как велит приказ, —
До тебя мне дойти не легко,
Со всеми, до единого со всеми.
А до смерти — четыре шага.


Простились мы.
Пой, гармоника, вьюге назло,
                          И смолкнул гул пальбы,
Заплутавшее счастье зови.
И время шло. И с той поры над ними
Мне в холодной землянке тепло
Берёзы, вербы, клёны и дубы
От твой негасимой любви.
В который раз листву свою сменили.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но вновь и вновь появится листва,
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
И наши дети вырастут и внуки,
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
А гром пальбы в любые торжества
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''
Напомнит нам о той большой разлуке.
<spoiler>
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</spoiler>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.


И не за тем, что уговор храним,
В конце пути, в далёкой стороне,
Что память полагается такая,
Под гром пальбы прощались мы впервые
И не за тем, нет, не за тем одним,
Со всеми, что погибли на войне,
Что ветры войн шумят не утихая.
Как с мёртвыми прощаются живые.


И нам уроки мужества даны
До той поры в душевной глубине
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Мы не прощались так бесповоротно.
Нет, даже если б жертвы той войны
Мы были с ними как бы наравне,
Последними на этом свете были, —
И разделял нас только лист учётный.


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Мы с ними шли дорогою войны
Прожить без них в своем отдельном счастье,
В едином братстве воинском до срока,
Глазами их не видеть их земли
Суровой славой их озарены,
И слухом их не слышать мир отчасти?
От их судьбы всегда неподалёку.


И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
И только здесь, в особый этот миг,
В конце концов у смертного порога,
Исполненный величья и печали,
В себе самих не угадать себе
Мы отделялись навсегда от них:
Их одобренья или их упрека!
Нас эти залпы с ними разлучали.


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Внушала нам стволов ревущих сталь,
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Что нам уже не числиться в потерях.
Не мёртвых власть, а власть того родства,
И, кроясь дымкой, он уходит вдаль,
Что даже смерти стало неподсудно.
Заполненный товарищами берег.


К вам, павшие в той битве мировой
И, чуя там сквозь толщу дней и лет,
За наше счастье на земле суровой,
Как нас уносят этих залпов волны,
К вам, наравне с живыми, голос свой
Они рукой махнуть не смеют вслед,
Я обращаю в каждой песне новой.
Не смеют слова вымолвить. Безмолвны.


Вам не услышать их и не прочесть.
Вот так, судьбой своею смущены,
Строка в строку они лежат немыми.
Прощались мы на празднике с друзьями.
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
И с теми, что в последний день войны
Вы слышали меня и знали имя.
Ещё в строю стояли вместе с нами;
 
И с теми, что её великий путь
Пройти смогли едва наполовину;
И с теми, чьи могилы где-нибудь
Ещё у Волги обтекали глиной;


В безгласный край, в глухой покой земли,
И с теми, что под самою Москвой
Откуда нет пришедших из разведки,
В снегах глубоких заняли постели,
Вы часть меня с собою унесли
В её предместьях на передовой
С листка армейской маленькой газетки.
Зимою сорок первого;
                                      и с теми,


Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Что, умирая, даже не могли
Как у живых, — я так же вам обязан.
Рассчитывать на святость их покоя
И если я, по слабости, солгу,
Последнего, под холмиком земли,
Вступлю в тот след, который мне заказан,
Насыпанном нечуждою рукою.


Скажу слова, что нету веры в них,
Со всеми — пусть не равен их удел,
То, не успев их выдать повсеместно,
Кто перед смертью вышел в генералы,
Ещё не зная отклика живых,
А кто в сержанты выйти не успел
Я ваш укор услышу бессловесный.
Такой был срок ему отпущен малый.


Суда живых — не меньше павших суд.
Со всеми, отошедшими от нас,
И пусть в душе до дней моих скончанья
Причастными одной великой сени
Живёт, гремит торжественный салют
Знамён, склонённых, как велит приказ,
Победы и великого прощанья.
Со всеми, до единого со всеми.
</poem>
*
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Что в село своё родное
Не заметил, как вошёл.


Не один вошел — со взводом,
Простились мы.
Не по улице прямой —
                          И смолкнул гул пальбы,
Под огнём, по огородам
И время шло. И с той поры над ними
Добирается домой…
Берёзы, вербы, клёны и дубы
В который раз листву свою сменили.


Кто подумал бы когда-то,
Но вновь и вновь появится листва,
Что достанется бойцу
И наши дети вырастут и внуки,
С заряжённою гранатой
А гром пальбы в любые торжества
К своему ползти крыльцу?
Напомнит нам о той большой разлуке.


А мечтал он, может статься,
И не за тем, что уговор храним,
Подойти путём другим,
Что память полагается такая,
У окошка постучаться
И не за тем, нет, не за тем одним,
Жданным гостем, дорогим.
Что ветры войн шумят не утихая.


На крылечке том с усмешкой
И нам уроки мужества даны
Притаиться, замереть.
В бессмертье тех, что стали горсткой пыли.
Вот жена впотьмах от спешки
Нет, даже если б жертвы той войны
Дверь не может отпереть.
Последними на этом свете были, —


Видно знает, знает, знает,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Кто тут ждёт за косяком…
Прожить без них в своём отдельном счастье,
«Что ж ты, милая, родная,
Глазами их не видеть их земли
Выбегаешь босиком?..»
И слухом их не слышать мир отчасти?


И слова, и смех, и слезы —
И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
Всё в одно сольётся тут.
В конце концов у смертного порога,
И к губам, сухим с мороза,
В себе самих не угадать себе
Губы тёплые прильнут.
Их одобренья или их упрёка!


Дети кинутся, обнимут…
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Младший здорово подрос…
Нет. Не избыть нам связи обоюдной.
Нет, не так тебе, родимый,
Не мёртвых власть, а власть того родства,
Заявиться довелось.
Что даже смерти стало неподсудно.


Повернулись по-иному
К вам, павшие в той битве мировой
Все надежды, все дела.
За наше счастье на земле суровой,
На войну ушёл из дому,
К вам, наравне с живыми, голос свой
А война и в дом пришла.
Я обращаю в каждой песне новой.


Смерть свистит над головами,
Вам не услышать их и не прочесть.
Снег снарядами изрыт.
Строка в строку они лежат немыми.
И жена в холодной яме
Но вы — мои, вы были с нами здесь,
Где-нибудь с детьми сидит.
Вы слышали меня и знали имя.


И твоя родная хата,
В безгласный край, в глухой покой земли,
Где ты жил не первый год,
Откуда нет пришедших из разведки,
Под огнём из автоматов
Вы часть меня с собою унесли
В бороздёнках держит взвод.
С листка армейской маленькой газетки.


— До какого ж это срока,
Я ваш, друзья, — и я у вас в долгу,
Говорит боец друзьям,
Как у живых, — я так же вам обязан.
Поворачиваться боком
И если я, по слабости, солгу,
Да лежать, да мерзнуть нам?
Вступлю в тот след, который мне заказан,


Это я здесь виноватый,
Скажу слова, что нету веры в них,
Хата все-таки моя.
То, не успев их выдать повсеместно,
А поэтому, ребята, —
Ещё не зная отклика живых, —
Говорит он, — дайте я…
Я ваш укор услышу бессловесный.


И к своей избе хозяин,
Суда живых — не меньше павших суд.
По-хозяйски строг, суров,
И пусть в душе до дней моих скончанья
За сугробом подползает
Живёт, гремит торжественный салют
Вдоль плетня и клетки дров.
Победы и великого прощанья.
</poem>
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Что в село своё родное
Не заметил, как вошёл.
 
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Добирается домой…


И лежат, следят ребята:
Кто подумал бы когда-то,
Вот он снег отгрёб рукой,
Что достанется бойцу
Вот привстал. В окно — граната,
С заряжённою гранатой
И гремит разрыв глухой…
К своему ползти крыльцу?


И неспешно, деловито
А мечтал он, может статься,
Встал хозяин, вытер пот…
Подойти путём другим,
Сизый дым в окне разбитом,
У окошка постучаться
И свободен путь вперёд.
Жданным гостем, дорогим.


Затянул ремень потуже,
На крылечке том с усмешкой
Отряхнулся над стеной,
Притаиться, замереть.
Заглянул в окно снаружи —
Вот жена впотьмах от спешки
Дверь не может отпереть.
 
Видно знает, знает, знает,
Кто тут ждёт за косяком…
«Что ж ты, милая, родная,
Выбегаешь босиком?..»
 
И слова, и смех, и слёзы —
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
Губы тёплые прильнут.
 
Дети кинутся, обнимут…
Младший здорово подрос…
Нет, не так тебе, родимый,
Заявиться довелось.
 
Повернулись по-иному
Все надежды, все дела.
На войну ушёл из дому,
А война и в дом пришла.
 
Смерть свистит над головами,
Снег снарядами изрыт.
И жена в холодной яме
Где-нибудь с детьми сидит.
 
И твоя родная хата,
Где ты жил не первый год,
Под огнём из автоматов
В бороздёнках держит взвод.
 
— До какого ж это срока, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Да лежать, да мёрзнуть нам?
 
Это я здесь виноватый,
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
 
И к своей избе хозяин,
По-хозяйски строг, суров,
За сугробом подползает
Вдоль плетня и клетки дров.
 
И лежат, следят ребята:
Вот он снег отгрёб рукой,
Вот привстал. В окно — граната,
И гремит разрыв глухой…
 
И неспешно, деловито
Встал хозяин, вытер пот…
Сизый дым в окне разбитом,
И свободен путь вперёд.
 
Затянул ремень потуже,
Отряхнулся над стеной,
Заглянул в окно снаружи —
И к своим: — Давай за мной…
И к своим: — Давай за мной…


А когда селенье взяли,
А когда селенье взяли,
К командиру поскорей:
К командиру поскорей:
— Так и так. Теперь нельзя ли
— Так и так. Теперь нельзя ли
Повидать жену, детей?..
Повидать жену, детей?..
 
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный… —
И мигнул ему слегка. —
 
Но гляди, справляйся срочно,
Тут походу не конец. —
И с улыбкой: — Это точно, —
Отвечал ему боец…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
'''22 июня''' (1961)
<spoiler>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
 
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
 
Им нельзя задержаться, остаться —
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
 
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
 
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.


Лейтенант, его ровесник,
…Могильная трава
Воду пьёт из котелка.
Колышется над вами,
— Что ж, поскольку житель местный… -
Но тихие слова
И мигнул ему слегка.
Прошли сквозь гром и пламя.


Но гляди, справляйся срочно,
От этих мирных слов,
Тут походу не конец.
От скромных упований
И с улыбкой: — Это точно, —
Протяжней чей-то вздох,
Отвечал ему боец…
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах навеки вместе.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
*
'''22 июня''' (1961)
{{#ev:youtubeimg|KFlgfWSc4h8|200|right|Видео (кликабельно) «22 июня», читает Смирнов Владимир}}
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
В предвечерний задумчивый час
Молчаливо у окон постойте,
Вспомяните погибших за нас.
Там, в толпе, средь любимых, влюблённых,
Средь весёлых и крепких ребят,
Чьи-то тени в пилотках зелёных
На окраины молча спешат.
Им нельзя задержаться, остаться —
Их берёт этот день навсегда,
На путях сортировочных станций
Им разлуку трубят поезда.
Окликать их и звать их — напрасно,
Не промолвят ни слова в ответ,
Но с улыбкою грустной и ясной
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
<br clear=all>
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
*
'''1941''' (1941)
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
Мяли танки тёплые хлеба,
Строка 2943: Строка 3443:
Разъярился даже горицвет,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
Подымались камни и стога,
И взлетали, как щепа, мосты,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
И косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли,
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли, и шли, и шли,
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл глухой, зазубренный топор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
Шла большая русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Они накинулись, неистовы…''' (1942)
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Они накинулись, неистовы,
Строка 2975: Строка 3484:
Большая, добрая, сердитая,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
Как кровь, тепла и солона.
*
</poem>
</poem>
'''Белеют мазанки, хотели сжечь их…''' (1943)
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Строка 2988: Строка 3498:
Он, умирая, смерть опередил.  
Он, умирая, смерть опередил.  
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также