Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
Нет описания правки
 
(не показана 51 промежуточная версия 11 участников)
Строка 12: Строка 12:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Строка 28: Строка 28:
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
== '''Апухтин''' Алексей Николаевич ([[rwp:Апухтин, Алексей Николаевич|1840—1893]]) ==
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
[[Файл:Apukhtin Aleksey.jpg|thumb|200px|Алексей Апухтин]]
*
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)  
'''Солдатская песня о Севастополе''' (1869)  
<spoiler>
<poem>
<poem>
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
Не весёлую, братцы, вам песню спою,
    Не могучую песню победы,
Не могучую песню победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали отцы в Бородинском бою,
    Что певали в Очакове деды.
Что певали в Очакове деды.
 
Я спою вам о том, как от южных полей
Я спою вам о том, как от южных полей
    Поднималося облако пыли,
Поднималося облако пыли,
Как сходили враги без числа с кораблей
Как сходили враги без числа с кораблей
    И пришли к нам, и нас победили.
И пришли к нам, и нас победили.


А и так победили, что долго потом
А и так победили, что долго потом
    Не совались к нам с дерзким вопросом,
Не совались к нам с дерзким вопросом,
А и так победили, что с кислым лицом
А и так победили, что с кислым лицом
    И с разбитым отчалили носом.
И с разбитым отчалили носом.


Я спою, как, покинув и дом и семью,
Я спою, как, покинув и дом и семью,
    Шёл в дружину помещик богатый,
Шёл в дружину помещик богатый,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
Как мужик, обнимая бабёнку свою,
    Выходил ополченцем из хаты.
Выходил ополченцем из хаты.


Я спою, как росла богатырская рать,
Я спою, как росла богатырская рать,
    Шли бойцы из железа и стали,
Шли бойцы из железа и стали,
И как знали они, что идут умирать,
И как знали они, что идут умирать,
    И как свято они умирали!
И как свято они умирали!
 
Как красавицы наши сиделками шли
Как красавицы наши сиделками шли
    К безотрадному их изголовью,
К безотрадному их изголовью,
Как за каждый клочок нашей русской земли
Как за каждый клочок нашей русской земли
    Нам платили враги своей кровью;
Нам платили враги своей кровью;


Как под грохот гранат, как сквозь пламя
Как под грохот гранат, как сквозь пламя и дым,
    и дым,
Под немолчные, тяжкие стоны
    Под немолчные, тяжкие стоны
Выходили редуты один за другим,
Выходили редуты один за другим,
    Грозной тенью росли бастионы;
Грозной тенью росли бастионы;


И одиннадцать месяцев длилась резня,
И одиннадцать месяцев длилась резня,
    И одиннадцать месяцев целых
И одиннадцать месяцев целых
Чудотворная крепость, Россию храня,
Чудотворная крепость, Россию храня,
    Хоронила сынов её смелых...
Хоронила сынов её смелых...


Пусть не радостна песня, что вам я пою,
Пусть не радостна песня, что вам я пою,
    Да не хуже той песни победы,
Да не хуже той песни победы,
Что певали отцы в Бородинском бою,
Что певали отцы в Бородинском бою,
    Что певали в Очакове деды.
Что певали в Очакове деды.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
 
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
 
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
 
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
 
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
 
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
*
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
'''День Победы. И в огнях салюта…'''
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|eLYFq50WTm4|200|right|Видео (кликабельно) «День Победы. И в огнях салюта…», читает Маша Тюрина}}
<poem>
<poem>
День Победы. И в огнях салюта
День Победы. И в огнях салюта
Строка 104: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днём… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 155: Строка 196:
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
Вслед вам те, кто жил во имя вас!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Письмо с фронта'''  
'''Письмо с фронта'''  
{{#ev:youtubeimg|bx6monneoOg|200|right|Видео (кликабельно) «Письмо с фронта», читает С. Никоненко}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Мама! Тебе эти строки пишу я,
Строка 188: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 201: Строка 242:
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
И утром, не дрогнув, я в бой ухожу!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
*
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)<poem>
<spoiler>
<poem>
Не бывать тебе в живых,
Не бывать тебе в живых,
Со снегу не встать.
Со снегу не встать.
Строка 216: Строка 260:
Русская земля.
Русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победителям''' (1944)
'''Победителям''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|8JMmdZS6Z78|200|right|Видео (кликабельно) «Победителям», читает Алла Демидова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Сзади Нарвские были ворота,
Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 230: Строка 274:
Внуки, братики, сыновья!
Внуки, братики, сыновья!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
*
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|uYCLdidvTxs|200|right|Видео (кликабельно) «Земли потрескавшейся корка…», читает Гоша Куценко}}
<poem>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 275: Строка 320:
Попала в друга моего…
Попала в друга моего…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
[[Файл:Vinokurov_Evgenij.jpg|thumb|200px|Евгений Винокуров]]
*
'''Глаза''' (1944—1957)
'''Глаза''' (1944—1957)
{{#ev:youtubeimg|dKXxUXIjQMo|200|right|Видео (кликабельно) «Глаза», читает Анастасия Субботина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Взрыв. И наземь. Навзничь. Руки врозь. И
Строка 303: Строка 349:
Голубые глаза.
Голубые глаза.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
[[Файл:Vysotskypic.jpg|thumb|200px|Владимир Высоцкий]]
*
'''Братские могилы''' (1964)
'''Братские могилы''' (1964)<poem>
<spoiler>
<poem>
На братских могилах не ставят крестов,
На братских могилах не ставят крестов,
И вдовы на них не рыдают,
И вдовы на них не рыдают,
Строка 329: Строка 378:
Но разве от этого легче?..
Но разве от этого легче?..
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
'''Он не вернулся из боя''' (1969)
{{#ev:youtubeimg|d_zh92Xv4QI|200|right|Видео (кликабельно) «Он не вернулся из боя», поёт Владимир Высоцкий}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Почему всё не так? Вроде всё как всегда:
Строка 350: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 368: Строка 417:
Это я не вернулся из боя.
Это я не вернулся из боя.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
*
'''Журавли'''  
'''Журавли'''  
{{#ev:youtubeimg|8oBkWxtsWCg|200|right|Видео (кликабельно) «Журавли», поёт Александр Малинин}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
Строка 406: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
*
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон чёрный смерти не пророчил…''' (1944)<poem>
<spoiler>
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
Строка 431: Строка 484:
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
*
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец'''  
{{#ev:youtubeimg|dhczeitvINU|200|right|Видео (кликабельно) «Георгий Победоносец», читает Константин Хабенский}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Строка 459: Строка 513:
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
*
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери'''  
{{#ev:youtubeimg|wYNLkqgKmaA|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о матери», поёт Валентина Бирюкова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
Строка 515: Строка 604:
Постучится сын её с войны.
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
*
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я столько раз видала рукопашный…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|65iRO5lKobM|200|right|Видео (кликабельно) «Я столько раз видала рукопашный…», читает Виктория Исакова}}
<poem>
(1943)<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Строка 528: Строка 618:
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…'''  
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
{{#ev:youtubeimg|r23knGB31cM|200|right|Видео (кликабельно) «Я принесла домой с фронтов России…», читает Виктория Исакова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Строка 542: Строка 632:
Я позже не бывала никогда…
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)
'''Зинка''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|lvYF6autW7M|200|right|Видео (кликабельно) «Зинка», читает Анастасия Алехина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>


Строка 570: Строка 660:
Беспокойную дочку ждёт…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Строка 602: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
Строка 616: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 628: Строка 720:
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Бинты'''  
'''Бинты''' (1943)
{{#ev:youtubeimg|_ejjq7LjOMg|200|right|Видео (кликабельно) «Бинты», читает Анастасия Радькина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Строка 655: Строка 747:
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 677: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В бухте''' (1947) <poem>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Хмурый морской простор.
Строка 734: Строка 830:
Но веру отнять не могли!
Но веру отнять не могли!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
*
'''Соловьи''' (1942)
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|xpAD1dBjx1E|200|right|Видео (кликабельно) «Хотят ли русские войны?», читает Екатерина Аристова}}
<poem>
<poem>
Хотят ли русские войны?
О мёртвых мы поговорим потом.
Спросите вы у тишины
Смерть на войне обычна и сурова.
над ширью пашен и полей
И всё-таки мы воздух ловим ртом
и у берёз и тополей.
При гибели товарищей. Ни слова
Спросите вы у тех солдат,
 
что под берёзами лежат,
Не говорим. Не поднимая глаз,  
и пусть вам скажут их сыны,
В сырой земле выкапываем яму.
хотят ли русские войны.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
 
Обветренные скулы сведены.
Триста пятидесятый день войны.


Не только за свою страну
Ещё рассвет по листьям не дрожал,  
солдаты гибли в ту войну,
И для острастки били пулемёты…
а чтобы люди всей земли
Вот это место. Здесь он умирал —
спокойно видеть сны могли.
Товарищ мой из пулемётной роты.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Да, мы умеем воевать,
Тут бесполезно было звать врачей,  
но не хотим, чтобы опять
Не дотянул бы он и до рассвета.
солдаты падали в бою
Он не нуждался в помощи ничьей.
на землю грустную свою.
Он умирал. И, понимая это,
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Смотрел на нас и молча ждал конца,  
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
И как-то улыбался неумело.  
*
Загар сначала отошёл с лица,
'''Война''' (1942)<poem>
Потом оно, темнея, каменело.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
 
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Это даже не смерть и отвага. Она
Запри все чувства сразу на защёлку.  
В каждой капле находит своё выраженье.
Вот тут и появился соловей,
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Несмело и томительно защёлкал.
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
 
Это — боль головная, что ломит висок;
Потом сильней, входя в горячий пыл,
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Как будто сразу вырвавшись из плена,  
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Как будто сразу обо всём забыл,  
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Высвистывая тонкие колена.
Это — кровью омытые письма мои,
 
Что написаны криво на ложе винтовок;
Мир раскрывался. Набухал росой.  
Это — в жизни короткой последний рассвет
Как будто бы ещё едва означась,  
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Здесь рядом с нами возникал другой
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
В каком-то новом сочетанье качеств.
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
<br clear=all>


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Как время, по траншеям тёк песок.  
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
К воде тянулись корни у обрыва,  
*
И ландыш, приподнявшись на носок,  
'''На фотографии в газете…'''
Заглядывал в воронку от разрыва.
{{#ev:youtubeimg|k3E4qbuhBjA|200|right|Видео (кликабельно) «На фотографии в газете…», читает Ольга Прокофьева}}
<poem>
На фотографии в газете
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Никто не знает их фамилий,
Ещё минута — задымит сирень
о них ни песен нет, ни книг.
Клубами фиолетового дыма.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Она пришла обескуражить день.
и чей-то первый ученик.
Она везде. Она непроходима.
Они легли на поле боя, —
 
жить начинавшие едва.
Ещё мгновенье — перекосит рот
И было небо голубое,
От сердце раздирающего крика.
была зелёная трава.
Но успокойся, посмотри: цветёт,
Цветёт на минном поле земляника!
 
Лесная яблонь осыпает цвет,  
Пропитан воздух ландышем и мятой…
А соловей свистит. Ему в ответ
Ещё — второй, ещё — четвёртый, пятый.
 
Звенят стрижи. Малиновки поют.  
И где-то возле, где-то рядом, рядом
Раскидан настороженный уют
Тяжёлым громыхающим снарядом.
 
А мир гремит на сотни верст окрест,
Как будто смерти не бывало места,
Шумит неумолкающий оркестр,
И нет преград для этого оркестра.
 
Весь этот лес листом и корнем каждым,
Ни капли не сочувствуя беде,
С невероятной, яростною жаждой
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
 
Да, это жизнь. Её живые звенья,
Её крутой, бурлящий водоём.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своём.
 
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.  
Он умирал. И, понимая это,
Смотрел на нас и молча ждал конца.
 
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
Когда он, руки разбросав свои,
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
У нас сегодня пели соловьи».
 
И сразу канул в омут тишины
Триста пятидесятый день войны.
 
Он не дожил, не долюбил, не допил,
Не доучился, книг не дочитал.
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,
Как он о Поле, о тебе мечтал.
 
И, может быть, в песке, в размытой глине,
Захлёбываясь в собственной крови,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —  
У нас сегодня пели соловьи».
 
И полетит письмо из этих мест
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
 
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
У той поджигородовской берёзы
Ты всмотришься в зелёный водоём.
 
Пусть даже так. Потом родятся дети
Для подвигов, для песен, для любви.
Пусть их разбудят рано на рассвете
Томительные наши соловьи.


Забыть тот горький год неблизкий
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
мы никогда бы не смогли.
И облака потянутся гуртом.  
По всей России обелиски,
Я славлю смерть во имя нашей жизни.  
как души, рвутся из земли.
О мёртвых мы поговорим потом.
…Они прикрыли жизнь собою, —
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
 
'''Солдатская песня''' (1954)
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
<spoiler>
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
*
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
<poem>
<poem>
Вставай, страна огромная,
Путь далёк у нас с тобою,  
Вставай на смертный бой
Веселей, солдат, гляди!
С фашистской силой тёмною,
Вьётся знамя полковое,  
С проклятою ордой!
Командиры впереди.
        Пусть ярость благородная
 
        Вскипает, как волна,
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!  
        Идёт война народная,
    А для тебя, родная,  
        Священная война!
    Есть почта полевая.
Как два различных полюса
    Прощай! Труба зовёт,  
Во всём враждебны мы,
    Солдаты — в поход!  
За свет и мир мы боремся,
 
Они — за царство тьмы.
Каждый воин, парень бравый,  
        Пусть ярость благородная
Смотрит соколом в строю.
        Вскипает, как волна, —
Породнились мы со славой,  
        Идёт война народная,
Славу добыли в бою.  
        Священная война!
 
Дадим отпор душителям
Пусть враги запомнят это:
Всех пламенных идей,
Не грозим, а говорим.
Насильникам, грабителям,
Мы прошли с тобой полсвета.
Мучителям людей!
Если надо — повторим.
        Пусть ярость благородная
 
        Вскипает, как волна,
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!  
        Идёт война народная,
    А для тебя, родная,  
        Священная война!
    Есть почта полевая.
Не смеют крылья чёрные
    Прощай! Труба зовёт,  
Над родиной летать.
    Солдаты — в поход!  
Поля её просторные
</poem>
Не смеет враг топтать!
</spoiler>
        Пусть ярость благородная
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
        Вскипает, как волна, —
<spoiler>
        Идёт война народная,
<poem>
        Священная война!
Гремят над землею раскаты.
Гнилой фашистской нечисти
Идёт за раскатом раскат.
Загоним пулю в лоб,
Лежат под землею солдаты.
Отребью человечества
И нет безымянных солдат.
Сколотим крепкий гроб!
 
        Пусть ярость благородная
Солдаты в окопах шалели
        Вскипает, как волна,
И падали в смертном бою,
        Идёт война народная,
Но жизни своей не жалели
        Священная война!
За горькую землю свою.
Пойдём ломить всей силою,
 
Всем сердцем, всей душой
В родимую землю зарыты,
За землю нашу милую,
Там самые храбрые спят.
За наш Союз большой.
Глаза их Победой закрыты,
        Пусть ярость благородная
Их подвиг прекрасен и свят.
        Вскипает, как волна,
 
        Идёт война народная,
Зарница вечерняя меркнет.
        Священная война!
В казарме стоит тишина.
Встаёт страна огромная,
Солдат по вечерней поверке
Встаёт на смертный бой
В лицо узнаёт старшина.
С фашистской силой тёмною
 
С проклятою ордой.
У каждого личное имя,
        Пусть ярость благородная
Какое с рожденья дают.
        Вскипает, как волна,
Равняясь незримо с живыми,
        Идёт война народная,
Погибшие рядом встают.
        Священная война.
 
</poem>
Одна у нас в жизни Присяга,
*
И Родина тоже одна.
'''Два друга''' (1943) <poem>
Солдатского сердца отвага
Дрались по-геройски, по-русски
И верность любви отдана.
Два друга в пехоте морской:
 
Один паренёк был калужский,
Летят из далёкого края,
Другой паренёк — костромской.
Как ласточки, письма любви.
Ты вспомни меня, дорогая,
Ты имя мое назови.
 
Играют горнисты тревогу.
Тревогу горнисты трубят.
Уходят солдаты в дорогу.
И нет безымянных солдат.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
<poem>
Хотят ли русские войны?
Спросите вы у тишины
над ширью пашен и полей
и у берёз и тополей.
Спросите вы у тех солдат,
что под берёзами лежат,
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


Они точно братья сроднились,
Не только за свою страну
Делили и хлеб и табак,
солдаты гибли в ту войну,
И рядом их ленточки вились
а чтобы люди всей земли
В огне непрерывных атак.
спокойно видеть сны могли.
 
Под шелест листьев и афиш
В штыки ударяли два друга,
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
И смерть отступала сама!
Пусть вам ответят ваши сны,
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
хотят ли русские войны.
— Ходи веселей, Кострома!


Но вот под осколком снаряда
Да, мы умеем воевать,
Упал паренёк костромской…
но не хотим, чтобы опять
— Со мною возиться не надо,
солдаты падали в бою
Он другу промолвил с тоской.
на землю грустную свою.
Спросите вы у матерей,
спросите у жены моей,
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Я знаю, что больше не встану, —
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
В глазах беспросветная тьма…
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
— О смерти задумал ты рано!
'''Война''' (1942)
Ходи веселей, Кострома!
<spoiler>
 
<poem>
И бережно поднял он друга,
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Но сам застонал и упал.
Это вовсе не дымное поле сраженья,
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Это даже не смерть и отвага. Она
Товарищ чуть слышно сказал.
В каждой капле находит своё выраженье.
 
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Теряя сознанье от боли,
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Себя подбодряли дружки,
Это — боль головная, что ломит висок;
И тихо по снежному полю
Это — юность моя, что в окопах истлела;
К своим доползли моряки.
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
 
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Умолкла свинцовая вьюга,
Это — кровью омытые письма мои,
Пропала смертельная тьма…
Что написаны криво на ложе винтовок;
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Это — в жизни короткой последний рассвет
— Ходи веселей, Кострома!
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
*
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|9eTbuj_pgBU|200|right|Видео (кликабельно) «Бородино»}}
<poem>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
На фотографии в газете
Москва, спалённая пожаром,
нечётко изображены
      Французу отдана?
бойцы, ещё почти что дети,
Ведь были ж схватки боевые,
герои мировой войны.
Да, говорят, ещё какие!
Они снимались перед боем —
Недаром помнит вся Россия
в обнимку, четверо у рва.
      Про день Бородина!
И было небо голубое,
была зелёная трава.


— Да, были люди в наше время,
Никто не знает их фамилий,
Не то, что нынешнее племя:
о них ни песен нет, ни книг.
      Богатыри не вы!
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Плохая им досталась доля:
и чей-то первый ученик.
Немногие вернулись с поля…
Они легли на поле боя, —
Не будь на то господня воля,
жить начинавшие едва.
      Не отдали б Москвы!
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Мы долго молча отступали,
Забыть тот горький год неблизкий
Досадно было, боя ждали,
мы никогда бы не смогли.
      Ворчали старики:
По всей России обелиски,
«Что ж мы? на зимние квартиры?
как души, рвутся из земли.
Не смеют, что ли, командиры
…Они прикрыли жизнь собою, —
Чужие изорвать мундиры
жить начинавшие едва,
      О русские штыки?»
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И вот нашли большое поле:
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Есть разгуляться где на воле!
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
      Построили редут.
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
У наших ушки на макушке!
<spoiler>
Чуть утро осветило пушки
<poem>
И леса синие верхушки —
Вставай, страна огромная,
      Французы тут как тут.
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!


Забил заряд я в пушку туго
Пусть ярость благородная
И думал: угощу я друга!
Вскипает, как волна,
      Постой-ка, брат мусью!
Идёт война народная,
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Священная война!
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Два дня мы были в перестрелке.
Как два различных полюса
Что толку в этакой безделке?
Во всём враждебны мы, —
      Мы ждали третий день.
За свет и мир мы боремся,
Повсюду стали слышны речи:
Они — за царство тьмы.
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Прилёг вздремнуть я у лафета,
Пусть ярость благородная
И слышно было до рассвета,
Вскипает, как волна,
      Как ликовал француз.
Идёт война народная,
Но тих был наш бивак открытый:
Священная война!
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


И только небо засветилось,
Дадим отпор душителям
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Всех пламенных идей,
      Сверкнул за строем строй.
Насильникам, грабителям,
Полковник наш рожден был хватом:
Мучителям людей!
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


И молвил он, сверкнув очами:
Пусть ярость благородная
«Ребята! не Москва ль за нами?
Вскипает, как волна,
      Умрёмте же под Москвой,
Идёт война народная,
Как наши братья умирали!»
Священная война!
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Не смеют крылья чёрные
Французы двинулись, как тучи,
Над родиной летать.
      И всё на наш редут.
Поля её просторные
Уланы с пёстрыми значками,
Не смеет враг топтать!
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Вам не видать таких сражений!..
Пусть ярость благородная
Носились знамёна, как тени,
Вскипает, как волна,
      В дыму огонь блестел,
Идёт война народная,
Звучал булат, картечь визжала,
Священная война!
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Изведал враг в тот день немало,
Гнилой фашистской нечисти
Что значит русский бой удалый,
Загоним пулю в лоб,
      Наш рукопашный бой!..
Отребью человечества
Земля тряслась — как наши груди,
Сколотим крепкий гроб!
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Вот смерклось. Были все готовы
Пусть ярость благородная
Заутра бой затеять новый
Вскипает, как волна, —  
      И до конца стоять…
Идёт война народная,
Вот затрещали барабаны
Священная война!
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Да, были люди в наше время,
Пойдём ломить всей силою,
Могучее, лихое племя:
Всем сердцем, всей душой
      Богатыри — не вы.
За землю нашу милую,
Плохая им досталась доля:
За наш Союз большой.
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
*
'''Поле Бородина''' (1830—1831)<poem>


                      1
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!


Всю ночь у пушек пролежали
Встаёт страна огромная,
Мы без палаток, без огней,
Встаёт на смертный бой
Штыки вострили да шептали
С фашистской силой тёмною
Молитву родины своей.
С проклятою ордой.
Шумела буря до рассвета;
Я, голову подняв с лафета,
        Товарищу сказал:
«Брат, слушай песню непогоды:
Она дика как песнь свободы».
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


                      2
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война.
</poem>
</spoiler>
'''Два друга''' (1943)
<spoiler>
<poem>
Дрались по-геройски, по-русски
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.
 
Они точно братья сроднились,
Делили и хлеб и табак,
И рядом их ленточки вились
В огне непрерывных атак.


Пробили зорю барабаны,
В штыки ударяли два друга,
Восток туманный побелел,
И смерть отступала сама!
И от врагов удар нежданый
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
На батарею прилетел.
— Ходи веселей, Кострома!
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


                      3
Но вот под осколком снаряда
Упал паренёк костромской…
— Со мною возиться не надо, —
Он другу промолвил с тоской. —


Что Чесма, Рымник и Полтава?
Я знаю, что больше не встану,
Я вспомня леденею весь,
В глазах беспросветная тьма…
Там души волновала слава,
— О смерти задумал ты рано!
Отчаяние было здесь.
Ходи веселей, Кострома!
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Гром грянул, завизжали пули,
        Перекрестился я.
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Душа от мщения тряслася,
И пуля смерти понеслася
        Из моего ружья.


                      4
И бережно поднял он друга,
Но сам застонал и упал.
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Товарищ чуть слышно сказал.


Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Теряя сознанье от боли,
Уж я не помню ничего.
Себя подбодряли дружки,
Шесть раз мы уступали поле
И тихо по снежному полю
Врагу и брали у него.
К своим доползли моряки.
Носились знамёна как тени,
Я спорил о могильной сени,
        В дыму огонь блестел.
На пушки конница летала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


                      5
Умолкла свинцовая вьюга,
Пропала смертельная тьма…
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
— Ходи веселей, Кострома!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Живые с мёртвыми сравнялись.
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
И ночь холодная пришла,
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
И тех, которые остались,
'''Бородино''' (1837)
Густою тьмою развела.
<spoiler>
И батареи замолчали,
<poem>
И барабаны застучали,
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
        Противник отступил:
Москва, спалённая пожаром,
Но день достался нам дороже! —
      Французу отдана?
В душе сказав: помилуй боже!
Ведь были ж схватки боевые,
На труп застывший, как на ложе,
Да, говорят, ещё какие!
        Я голову склонил.
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


                      6
— Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
      Богатыри — не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля…
Не будь на то господня воля,
      Не отдали б Москвы!


И крепко, крепко наши спали
Мы долго молча отступали,
Отчизны в роковую ночь.
Досадно было, боя ждали,
Мои товарищи, вы пали!
      Ворчали старики:
Но этим не могли помочь. —
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Однако же в преданьях славы
Не смеют, что ли, командиры
Всё громче Рымника, Полтавы
Чужие изорвать мундиры
        Гремит Бородино.
      О русские штыки?»
Скорей обманет глас пророчий,
 
Скорей небес погаснут очи,
И вот нашли большое поле:
Чем в памяти сынов полночи
Есть разгуляться где на воле!
        Изгладится оно.
      Построили редут.
</poem>
У наших ушки на макушке!
<br clear=all>
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки —
      Французы тут как тут.


== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Забил заряд я в пушку туго
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
И думал: угощу я друга!
*
      Постой-ка, брат мусью!
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)<poem>
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Во вражьем стане цели он разведал,
Уж мы пойдём ломить стеною,
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Уж постоим мы головою
Читал статью про скорую победу,
      За родину свою!
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Мы с друга окровавленного сняли
Осколком просверлённый партбилет,
Бумажник, серебристые медали.
А лейтенанту было двадцать лет…
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплескивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Два дня мы были в перестрелке.
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Что толку в этакой безделке?
*
      Мы ждали третий день.
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856) <poem>
Повсюду стали слышны речи:
Внимая ужасам войны,
«Пора добраться до картечи!»
При каждой новой жертве боя
И вот на поле грозной сечи
Мне жаль не друга, не жены,
      Ночная пала тень.
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Прилёг вздремнуть я у лафета,
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
И слышно было до рассвета,
*
      Как ликовал француз.
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Но тих был наш бивак открытый:
{{#ev:youtubeimg|L5Y63_89Ir0|200|right|Видео (кликабельно) «До свиданья, мальчики», поёт Булат Окуджава}}
Кто кивер чистил весь избитый,
<poem>
Кто штык точил, ворча сердито,
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
      Кусая длинный ус.
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
И только небо засветилось,
И ушли за солдатом — солдат…
Всё шумно вдруг зашевелилось,
До свидания мальчики! Мальчики,
      Сверкнул за строем строй.
Постарайтесь вернуться назад
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
И молвил он, сверкнув очами:
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
«Ребята! не Москва ль за нами?
И себя не щадите вы, и всё-таки
      Умрёмте же под Москвой,
Постарайтесь вернуться назад.
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Французы двинулись, как тучи,
Наши девочки платьица белые
      И всё на наш редут.
Раздарили сестрёнкам своим.
Уланы с пёстрыми значками,
 
Драгуны с конскими хвостами,
Сапоги — ну куда от них денешься?
Все промелькнули перед нам,
Да зелёные крылья погон…
      Все побывали тут.
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
 
Мы сведём с ними счёты потом.
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамёна, как тени,
      В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Пусть болтают, что верить вам не во что,
Изведал враг в тот день немало,
Что идёте войной наугад…
Что значит русский бой удалый,
До свидания, девочки! Девочки,
      Наш рукопашный бой!..
Постарайтесь вернуться назад.
Земля тряслась — как наши груди,
</poem>
Смешались в кучу кони, люди,
<br clear=all>
И залпы тысячи орудий
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
      Слились в протяжный вой…
'''Волжская баллада''' (1945)
 
<poem>
Вот смерклось. Были все готовы
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Заутра бой затеять новый
Третий год ей земля горяча —
      И до конца стоять…
С той поры как солдатской дорогой войны
Вот затрещали барабаны —
Муж ушёл, сапогами стуча.
И отступили бусурманы.
На четвёртом году прибывает пакет.
Тогда считать мы стали раны,
Почерк в нём незнаком и суров:
      Товарищей считать.
<Он отправлен в саратовский лазарет,
 
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Да, были люди в наше время,
Председатель даёт подорожную ей.
Могучее, лихое племя:
То надеждой, то горем полна,
      Богатыри — не вы.
На другую солдатку оставив детей,
Плохая им досталась доля:
Едет в город Саратов она.
Немногие вернулись с поля.
А Саратов велик. От дверей до дверей
Когда б на то не божья воля,
Как найти в нём родные следы?
      Не отдали б Москвы!
Много раненых братьев, отцов и мужей
</poem>
На покое у волжской воды.
</spoiler>
Наконец её доктор ведёт в тишине
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
По тропинкам больничных ковров.
<spoiler>
И, притихшая, слышит она, как во сне:
<poem>
— Здесь лежит Алексей Ковалёв.
 
Нерастраченной нежности женской полна,
                      1
И калеку Наталья ждала,
 
Но того, что увидела, даже она
Всю ночь у пушек пролежали
Ни понять, ни узнать не могла.
Мы без палаток, без огней,
Он хозяином был её дум и тревог,
Штыки вострили да шептали
Запевалой, лихим кузнецом.
Молитву родины своей.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Шумела буря до рассвета;
С перекошенным, серым лицом?
Я, голову подняв с лафета,
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
        Товарищу сказал:
Повалившись в кровать головой,
«Брат, слушай песню непогоды:
В голос вдруг закричала, завыла она:
Она дика как песнь свободы».
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Но, вспоминая прежни годы,
Лишь в глазах у него два горячих луча.
        Товарищ не слыхал.
Что он скажет — безрукий, немой!
 
И сурово Наталья глядит на врача:
                      2
— Собирайте, он едет домой.
 
Не узнать тебе друга былого, жена, —
Пробили зорю барабаны,
Пусть как память живёт он в дому.
Восток туманный побелел,
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
И от врагов удар нежданый
Все втроём поклонитесь ему!
На батарею прилетел.
Причитали соседки над женской судьбой,
И вождь сказал перед полками:
Горевал её горем колхоз.
«Ребята, не Москва ль за нами?
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
        Умрёмте ж под Москвой,
И никто не видал её слез…
Как наши братья умирали»
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
И мы погибнуть обещали,
Только вдруг, словно годы назад,
И клятву верности сдержали
Под окном раздаются мужские шаги,
        Мы в бородинский бой.
Сапоги по ступенькам стучат.
 
И Наталья глядит со скамейки без слов,
                      3
Как, склонившись в дверях головой,
 
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
Что Чесма, Рымник и Полтава?
С перевязанной правой рукой.
Я вспомня леденею весь,
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
Там души волновала слава,
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Отчаяние было здесь.
Замечает чужие глаза в тишине
Безмолвно мы ряды сомкнули,
И другого на месте своём.
Гром грянул, завизжали пули,
А жена перед ним ни мертва ни жива…
        Перекрестился я.
Но, как был он, в дорожной пыли,
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Душа от мщения тряслася,
Поклонился жене до земли.
И пуля смерти понеслася
За великую душу подруге не мстят
        Из моего ружья.
И не мучают верной жены.
 
А с войны воротился не просто солдат,
                      4
Не с простой воротился войны.
 
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Невзначай загляни в этот дом,
Уж я не помню ничего.
Где напротив хозяйки в обеденный час
Шесть раз мы уступали поле
Два солдата сидят за столом.
Врагу и брали у него.
</poem>
Носились знамёна как тени,
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
Я спорил о могильной сени,
<poem>
        В дыму огонь блестел.
Когда командир, чтоб сдержать врага,
На пушки конница летала,
На смерть позвал смельчаков,
Рука бойцов колоть устала,
Первым из строя на два шага
И ядрам пролетать мешала
Вышел Сергей Кусков.
        Гора кровавых тел.
Последний танк в дыму вороном
 
От его руки запылал,
                      5
И, выполнив долг,
 
Под вражьим огнём
Живые с мёртвыми сравнялись.
На землю Кусков упал.
И ночь холодная пришла,
Посмертно «Героем» его нарекли.
И тех, которые остались,
Но когда спустилась мгла,
Густою тьмою развела.
Женщина
И батареи замолчали,
                в пепле родной земли
И барабаны застучали,
Живым его нашла.
        Противник отступил:
От вражьего взгляда укрыла его
Но день достался нам дороже! —
Густою лесною тьмой.
В душе сказав: помилуй боже!
Прохладой летом лечила его,
На труп застывший, как на ложе,
Теплом лечила зимой.
        Я голову склонил.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
 
Она зашептала:
                      6
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он,
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


Его ловили в густом бору
И крепко, крепко наши спали
Два отборных полка.
Отчизны в роковую ночь.
Его повесили на миру
Мои товарищи, вы пали!
На площади городка.
Но этим не могли помочь. —
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Однако же в преданьях славы
Но граната летит из кустов.
Всё громче Рымника, Полтавы
Смеётся поднявшийся человек:
        Гремит Бородино.
«Я Сергей Кусков».
Скорей обманет глас пророчий,
Полк за полком
Скорей небес погаснут очи,
                          за часом час
Чем в памяти сынов полночи
Сровняли полземли.
        Изгладится оно.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
*
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
'''Смерть сапёра''' (1943)<poem>
<spoiler>
Мы время по часам заметили
<poem>
И кверху поползли по склону.
Во вражьем стане цели он разведал,
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
Мечтал о встрече с милой над письмом,
У края вражьей обороны.
Читал статью про скорую победу,
 
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
Вот там она, и там, и тут она
Мы с друга окровавленного сняли
Везде, везде, до самой кручи.
Осколком просверлённый партбилет,
Как паутиною опутана
Бумажник, серебристые медали.
Вся проволкою колючей.
А лейтенанту было двадцать лет…
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплёскивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Он наших мыслей не подслушивал
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
И не заглядывал нам в душу.
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
Он из конюшни вниз обрушивал
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
Свой бешеный огонь по Зуше.
<spoiler>
<poem>
Ты каждый раз, ложась в постель,
Смотри во тьму окна
И помни, что метёт метель
И что идёт война.
</poem>
</spoiler>


Прожекторы, как ножки циркуля,
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
Лучом вонзались в коновязи.
<spoiler>
Прямые попаданья фыркали
<poem>
Фонтанами земли и грязи.
И вот Победа. Столько дней —
В промозглой сырости похода,
В горячих мастерских завода,
В боях — мы думали о ней!


Но чем обстрел дымил багровее,
В ней всё, что дорого и свято,
Тем равнодушнее к осколкам,
Судьба народа, честь страны,
В спокойствии и хладнокровии
В ней участь сына, память брата,
Работали мы тихомолком.
Любовь невесты и жены.


Со мною были люди смелые.
Под орудийные раскаты
Я знал, что в проволочной чаще
Москва ликует в этот час,
Проходы нужные проделаю
Как будто затемненье снято
Для битвы завтра предстоящей.
С открытых лиц, счастливых глаз.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


Вдруг одного сапёра ранило.
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Он отползал от вражьих линий,
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Привстал, и дух от боли заняло,
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
И он упал в густой полыни.
<spoiler>
 
<poem>
Он приходил в себя урывками,
Внимая ужасам войны,
Осматривался на пригорке
При каждой новой жертве боя
И щупал место под нашивками
Мне жаль не друга, не жены,
На почерневшей гимнастёрке.
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И думал: глупость, оцарапали,
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
И он отвалит от Казани,
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
К жене и детям вверх к Сарапулю,
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
И вновь и вновь терял сознанье.
<spoiler>
<poem>
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


Всё в жизни может быть издержано,
На пороге едва помаячили
Изведаны все положенья,
И ушли за солдатом — солдат…
Следы любви самоотверженной
До свидания мальчики! Мальчики,
Не подлежат уничтоженью.
Постарайтесь вернуться назад


Хоть землю грыз от боли раненый,
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Но стонами не выдал братьев,
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Врождённой стойкости крестьянина
И себя не щадите вы, и всё-таки
И в обмороке не утратив.
Постарайтесь вернуться назад.


Его живым успели вынести.
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Час продышал он через силу.
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Хотя за речкой почва глинистей,
Наши девочки платьица белые
Там вырыли ему могилу.
Раздарили сестрёнкам своим.


Когда, убитые потерею,
Сапоги — ну куда от них денешься?
К нему сошлись мы на прощанье,
Да зелёные крылья погон…
Заговорила артиллерия
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
В две тысячи своих гортаней.
Мы сведём с ними счёты потом.


В часах задвигались колёсики.
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Проснулись рычаги и шкивы.
Что идёте войной наугад…
К проделанной покойным просеке
До свидания, девочки! Девочки,
Шагнула армия прорыва.
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Сраженье хлынуло в пробоину
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
И выкатилось на равнину,
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
Как входит море в край застроенный,
'''Волжская баллада''' (1945)
С разбега проломив плотину.
<spoiler>
 
<poem>
Пехота шла вперёд маршрутами,
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Как их располагал умерший.
Третий год ей земля горяча —
Поздней немногими минутами
С той поры как солдатской дорогой войны
Противник дрогнул у Завершья.
Муж ушёл, сапогами стуча.
 
На четвёртом году прибывает пакет.
Он оставлял снарядов штабели,
Почерк в нём незнаком и суров:
Котлы дымящегося супа,
<Он отправлен в саратовский лазарет,
Всё, что обозные награбили,
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Палатки, ящики и трупы.
Председатель даёт подорожную ей.
 
То надеждой, то горем полна,
Потом дорогою завещанной
На другую солдатку оставив детей,
Прошло с победами всё войско.
Едет в город Саратов она.
Края расширившейся трещины
А Саратов велик. От дверей до дверей
У Криворожья и Пропойска.
Как найти в нём родные следы?
 
Много раненых братьев, отцов и мужей
Мы оттого теперь у Гомеля,
На покое у волжской воды.
Что на поляне в полнолунье
Наконец её доктор ведёт в тишине
Своей души не экономили
По тропинкам больничных ковров.
B пластунском деле накануне.
И, притихшая, слышит она, как во сне:
 
— Здесь лежит Алексей Ковалёв.
Жить и сгорать у всех в обычае,
Нерастраченной нежности женской полна,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
И калеку Наталья ждала,
Когда ей к свету и величию
Но того, что увидела, даже она
Своею жертвой путь прочертишь.
Ни понять, ни узнать не могла.
</poem>
Он хозяином был её дум и тревог,
*
Запевалой, лихим кузнецом.
'''Смелость''' (1941)<poem>
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Безымённые герои
С перекошенным, серым лицом?
Осаждённых городов,
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
Я вас в сердце сердца скрою,
Повалившись в кровать головой,
Ваша доблесть выше слов.
В голос вдруг закричала, завыла она:
 
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
В круглосуточном обстреле,
Лишь в глазах у него два горячих луча.
Слыша смерти перекат,
Что он скажет — безрукий, немой!
Вы векам в глаза смотрели
И сурово Наталья глядит на врача:
С пригородных баррикад.
— Собирайте, он едет домой.
 
Не узнать тебе друга былого, жена,
Вы ложились на дороге
Пусть как память живёт он в дому.
И у взрытой колеи
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она,
Спрашивали о подмоге
Все втроём поклонитесь ему!
И не слышно ль, где свои.
Причитали соседки над женской судьбой,
 
Горевал её горем колхоз.
А потом, жуя краюху,
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
По истерзанным полям
И никто не видал её слёз…
Шли вы, не теряя духа,
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
К обгорелым флигелям.
Только вдруг, словно годы назад,
 
Под окном раздаются мужские шаги,
Вы брались рукой умелой
Сапоги по ступенькам стучат.
Не для лести и хвалы,
И Наталья глядит со скамейки без слов,
А с холодным знаньем дела
Как, склонившись в дверях головой,
За ружейные стволы.
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
 
С перевязанной правой рукой.
И не только жажда мщенья,
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
Но спокойный глаз стрелка,
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Как картонные мишени,
Замечает чужие глаза в тишине
Пробивал врагу бока.
И другого на месте своём.
 
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Между тем слепое что-то,
Но, как был он, в дорожной пыли,
Опьяняя и кружа,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Увлекало вас к пролёту
Поклонился жене до земли.
Из глухого блиндажа.
За великую душу подруге не мстят
 
И не мучают верной жены.
Там в неистовстве наитья
А с войны воротился не просто солдат,
Пела буря с двух сторон.
Не с простой воротился войны.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Ты от пуль заворожён.
Невзначай загляни в этот дом,
 
Где напротив хозяйки в обеденный час
И тогда, чужие миру,
Два солдата сидят за столом.
Не причислены к живым,
Вы являлись к командиру
С предложеньем боевым.
 
Вам казалось всё пустое!
Лучше, выиграв, уйти,
Чем бесславно сгнить в застое
Или скиснуть взаперти.
 
Так рождался победитель:
Вас над пропастью голов
Подвиг уносил в обитель
Громовержцев и орлов.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победитель''' (1944)
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
{{#ev:youtubeimg|3ep24UfzgTY|200|right|Видео (кликабельно) «Победитель», читает Виктор Апрыщенко}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Когда, бряцая голой силой зла,
На смерть позвал смельчаков,
Навстречу нам горланили и пёрли
Первым из строя на два шага
И осень шагом испытаний шла?
Вышел Сергей Кусков.
 
Последний танк в дыму вороном
Но правота была такой оградой,
От его руки запылал,
Которой уступал любой доспех.
И, выполнив долг,
Всё воплотила участь Ленинграда.
Под вражьим огнём
Стеной стоял он на глазах у всех.
На землю Кусков упал.
 
Посмертно «Героем» его нарекли.
И вот пришло заветное мгновенье:
Но когда спустилась мгла,
Он разорвал осадное кольцо.
Женщина
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
                в пепле родной земли
B восторге смотрит на его лицо.
Живым его нашла.
 
От вражьего взгляда укрыла его
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Густою лесною тьмой.
Как входит в цепь легенд его звено!
Прохладой летом лечила его,
Всё, что возможно на земле и небе,
Теплом лечила зимой.
Им вынесено и совершено.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
</poem>
Она зашептала:
<br clear=all>
                          — Молчи! —
 
Тяжкие звуки чужих шагов
== '''Перов В.''' ==
Он услыхал в ночи.
*
На дорогах чужого металла звон,
'''Благодарность фронтовая''' (1984 [http://www.rulit.me/books/samolet-uhodit-v-noch-read-378342-10.html])<poem>
Голоса чужие в селе.
Полка остатки, как громада,
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Гранитно замерли в строю.
Я на родной земле! —
Кто здесь в строю, мы все из ада,
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
Мы и теперь ещё в бою…
И вдруг на все голоса
 
До границы на сотни вёрст кругом
…Нам спины ливень сёк свинцовый,
Зазвенели в ответ леса.
Слепил глаза поток огня,
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Но самолет многопудовый
Задрожали враги.
Покорно слушался меня.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


И, нашей яростью повержен,
Его ловили в густом бору
Разжался танковый кулак!
Два отборных полка.
Такой исход был неизбежен,
Его повесили на миру
Ведь бой неправый вёл наш враг…
На площади городка.
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Но граната летит из кустов.
Смеётся поднявшийся человек:
«Я — Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


…И командир, он сам из боя,
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
Устало глядя на зарю,
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,
'''Смерть сапёра''' (1943)
За бой я всех — благодарю!»
<spoiler>
<poem>
Мы время по часам заметили
И кверху поползли по склону.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


Да, благодарность фронтовая
Вот там она, и там, и тут она
Имеет золота отлив.
Везде, везде, до самой кручи.
И пусть лишь в памяти живая,
Как паутиною опутана
Одна — для мёртвых и живых.
Вся проволкою колючей.


Награды этой незаметной
Он наших мыслей не подслушивал
Не поместишь с медалью в ряд,
И не заглядывал нам в душу.
Но блеск отваги беззаветной
Он из конюшни вниз обрушивал
Все сорок лет хранит солдат!
Свой бешеный огонь по Зуше.
</poem>


== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
Прожекторы, как ножки циркуля,
<!--[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]-->
Лучом вонзались в коновязи.
*
Прямые попаданья фыркали
'''Ветер с моря''' (1947)
Фонтанами земли и грязи.
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1


Был приказ прорваться к Эльтигену
Но чем обстрел дымил багровее,
днём
Тем равнодушнее к осколкам,
сквозь строй немецкого заслона.
В спокойствии и хладнокровии
Командир сказал, что повезло нам,
Работали мы тихомолком.
и поздравил нас.
 
Взбивая пену,
Со мною были люди смелые.
клокотало море.
Я знал, что в проволочной чаще
На причалах
Проходы нужные проделаю
от наката волн качались сваи.
Для битвы завтра предстоящей.
Командир сказал, что так бывает, —
 
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Вдруг одного сапёра ранило.
Шеи пушек вытянулись к югу,
Он отползал от вражьих линий,
дрогнули,
Привстал, и дух от боли заняло,
качнулись мачты косо —
И он упал в густой полыни.
это реверс выжали матросы,
 
и земля шарахнулась в испуге.
Он приходил в себя урывками,
В этот день на рейде не клялись мы,
Осматривался на пригорке
уходя, вещей не завещали.
И щупал место под нашивками
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
На почерневшей гимнастёрке.
И велел отправить наши письма.
 
Он стоял, спокойный и угрюмый,
И думал: глупость, оцарапали,
молчаливый и широкоспинный,
И он отвалит от Казани,
слушая, как напевает трюмный
К жене и детям вверх к Сарапулю,
песню про влюблённую рябину.
И вновь и вновь терял сознанье.
Что он думал?
 
Думал ли о бое,
Всё в жизни может быть издержано,
что придёт в горячечном ознобе,
Изведаны все положенья,
впившись в борт десятками пробоин,
Следы любви самоотверженной
в пятнах крови на матросской робе,
Не подлежат уничтоженью.
или, может, видел над собою
 
только небо, небо голубое?
Хоть землю грыз от боли раненый,
Что хотел он?
Но стонами не выдал братьев,
На одном моторе
Врождённой стойкости крестьянина
мирно,
И в обмороке не утратив.
не рискуя головою,
 
проскочить, не встретив немцев в море,
Его живым успели вынести.
потому что море — штормовое?
Час продышал он через силу.
Или, может, он мечтал у порта
Хотя за речкой почва глинистей,
вдруг увидеть их,
Там вырыли ему могилу.
чтоб тотчас, с ходу,
 
стать «гостеприимным» мореходом
Когда, убитые потерею,
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
К нему сошлись мы на прощанье,
так чтоб флаги с чёрными крестами
Заговорила артиллерия
падали,
В две тысячи своих гортаней.
линяя под винтами?
 
…Он был ранен после первых вспышек.
В часах задвигались колёсики.
Медленно
Проснулись рычаги и шкивы.
по мокрому реглану
К проделанной покойным просеке
кровь стекала под ноги.
Шагнула армия прорыва.
Я слышал,
 
как он приказал:
Сраженье хлынуло в пробоину
«Идти тараном!
И выкатилось на равнину,
По разрывам,
Как входит море в край застроенный,
в лоб,
С разбега проломив плотину.
врезаясь строем!»
 
…Немцев было восемь.
Пехота шла вперёд маршрутами,
Наших — трое.
Как их располагал умерший.
Немцы шли на малом.
Поздней немногими минутами
Мы — на полном.
Противник дрогнул у Завершья.
Немцы шли за ветром.
 
Мы — сквозь волны.
Он оставлял снарядов штабели,
С ними был их бог.
Котлы дымящегося супа,
А с нами — сила.
Всё, что обозные награбили,
Он им не помог.
Палатки, ящики и трупы.
А нас носила
 
Яростная злоба над волнами.
Потом дорогою завещанной
С немцами был бог.
Прошло с победами всё войско.
А море — с нами.
Края расширившейся трещины
…Море с нами, — значит, каждым валом
У Криворожья и Пропойска.
нас волна собою прикрывала
 
и несла на гребень против ветра.
Мы оттого теперь у Гомеля,
Ближе,
Что на поляне в полнолунье
ближе,
Своей души не экономили
ближе.
B пластунском деле накануне.
С каждым метром
 
чаще всплески вражеской картечи.
Жить и сгорать у всех в обычае,
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
и на пушках запекалась краска…
Когда ей к свету и величию
Я не слышал, как по серым каскам
Своею жертвой путь прочертишь.
звякали визжащие осколки,
</poem>
но зато я видел, как умолкли
</spoiler>
пушки на беструбой барже рядом,
'''Смелость''' (1941)
как она, подбитая снарядом,
<spoiler>
медленно вползала в чёрный выем.
<poem>
— Море вам оплатит штормовые! —
Безымённые герои
Выстрел!
Осаждённых городов,
И куски брони летят, как вата.
Я вас в сердце сердца скрою,
Выстрел!
Ваша доблесть выше слов.
И, качнувшись угловато,
 
переломлен надвое по мостик,
В круглосуточном обстреле,
головной отправлен рыбам в гости.
Слыша смерти перекат,
…Немцы отвернули в полумиле.
Вы векам в глаза смотрели
Немцев подвели плохие нервы.
С пригородных баррикад.
Мы не гнались…
 
Мы похоронили
Вы ложились на дороге
катер № 81-й.
И у взрытой колеи
Сняли флаг
Спрашивали о подмоге
и вынесли из рубки
И не слышно ль, где свои.
лоцию…
А море штормовало,
Командир сказал:
«Устали руки!» —
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!» —
и упал
на мостике
у тумбы.


2
А потом, жуя краюху,
По истерзанным полям
Шли вы, не теряя духа,
К обгорелым флигелям.


Как запомнить свет звезды падучей,
Вы брались рукой умелой
как отыщешь, где она упала?
Не для лести и хвалы,
На Тамани,
А с холодным знаньем дела
у высокой кручи,
За ружейные стволы.
у подножья пенистого вала,
 
всем ветрам распахнута навстречу,
И не только жажда мщенья,
с давних пор стоит одна лачуга.
Но спокойный глаз стрелка,
Там три дня подряд горели свечи,
Как картонные мишени,
там три дня подряд у тела друга
Пробивал врагу бока.
собирались хмурые матросы.
 
Стыли волны па причальных сваях.
Между тем слепое что-то,
На манильских несмоленых тросах
Опьяняя и кружа,
провисала койка подвесная.
Увлекало вас к пролёту
А на жёсткой флотской парусине
Из глухого блиндажа.
он лежал,
 
сурово сдвинув брови,
Там в неистовстве наитья
в орденах,
Пела буря с двух сторон.
в морском мундире синем.
Ветер вам свистел в прикрытье:
Замирало море в изголовье,
Ты от пуль заворожён.
а у ног — гвардейцы…
 
Я заметил,
И тогда, чужие миру,
как качнулась тень на смуглых лицах.
Не причислены к живым,
Мы молчали.
Вы являлись к командиру
Мы пришли проститься
С предложеньем боевым.
молча, перед самым боем.
 
Ветер!
Вам казалось всё пустое!
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
Лучше, выиграв, уйти,
тросами поскрипывая глухо.
Чем бесславно сгнить в застое
И качнулась койка в полусвете,
Или скиснуть взаперти.
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
 
как всегда,
Так рождался победитель:
в свой дальний путь обычный,
Вас над пропастью голов
только что уснувший после боя.
Подвиг уносил в обитель
И закрыл плечами свечи мичман,
Громовержцев и орлов.
чтобы свет его не беспокоил,
</poem>
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
</spoiler>
— Жил, качаясь на волне,
'''Победитель''' (1944)
и, на волне
<spoiler>
качаясь,
<poem>
ты ушёл в последний рейс.
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Мне тоже,
Когда, бряцая голой силой зла,
если только смерти, —
Навстречу нам горланили и пёрли
то такой же.
И осень шагом испытаний шла?
Мы надели мичманки.
 
И руки
Но правота была такой оградой,
потянулись к козырькам.
Которой уступал любой доспех.
Сирена
Всё воплотила участь Ленинграда.
извещала нас, что поднят «буки» —
Стеной стоял он на глазах у всех.
флаг о выходе туда,
где пена,
закружившись в гибельном узоре,
тонет в белой глубине буруна.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»
</poem>
'''Июньские дни Нахимова'''
<poem>
      1. Возвращение


Когда в одной ладони —
И вот пришло заветное мгновенье:
все дороги.
Он разорвал осадное кольцо.
И встать на холм —
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
как дёрнуть за кольцо.
B восторге смотрит на его лицо.
И ни моря не властны
 
и ни боги.
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
И лица всех сошлись в одно лицо.
Как входит в цепь легенд его звено!
Когда послушней конь,
Всё, что возможно на земле и небе,
острее зренье
Им вынесено и совершено.
и ни себя не жалко,
</poem>
ни коня.
</spoiler>
Когда, освобождённый,
<br clear=all>
отстраненьем
[[#вернуться к содержанию||^|]]
возвысишься
 
над суетностью дня…
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
Как горячит
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
и как пьянит опасность.
'''Ветер с моря''' (1947)
Но, все свои сомненья погребя,
<spoiler>
ты знаешь,
<poem>
что живёшь не для себя.
          Памяти Дмитрия Глухова
И в этом суть,
             
и правота,
1
и ясность.
 
...................................................
Был приказ прорваться к Эльтигену
...................................................
днём
Три ниши
сквозь строй немецкого заслона.
во Владимирском соборе.
Командир сказал, что повезло нам,
Три места в склепе.
и поздравил нас.
Трое лечь могли
Взбивая пену,
под куполом с крестом,
клокотало море.
над городом,
На причалах
что всех других дороже.
от наката волн качались сваи.
Был первым —
Командир сказал, что так бывает, —
Лазарев.
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Он — первый адмирал —
Шеи пушек вытянулись к югу,
лёг в склепе первым.
дрогнули,
— Берегу
качнулись мачты косо —
второе место для себя, —
это реверс выжали матросы,
сказал Нахимов.
и земля шарахнулась в испуге.
Но смерть всевластна.
В этот день на рейде не клялись мы,
Подданных своих
уходя, вещей не завещали.
смерть убирает
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
по своим контрактам.
И велел отправить наши письма.
Она — вершительница
Он стоял, спокойный и угрюмый,
судеб всех.
молчаливый и широкоспинный,
Одна она ли только?!
слушая, как напевает трюмный
И стал вторым Корнилов.
песню про влюблённую рябину.
Он, кажется мне тоже,
Что он думал?
что-то знал.
Думал ли о бое,
Он загодя оставил завещанье,
что придёт в горячечном ознобе,
ранним утром,
впившись в борт десятками пробоин,
часов примерно в семь,
в пятнах крови на матросской робе,
часы отправил сыну золотые.
или, может, видел над собою
А в полдень
только небо, небо голубое?
принял смерть на бастионе.
Что хотел он?
Не прячась от неё,
На одном моторе
не хоронясь,
мирно,
с холодною улыбкой
не рискуя головою,
обреченья…
проскочить, не встретив немцев в море,
— Держу я третье место
потому что море — штормовое?
для себя, — сказал Нахимов.
Или, может, он мечтал у порта
Он ослаб от горя
вдруг увидеть их,
и не стыдился слёз.
чтоб тотчас, с ходу,
Был третьим
стать «гостеприимным» мореходом
адмирал Истомин.
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
Опять Малахов,
так чтоб флаги с чёрными крестами
тот же бастион,
падали,
люнет камчатский,
линяя под винтами?
тот же вызов жизни.
…Он был ранен после первых вспышек.
— Что хорониться,
Медленно
смерть своё возьмёт, —
по мокрому реглану
сказал Нахимов,
кровь стекала под ноги.
лягу…
Я слышал,
в ногах товарищей.
как он приказал:
 
«Идти тараном!
      2. Предчувствие
По разрывам,
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
в лоб,
 
врезаясь строем!»
А он с коня в штыки —
…Немцев было восемь.
и нет
Наших — трое.
ни неба,
Немцы шли на малом.
ни земли,
Мы на полном.
ни адмиральских эполет.
Немцы шли за ветром.
Лишь хруст костей
Мы — сквозь волны.
да красный след,
С ними был их бог.
когда кричат:
А с нами сила.
Коли! —
Он им не помог.
А он не думал ни о чём,
А нас носила
пришёл ли нет черёд.
Яростная злоба над волнами.
Не взвешивал,
С немцами был бог.
а предпочёл
А море — с нами.
толкнуть тарутинцев плечом
…Море с нами, значит, каждым валом
и с саблею
нас волна собою прикрывала
вперёд.
и несла на гребень против ветра.
А ковыли давно в крови.
Ближе,
А бог приди
ближе,
и лик яви
ближе.
в малиновом дыму.
С каждым метром
И нет ни неба,
чаще всплески вражеской картечи.
ни земли,
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
лишь хруст костей
и на пушках запекалась краска…
да крик:
Я не слышал, как по серым каскам
— Коли! —
звякали визжащие осколки,
Пощады — никому.
но зато я видел, как умолкли
 
пушки на беструбой барже рядом,
Накануне сражения
как она, подбитая снарядом,
явился к Нахимову
медленно вползала в чёрный выем.
Данненберг.
Море вам оплатит штормовые! —
— Извините, — сказал он,
Выстрел!
я ещё не был с визитом
И куски брони летят, как вата.
у вас.
Выстрел!
Помилуйте,
И, качнувшись угловато,
ваше высочество,
переломлен надвое по мостик,
лучше б
головной отправлен рыбам в гости.
Сапун-горе
…Немцы отвернули в полумиле.
сделали вы визит…
Немцев подвели плохие нервы.
..............................................
Мы не гнались…
..............................................
Мы похоронили
Итак, другого не дано:
катер № 81-й.
пусть всё летит вверх дном.
Сняли флаг
Земля виднее
и вынесли из рубки
под конём,
лоцию…
трава теплее
А море штормовало,
под огнём,
Командир сказал:
нет выхода так вверх килём.
«Устали руки!»
А город…
и, едва добравшись до штурвала,
Если суждено.
на компас взглянул он:
Но… только не при нём.
«Порт на румбе!» —
Скатилась по небу звезда,
и упал
двух душ сближала даль.
на мостике
у тумбы.


Уберегли его тогда,
2
и отодвинулась беда.
Надолго ли?!
Едва ль…
Близ Малахова кургана
солдат, умирая,
остановил верхового:
— Я не помощи прошу,
ваше благородие,
я спросить у вас хочу, —
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…


      3. Смерть
Как запомнить свет звезды падучей,
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
как отыщешь, где она упала?
 
На Тамани,
В шесть часов пополудни,
у высокой кручи,
вернее, чуть раньше шести,
у подножья пенистого вала,
на исходе июня,
всем ветрам распахнута навстречу,
во вторник,
с давних пор стоит одна лачуга.
дня двадцать восьмого,
Там три дня подряд горели свечи,
двое: Павел Нахимов
там три дня подряд у тела друга
и флаг-офицер Колтовской,
собирались хмурые матросы.
благодушно беседуя
Стыли волны па причальных сваях.
ехали к Керну
На манильских несмоленых тросах
верхами.
провисала койка подвесная.
День клонился к закату,
А на жёсткой флотской парусине
акация властно цвела.
он лежал,
Сладковато и властно.
сурово сдвинув брови,
Нахимов сказал:
в орденах,
— Дело божье.
в морском мундире синем.
Бог даёт,
Замирало море в изголовье,
бог берёт…
а у ног гвардейцы…
Храбрость суть
Я заметил,
постоянство усилий.
как качнулась тень на смуглых лицах.
Смерть преследовать нужно,
Мы молчали.
чтоб душу от страха спасти.
Мы пришли проститься
То, что мы — молодцы, — хорошо.
молча, перед самым боем.
И для нас,
Ветер!
и, пожалуй, для многих.
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
 
тросами поскрипывая глухо.
В шесть часов пополудни,
И качнулась койка в полусвете,
вернее, чуть раньше шести,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
на исходе июня,
как всегда,
во вторник,
в свой дальний путь обычный,
дня двадцать восьмого,
только что уснувший после боя.
обойдя батарею,
И закрыл плечами свечи мичман,
он вышел к вершине холма
чтобы свет его не беспокоил,
и спросил у сигнальщика:
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
Сколько нас?
Жил, качаясь на волне,
— На суток на четверо…хватит… —
и, на волне
Рядом шлёпнулась пуля,
качаясь,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
ты ушёл в последний рейс.
Он стоял,
Мне тоже,
возвышаясь по грудь
если только смерти, —
над банкетом.
то такой же.
Снова пуля…
Мы надели мичманки.
— Прицельно стреляют, —
И руки
сказал.
потянулись к козырькам.
Керн был бледен.
Сирена
Нахимов
извещала нас, что поднят «буки»
за подзорной трубой потянулся.
флаг о выходе туда,
.............................................
где пена,
Внизу идёт богослужение
закружившись в гибельном узоре,
в честь завтрашнего праздника
тонет в белой глубине буруна.
святых Петра и Павла.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Не желаете послушать? —
Их маяк сигналил:
спросил Керн.
«Ветер с моря!»
— Никого не задерживаю-с…
</poem>
.............................................
</spoiler>
На исходе июня,
'''Июньские дни Нахимова'''
ах, какая тоска,
<spoiler>
он нашёл свою пулю,
<poem>
так как пулю искал.
      1. Возвращение


В шесть часов пополудни
Когда в одной ладони —
тайна смерти близка…
все дороги.
И разгадкою жизни
И встать на холм —
хлещет кровь из виска.
как дёрнуть за кольцо.
............................................
И ни моря не властны
............................................
и ни боги.
Когда часы надежды истекли
И лица всех сошлись в одно лицо.
его по Аполлоновой горе
Когда послушней конь,
до бухты
острее зренье
донесли товарищи
и ни себя не жалко,
и положили в шлюпку.
ни коня.
Буксировали баркасами
Когда, освобождённый,
и встретили на Графской,
отстраненьем
как живого,
возвысишься
взяв вёсла на валек.
над суетностью дня…
Потом, неспешно,
Как горячит
двинулись домой.
и как пьянит опасность.
Из окон дома
Но, все свои сомненья погребя,
было слышно,
ты знаешь,
как полковая музыка играла.
что живёшь не для себя.
…Гроб его
И в этом суть,
три флага осенили.
и правота,
Два адмиральских,
и ясность.
третий — кормовой,
...................................................
пробитый ядрами
...................................................
синопскими
Три ниши
с «Марии».
во Владимирском соборе.
 
Три места в склепе.
В почётном карауле стояли —
Трое лечь могли
семнадцать в ряд.
под куполом с крестом,
«Полный ход»
над городом,
сыграли барабанщики.
что всех других дороже.
Колокола —
Был первым —
один, потом другой —
Лазарев.
звонили с Корабельной.
Он — первый адмирал —
Четырнадцать священников
лёг в склепе первым.
служили панихиду.
— Берегу
Приспустили флаги
второе место для себя,
на кораблях.
сказал Нахимов.
Весь Севастополь
Но смерть всевластна.
проводил Нахимова
Подданных своих
в последний путь
смерть убирает
до склепа,
по своим контрактам.
во Владимирскую церковь.
Она — вершительница
Там его
судеб всех.
три адмирала ждали.
Одна она ли только?!
Его учитель —
И стал вторым Корнилов.
Лазарев,
Он, кажется мне тоже,
Корнилов
что-то знал.
и Истомин.
Он загодя оставил завещанье,
Он сам хотел
ранним утром,
лечь у друзей
часов примерно в семь,
в ногах…
часы отправил сыну золотые.
</poem>
А в полдень
<br clear=all>
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
— Держу я третье место
для себя, — сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
— Что хорониться,
смерть своё возьмёт, —
сказал Нахимов, —
лягу…
в ногах товарищей.


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
      2. Предчувствие
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
*
 
'''Война''' (1821)<poem>
А он с коня в штыки —
Война! Подъяты наконец,
и нет
Шумят знамёна бранной чести!
ни неба,
Увижу кровь, увижу праздник мести;
ни земли,
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
ни адмиральских эполет.
И сколько сильных впечатлений
Лишь хруст костей
Для жаждущей души моей!
да красный след,
Стремленье бурных ополчений,
когда кричат:
Тревоги стана, звук мечей,
— Коли! —
И в роковом огне сражений
А он не думал ни о чём,
Паденье ратных и вождей!
пришёл ли нет черёд.
Предметы гордых песнопений
Не взвешивал,
Разбудят мой уснувший гений! —
а предпочёл
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
толкнуть тарутинцев плечом
Огни врагов, их чуждое взыванье,
и с саблею —
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
вперёд.
И смерти грозной ожиданье.
А ковыли давно в крови.
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
А бог — приди
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
и лик яви
Венок ли мне двойной достанется на часть,
в малиновом дыму.
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
И нет ни неба,
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
ни земли,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
лишь хруст костей
Воспоминание и брата и друзей,
да крик:
И мыслей творческих напрасное волненье,
— Коли! —
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Пощады — никому.
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
 
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Накануне сражения
Я таю, жертва злой отравы:
явился к Нахимову
Покой бежит меня, нет власти над собой,
Данненберг.
И тягостная лень душою овладела…
— Извините, — сказал он, —
Что ж медлит ужас боевой?
я ещё не был с визитом
Что ж битва первая ещё не закипела?
у вас.
</poem>
— Помилуйте,
*
ваше высочество,
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
лучше б
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
Сапун-горе
От первых лет поклонник бранной славы,
сделали вы визит…
Люблю войны кровавые забавы,
..............................................
И смерти мысль мила душе моей.
..............................................
Во цвете лет свободы верный воин,
Итак, другого не дано:
Перед собой кто смерти не видал,
пусть всё летит вверх дном.
Тот полного веселья не вкушал
Земля виднее
И милых жён лобзаний не достоин.</poem>
под конём,
*
трава теплее
'''Анчар''' (1828)
под огнём,
{{#ev:youtubeimg|l2qJZCxXOEk|200|right|Видео (кликабельно) «Анчар»}}
нет выхода — так вверх килём.
<poem>
А город…
В пустыне чахлой и скупой,
Если суждено.
На почве, зноем раскалённой,
Но… только не при нём.
Анчар, как грозный часовой,
Скатилась по небу звезда,
Стоит — один во всей вселенной.
двух душ сближала даль.


Природа жаждущих степей
Уберегли его тогда,
Его в день гнева породила
и отодвинулась беда.
И зелень мёртвую ветвей
Надолго ли?!
И корни ядом напоила.
Едва ль…
Близ Малахова кургана
солдат, умирая,
остановил верхового:
— Я не помощи прошу,
ваше благородие,
я спросить у вас хочу, —
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…


Яд каплет сквозь его кору,
      3. Смерть
К полудню растопясь от зною,
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
И застывает ввечеру
Густой прозрачною смолою.


К нёму и птица не летит
В шесть часов пополудни,
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
вернее, чуть раньше шести,
На древо смерти набежит
на исходе июня,
И мчится прочь, уже тлетворный.
во вторник,
 
дня двадцать восьмого,
И если туча оросит,
двое: Павел Нахимов
Блуждая, лист его дремучий,
и флаг-офицер Колтовской,
С его ветвей, уж ядовит,
благодушно беседуя
Стекает дождь в песок горючий.
ехали к Керну
верхами.
День клонился к закату,
акация властно цвела.
Сладковато и властно.
Нахимов сказал:
— Дело божье.
Бог даёт,
бог берёт…
Храбрость — суть
постоянство усилий.
Смерть преследовать нужно,
чтоб душу от страха спасти.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
И для нас,
и, пожалуй, для многих.


Но человека человек
В шесть часов пополудни,
Послал к анчару властным взглядом:
вернее, чуть раньше шести,
И тот послушно в путь потёк
на исходе июня,
И к утру возвратился с ядом.
во вторник,
 
дня двадцать восьмого,
Принёс он смертную смолу
обойдя батарею,
Да ветвь с увядшими листами,
он вышел к вершине холма
И пот по бледному челу
и спросил у сигнальщика:
Струился хладными ручьями;
— Сколько нас?
— На суток на четверо… хватит… —
Рядом шлёпнулась пуля,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
Он стоял,
возвышаясь по грудь
над банкетом.
Снова пуля…
— Прицельно стреляют, —
сказал.
Керн был бледен.
Нахимов
за подзорной трубой потянулся.
.............................................
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.


Принёс — и ослабел и лёг
В шесть часов пополудни
Под сводом шалаша на лыки,
тайна смерти близка…
И умер бедный раб у ног
И разгадкою жизни
Непобедимого владыки.
хлещет кровь из виска.
............................................
............................................
Когда часы надежды истекли
его по Аполлоновой горе
до бухты
донесли товарищи
и положили в шлюпку.
Буксировали баркасами
и встретили на Графской,
как живого,
взяв вёсла на валёк.
Потом, неспешно,
двинулись домой.
Из окон дома
было слышно,
как полковая музыка играла.
…Гроб его
три флага осенили.
Два адмиральских,
третий — кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».


А князь тем ядом напитал
В почётном карауле стояли —
Свои послушливые стрелы
семнадцать в ряд.
И с ними гибель разослал
«Полный ход»
К соседям в чуждые пределы.
сыграли барабанщики.
</poem>
Колокола —
<br clear=all>
один, потом другой —
 
звонили с Корабельной.
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
Четырнадцать священников
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
служили панихиду.
*
Приспустили флаги
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
на кораблях.
{{#ev:youtubeimg|DDNLYM6ROIg|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой…»}}
Весь Севастополь
проводил Нахимова
в последний путь
до склепа,
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
'''Война''' (1821)
<spoiler>
<poem>
<poem>
На Земле
Война! Подъяты наконец,
    безжалостно маленькой
Шумят знамёна бранной чести!
жил да был человек маленький.
Увижу кровь, увижу праздник мести;
У него была служба маленькая.
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
И маленький очень портфель.
И сколько сильных впечатлений
Получал он зарплату маленькую…
Для жаждущей души моей!
И однажды —
Стремленье бурных ополчений,
прекрасным утром
Тревоги стана, звук мечей,
постучалась к нему в окошко
И в роковом огне сражений
небольшая,
Паденье ратных и вождей!
казалось,
Предметы гордых песнопений
война…
Разбудят мой уснувший гений!
Автомат ему выдали маленький.
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
Сапоги ему выдали маленькие.
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Каску выдали маленькую
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
и маленькую —
И смерти грозной ожиданье.
по размерам —
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
шинель.
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
 
Венок ли мне двойной достанется на часть,
…А когда он упал —
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
              некрасиво, неправильно,
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
в атакующем крике вывернув рот,
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
то на всей земле
Воспоминание и брата и друзей,
            не хватило мрамора,
И мыслей творческих напрасное волненье,
чтобы вырубить парня
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
в полный рост!
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Баллада о красках''' (1972)
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
{{#ev:youtubeimg|343AKjFYZG8|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о красках», поют Диана Анкудинова и Мая Егорова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Был он рыжим,
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
как из рыжиков рагу.
От первых лет поклонник бранной славы,
Рыжим,
Люблю войны кровавые забавы,
словно апельсины на снегу.
И смерти мысль мила душе моей.
Мать шутила,
Во цвете лет свободы верный воин,
мать весёлою была:
Перед собой кто смерти не видал,
«Я от солнышка сыночка родила…»
Тот полного веселья не вкушал
А другой был чёрным-чёрным у неё.
И милых жён лобзаний не достоин.
Чёрным,
</poem>
будто обгоревшее смолье.
</spoiler>
Хохотала над расспросами она,
'''Анчар''' (1828)
говорила:
<spoiler>
«Слишком ночь была черна!.
<poem>
В сорок первом,
В пустыне чахлой и скупой,
в сорок памятном году
На почве, зноем раскалённой,
прокричали репродукторы беду.
Анчар, как грозный часовой,
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
Стоит — один во всей вселенной.
поклонились маме в пояс.
 
И ушли.
Природа жаждущих степей
Довелось в бою почуять молодым
Его в день гнева породила
рыжий бешеный огонь
И зелень мёртвую ветвей
и чёрный дым,
И корни ядом напоила.
злую зелень застоявшихся полей,
 
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Яд каплет сквозь его кору,
Оба сына, оба-двое, два крыла,
К полудню растопясь от зною,
воевали до победы.
И застывает ввечеру
Мать ждала.
Густой прозрачною смолою.
Не гневила,
 
не кляла она судьбу.
К нёму и птица не летит
Похоронка
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
обошла её избу.
На древо смерти набежит
Повезло ей.
И мчится прочь, уже тлетворный.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
И если туча оросит,
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Блуждая, лист его дремучий,
*
С его ветвей, уж ядовит,
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Стекает дождь в песок горючий.
{{#ev:youtubeimg|ZIt2MgXHH2w|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Не верить газетным столбцам,
Но я это видел. Своими глазами.
Понимаете? Видел. Сам.


Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Но человека человек
Меж нами
Послал к анчару властным взглядом:
    вот этак —
И тот послушно в путь потёк
                ров.
И к утру возвратился с ядом.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Нет! Об этом нельзя словами…
Принёс он смертную смолу
Тут надо рычать! Рыдать!
Да ветвь с увядшими листами,
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
И пот по бледному челу
Заржавленной, как руда.
Струился хладными ручьями;


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Принёс — и ослабел и лёг
Может быть, партизаны? Нет.
Под сводом шалаша на лыки,
Вот лежит лопоухий Колька —
И умер бедный раб у ног
Ему одиннадцать лет.
Непобедимого владыки.


Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
А князь тем ядом напитал
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Свои послушливые стрелы
Ближние станции, ближние села
И с ними гибель разослал
Все заложников выслали в ров.
К соседям в чуждые пределы.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года, —
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
помните!
 
Не плачьте!
В горле
    сдержите стоны,
горькие стоны.
Памяти
    павших
          будьте
              достойны!
Вечно
достойны!
 
Хлебом и песней,
Мечтой и стихами,
жизнью
    просторной,
каждой секундой,
каждым дыханьем
будьте
достойны!
 
Люди!
Покуда сердца
          стучатся, —
помните!
Какою
ценой
завоевано счастье, —
пожалуйста,
    помните!
 
Песню свою
        отправляя в полёт, —
помните!
О тех,
кто уже никогда
          не споёт, —
помните!


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Детям своим
У каждого жест. Удивительно свой!
          расскажите о них,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
чтоб
С которым смерть принимал живой,
запомнили!
Детям
    детей
расскажите о них,
чтобы тоже
запомнили!
Во все времена
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли,
о погибших
помните!


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Встречайте
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
          трепетную весну,
В каком бы их ни свалило виде —
люди Земли.
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Убейте
Они пререкаются с палачами,
    войну,
Они восклицают: «Не победишь!»
прокляните
войну,
люди Земли!


Парень. Он совсем налегке.
Мечту пронесите
Грудь распахнута из протеста.
          через года
Одна нога в худом сапоге,
и жизнью
Другая сияет лаком протеза.
наполните!..
Лёгкий снежок валит и валит…
Но о тех,
Грудь распахнул молодой инвалид.
кто уже не придёт
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
              никогда,
Поперхнулся. Упал. Застыл.
заклинаю,
Но часовым над лежбищем смерти
помните!
Торчит воткнутый в землю костыль.
</poem>
И ярость мёртвого не застыла:
</spoiler>
Она фронтовых окликает из тыла,
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
Она водрузила костыль, как древко,
<spoiler>
И веха её видна далеко.
<poem>
На Земле
    безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


Бабка. Эта погибла стоя,
…А когда он упал —
Встала из трупов и так умерла.
              некрасиво, неправильно,
Лицо её, славное и простое,
в атакующем крике вывернув рот,
Чёрная судорога свела.
то на всей земле
Ветер колышет её отрепье…
            не хватило мрамора,
В левой орбите застыл сургуч,
чтобы вырубить парня
Но правое око глубоко в небе
в полный рост!
Между разрывами туч.
</poem>
И в этом упреке Деве Пречистой
</spoiler>
Рушенье веры десятков лет:
'''Баллада о красках''' (1972)
«Коли на свете живут фашисты,
<spoiler>
Стало быть, бога нет».
<poem>
 
Был он рыжим,
Рядом истерзанная еврейка.
как из рыжиков рагу.
При ней ребенок. Совсем как во сне.
Рыжим,
С какой заботой детская шейка
словно апельсины на снегу.
Повязана маминым серым кашне…
Мать шутила,
Матери сердцу не изменили:
мать весёлою была:
Идя на расстрел, под пулю идя,
«Я от солнышка сыночка родила…»
За час, за полчаса до могилы
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Мать от простуды спасала дитя.
Чёрным,
Но даже и смерть для них не разлука:
будто обгоревшее смольё.
Невластны теперь над ними враги
Хохотала над расспросами она,
И рыжая струйка
говорила:
            из детского уха
«Слишком ночь была черна!..»
Стекает
В сорок первом,
      в горсть
в сорок памятном году
              материнской
прокричали репродукторы беду.
                        руки.
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
 
поклонились маме в пояс.
Как страшно об этом писать. Как жутко.
И ушли.
Но надо. Надо! Пиши!
Довелось в бою почуять молодым
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
рыжий бешеный огонь
Ты вымерил низость фашистской души,
и чёрный дым,
Ты осознал во всей её фальши
злую зелень застоявшихся полей,
«Сентиментальность» пруссацких грез,
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Так пусть же
Оба сына, оба-двое, два крыла,
          сквозь их
воевали до победы.
                  голубые
Мать ждала.
                        вальсы
Не гневила,
Торчит материнская эта горсть.
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
Ты за руку их поймал — уличи!
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
Ты видишь, как пулею бронебойной
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
Дробили нас палачи,
<spoiler>
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
<poem>
Пусть зарыдает природа сама,
Можно не слушать народных сказаний,
Если
Не верить газетным столбцам,
    всё это
Но я это видел. Своими глазами.
          сам ты
Понимаете? Видел. Сам.
                видел
И не сошёл с ума.


Но молча стою я над страшной могилой.
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Что слова? Истлели слова.
Меж нами
Было время — писал я о милой,
    вот этак —
О щёлканье соловья.
                ров.
Из этого рва поднимается горе.
Горе без берегов.


Казалось бы, что в этой теме такого?
Нет! Об этом нельзя словами…
Правда? А между тем
Тут надо рычать! Рыдать!
Попробуй найти настоящее слово
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Даже для этих тем.
Заржавленной, как руда.


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Может быть, партизаны? Нет.
Нет, товарищи: этой муки
Вот лежит лопоухий Колька —
Не выразит язык.
Ему одиннадцать лет.


Он слишком привычен, поэтому бледен.
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Слишком изящен, поэтому скуп,
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
К неумолимой грамматике сведён
Ближние станции, ближние сёла —
Каждый крик, слетающий с губ.
Все заложников выслали в ров.


Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Из всех племён от древка до древка
У каждого жест. Удивительно свой!
И взять от каждого всё человечье,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
С которым смерть принимал живой,
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?


Но есть у нас и такая речь,
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Которая всяких слов горячее:
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Врагов осыпает проклятьем картечь.
В каком бы их ни свалило виде —
Глаголом пророков гремят батареи.
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Вы слышите трубы на рубежах?
Они пререкаются с палачами,
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Они восклицают: «Не победишь!»
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.


Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Парень. Он совсем налегке.
Травою взойдите у этих высот.
Грудь распахнута из протеста.
Кто вас увидел, отныне навеки
Одна нога в худом сапоге,
Все ваши раны в душе унесёт.
Другая сияет лаком протеза.
Лёгкий снежок валит и валит…
Грудь распахнул молодой инвалид.
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Но часовым над лежбищем смерти
Торчит воткнутый в землю костыль.
И ярость мёртвого не застыла:
Она фронтовых окликает из тыла,
Она водрузила костыль, как древко,
И веха её видна далеко.


Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Бабка. Эта погибла стоя,
Семь тысяч трупов.
Встала из трупов и так умерла.
              Семиты… Славяне…
Лицо её, славное и простое,
Да! Об этом нельзя словами.
Чёрная судорога свела.
Огнём! Только огнём!
Ветер колышет её отрепье…
</poem>
В левой орбите застыл сургуч,
<br clear=all>
Но правое око глубоко в небе
Между разрывами туч.
И в этом упрёке Деве Пречистой
Рушенье веры десятков лет:
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
Рядом истерзанная еврейка.
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
*
С какой заботой детская шейка
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
Повязана маминым серым кашне…
{{#ev:youtubeimg|3SOqSnXfc5Q|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
Матери сердцу не изменили:
<poem>
Идя на расстрел, под пулю идя,
Если дорог тебе твой дом,
За час, за полчаса до могилы
Где ты русским выкормлен был,
Мать от простуды спасала дитя.
Под бревенчатым потолком,
Но даже и смерть для них не разлука:
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Невластны теперь над ними враги —
Если дороги в доме том
И рыжая струйка
Тебе стены, печь и углы,
            из детского уха
Дедом, прадедом и отцом
Стекает
В нём исхоженные полы;
      в горсть
              материнской
                        руки.


Если мил тебе бедный сад
Как страшно об этом писать. Как жутко.
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Но надо. Надо! Пиши!
И под липой сто лет назад
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
В землю вкопанный дедом стол;
Ты вымерил низость фашистской души,
Если ты не хочешь, чтоб пол
Ты осознал во всей её фальши
В твоём доме фашист топтал,
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Чтоб он сел за дедовский стол
Так пусть же
И деревья в саду сломал…
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


Если мать тебе дорога —
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Тебя выкормившая грудь,
Ты за руку их поймал — уличи!
Где давно уже нет молока,
Ты видишь, как пулею бронебойной
Только можно щекой прильнуть;
Дробили нас палачи,
Если вынести нету сил,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
Пусть зарыдает природа сама,
По щекам морщинистым бил,
Если
Косы на руку намотав;
    всё это
Чтобы те же руки её,
          сам ты
Что несли тебя в колыбель,
                видел
Мыли гаду его белье
И не сошёл с ума.
И стелили ему постель…


Если ты отца не забыл,
Но молча стою я над страшной могилой.
Что качал тебя на руках,
Что слова? Истлели слова.
Что хорошим солдатом был
Было время — писал я о милой,
И пропал в карпатских снегах,
О щёлканье соловья.
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


Если ты не хочешь отдать
Казалось бы, что в этой теме такого?
Ту, с которой вдвоём ходил,
Правда? А между тем
Ту, что долго поцеловать
Попробуй найти настоящее слово
Ты не смел,— так её любил,—
Даже для этих тем.
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Если ты фашисту с ружьём
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Не желаешь навек отдать
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Дом, где жил ты, жену и мать,
Нет, товарищи: этой муки
Всё, что родиной мы зовем,—
Не выразит язык.
Знай: никто её не спасет,
 
Если ты её не спасешь;
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Знай: никто его не убьет,
Слишком изящен, поэтому скуп,
Если ты его не убьешь.
К неумолимой грамматике сведён
И пока его не убил,
Каждый крик, слетающий с губ.
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
А не ты на земле лежал,
Из всех племён от древка до древка
Не в твоём дому чтобы стон,
И взять от каждого всё человечье,
А в его по мертвым стоял.
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
Так хотел он, его вина,—
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Пусть горит его дом, а не твой,
Эхо нашествий, погромов, резни…
И пускай не твоя жена,
Не это ль
А его пусть будет вдовой.
      наречье
Пусть исплачется не твоя,
            муки бездонной
А его родившая мать,
    Словам искомым сродни?
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!</poem>
*
'''Жди меня''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|tphScJBD8Ns|200|right|Видео (кликабельно) «Жди меня», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.


Жди меня, и я вернусь,  
Но есть у нас и такая речь,
Не желай добра  
Которая всяких слов горячее:
Всем, кто знает наизусть,  
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Что забыть пора.  
Глаголом пророков гремят батареи.
Пусть поверят сын и мать  
Вы слышите трубы на рубежах?
В то, что нет меня,  
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Пусть друзья устанут ждать,  
Бегут! Но некуда им убежать
Сядут у огня,  
От вашей кровавой могилы.
Выпьют горькое вино  
 
На помин души…  
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Жди. И с ними заодно  
Травою взойдите у этих высот.
Выпить не спеши.  
Кто вас увидел, отныне навеки
Все ваши раны в душе унесёт.
 
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Семь тысяч трупов.
              Семиты… Славяне…
Да! Об этом нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;
 
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…
 
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…
 
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…
 
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так её любил,—
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…
 
Если ты фашисту с ружьём
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовем,—
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
 
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.
 
Жди меня, и я вернусь,  
Не желай добра  
Всем, кто знает наизусть,  
Что забыть пора.  
Пусть поверят сын и мать  
В то, что нет меня,  
Пусть друзья устанут ждать,  
Сядут у огня,  
Выпьют горькое вино  
На помин души…  
Жди. И с ними заодно  
Выпить не спеши.
 
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
</poem>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.
 
Но под рукою не было врача,
И он привстал, от хромоты страдая,
Разбитое железо волоча,
На раненую ногу припадая.
 
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Кругами полз по собственному следу
И рухнул, обессилевший от ран,
Купив пехоте трудную победу.
 
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Пришли ещё дымящиеся танки
И сообща решили в глубь земли
Зарыть его железные останки.
 
Он словно не закапывать просил,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Он упирался, он что было сил
Ещё грозил своей разбитой башней.
 
Чтоб видно было далеко окрест,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Прибив звезду фанерную на шест —
Над полем боя памятник посильный.
 
Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тёсаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;
 
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
</poem>
</spoiler>
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Жди меня, и я вернусь,
Его везли из крепости, из Бреста.
Всем смертям назло.
Был исцарапан пулями лафет.
Кто не ждал меня, тот пусть
Отцу казалось, что надёжней места
Скажет: — Повезло.
Отныне в мире для ребёнка нет.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.</poem>
*
'''Танк''' (1939)<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Но под рукою не было врача,
Отец был ранен, и разбита пушка.
И он привстал, от хромоты страдая,
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Разбитое железо волоча,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
На раненую ногу припадая.
Седой мальчишка на лафете спал.


Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Мы шли ему навстречу из России.
Кругами полз по собственному следу
Проснувшись, он махал войскам рукой…
И рухнул, обессилевший от ран,
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Купив пехоте трудную победу.
Что я там был и мне пора домой…


Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Пришли ещё дымящиеся танки
А нам оно оборвало сердца.
И сообща решили в глубь земли
Кто раз увидел этого мальчишку,
Зарыть его железные останки.
Домой прийти не сможет до конца.


Он словно не закапывать просил,
Я должен видеть теми же глазами,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Которыми я плакал там, в пыли,
Он упирался, он что было сил
Как тот мальчишка возвратится с нами
Ещё грозил своей разбитой башней.
И поцелует горсть своей земли.


Чтоб видно было далеко окрест,
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Призвал нас к бою воинский закон.
Прибив звезду фанерную на шест —
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Над полем боя памятник посильный.
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Когда бы монумент велели мне
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
Я б на гранитной тёсаной стене
'''В землянке''' (1941)
Поставил танк с глазницами пустыми;
<spoiler>
<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.


Я выкопал его бы, как он есть,
О тебе мне шептали кусты
В пробоинах, в листах железа рваных,
В белоснежных полях под Москвой.
Невянущая воинская честь
Я хочу, чтоб услышала ты,
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
Как тоскует мой голос живой.


На постамент взобравшись высоко,
Ты сейчас далеко-далеко.
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Между нами снега и снега.
Да, нам далась победа нелегко.
До тебя мне дойти не легко,
Да, враг был храбр.
А до смерти — четыре шага.
Тем больше наша слава.</poem>
*
'''Майор привёз мальчишку на лафете…''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|9bhMqFOy1-A|200|right|Видео (кликабельно) «Майор привёз мальчишку на лафете…», читает Андрей Смоляков}}
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Его везли из крепости, из Бреста.
Пой, гармоника, вьюге назло,
Был исцарапан пулями лафет.
Заплутавшее счастье зови.
Отцу казалось, что надёжней места
Мне в холодной землянке тепло
Отныне в мире для ребенка нет.
От твой негасимой любви.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Отец был ранен, и разбита пушка.
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
Прижав к груди заснувшую игрушку,
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''
Седой мальчишка на лафете спал.
<spoiler>
 
<poem>
Мы шли ему навстречу из России.
Я знаю, никакой моей вины
Проснувшись, он махал войскам рукой…
В том, что другие не пришли с войны,
Ты говоришь, что есть ещё другие,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Что я там был и мне пора домой…
Остались там, и не о том же речь,
 
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Ты это горе знаешь понаслышке,
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
А нам оно оборвало сердца.
</poem>
Кто раз увидел этого мальчишку,
</spoiler>
Домой прийти не сможет до конца.
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.


Я должен видеть теми же глазами,
В конце пути, в далёкой стороне,
Которыми я плакал там, в пыли,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Как тот мальчишка возвратится с нами
Со всеми, что погибли на войне,
И поцелует горсть своей земли.
Как с мёртвыми прощаются живые.


За всё, чем мы с тобою дорожили,
До той поры в душевной глубине
Призвал нас к бою воинский закон.
Мы не прощались так бесповоротно.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Мы были с ними как бы наравне,
А там, где отнят у мальчишки он.
И разделял нас только лист учётный.
</poem>
<br clear=all>


== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
Мы с ними шли дорогою войны
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
*
'''В землянке''' (1941)<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
 
О тебе мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
 
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти — четыре шага.
 
Пой, гармоника, вьюге назло,
Заплутавшее счастье зови.
Мне в холодной землянке тепло
От твой негасимой любви.
</poem>
<br clear=all>
 
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
*
'''Я знаю, никакой моей вины…'''
{{#ev:youtubeimg|yw4Qk7yfljM|200|right|Видео (кликабельно) «Я знаю, никакой моей вины», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В то, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
*
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
 
В конце пути, в далёкой стороне,
Под гром пальбы прощались мы впервые
Со всеми, что погибли на войне,
Как с мёртвыми прощаются живые.
 
До той поры в душевной глубине
Мы не прощались так бесповоротно.
Мы были с ними как бы наравне,
И разделял нас только лист учётный.
 
Мы с ними шли дорогою войны
В едином братстве воинском до срока,
В едином братстве воинском до срока,
Суровой славой их озарены,
Суровой славой их озарены,
Строка 2759: Строка 3219:


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Прожить без них в своём отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
И слухом их не слышать мир отчасти?
Строка 2766: Строка 3226:
В конце концов у смертного порога,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!
Их одобренья или их упрёка!


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Строка 2803: Строка 3263:
Победы и великого прощанья.
Победы и великого прощанья.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Городов, местечек, сёл,
Строка 2810: Строка 3272:
Не заметил, как вошёл.
Не заметил, как вошёл.


Не один вошел — со взводом,
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Под огнём, по огородам
Строка 2835: Строка 3297:
Выбегаешь босиком?..»
Выбегаешь босиком?..»


И слова, и смех, и слезы
И слова, и смех, и слёзы
Всё в одно сольётся тут.
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
И к губам, сухим с мороза,
Строка 2863: Строка 3325:
Говорит боец друзьям, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Поворачиваться боком
Да лежать, да мерзнуть нам?
Да лежать, да мёрзнуть нам?


Это я здесь виноватый,
Это я здесь виноватый,
Хата все-таки моя.
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
Говорит он, — дайте я…
Строка 2897: Строка 3359:
Лейтенант, его ровесник,
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный… -
— Что ж, поскольку житель местный…
И мигнул ему слегка. —
И мигнул ему слегка. —


Строка 2905: Строка 3367:
Отвечал ему боец…
Отвечал ему боец…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
*
'''22 июня''' (1961)  
'''22 июня''' (1961)  
{{#ev:youtubeimg|KFlgfWSc4h8|200|right|Видео (кликабельно) «22 июня», читает Смирнов Владимир}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Строка 2933: Строка 3396:
Поглядите им пристально вслед.
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.
…Могильная трава
Колышется над вами,
Но тихие слова
Прошли сквозь гром и пламя.
От этих мирных слов,
От скромных упований
Протяжней чей-то вздох,
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах — навеки вместе.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
*
'''1941''' (1941)
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
Мяли танки тёплые хлеба,
Строка 2949: Строка 3443:
Разъярился даже горицвет,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
Подымались камни и стога,
И взлетали, как щепа, мосты,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
И косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли,
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли, и шли, и шли,
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл глухой, зазубренный топор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
Шла большая русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Они накинулись, неистовы…''' (1942)
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Они накинулись, неистовы,
Строка 2981: Строка 3484:
Большая, добрая, сердитая,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
Как кровь, тепла и солона.
*
</poem>
</poem>
'''Белеют мазанки, хотели сжечь их…''' (1943)
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Строка 2994: Строка 3498:
Он, умирая, смерть опередил.  
Он, умирая, смерть опередил.  
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также