Стихи о войне: различия между версиями

Материал из Русского эксперта
Перейти к навигации Перейти к поиску
 
(не показаны 44 промежуточные версии 11 участников)
Строка 12: Строка 12:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Шаблон для добавления нового стихотворения (в раздел уже добавленного поэта):
Строка 78: Строка 78:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Асеев''' Николай Николаевич ([[rwp:Асеев, Николай Николаевич|1889—1963]]) ==
[[Файл:Николай Асеев.jpg|thumb|200px|Николай Асеев]]
'''«Надежда» (1943)'''
<spoiler>
<poem>
Насилье родит насилье,
и ложь умножает ложь;
когда нас берут за горло,
естественно взяться за нож.
 
Но нож объявлять святыней
и, вглядываясь в лезвие,
начать находить отныне
лишь в нём отраженье своё, —
 
нет, этого я не сумею,
и этого я не смогу:
от ярости онемею,
но в ярости не солгу!
 
Убийство зовёт убийство,
но нечего утверждать,
что резаться и рубиться —
великая благодать.
 
У всех, увлечённых боем,
надежда горит в любом:
мы руки от крови отмоем,
и грязь с лица отскребём,
 
и станем людьми, как прежде,
не в ярости до кости!
И этой одной надежде
на смертный рубеж вести.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
== '''Асадов''' Эдуард Аркадьевич ([[rwp:Асадов, Эдуард Аркадьевич|1923—2004]]) ==
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
[[Файл:Asadov.jpg|thumb|200px|Эдуард Асадов]]
'''День Победы. И в огнях салюта…'''
'''«День Победы. И в огнях салюта…»'''
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 107: Строка 145:


И вот так четыре горьких года,
И вот так четыре горьких года,
День за днём… невероятный счет!
День за днём… невероятный счёт!
Ради нашей чести и свободы
Ради нашей чести и свободы
Всё сумел и одолел народ.
Всё сумел и одолел народ.
Строка 191: Строка 229:
За жизнь, за тебя, за родные края
За жизнь, за тебя, за родные края
Иду я навстречу свинцовому ветру.
Иду я навстречу свинцовому ветру.
И пусть между нами сейчас километры …
И пусть между нами сейчас километры…
Ты здесь, ты со мною, родная моя!
Ты здесь, ты со мною, родная моя!


В холодной ночи, под неласковым небом,
В холодной ночи, под неласковым небом,
Склонившись, мне тихую песню поёшь
Склонившись, мне тихую песню поёшь
И вместе со мною к далеким победам
И вместе со мною к далёким победам
Солдатской дорогой незримо идёшь.
Солдатской дорогой незримо идёшь.


Строка 206: Строка 244:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
== '''Ахматова''' Анна Андреевна ([[rwp:Ахматова,_Анна_Андреевна|1889—1966]]) ==
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
[[Файл:Olga kardovskaya portret ahmatovoy 1914 szh 16.jpg|thumb|200px|Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914]]
'''Не бывать тебе в живых…''' (1921)
'''«Не бывать тебе в живых…»''' (1921)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Строка 229: Строка 267:
Впереди была только смерть…
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Так советская шла пехота
Прямо в желтые жерла «Берт».
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
«Жизнь свою за други своя»,
Строка 238: Строка 276:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
== '''Ваншенкин''' Константин Яковлевич ([[rwp:Ваншенкин,_Константин_Яковлевич|1925—2012]]) ==
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
[[Файл:Vanshenkin_Konstantin.jpg|thumb|200px|Константин Ваншенкин]]
'''Земли потрескавшейся корка…''' (1952)
'''«Земли потрескавшейся корка…»''' (1952)
<spoiler>
<spoiler>
<poem>
<poem>
Земли потрескавшейся корка.
Земли потрескавшейся корка.
Война. Далекие года…
Война. Далёкие года…
Мой друг мне крикнул:
Мой друг мне крикнул:
— Есть махорка?.
— Есть махорка?.
Строка 284: Строка 322:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
== '''Винокуров''' Евгений Михайлович ([[rwp:Винокуров,_Евгений_Михайлович|1925—1993]]) ==
Строка 313: Строка 351:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
== '''Высоцкий''' Владимир Семёнович ([[rwp:Высоцкий,_Владимир_Семёнович|1938—1980]]) ==
Строка 361: Строка 399:
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
То, что пусто теперь, — не про то разговор,
Вдруг заметил я — нас было двое.
Вдруг заметил я — нас было двое.
Для меня будто ветром задуло костер,
Для меня будто ветром задуло костёр,
Когда он не вернулся из боя.
Когда он не вернулся из боя.


Строка 381: Строка 419:
</spoiler>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию]]
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
== '''Гамзатов''' Расул Гамзатович ([[rwp:Гамзатов,_Расул_Гамзатович|1923—2003]]) ==
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
[[Файл:Gazmatov_Rasul.jpg|thumb|200px|Расул Гамзатов]]
*
'''Журавли'''  
'''Журавли'''  
{{#ev:youtubeimg|8oBkWxtsWCg|200|right|Видео (кликабельно) «Журавли», поёт Александр Малинин}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мне кажется порою, что солдаты,
Мне кажется порою, что солдаты,
Строка 419: Строка 456:
Всех вас, кого оставил на земле.
Всех вас, кого оставил на земле.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
== '''Гончаров''' Виктор Михайлович ([[rwp:Гончаров,_Виктор_Михайлович|1920—2001]]) ==
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
[[Файл:Goncharov_Viktor.jpg|thumb|200px|Виктор Гончаров]]
*
'''«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…»''' (1944)
'''Мне ворон чёрный смерти не пророчил…''' (1944)<poem>
<spoiler>
<poem>
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Мне ворон чёрный смерти не пророчил,
Но ночь была,
Но ночь была,
Строка 444: Строка 484:
Не обойтись без кирзовых сапог.
Не обойтись без кирзовых сапог.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
== '''Гумилёв''' Николай Степанович ([[rwp:Гумилёв,_Николай_Степанович|1886—1921]]) ==
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
[[Файл:Gumiljov_Nikolaj.jpg|thumb|200px|Николай Гумилёв]]
*
'''Георгий Победоносец'''  
'''Георгий Победоносец'''  
{{#ev:youtubeimg|dhczeitvINU|200|right|Видео (кликабельно) «Георгий Победоносец», читает Константин Хабенский}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Идущие с песней в бой,
Идущие с песней в бой,
Строка 472: Строка 513:
Блеснёт немеркнущий свет!
Блеснёт немеркнущий свет!
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Наступление''' (1914)
<spoiler>
<poem>
Та страна, что могла быть раем,
Стала логовищем огня.
Мы четвёртый день наступаем,
Мы не ели четыре дня.
Но не надо яства земного
В этот страшный и светлый час,
Оттого, что Господне слово
Лучше хлеба питает нас.
И залитые кровью недели
Ослепительны и легки.
Надо мною рвутся шрапнели,
Птиц быстрей взлетают клинки.
Я кричу, и мой голос дикий.
Это медь ударяет в медь.
Я, носитель мысли великой,
Не могу, не могу умереть.
Словно молоты громовые
Или волны гневных морей,
Золотое сердце России
Мерно бьётся в груди моей.
И так сладко рядить Победу,
Словно девушку, в жемчуга,
Проходя по дымному следу
Отступающего врага.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|род. 1928]]) ==
== '''Дементьев''' Андрей Дмитриевич ([[rwp:Дементьев,_Андрей_Дмитриевич_(поэт)|1928—2018]]) ==
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
[[Файл:Andrey_Dementyev_(poet)_3.jpg|thumb|200px|Андрей Дементьев]]
*
'''Баллада о матери'''  
'''Баллада о матери'''  
{{#ev:youtubeimg|wYNLkqgKmaA|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о матери», поёт Валентина Бирюкова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Постарела мать за тридцать лет,
Постарела мать за тридцать лет,
Строка 528: Строка 604:
Постучится сын её с войны.
Постучится сын её с войны.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
== '''Друнина''' Юлия Владимировна ([[rwp:Друнина,_Юлия_Владимировна|1924—1991]]) ==
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
[[Файл:Drunina.jpg|thumb|200px|Юлия Друнина]]
*
'''«Я столько раз видала рукопашный…»''' (1943)  
'''Я столько раз видала рукопашный…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|65iRO5lKobM|200|right|Видео (кликабельно) «Я столько раз видала рукопашный…», читает Виктория Исакова}}
<poem>
(1943)<poem>
Я столько раз видала рукопашный,
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Раз наяву. И тысячу — во сне.
Строка 541: Строка 618:
Тот ничего не знает о войне.
Тот ничего не знает о войне.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Я принесла домой с фронтов России…'''  
'''«Я принесла домой с фронтов России…»'''  
{{#ev:youtubeimg|r23knGB31cM|200|right|Видео (кликабельно) «Я принесла домой с фронтов России…», читает Виктория Исакова}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Я принесла домой с фронтов России
Я принесла домой с фронтов России
Строка 555: Строка 632:
Я позже не бывала никогда…
Я позже не бывала никогда…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Зинка''' (1944)
'''Зинка''' (1944)
{{#ev:youtubeimg|lvYF6autW7M|200|right|Видео (кликабельно) «Зинка», читает Анастасия Алехина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>


Строка 583: Строка 660:
Беспокойную дочку ждёт…
Беспокойную дочку ждёт…
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Знаешь, Юлька, я — против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.


Отогрелись мы еле-еле.
Отогрелись мы еле-еле.
Строка 615: Строка 692:


— Знаешь, Зинка, я против грусти,
— Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Но сегодня она не в счёт.
Где-то, в яблочном захолустье,
Где-то, в яблочном захолустье,
Мама, мамка твоя живет.
Мама, мамка твоя живёт.


У меня есть друзья, любимый,
У меня есть друзья, любимый,
Строка 629: Строка 706:
Чтоб тебя она не ждала?!
Чтоб тебя она не ждала?!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Запас прочности''' <poem>
'''Запас прочности'''
<spoiler>
<poem>
До сих пор не совсем понимаю,
До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Как же я, и худа, и мала,
Строка 641: Строка 720:
Вечной прочности вечный запас.
Вечной прочности вечный запас.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Бинты'''  
'''Бинты''' (1943)
{{#ev:youtubeimg|_ejjq7LjOMg|200|right|Видео (кликабельно) «Бинты», читает Анастасия Радькина}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Глаза бойца слезами налиты,
Глаза бойца слезами налиты,
Строка 668: Строка 747:
Нельзя по книжкам научиться в школе!
Нельзя по книжкам научиться в школе!
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Ты должна!''' <poem>
'''Ты должна!'''
<spoiler>
<poem>
Побледнев,
Побледнев,
Стиснув зубы до хруста,
Стиснув зубы до хруста,
Строка 690: Строка 771:
Перед собой,
Перед собой,
Что не слышишь в ночи,
Что не слышишь в ночи,
Как почти безнадежно
Как почти безнадёжно
«Сестрица!»
«Сестрица!»
Кто-то там,
Кто-то там,
Под обстрелом, кричит…
Под обстрелом, кричит…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В бухте''' (1947) <poem>
'''В бухте''' (1947)
<spoiler>
<poem>
Чаек крикливых стая.
Чаек крикливых стая.
Хмурый морской простор.
Хмурый морской простор.
Строка 747: Строка 830:
Но веру отнять не могли!
Но веру отнять не могли!
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
== '''Дудин''' Михаил Александрович ([[rwp:Дудин, Михаил Александрович|1916—1993]]) ==
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
[[Файл:RIAN archive 681908 Poet Mikhail Dudin.jpg|thumb|200px|Михаил Дудин]]
*
'''Соловьи''' (1942)
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|xpAD1dBjx1E|200|right|Видео (кликабельно) «Хотят ли русские войны?», читает Екатерина Аристова}}
<poem>
<poem>
Хотят ли русские войны?
О мёртвых мы поговорим потом.
Спросите вы у тишины
Смерть на войне обычна и сурова.
над ширью пашен и полей
И всё-таки мы воздух ловим ртом
и у берёз и тополей.
При гибели товарищей. Ни слова
Спросите вы у тех солдат,
 
что под берёзами лежат,
Не говорим. Не поднимая глаз,  
и пусть вам скажут их сыны,
В сырой земле выкапываем яму.
хотят ли русские войны.
Мир груб и прост. Сердца сгорели. В нас
Остался только пепел, да упрямо
 
Обветренные скулы сведены.
Триста пятидесятый день войны.


Не только за свою страну
Ещё рассвет по листьям не дрожал,  
солдаты гибли в ту войну,
И для острастки били пулемёты…
а чтобы люди всей земли
Вот это место. Здесь он умирал —
спокойно видеть сны могли.
Товарищ мой из пулемётной роты.
Под шелест листьев и афиш
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Да, мы умеем воевать,
Тут бесполезно было звать врачей,  
но не хотим, чтобы опять
Не дотянул бы он и до рассвета.
солдаты падали в бою
Он не нуждался в помощи ничьей.
на землю грустную свою.
Он умирал. И, понимая это,
Спросите вы у матерей,
 
спросите у жены моей,
Смотрел на нас и молча ждал конца,
и вы тогда понять должны,
И как-то улыбался неумело.  
хотят ли русские войны.
Загар сначала отошёл с лица,
</poem>
Потом оно, темнея, каменело.
<br clear=all>
 
Ну, стой и жди. Застынь. Оцепеней
Запри все чувства сразу на защёлку.
Вот тут и появился соловей,  
Несмело и томительно защёлкал.
 
Потом сильней, входя в горячий пыл,
Как будто сразу вырвавшись из плена,
Как будто сразу обо всём забыл,
Высвистывая тонкие колена.
 
Мир раскрывался. Набухал росой.
Как будто бы ещё едва означась,
Здесь рядом с нами возникал другой
В каком-то новом сочетанье качеств.
 
Как время, по траншеям тёк песок.
К воде тянулись корни у обрыва,
И ландыш, приподнявшись на носок,
Заглядывал в воронку от разрыва.


== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Ещё минута — задымит сирень
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
Клубами фиолетового дыма.  
*
Она пришла обескуражить день.  
'''Война''' (1942)<poem>
Она везде. Она непроходима.
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
<br clear=all>


== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
Ещё мгновенье — перекосит рот
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
От сердце раздирающего крика.
*
Но успокойся, посмотри: цветёт,
'''На фотографии в газете…'''
Цветёт на минном поле земляника!
{{#ev:youtubeimg|k3E4qbuhBjA|200|right|Видео (кликабельно) «На фотографии в газете…», читает Ольга Прокофьева}}
 
<poem>
Лесная яблонь осыпает цвет,
На фотографии в газете
Пропитан воздух ландышем и мятой…
нечётко изображены
А соловей свистит. Ему в ответ
бойцы, ещё почти что дети,
Ещё — второй, ещё — четвёртый, пятый.
герои мировой войны.
 
Они снимались перед боем —
Звенят стрижи. Малиновки поют.
в обнимку, четверо у рва.
И где-то возле, где-то рядом, рядом
И было небо голубое,
Раскидан настороженный уют
была зелёная трава.
Тяжёлым громыхающим снарядом.  
 
А мир гремит на сотни верст окрест,
Как будто смерти не бывало места,
Шумит неумолкающий оркестр,  
И нет преград для этого оркестра.
 
Весь этот лес листом и корнем каждым,
Ни капли не сочувствуя беде,
С невероятной, яростною жаждой
Тянулся к солнцу, к жизни и к воде.
 
Да, это жизнь. Её живые звенья,
Её крутой, бурлящий водоём.
Мы, кажется, забыли на мгновенье
О друге умирающем своём.
 
Горячий луч последнего рассвета
Едва коснулся острого лица.
Он умирал. И, понимая это,  
Смотрел на нас и молча ждал конца.


Никто не знает их фамилий,
Нелепа смерть. Она глупа. Тем боле
о них ни песен нет, ни книг.
Когда он, руки разбросав свои,  
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Сказал: «Ребята, напишите Поле —
и чей-то первый ученик.
У нас сегодня пели соловьи».
Они легли на поле боя,
жить начинавшие едва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Забыть тот горький год неблизкий
И сразу канул в омут тишины
мы никогда бы не смогли.
Триста пятидесятый день войны.
По всей России обелиски,
как души, рвутся из земли.
…Они прикрыли жизнь собою, —
жить начинавшие едва,
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
<br clear=all>


== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Он не дожил, не долюбил, не допил,  
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
Не доучился, книг не дочитал.
*
Я был с ним рядом. Я в одном окопе,  
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
Как он о Поле, о тебе мечтал.
<poem>
 
Вставай, страна огромная,
И, может быть, в песке, в размытой глине,  
Вставай на смертный бой
Захлёбываясь в собственной крови,  
С фашистской силой тёмною,
Скажу: «Ребята, дайте знать Ирине —  
С проклятою ордой!
У нас сегодня пели соловьи».
        Пусть ярость благородная
 
        Вскипает, как волна, —
И полетит письмо из этих мест
        Идёт война народная,
Туда, в Москву, на Зубовский проезд.
        Священная война!
 
Как два различных полюса
Пусть даже так. Потом просохнут слёзы,  
Во всём враждебны мы,
И не со мной, так с кем-нибудь вдвоём
За свет и мир мы боремся,
У той поджигородовской берёзы
Они — за царство тьмы.
Ты всмотришься в зелёный водоём.
        Пусть ярость благородная
 
        Вскипает, как волна,
Пусть даже так. Потом родятся дети
        Идёт война народная,
Для подвигов, для песен, для любви.  
        Священная война!
Пусть их разбудят рано на рассвете
Дадим отпор душителям
Томительные наши соловьи.
Всех пламенных идей,
 
Насильникам, грабителям,
Пусть им навстречу солнце зноем брызнет
Мучителям людей!
И облака потянутся гуртом.
        Пусть ярость благородная
Я славлю смерть во имя нашей жизни.
        Вскипает, как волна, —  
О мёртвых мы поговорим потом.
        Идёт война народная,
        Священная война!
Не смеют крылья чёрные
Над родиной летать.
Поля её просторные
Не смеет враг топтать!
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна,
        Идёт война народная,
        Священная война!
Гнилой фашистской нечисти
Загоним пулю в лоб,
Отребью человечества
Сколотим крепкий гроб!
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война!
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война!
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.
        Пусть ярость благородная
        Вскипает, как волна, —
        Идёт война народная,
        Священная война.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Два друга''' (1943) <poem>
'''Солдатская песня''' (1954)
Дрались по-геройски, по-русски
<spoiler>
Два друга в пехоте морской:
<poem>
Один паренёк был калужский,
Путь далёк у нас с тобою,  
Другой паренёк — костромской.
Веселей, солдат, гляди!
Вьётся знамя полковое,
Командиры впереди.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты — в поход!
 
Каждый воин, парень бравый,
Смотрит соколом в строю.
Породнились мы со славой,
Славу добыли в бою.
 
Пусть враги запомнят это:  
Не грозим, а говорим.
Мы прошли с тобой полсвета.
Если надо — повторим.
 
    Солдаты, в путь, в путь, в путь!
    А для тебя, родная,
    Есть почта полевая.
    Прощай! Труба зовёт,
    Солдаты — в поход!
</poem>
</spoiler>
'''И нет безымянных солдат''' (1969)
<spoiler>
<poem>
Гремят над землею раскаты.
Идёт за раскатом раскат.
Лежат под землею солдаты.
И нет безымянных солдат.


Они точно братья сроднились,
Солдаты в окопах шалели
Делили и хлеб и табак,
И падали в смертном бою,
И рядом их ленточки вились
Но жизни своей не жалели
В огне непрерывных атак.
За горькую землю свою.


В штыки ударяли два друга,
В родимую землю зарыты,
И смерть отступала сама!
Там самые храбрые спят.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Глаза их Победой закрыты,
— Ходи веселей, Кострома!
Их подвиг прекрасен и свят.


Но вот под осколком снаряда
Зарница вечерняя меркнет.
Упал паренёк костромской…
В казарме стоит тишина.
— Со мною возиться не надо, —
Солдат по вечерней поверке
Он другу промолвил с тоской.
В лицо узнаёт старшина.


Я знаю, что больше не встану, —
У каждого личное имя,
В глазах беспросветная тьма…
Какое с рожденья дают.
— О смерти задумал ты рано!
Равняясь незримо с живыми,
Ходи веселей, Кострома!
Погибшие рядом встают.


И бережно поднял он друга,
Одна у нас в жизни Присяга,
Но сам застонал и упал.
И Родина тоже одна.
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Солдатского сердца отвага
Товарищ чуть слышно сказал.
И верность любви отдана.


Теряя сознанье от боли,
Летят из далёкого края,
Себя подбодряли дружки,
Как ласточки, письма любви.
И тихо по снежному полю
Ты вспомни меня, дорогая,
К своим доползли моряки.
Ты имя мое назови.


Умолкла свинцовая вьюга,
Играют горнисты тревогу.
Пропала смертельная тьма…
Тревогу горнисты трубят.
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Уходят солдаты в дорогу.
— Ходи веселей, Кострома!
И нет безымянных солдат.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
 
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
== '''Евтушенко''' Евгений Александрович ([[rwp:Евтушенко, Евгений Александрович|1932—2017]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
[[Файл:Evtushenko_1.jpg|thumb|200px|Евгений Евтушенко]]
*
'''Хотят ли русские войны?''' (1961)
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|9eTbuj_pgBU|200|right|Видео (кликабельно) «Бородино»}}
<poem>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Хотят ли русские войны?
Москва, спалённая пожаром,
Спросите вы у тишины
      Французу отдана?
над ширью пашен и полей
Ведь были ж схватки боевые,
и у берёз и тополей.
Да, говорят, ещё какие!
Спросите вы у тех солдат,
Недаром помнит вся Россия
что под берёзами лежат,
      Про день Бородина!
и пусть вам скажут их сыны,
хотят ли русские войны.


— Да, были люди в наше время,
Не только за свою страну
Не то, что нынешнее племя:
солдаты гибли в ту войну,
      Богатыри — не вы!
а чтобы люди всей земли
Плохая им досталась доля:
спокойно видеть сны могли.
Немногие вернулись с поля…
Под шелест листьев и афиш
Не будь на то господня воля,
ты спишь, Нью-Йорк, ты спишь, Париж.
      Не отдали б Москвы!
Пусть вам ответят ваши сны,
хотят ли русские войны.


Мы долго молча отступали,
Да, мы умеем воевать,
Досадно было, боя ждали,
но не хотим, чтобы опять
      Ворчали старики:
солдаты падали в бою
«Что ж мы? на зимние квартиры?
на землю грустную свою.
Не смеют, что ли, командиры
Спросите вы у матерей,
Чужие изорвать мундиры
спросите у жены моей,
      О русские штыки?»
и вы тогда понять должны,
хотят ли русские войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И вот нашли большое поле:
== '''Занадворов''' Владислав Леонидович ([[rwp:Занадворов, Владислав Леонидович|1914—1942]]) ==
Есть разгуляться где на воле!
[[Файл:Zanadvorov.jpg|thumb|200px|Владислав Занадворов]]
      Построили редут.
'''Война''' (1942)
У наших ушки на макушке!
<spoiler>
Чуть утро осветило пушки
<poem>
И леса синие верхушки —
Ты не знаешь, мой сын, что такое война!
      Французы тут как тут.
Это вовсе не дымное поле сраженья,
Это даже не смерть и отвага. Она
В каждой капле находит своё выраженье.
Это — изо дня в день лишь блиндажный песок
Да слепящие вспышки ночного обстрела;
Это — боль головная, что ломит висок;
Это — юность моя, что в окопах истлела;
Это — грязных, разбитых дорог колеи;
Бесприютные звёзды окопных ночёвок;
Это — кровью омытые письма мои,
Что написаны криво на ложе винтовок;
Это — в жизни короткой последний рассвет
Над изрытой землёй. И лишь как завершенье
Под разрывы снарядов, при вспышках гранат
Беззаветная гибель на поле сраженья.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Забил заряд я в пушку туго
== '''Казакова''' Римма Фёдоровна ([[rwp:Казакова,_Римма_Фёдоровна|1932—2008]]) ==
И думал: угощу я друга!
[[Файл:Kazakova_Rimma.jpg|thumb|200px|Римма Казакова]]
      Постой-ка, брат мусью!
'''«На фотографии в газете…»''' (1974)
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
<spoiler>
Уж мы пойдём ломить стеною,
<poem>
Уж постоим мы головою
На фотографии в газете
      За родину свою!
нечётко изображены
бойцы, ещё почти что дети,
герои мировой войны.
Они снимались перед боем —
в обнимку, четверо у рва.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Два дня мы были в перестрелке.
Никто не знает их фамилий,
Что толку в этакой безделке?
о них ни песен нет, ни книг.
      Мы ждали третий день.
Здесь чей-то сын и чей-то милый
Повсюду стали слышны речи:
и чей-то первый ученик.
«Пора добраться до картечи!»
Они легли на поле боя, —
И вот на поле грозной сечи
жить начинавшие едва.
      Ночная пала тень.
И было небо голубое,
была зелёная трава.


Прилёг вздремнуть я у лафета,
Забыть тот горький год неблизкий
И слышно было до рассвета,
мы никогда бы не смогли.
      Как ликовал француз.
По всей России обелиски,
Но тих был наш бивак открытый:
как души, рвутся из земли.
Кто кивер чистил весь избитый,
…Они прикрыли жизнь собою, —
Кто штык точил, ворча сердито,
жить начинавшие едва,
      Кусая длинный ус.
чтоб было небо голубое,
была зелёная трава.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


И только небо засветилось,
== '''Лебедев-Кумач''' Василий Иванович ([[rwp:Лебедев-Кумач,_Василий_Иванович|1898—1949]]) ==
Всё шумно вдруг зашевелилось,
[[Файл:Lebedev_Kumach.jpg|thumb|200px|Василий Лебедев-Кумач]]
      Сверкнул за строем строй.
'''Священная война''' ([http://elib.shpl.ru/ru/nodes/36853-146-24-iyunya#mode/inspect/page/3/zoom/4 24 июня 1941])
Полковник наш рожден был хватом:
<spoiler>
Слуга царю, отец солдатам…
<poem>
Да, жаль его: сражён булатом,
Вставай, страна огромная,
      Он спит в земле сырой.
Вставай на смертный бой
С фашистской силой тёмною,
С проклятою ордой!


И молвил он, сверкнув очами:
Пусть ярость благородная
«Ребята! не Москва ль за нами?
Вскипает, как волна,
      Умрёмте же под Москвой,
Идёт война народная,
Как наши братья умирали!»
Священная война!
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Как два различных полюса
Французы двинулись, как тучи,
Во всём враждебны мы,
      И всё на наш редут.
За свет и мир мы боремся,
Уланы с пёстрыми значками,
Они — за царство тьмы.
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
      Все побывали тут.


Вам не видать таких сражений!..
Пусть ярость благородная
Носились знамёна, как тени,
Вскипает, как волна,
      В дыму огонь блестел,
Идёт война народная,
Звучал булат, картечь визжала,
Священная война!
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
      Гора кровавых тел.


Изведал враг в тот день немало,
Дадим отпор душителям
Что значит русский бой удалый,
Всех пламенных идей,
      Наш рукопашный бой!..
Насильникам, грабителям,
Земля тряслась — как наши груди,
Мучителям людей!
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
      Слились в протяжный вой…


Вот смерклось. Были все готовы
Пусть ярость благородная
Заутра бой затеять новый
Вскипает, как волна, —  
      И до конца стоять…
Идёт война народная,
Вот затрещали барабаны
Священная война!
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
      Товарищей считать.


Да, были люди в наше время,
Не смеют крылья чёрные
Могучее, лихое племя:
Над родиной летать.
      Богатыри — не вы.
Поля её просторные
Плохая им досталась доля:
Не смеет враг топтать!
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
      Не отдали б Москвы!
</poem>
*
'''Поле Бородина''' (1830—1831)<poem>


                      1
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна, —
Идёт война народная,
Священная война!


Всю ночь у пушек пролежали
Гнилой фашистской нечисти
Мы без палаток, без огней,
Загоним пулю в лоб,
Штыки вострили да шептали
Отребью человечества
Молитву родины своей.
Сколотим крепкий гроб!
Шумела буря до рассвета;
 
Я, голову подняв с лафета,
Пусть ярость благородная
        Товарищу сказал:
Вскипает, как волна, —
«Брат, слушай песню непогоды:
Идёт война народная,
Она дика как песнь свободы».
Священная война!
Но, вспоминая прежни годы,
        Товарищ не слыхал.


                      2
Пойдём ломить всей силою,
Всем сердцем, всей душой
За землю нашу милую,
За наш Союз большой.


Пробили зорю барабаны,
Пусть ярость благородная
Восток туманный побелел,
Вскипает, как волна,
И от врагов удар нежданый
Идёт война народная,
На батарею прилетел.
Священная война!
И вождь сказал перед полками:
«Ребята, не Москва ль за нами?
        Умрёмте ж под Москвой,
Как наши братья умирали»
И мы погибнуть обещали,
И клятву верности сдержали
        Мы в бородинский бой.


                      3
Встаёт страна огромная,
Встаёт на смертный бой
С фашистской силой тёмною
С проклятою ордой.


Что Чесма, Рымник и Полтава?
Пусть ярость благородная
Я вспомня леденею весь,
Вскипает, как волна,
Там души волновала слава,
Идёт война народная,
Отчаяние было здесь.
Священная война.
Безмолвно мы ряды сомкнули,
</poem>
Гром грянул, завизжали пули,
</spoiler>
        Перекрестился я.
'''Два друга''' (1943)
Мой пал товарищ, кровь лилася,
<spoiler>
Душа от мщения тряслася,
<poem>
И пуля смерти понеслася
Дрались по-геройски, по-русски
        Из моего ружья.
Два друга в пехоте морской:
Один паренёк был калужский,
Другой паренёк — костромской.


                      4
Они точно братья сроднились,
Делили и хлеб и табак,
И рядом их ленточки вились
В огне непрерывных атак.


Марш, марш! пошли вперёд, и боле
В штыки ударяли два друга,
Уж я не помню ничего.
И смерть отступала сама!
Шесть раз мы уступали поле
— А ну-ка, дай жизни, Калуга?
Врагу и брали у него.
— Ходи веселей, Кострома!
Носились знамёна как тени,
Я спорил о могильной сени,
        В дыму огонь блестел.
На пушки конница летала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
        Гора кровавых тел.


                      5
Но вот под осколком снаряда
Упал паренёк костромской…
— Со мною возиться не надо, —
Он другу промолвил с тоской. —
 
Я знаю, что больше не встану, —
В глазах беспросветная тьма…
— О смерти задумал ты рано!
Ходи веселей, Кострома!


Живые с мёртвыми сравнялись.
И бережно поднял он друга,
И ночь холодная пришла,
Но сам застонал и упал.
И тех, которые остались,
— А ну-ка… дай жизни, Калуга!
Густою тьмою развела.
Товарищ чуть слышно сказал.
И батареи замолчали,
И барабаны застучали,
        Противник отступил:
Но день достался нам дороже! —
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


                      6
Теряя сознанье от боли,
Себя подбодряли дружки,
И тихо по снежному полю
К своим доползли моряки.


И крепко, крепко наши спали
Умолкла свинцовая вьюга,
Отчизны в роковую ночь.
Пропала смертельная тьма…
Мои товарищи, вы пали!
— А ну-ка, дай жизни, Калуга!
Но этим не могли помочь.
Ходи веселей, Кострома!
Однако же в преданьях славы
Всё громче Рымника, Полтавы
        Гремит Бородино.
Скорей обманет глас пророчий,
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Лермонтов''' Михаил Юрьевич ([[rwp:Лермонтов,_Михаил_Юрьевич|1814—1841]]) ==
[[Файл:Mikhail lermontov.jpg|thumb|200px|Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)]]
'''Бородино''' (1837)
<spoiler>
<poem>
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спалённая пожаром,
      Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
      Про день Бородина!


== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
— Да, были люди в наше время,
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
Не то, что нынешнее племя:
*
      Богатыри не вы!
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)<poem>
Плохая им досталась доля:
Во вражьем стане цели он разведал,
Немногие вернулись с поля…
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Не будь на то господня воля,
Читал статью про скорую победу,
      Не отдали б Москвы!
И вдруг разрыв, и он упал ничком.
Мы с друга окровавленного сняли
Осколком просверлённый партбилет,
Бумажник, серебристые медали.
А лейтенанту было двадцать лет…
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплескивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>


== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Мы долго молча отступали,
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Досадно было, боя ждали,
*
      Ворчали старики:
'''Внимая ужасам войны…''' (1855 или 1856) <poem>
«Что ж мы? на зимние квартиры?
Внимая ужасам войны,
Не смеют, что ли, командиры
При каждой новой жертве боя
Чужие изорвать мундиры
Мне жаль не друга, не жены,
      О русские штыки?»
Мне жаль не самого героя…
Увы! утешится жена,
И друга лучший друг забудет;
Но где-то есть душа одна —
Она до гроба помнить будет!
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
<br clear=all>


== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
И вот нашли большое поле:
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
Есть разгуляться где на воле!
*
      Построили редут.
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
У наших ушки на макушке!
{{#ev:youtubeimg|L5Y63_89Ir0|200|right|Видео (кликабельно) «До свиданья, мальчики», поёт Булат Окуджава}}
Чуть утро осветило пушки
<poem>
И леса синие верхушки —
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
      Французы тут как тут.
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


На пороге едва помаячили
Забил заряд я в пушку туго
И ушли за солдатом — солдат…
И думал: угощу я друга!
До свидания мальчики! Мальчики,
      Постой-ка, брат мусью!
Постарайтесь вернуться назад
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдём ломить стеною,
Уж постоим мы головою
      За родину свою!


Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Два дня мы были в перестрелке.
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Что толку в этакой безделке?
И себя не щадите вы, и всё-таки
      Мы ждали третий день.
Постарайтесь вернуться назад.
Повсюду стали слышны речи:
«Пора добраться до картечи!»
И вот на поле грозной сечи
      Ночная пала тень.


Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Прилёг вздремнуть я у лафета,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
И слышно было до рассвета,
Наши девочки платьица белые
      Как ликовал француз.
Раздарили сестрёнкам своим.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
      Кусая длинный ус.


Сапоги — ну куда от них денешься?
И только небо засветилось,
Да зелёные крылья погон…
Всё шумно вдруг зашевелилось,
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
      Сверкнул за строем строй.
Мы сведём с ними счёты потом.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам…
Да, жаль его: сражён булатом,
      Он спит в земле сырой.
 
И молвил он, сверкнув очами:
«Ребята! не Москва ль за нами?
      Умрёмте же под Москвой,
Как наши братья умирали!»
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
      Мы в Бородинский бой.


Пусть болтают, что верить вам не во что,
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий
Что идёте войной наугад…
Французы двинулись, как тучи,
До свидания, девочки! Девочки,
      И всё на наш редут.
Постарайтесь вернуться назад.
Уланы с пёстрыми значками,
</poem>
Драгуны с конскими хвостами,
<br clear=all>
Все промелькнули перед нам,
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
      Все побывали тут.
'''Волжская баллада''' (1945)
 
<poem>
Вам не видать таких сражений!..
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
Носились знамёна, как тени,
Третий год ей земля горяча —
      В дыму огонь блестел,
С той поры как солдатской дорогой войны
Звучал булат, картечь визжала,
Муж ушёл, сапогами стуча.
Рука бойцов колоть устала,
На четвёртом году прибывает пакет.
И ядрам пролетать мешала
Почерк в нём незнаком и суров:
      Гора кровавых тел.
<Он отправлен в саратовский лазарет,
 
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Изведал враг в тот день немало,
Председатель даёт подорожную ей.
Что значит русский бой удалый,
То надеждой, то горем полна,
      Наш рукопашный бой!..
На другую солдатку оставив детей,
Земля тряслась — как наши груди,
Едет в город Саратов она.
Смешались в кучу кони, люди,
А Саратов велик. От дверей до дверей
И залпы тысячи орудий
Как найти в нём родные следы?
      Слились в протяжный вой…
Много раненых братьев, отцов и мужей
 
На покое у волжской воды.
Вот смерклось. Были все готовы
Наконец её доктор ведёт в тишине
Заутра бой затеять новый
По тропинкам больничных ковров.
      И до конца стоять…
И, притихшая, слышит она, как во сне:
Вот затрещали барабаны
— Здесь лежит Алексей Ковалёв. —
И отступили бусурманы.
Нерастраченной нежности женской полна,
Тогда считать мы стали раны,
И калеку Наталья ждала,
      Товарищей считать.
Но того, что увидела, даже она
 
Ни понять, ни узнать не могла.
Да, были люди в наше время,
Он хозяином был её дум и тревог,
Могучее, лихое племя:
Запевалой, лихим кузнецом.
      Богатыри — не вы.
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
Плохая им досталась доля:
С перекошенным, серым лицом?
Немногие вернулись с поля.
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
Когда б на то не божья воля,
Повалившись в кровать головой,
      Не отдали б Москвы!
В голос вдруг закричала, завыла она:
</poem>
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?!
</spoiler>
Лишь в глазах у него два горячих луча.
'''Поле Бородина''' (1830—1831)
Что он скажет — безрукий, немой!
<spoiler>
И сурово Наталья глядит на врача:
<poem>
— Собирайте, он едет домой.
 
Не узнать тебе друга былого, жена, —
                      1
Пусть как память живёт он в дому.
 
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она,
Всю ночь у пушек пролежали
Все втроём поклонитесь ему!
Мы без палаток, без огней,
Причитали соседки над женской судьбой,
Штыки вострили да шептали
Горевал её горем колхоз.
Молитву родины своей.
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
Шумела буря до рассвета;
И никто не видал её слез…
Я, голову подняв с лафета,
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
        Товарищу сказал:
Только вдруг, словно годы назад,
«Брат, слушай песню непогоды:
Под окном раздаются мужские шаги,
Она дика как песнь свободы».
Сапоги по ступенькам стучат.
Но, вспоминая прежни годы,
И Наталья глядит со скамейки без слов,
        Товарищ не слыхал.
Как, склонившись в дверях головой,
 
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —  
                      2
С перевязанной правой рукой.
 
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
Пробили зорю барабаны,
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Восток туманный побелел,
Замечает чужие глаза в тишине
И от врагов удар нежданый
И другого на месте своём.
На батарею прилетел.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
И вождь сказал перед полками:
Но, как был он, в дорожной пыли,
«Ребята, не Москва ль за нами?
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
        Умрёмте ж под Москвой,
Поклонился жене до земли.
Как наши братья умирали»
За великую душу подруге не мстят
И мы погибнуть обещали,
И не мучают верной жены.
И клятву верности сдержали
А с войны воротился не просто солдат,
        Мы в бородинский бой.
Не с простой воротился войны.
 
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
                      3
Невзначай загляни в этот дом,
 
Где напротив хозяйки в обеденный час
Что Чесма, Рымник и Полтава?
Два солдата сидят за столом.
Я вспомня леденею весь,
</poem>
Там души волновала слава,
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
Отчаяние было здесь.
<poem>
Безмолвно мы ряды сомкнули,
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Гром грянул, завизжали пули,
На смерть позвал смельчаков,
        Перекрестился я.
Первым из строя на два шага
Мой пал товарищ, кровь лилася,
Вышел Сергей Кусков.
Душа от мщения тряслася,
Последний танк в дыму вороном
И пуля смерти понеслася
От его руки запылал,
        Из моего ружья.
И, выполнив долг,
 
Под вражьим огнём
                      4
На землю Кусков упал.
 
Посмертно «Героем» его нарекли.
Марш, марш! пошли вперёд, и боле
Но когда спустилась мгла,
Уж я не помню ничего.
Женщина
Шесть раз мы уступали поле
                в пепле родной земли
Врагу и брали у него.
Живым его нашла.
Носились знамёна как тени,
От вражьего взгляда укрыла его
Я спорил о могильной сени,
Густою лесною тьмой.
        В дыму огонь блестел.
Прохладой летом лечила его,
На пушки конница летала,
Теплом лечила зимой.
Рука бойцов колоть устала,
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
И ядрам пролетать мешала
Она зашептала:
        Гора кровавых тел.
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он,
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


Его ловили в густом бору
                      5
Два отборных полка.
Его повесили на миру
На площади городка.
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Но граната летит из кустов.
Смеётся поднявшийся человек:
«Я — Сергей Кусков».
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>


== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
Живые с мёртвыми сравнялись.
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
И ночь холодная пришла,
*
И тех, которые остались,
'''Смерть сапёра''' (1943)<poem>
Густою тьмою развела.
Мы время по часам заметили
И батареи замолчали,
И кверху поползли по склону.
И барабаны застучали,
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
        Противник отступил:
У края вражьей обороны.
Но день достался нам дороже! —
В душе сказав: помилуй боже!
На труп застывший, как на ложе,
        Я голову склонил.


Вот там она, и там, и тут она
                      6
Везде, везде, до самой кручи.
Как паутиною опутана
Вся проволкою колючей.


Он наших мыслей не подслушивал
И крепко, крепко наши спали
И не заглядывал нам в душу.
Отчизны в роковую ночь.
Он из конюшни вниз обрушивал
Мои товарищи, вы пали!
Свой бешеный огонь по Зуше.
Но этим не могли помочь.
 
Однако же в преданьях славы
Прожекторы, как ножки циркуля,
Всё громче Рымника, Полтавы
Лучом вонзались в коновязи.
        Гремит Бородино.
Прямые попаданья фыркали
Скорей обманет глас пророчий,
Фонтанами земли и грязи.
Скорей небес погаснут очи,
Чем в памяти сынов полночи
        Изгладится оно.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Но чем обстрел дымил багровее,
== '''Лобода''' Всеволод Николаевич [http://krkprf.narod.ru/rubriki/poems/18.htm (1915—1944)]==
Тем равнодушнее к осколкам,
[[Файл:Loboda_Vsevolod.jpg|thumb|200px|Всеволод Лобода]]
В спокойствии и хладнокровии
'''Погиб товарищ''' (1944 г. За четыре дня до своей смерти)
Работали мы тихомолком.
<spoiler>
 
<poem>
Со мною были люди смелые.
Во вражьем стане цели он разведал,
Я знал, что в проволочной чаще
Мечтал о встрече с милой над письмом,
Проходы нужные проделаю
Читал статью про скорую победу,
Для битвы завтра предстоящей.
И вдруг — разрыв, и он упал ничком.
 
Мы с друга окровавленного сняли
Вдруг одного сапёра ранило.
Осколком просверлённый партбилет,
Он отползал от вражьих линий,
Бумажник, серебристые медали.
Привстал, и дух от боли заняло,
А лейтенанту было двадцать лет…
И он упал в густой полыни.
Берёт перо, согбен и озабочен,
Бумажный демон, писарь полковой.
О самом страшном пишет покороче
Привычною, недрогнувшей рукой.
Беду в письмо, выплёскивая разом,
Он говорит: «Ведь надо понимать,
Что никакой прочувствованной фразой
Нельзя утешить плачущую мать».
Она в слезах утопит своё горе,
Покуда мы, крещённые огнём,
Врага утопим в пенящемся море,
На виселицу Гитлера сведём.
И женщина инстинктом материнским
Отыщет сына дальние следы
В Курляндии, под елью исполинской,
На скате безымянной высоты
Седая мать увидит изумлённо
На зелени могилы дорогой
Венок лугов, как яркая корона.
Возложенный неведомой рукой.
Блеснут в глазах цветы, ещё живые,
От латышей — сынку? сибиряку?
И гордость вспыхнет в сердце и впервые
Перехлестнёт горячую тоску.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Маршак''' Самуил Яковлевич ([[rwp:Маршак, Самуил Яковлевич|1887—1964]]) ==
[[Файл:Самуил Маршак.jpg|thumb|200px|Самуил Маршак]]
'''«Плакат 1941 года»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Ты каждый раз, ложась в постель,
Смотри во тьму окна
И помни, что метёт метель
И что идёт война.
</poem>
</spoiler>


Он приходил в себя урывками,
'''«Победа»''' (9 мая 1945 года)
Осматривался на пригорке
<spoiler>
И щупал место под нашивками
<poem>
На почерневшей гимнастёрке.
И вот Победа. Столько дней —
В промозглой сырости похода,
В горячих мастерских завода,
В боях — мы думали о ней!


И думал: глупость, оцарапали,
В ней всё, что дорого и свято,
И он отвалит от Казани,
Судьба народа, честь страны,
К жене и детям вверх к Сарапулю,
В ней участь сына, память брата,
И вновь и вновь терял сознанье.
Любовь невесты и жены.


Всё в жизни может быть издержано,
Под орудийные раскаты
Изведаны все положенья,
Москва ликует в этот час,
Следы любви самоотверженной
Как будто затемненье снято
Не подлежат уничтоженью.
С открытых лиц, счастливых глаз.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>


Хоть землю грыз от боли раненый,
== '''Некрасов''' Николай Алексеевич ([[rwp:Некрасов,_Николай_Алексеевич|1821—1878]]) ==
Но стонами не выдал братьев,
[[Файл:Николай Некрасов.jpg|thumb|200px|Николай Некрасов]]
Врождённой стойкости крестьянина
'''«Внимая ужасам войны…»''' (1855 или 1856)
И в обмороке не утратив.
<spoiler>
 
<poem>
Его живым успели вынести.
Внимая ужасам войны,
Час продышал он через силу.
При каждой новой жертве боя
Хотя за речкой почва глинистей,
Мне жаль не друга, не жены,
Там вырыли ему могилу.
Мне жаль не самого героя…
 
Увы! утешится жена,
Когда, убитые потерею,
И друга лучший друг забудет;
К нему сошлись мы на прощанье,
Но где-то есть душа одна —
Заговорила артиллерия
Она до гроба помнить будет!
В две тысячи своих гортаней.
Средь лицемерных наших дел
И всякой пошлости и прозы
Одни я в мире подсмотрел
Святые, искренние слёзы —
То слёзы бедных матерей!
Им не забыть своих детей,
Погибших на кровавой ниве,
Как не поднять плакучей иве
Своих поникнувших ветвей…
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


В часах задвигались колёсики.
== '''Окуджава''' Булат Шалвович ([[rwp:Окуджава,_Булат_Шалвович|1924—1997]]) ==
Проснулись рычаги и шкивы.
[[Файл:Булат Окуджава обрезан.jpg|thumb|200px|Булат Окуджава]]
К проделанной покойным просеке
'''До свиданья, мальчики''' (1958)
Шагнула армия прорыва.
<spoiler>
<poem>
Ах война, что ж ты сделала, подлая:
Стали тихими наши дворы,
Наши мальчики головы подняли,
Повзрослели они до поры,


Сраженье хлынуло в пробоину
На пороге едва помаячили
И выкатилось на равнину,
И ушли за солдатом — солдат…
Как входит море в край застроенный,
До свидания мальчики! Мальчики,
С разбега проломив плотину.
Постарайтесь вернуться назад


Пехота шла вперёд маршрутами,
Нет, не прячьтесь, вы будьте высокими
Как их располагал умерший.
Не жалейте ни пуль, ни гранат,
Поздней немногими минутами
И себя не щадите вы, и всё-таки
Противник дрогнул у Завершья.
Постарайтесь вернуться назад.


Он оставлял снарядов штабели,
Ах, война, что ж ты, подлая, сделала:
Котлы дымящегося супа,
Вместо свадеб — разлуки и дым.
Всё, что обозные награбили,
Наши девочки платьица белые
Палатки, ящики и трупы.
Раздарили сестрёнкам своим.


Потом дорогою завещанной
Сапоги — ну куда от них денешься?
Прошло с победами всё войско.
Да зелёные крылья погон…
Края расширившейся трещины
Вы наплюйте на сплетников, девочки,
У Криворожья и Пропойска.
Мы сведём с ними счёты потом.


Мы оттого теперь у Гомеля,
Пусть болтают, что верить вам не во что,
Что на поляне в полнолунье
Что идёте войной наугад…
Своей души не экономили
До свидания, девочки! Девочки,
B пластунском деле накануне.
Постарайтесь вернуться назад.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Жить и сгорать у всех в обычае,
== '''Ошанин''' Лев Иванович ([[rwp:Ошанин, Лев Иванович|1912—1996]]) ==
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
[[Файл:Ошанин_Лев.jpg|thumb|200px|Лев Ошанин]]
Когда ей к свету и величию
'''Волжская баллада''' (1945)
Своею жертвой путь прочертишь.
<spoiler>
</poem>
<poem>
*
Третий год у Натальи тяжёлые сны,
'''Смелость''' (1941)<poem>
Третий год ей земля горяча —
Безымённые герои
С той поры как солдатской дорогой войны
Осаждённых городов,
Муж ушёл, сапогами стуча.
Я вас в сердце сердца скрою,
На четвёртом году прибывает пакет.
Ваша доблесть выше слов.
Почерк в нём незнаком и суров:
 
<Он отправлен в саратовский лазарет,
В круглосуточном обстреле,
Ваш супруг, Алексей Ковалёв>.
Слыша смерти перекат,
Председатель даёт подорожную ей.
Вы векам в глаза смотрели
То надеждой, то горем полна,
С пригородных баррикад.
На другую солдатку оставив детей,
 
Едет в город Саратов она.
Вы ложились на дороге
А Саратов велик. От дверей до дверей
И у взрытой колеи
Как найти в нём родные следы?
Спрашивали о подмоге
Много раненых братьев, отцов и мужей
И не слышно ль, где свои.
На покое у волжской воды.
 
Наконец её доктор ведёт в тишине
А потом, жуя краюху,
По тропинкам больничных ковров.
По истерзанным полям
И, притихшая, слышит она, как во сне:
Шли вы, не теряя духа,
— Здесь лежит Алексей Ковалёв.
К обгорелым флигелям.
Нерастраченной нежности женской полна,
 
И калеку Наталья ждала,
Вы брались рукой умелой
Но того, что увидела, даже она
Не для лести и хвалы,
Ни понять, ни узнать не могла.
А с холодным знаньем дела
Он хозяином был её дум и тревог,
За ружейные стволы.
Запевалой, лихим кузнецом.
 
Он ли — этот бедняга без рук и без ног,
И не только жажда мщенья,
С перекошенным, серым лицом?
Но спокойный глаз стрелка,
И, не в силах сдержаться, от горя пьяна,
Как картонные мишени,
Повалившись в кровать головой,
Пробивал врагу бока.
В голос вдруг закричала, завыла она:
 
— Где ты, Лёша, соколик ты мой?! —
Между тем слепое что-то,
Лишь в глазах у него два горячих луча.
Опьяняя и кружа,
Что он скажет — безрукий, немой!
Увлекало вас к пролёту
И сурово Наталья глядит на врача:
Из глухого блиндажа.
— Собирайте, он едет домой.
 
Не узнать тебе друга былого, жена,
Там в неистовстве наитья
Пусть как память живёт он в дому.
Пела буря с двух сторон.
— Вот спаситель ваш, — детям сказала она, —
Ветер вам свистел в прикрытье:
Все втроём поклонитесь ему!
Ты от пуль заворожён.
Причитали соседки над женской судьбой,
 
Горевал её горем колхоз.
И тогда, чужие миру,
Но, как прежде, вставала Наталья с зарёй,
Не причислены к живым,
И никто не видал её слёз…
Вы являлись к командиру
Чисто в горнице. Дышат в печи пироги.
С предложеньем боевым.
Только вдруг, словно годы назад,
 
Под окном раздаются мужские шаги,
Вам казалось всё пустое!
Сапоги по ступенькам стучат.
Лучше, выиграв, уйти,
И Наталья глядит со скамейки без слов,
Чем бесславно сгнить в застое
Как, склонившись в дверях головой,
Или скиснуть взаперти.
Входит в горницу муж — Алексей Ковалёв —
 
С перевязанной правой рукой.
Так рождался победитель:
— Не ждала? — говорит, улыбаясь, жене.
Вас над пропастью голов
И, взглянув по-хозяйски кругом,
Подвиг уносил в обитель
Замечает чужие глаза в тишине
Громовержцев и орлов.
И другого на месте своём.
А жена перед ним ни мертва ни жива…
Но, как был он, в дорожной пыли,
Все поня{{Ударение}}в и не в силах придумать слова,
Поклонился жене до земли.
За великую душу подруге не мстят
И не мучают верной жены.
А с войны воротился не просто солдат,
Не с простой воротился войны.
Если будешь на Волге — припомни рассказ,
Невзначай загляни в этот дом,
Где напротив хозяйки в обеденный час
Два солдата сидят за столом.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Победитель''' (1944)
'''Баллада о Сергее Кускове''' (1945)
{{#ev:youtubeimg|3ep24UfzgTY|200|right|Видео (кликабельно) «Победитель», читает Виктор Апрыщенко}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда командир, чтоб сдержать врага,
Когда, бряцая голой силой зла,
На смерть позвал смельчаков,
Навстречу нам горланили и пёрли
Первым из строя на два шага
И осень шагом испытаний шла?
Вышел Сергей Кусков.
 
Последний танк в дыму вороном
Но правота была такой оградой,
От его руки запылал,
Которой уступал любой доспех.
И, выполнив долг,
Всё воплотила участь Ленинграда.
Под вражьим огнём
Стеной стоял он на глазах у всех.
На землю Кусков упал.
Посмертно «Героем» его нарекли.
Но когда спустилась мгла,
Женщина
                в пепле родной земли
Живым его нашла.
От вражьего взгляда укрыла его
Густою лесною тьмой.
Прохладой летом лечила его,
Теплом лечила зимой.
— Где я? — очнувшись, спросил Кусков.
Она зашептала:
                          — Молчи! —
Тяжкие звуки чужих шагов
Он услыхал в ночи.
На дорогах чужого металла звон,
Голоса чужие в селе.
— Не мне их бояться!—воскликнул он, —
Я на родной земле! —
Он сойкой свистнул, запел щеглом,
И вдруг на все голоса
До границы на сотни вёрст кругом
Зазвенели в ответ леса.
И в сёлах, прижавшись к русским печам,
Задрожали враги.
Теперь им мерещились по ночам
Повсюду его шаги.
Предатель болтается на столбе,
Мост — на сотни кусков,
Записка в пустой штабной избе:
«Был Сергей Кусков».


И вот пришло заветное мгновенье:
Его ловили в густом бору
Он разорвал осадное кольцо.
Два отборных полка.
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
Его повесили на миру
B восторге смотрит на его лицо.
На площади городка.
 
Палач, довольный, спешит на ночлег.
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Но граната летит из кустов.
Как входит в цепь легенд его звено!
Смеётся поднявшийся человек:
Всё, что возможно на земле и небе,
«Я — Сергей Кусков».
Им вынесено и совершено.
Полк за полком
                          за часом час
Сровняли полземли.
Его повесили десять раз
И десять раз сожгли.
Но когда наши части пришли сюда,
Навстречу шёл из лесов
Живой, как огонь, как земля и вода,
Дважды Герой Кусков.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Перов В.''' ==
== '''Пастернак''' Борис Леонидович ([[rwp:Пастернак,_Борис_Леонидович|1890—1960]]) ==
*
[[Файл:Boris Pasternak in youth.jpg|thumb|200px|Борис Пастернак]]
'''Благодарность фронтовая''' (1984 [http://www.rulit.me/books/samolet-uhodit-v-noch-read-378342-10.html])<poem>
'''Смерть сапёра''' (1943)
Полка остатки, как громада,
<spoiler>
Гранитно замерли в строю.
<poem>
Кто здесь в строю, мы все из ада,
Мы время по часам заметили
Мы и теперь ещё в бою…
И кверху поползли по склону.
Bот и обрыв. Мы без свидетелей
У края вражьей обороны.


…Нам спины ливень сёк свинцовый,
Вот там она, и там, и тут она
Слепил глаза поток огня,
Везде, везде, до самой кручи.
Но самолет многопудовый
Как паутиною опутана
Покорно слушался меня.
Вся проволкою колючей.


И, нашей яростью повержен,
Он наших мыслей не подслушивал
Разжался танковый кулак!
И не заглядывал нам в душу.
Такой исход был неизбежен,
Он из конюшни вниз обрушивал
Ведь бой неправый вёл наш враг…
Свой бешеный огонь по Зуше.
 
Прожекторы, как ножки циркуля,
Лучом вонзались в коновязи.
Прямые попаданья фыркали
Фонтанами земли и грязи.


…И командир, он сам из боя,
Но чем обстрел дымил багровее,
Устало глядя на зарю,
Тем равнодушнее к осколкам,
Сказал: «Вас меньше стало вдвое,
В спокойствии и хладнокровии
За бой я всех — благодарю!»
Работали мы тихомолком.


Да, благодарность фронтовая
Со мною были люди смелые.
Имеет золота отлив.
Я знал, что в проволочной чаще
И пусть лишь в памяти живая,
Проходы нужные проделаю
Одна — для мёртвых и живых.
Для битвы завтра предстоящей.


Награды этой незаметной
Вдруг одного сапёра ранило.
Не поместишь с медалью в ряд,
Он отползал от вражьих линий,
Но блеск отваги беззаветной
Привстал, и дух от боли заняло,
Все сорок лет хранит солдат!
И он упал в густой полыни.
</poem>


== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
Он приходил в себя урывками,
<!--[[Файл:Имя_файла.jpg|thumb|200px|Имя Фамилия]]-->
Осматривался на пригорке
*
И щупал место под нашивками
'''Ветер с моря''' (1947)
На почерневшей гимнастёрке.
<poem>
          Памяти Дмитрия Глухова
             
1


Был приказ прорваться к Эльтигену
И думал: глупость, оцарапали,
днём
И он отвалит от Казани,
сквозь строй немецкого заслона.
К жене и детям вверх к Сарапулю,
Командир сказал, что повезло нам,
И вновь и вновь терял сознанье.
и поздравил нас.
 
Взбивая пену,
Всё в жизни может быть издержано,
клокотало море.
Изведаны все положенья,
На причалах
Следы любви самоотверженной
от наката волн качались сваи.
Не подлежат уничтоженью.
Командир сказал, что так бывает,
 
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Хоть землю грыз от боли раненый,
Шеи пушек вытянулись к югу,
Но стонами не выдал братьев,
дрогнули,
Врождённой стойкости крестьянина
качнулись мачты косо —
И в обмороке не утратив.
это реверс выжали матросы,
 
и земля шарахнулась в испуге.
Его живым успели вынести.
В этот день на рейде не клялись мы,
Час продышал он через силу.
уходя, вещей не завещали.
Хотя за речкой почва глинистей,
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
Там вырыли ему могилу.
И велел отправить наши письма.
 
Он стоял, спокойный и угрюмый,
Когда, убитые потерею,
молчаливый и широкоспинный,
К нему сошлись мы на прощанье,
слушая, как напевает трюмный
Заговорила артиллерия
песню про влюблённую рябину.
В две тысячи своих гортаней.
Что он думал?
 
Думал ли о бое,
В часах задвигались колёсики.
что придёт в горячечном ознобе,
Проснулись рычаги и шкивы.
впившись в борт десятками пробоин,
К проделанной покойным просеке
в пятнах крови на матросской робе,
Шагнула армия прорыва.
или, может, видел над собою
 
только небо, небо голубое?
Сраженье хлынуло в пробоину
Что хотел он?
И выкатилось на равнину,
На одном моторе
Как входит море в край застроенный,
мирно,
С разбега проломив плотину.
не рискуя головою,
 
проскочить, не встретив немцев в море,
Пехота шла вперёд маршрутами,
потому что море — штормовое?
Как их располагал умерший.
Или, может, он мечтал у порта
Поздней немногими минутами
вдруг увидеть их,
Противник дрогнул у Завершья.
чтоб тотчас, с ходу,
 
стать «гостеприимным» мореходом
Он оставлял снарядов штабели,
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
Котлы дымящегося супа,
так чтоб флаги с чёрными крестами
Всё, что обозные награбили,
падали,
Палатки, ящики и трупы.
линяя под винтами?
 
…Он был ранен после первых вспышек.
Потом дорогою завещанной
Медленно
Прошло с победами всё войско.
по мокрому реглану
Края расширившейся трещины
кровь стекала под ноги.
У Криворожья и Пропойска.
Я слышал,
 
как он приказал:
Мы оттого теперь у Гомеля,
«Идти тараном!
Что на поляне в полнолунье
По разрывам,
Своей души не экономили
в лоб,
B пластунском деле накануне.
врезаясь строем!»
 
…Немцев было восемь.
Жить и сгорать у всех в обычае,
Наших — трое.
Но жизнь тогда лишь обессмертишь,
Немцы шли на малом.
Когда ей к свету и величию
Мы — на полном.
Своею жертвой путь прочертишь.
Немцы шли за ветром.
</poem>
Мы — сквозь волны.
</spoiler>
С ними был их бог.
'''Смелость''' (1941)
А с нами — сила.
<spoiler>
Он им не помог.
<poem>
А нас носила
Безымённые герои
Яростная злоба над волнами.
Осаждённых городов,
С немцами был бог.
Я вас в сердце сердца скрою,
А море — с нами.
Ваша доблесть выше слов.
…Море с нами, — значит, каждым валом
 
нас волна собою прикрывала
В круглосуточном обстреле,
и несла на гребень против ветра.
Слыша смерти перекат,
Ближе,
Вы векам в глаза смотрели
ближе,
С пригородных баррикад.
ближе.
С каждым метром
чаще всплески вражеской картечи.
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
и на пушках запекалась краска…
Я не слышал, как по серым каскам
звякали визжащие осколки,
но зато я видел, как умолкли
пушки на беструбой барже рядом,
как она, подбитая снарядом,
медленно вползала в чёрный выем.
— Море вам оплатит штормовые! —
Выстрел!
И куски брони летят, как вата.
Выстрел!
И, качнувшись угловато,
переломлен надвое по мостик,
головной отправлен рыбам в гости.
…Немцы отвернули в полумиле.
Немцев подвели плохие нервы.
Мы не гнались…
Мы похоронили
катер № 81-й.
Сняли флаг
и вынесли из рубки
лоцию…
А море штормовало,
Командир сказал:
«Устали руки!» —
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!» —
и упал
на мостике
у тумбы.


2
Вы ложились на дороге
 
И у взрытой колеи
Как запомнить свет звезды падучей,
Спрашивали о подмоге
как отыщешь, где она упала?
И не слышно ль, где свои.
На Тамани,
 
у высокой кручи,
А потом, жуя краюху,
у подножья пенистого вала,
По истерзанным полям
всем ветрам распахнута навстречу,
Шли вы, не теряя духа,
с давних пор стоит одна лачуга.
К обгорелым флигелям.
Там три дня подряд горели свечи,
 
там три дня подряд у тела друга
Вы брались рукой умелой
собирались хмурые матросы.
Не для лести и хвалы,
Стыли волны па причальных сваях.
А с холодным знаньем дела
На манильских несмоленых тросах
За ружейные стволы.
провисала койка подвесная.
 
А на жёсткой флотской парусине
И не только жажда мщенья,
он лежал,
Но спокойный глаз стрелка,
сурово сдвинув брови,
Как картонные мишени,
в орденах,
Пробивал врагу бока.
в морском мундире синем.
 
Замирало море в изголовье,
Между тем слепое что-то,
а у ног — гвардейцы…
Опьяняя и кружа,
Я заметил,
Увлекало вас к пролёту
как качнулась тень на смуглых лицах.
Из глухого блиндажа.
Мы молчали.
 
Мы пришли проститься
Там в неистовстве наитья
молча, перед самым боем.
Пела буря с двух сторон.
Ветер!
Ветер вам свистел в прикрытье:
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
Ты от пуль заворожён.
тросами поскрипывая глухо.
 
И качнулась койка в полусвете,
И тогда, чужие миру,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
Не причислены к живым,
как всегда,
Вы являлись к командиру
в свой дальний путь обычный,
С предложеньем боевым.
только что уснувший после боя.
 
И закрыл плечами свечи мичман,
Вам казалось всё пустое!
чтобы свет его не беспокоил,
Лучше, выиграв, уйти,
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
Чем бесславно сгнить в застое
— Жил, качаясь на волне,
Или скиснуть взаперти.
и, на волне
 
качаясь,
Так рождался победитель:
ты ушёл в последний рейс.
Вас над пропастью голов
Мне тоже,
Подвиг уносил в обитель
если только смерти, —
Громовержцев и орлов.
то такой же. —
Мы надели мичманки.
И руки
потянулись к козырькам.
Сирена
извещала нас, что поднят «буки» —
флаг о выходе туда,
где пена,
закружившись в гибельном узоре,
тонет в белой глубине буруна.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Их маяк сигналил:
«Ветер с моря!»
</poem>
</poem>
'''Июньские дни Нахимова'''
</spoiler>
'''Победитель''' (1944)
<spoiler>
<poem>
<poem>
      1. Возвращение
Вы помните ещё ту сухость в горле,
Когда, бряцая голой силой зла,
Навстречу нам горланили и пёрли
И осень шагом испытаний шла?


Когда в одной ладони —
Но правота была такой оградой,
все дороги.
Которой уступал любой доспех.
И встать на холм —
Всё воплотила участь Ленинграда.
как дёрнуть за кольцо.
Стеной стоял он на глазах у всех.
И ни моря не властны
 
и ни боги.
И вот пришло заветное мгновенье:
И лица всех сошлись в одно лицо.
Он разорвал осадное кольцо.
Когда послушней конь,
И целый мир, столпившись в отдаленьи,
острее зренье
B восторге смотрит на его лицо.
и ни себя не жалко,
 
ни коня.
Как он велик! Какой бессмертный жребий!
Когда, освобождённый,
Как входит в цепь легенд его звено!
отстраненьем
Всё, что возможно на земле и небе,
возвысишься
Им вынесено и совершено.
над суетностью дня…
</poem>
Как горячит
</spoiler>
и как пьянит опасность.
<br clear=all>
Но, все свои сомненья погребя,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
ты знаешь,
 
что живёшь не для себя.
== '''Поженян''' Григорий Михайлович ([[rwp:Поженян, Григорий Михайлович|1922—2005]]) ==
И в этом суть,
[[Файл:Поженян.jpg|thumb|200px|Григорий Поженян]]
и правота,
'''Ветер с моря''' (1947)
и ясность.
<spoiler>
...................................................
<poem>
...................................................
          Памяти Дмитрия Глухова
Три ниши
             
во Владимирском соборе.
1
Три места в склепе.
 
Трое лечь могли
Был приказ прорваться к Эльтигену
под куполом с крестом,
днём
над городом,
сквозь строй немецкого заслона.
что всех других дороже.
Командир сказал, что повезло нам,
Был первым —
и поздравил нас.
Лазарев.
Взбивая пену,
Он — первый адмирал —
клокотало море.
лёг в склепе первым.
На причалах
— Берегу
от наката волн качались сваи.
второе место для себя, —
Командир сказал, что так бывает, —
сказал Нахимов.
и сигнальщик поднял флаг на фалах.
Но смерть всевластна.
Шеи пушек вытянулись к югу,
Подданных своих
дрогнули,
смерть убирает
качнулись мачты косо —
по своим контрактам.
это реверс выжали матросы,
Она — вершительница
и земля шарахнулась в испуге.
судеб всех.
В этот день на рейде не клялись мы,
Одна она ли только?!
уходя, вещей не завещали.
И стал вторым Корнилов.
Командир сказал: «Вернёмся к чаю!» —
Он, кажется мне тоже,
И велел отправить наши письма.
что-то знал.
Он стоял, спокойный и угрюмый,
Он загодя оставил завещанье,
молчаливый и широкоспинный,
ранним утром,
слушая, как напевает трюмный
часов примерно в семь,
песню про влюблённую рябину.
часы отправил сыну золотые.
Что он думал?
А в полдень
Думал ли о бое,
принял смерть на бастионе.
что придёт в горячечном ознобе,
Не прячась от неё,
впившись в борт десятками пробоин,
не хоронясь,
в пятнах крови на матросской робе,
с холодною улыбкой
или, может, видел над собою
обреченья…
только небо, небо голубое?
— Держу я третье место
Что хотел он?
для себя, — сказал Нахимов.
На одном моторе
Он ослаб от горя
мирно,
и не стыдился слёз.
не рискуя головою,
Был третьим
проскочить, не встретив немцев в море,
адмирал Истомин.
потому что море — штормовое?
Опять Малахов,
Или, может, он мечтал у порта
тот же бастион,
вдруг увидеть их,
люнет камчатский,
чтоб тотчас, с ходу,
тот же вызов жизни.
стать «гостеприимным» мореходом
— Что хорониться,
и схлестнуться, выйдя к борту бортом,
смерть своё возьмёт, —
так чтоб флаги с чёрными крестами
сказал Нахимов,
падали,
лягу…
линяя под винтами?
в ногах товарищей.
…Он был ранен после первых вспышек.
 
Медленно
      2. Предчувствие
по мокрому реглану
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''
кровь стекала под ноги.
 
Я слышал,
А он с коня в штыки —
как он приказал:
и нет
«Идти тараном!
ни неба,
По разрывам,
ни земли,
в лоб,
ни адмиральских эполет.
врезаясь строем!»
Лишь хруст костей
…Немцев было восемь.
да красный след,
Наших — трое.
когда кричат:
Немцы шли на малом.
Коли! —
Мы на полном.
А он не думал ни о чём,
Немцы шли за ветром.
пришёл ли нет черёд.
Мы — сквозь волны.
Не взвешивал,
С ними был их бог.
а предпочёл
А с нами сила.
толкнуть тарутинцев плечом
Он им не помог.
и с саблею
А нас носила
вперёд.
Яростная злоба над волнами.
А ковыли давно в крови.
С немцами был бог.
А бог приди
А море — с нами.
и лик яви
…Море с нами, значит, каждым валом
в малиновом дыму.
нас волна собою прикрывала
И нет ни неба,
и несла на гребень против ветра.
ни земли,
Ближе,
лишь хруст костей
ближе,
да крик:
ближе.
— Коли! —
С каждым метром
Пощады — никому.
чаще всплески вражеской картечи.
 
Мы неслись вперёд, в волне по плечи,
Накануне сражения
и на пушках запекалась краска…
явился к Нахимову
Я не слышал, как по серым каскам
Данненберг.
звякали визжащие осколки,
— Извините, — сказал он,
но зато я видел, как умолкли
я ещё не был с визитом
пушки на беструбой барже рядом,
у вас.
как она, подбитая снарядом,
Помилуйте,
медленно вползала в чёрный выем.
ваше высочество,
Море вам оплатит штормовые! —
лучше б
Выстрел!
Сапун-горе
И куски брони летят, как вата.
сделали вы визит…
Выстрел!
..............................................
И, качнувшись угловато,
..............................................
переломлен надвое по мостик,
Итак, другого не дано:
головной отправлен рыбам в гости.
пусть всё летит вверх дном.
…Немцы отвернули в полумиле.
Земля виднее
Немцев подвели плохие нервы.
под конём,
Мы не гнались…
трава теплее
Мы похоронили
под огнём,
катер № 81-й.
нет выхода так вверх килём.
Сняли флаг
А город…
и вынесли из рубки
Если суждено.
лоцию…
Но… только не при нём.
А море штормовало,
Скатилась по небу звезда,
Командир сказал:
двух душ сближала даль.
«Устали руки!»
и, едва добравшись до штурвала,
на компас взглянул он:
«Порт на румбе!» —
и упал
на мостике
у тумбы.


Уберегли его тогда,
2
и отодвинулась беда.
Надолго ли?!
Едва ль…
Близ Малахова кургана
солдат, умирая,
остановил верхового:
— Я не помощи прошу,
ваше благородие,
я спросить у вас хочу, —
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…


      3. Смерть
Как запомнить свет звезды падучей,
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
как отыщешь, где она упала?
 
На Тамани,
В шесть часов пополудни,
у высокой кручи,
вернее, чуть раньше шести,
у подножья пенистого вала,
на исходе июня,
всем ветрам распахнута навстречу,
во вторник,
с давних пор стоит одна лачуга.
дня двадцать восьмого,
Там три дня подряд горели свечи,
двое: Павел Нахимов
там три дня подряд у тела друга
и флаг-офицер Колтовской,
собирались хмурые матросы.
благодушно беседуя
Стыли волны па причальных сваях.
ехали к Керну
На манильских несмоленых тросах
верхами.
провисала койка подвесная.
День клонился к закату,
А на жёсткой флотской парусине
акация властно цвела.
он лежал,
Сладковато и властно.
сурово сдвинув брови,
Нахимов сказал:
в орденах,
— Дело божье.
в морском мундире синем.
Бог даёт,
Замирало море в изголовье,
бог берёт…
а у ног гвардейцы…
Храбрость суть
Я заметил,
постоянство усилий.
как качнулась тень на смуглых лицах.
Смерть преследовать нужно,
Мы молчали.
чтоб душу от страха спасти.
Мы пришли проститься
То, что мы — молодцы, — хорошо.
молча, перед самым боем.
И для нас,
Ветер!
и, пожалуй, для многих.
Вдруг ворвался с моря свежий ветер,
 
тросами поскрипывая глухо.
В шесть часов пополудни,
И качнулась койка в полусвете,
вернее, чуть раньше шести,
и поплыл на койке Дмитрий Глухов,
на исходе июня,
как всегда,
во вторник,
в свой дальний путь обычный,
дня двадцать восьмого,
только что уснувший после боя.
обойдя батарею,
И закрыл плечами свечи мичман,
он вышел к вершине холма
чтобы свет его не беспокоил,
и спросил у сигнальщика:
и, шагнув вперёд, сказал, прощаясь:
Сколько нас?
Жил, качаясь на волне,
— На суток на четверо…хватит… —
и, на волне
Рядом шлёпнулась пуля,
качаясь,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
ты ушёл в последний рейс.
Он стоял,
Мне тоже,
возвышаясь по грудь
если только смерти, —
над банкетом.
то такой же.
Снова пуля…
Мы надели мичманки.
— Прицельно стреляют, —
И руки
сказал.
потянулись к козырькам.
Керн был бледен.
Сирена
Нахимов
извещала нас, что поднят «буки»
за подзорной трубой потянулся.
флаг о выходе туда,
.............................................
где пена,
Внизу идёт богослужение
закружившись в гибельном узоре,
в честь завтрашнего праздника
тонет в белой глубине буруна.
святых Петра и Павла.
…Немцы были у Камыш-Буруна.
Не желаете послушать? —
Их маяк сигналил:
спросил Керн.
«Ветер с моря!»
— Никого не задерживаю-с…
</poem>
.............................................
</spoiler>
На исходе июня,
'''Июньские дни Нахимова'''
ах, какая тоска,
<spoiler>
он нашёл свою пулю,
<poem>
так как пулю искал.
      1. Возвращение


В шесть часов пополудни
Когда в одной ладони —
тайна смерти близка…
все дороги.
И разгадкою жизни
И встать на холм —
хлещет кровь из виска.
как дёрнуть за кольцо.
............................................
И ни моря не властны
............................................
и ни боги.
Когда часы надежды истекли
И лица всех сошлись в одно лицо.
его по Аполлоновой горе
Когда послушней конь,
до бухты
острее зренье
донесли товарищи
и ни себя не жалко,
и положили в шлюпку.
ни коня.
Буксировали баркасами
Когда, освобождённый,
и встретили на Графской,
отстраненьем
как живого,
возвысишься
взяв вёсла на валек.
над суетностью дня…
Потом, неспешно,
Как горячит
двинулись домой.
и как пьянит опасность.
Из окон дома
Но, все свои сомненья погребя,
было слышно,
ты знаешь,
как полковая музыка играла.
что живёшь не для себя.
…Гроб его
И в этом суть,
три флага осенили.
и правота,
Два адмиральских,
и ясность.
третий — кормовой,
...................................................
пробитый ядрами
...................................................
синопскими
Три ниши
с «Марии».
во Владимирском соборе.
 
Три места в склепе.
В почётном карауле стояли —
Трое лечь могли
семнадцать в ряд.
под куполом с крестом,
«Полный ход»
над городом,
сыграли барабанщики.
что всех других дороже.
Колокола
Был первым —
один, потом другой
Лазарев.
звонили с Корабельной.
Он — первый адмирал —
Четырнадцать священников
лёг в склепе первым.
служили панихиду.
— Берегу
Приспустили флаги
второе место для себя,
на кораблях.
сказал Нахимов.
Весь Севастополь
Но смерть всевластна.
проводил Нахимова
Подданных своих
в последний путь
смерть убирает
до склепа,
по своим контрактам.
во Владимирскую церковь.
Она — вершительница
Там его
судеб всех.
три адмирала ждали.
Одна она ли только?!
Его учитель
И стал вторым Корнилов.
Лазарев,
Он, кажется мне тоже,
Корнилов
что-то знал.
и Истомин.
Он загодя оставил завещанье,
Он сам хотел
ранним утром,
лечь у друзей
часов примерно в семь,
в ногах…
часы отправил сыну золотые.
</poem>
А в полдень
<br clear=all>
принял смерть на бастионе.
Не прячась от неё,
не хоронясь,
с холодною улыбкой
обреченья…
Держу я третье место
для себя, — сказал Нахимов.
Он ослаб от горя
и не стыдился слёз.
Был третьим
адмирал Истомин.
Опять Малахов,
тот же бастион,
люнет камчатский,
тот же вызов жизни.
— Что хорониться,
смерть своё возьмёт,
сказал Нахимов,
лягу…
в ногах товарищей.
 
      2. Предчувствие
''(17 июня 1855 года. Малахов курган. Штыковая)''


== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
А он с коня в штыки —
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
и нет
*
ни неба,
'''Война''' (1821)<poem>
ни земли,
Война! Подъяты наконец,
ни адмиральских эполет.
Шумят знамёна бранной чести!
Лишь хруст костей
Увижу кровь, увижу праздник мести;
да красный след,
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
когда кричат:
И сколько сильных впечатлений
— Коли! —
Для жаждущей души моей!
А он не думал ни о чём,
Стремленье бурных ополчений,
пришёл ли нет черёд.
Тревоги стана, звук мечей,
Не взвешивал,
И в роковом огне сражений
а предпочёл
Паденье ратных и вождей!
толкнуть тарутинцев плечом
Предметы гордых песнопений
и с саблею —
Разбудят мой уснувший гений! —
вперёд.
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
А ковыли давно в крови.
Огни врагов, их чуждое взыванье,
А бог — приди
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
и лик яви
И смерти грозной ожиданье.
в малиновом дыму.
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
И нет ни неба,
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
ни земли,
Венок ли мне двойной достанется на часть,
лишь хруст костей
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
да крик:
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
— Коли! —
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Пощады — никому.
Воспоминание и брата и друзей,
И мыслей творческих напрасное волненье,
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Я таю, жертва злой отравы:
Покой бежит меня, нет власти над собой,
И тягостная лень душою овладела…
Что ж медлит ужас боевой?
Что ж битва первая ещё не закипела?
</poem>
*
'''Мне бой знаком — люблю я звук мечей…''' (1820)<poem>
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
От первых лет поклонник бранной славы,
Люблю войны кровавые забавы,
И смерти мысль мила душе моей.
Во цвете лет свободы верный воин,
Перед собой кто смерти не видал,
Тот полного веселья не вкушал
И милых жён лобзаний не достоин.</poem>
*
'''Анчар''' (1828)
{{#ev:youtubeimg|l2qJZCxXOEk|200|right|Видео (кликабельно) «Анчар»}}
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Природа жаждущих степей
Накануне сражения
Его в день гнева породила
явился к Нахимову
И зелень мёртвую ветвей
Данненберг.
И корни ядом напоила.
— Извините, — сказал он, —
я ещё не был с визитом
у вас.
— Помилуйте,
ваше высочество,
лучше б
Сапун-горе
сделали вы визит…
..............................................
..............................................
Итак, другого не дано:
пусть всё летит вверх дном.
Земля виднее
под конём,
трава теплее
под огнём,
нет выхода — так вверх килём.
А город…
Если суждено.
Но… только не при нём.
Скатилась по небу звезда,
двух душ сближала даль.


Яд каплет сквозь его кору,
Уберегли его тогда,
К полудню растопясь от зною,
и отодвинулась беда.
И застывает ввечеру
Надолго ли?!
Густой прозрачною смолою.
Едва ль…
 
Близ Малахова кургана
К нёму и птица не летит
солдат, умирая,
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
остановил верхового:
На древо смерти набежит
— Я не помощи прошу,
И мчится прочь, уже тлетворный.
ваше благородие,
я спросить у вас хочу,
верховой склонился
в стременах, —
— адмирал Нахимов
не убит?
— Нет.
— Слава богу! —
И солдат, перекрестившись,
умер…


И если туча оросит,
      3. Смерть
Блуждая, лист его дремучий,
''(28 июня 1855 года. Корниловский бастион)''
С его ветвей, уж ядовит,
Стекает дождь в песок горючий.


Но человека человек
В шесть часов пополудни,
Послал к анчару властным взглядом:
вернее, чуть раньше шести,
И тот послушно в путь потёк
на исходе июня,
И к утру возвратился с ядом.
во вторник,
 
дня двадцать восьмого,
Принёс он смертную смолу
двое: Павел Нахимов
Да ветвь с увядшими листами,
и флаг-офицер Колтовской,
И пот по бледному челу
благодушно беседуя
Струился хладными ручьями;
ехали к Керну
верхами.
День клонился к закату,
акация властно цвела.
Сладковато и властно.
Нахимов сказал:
— Дело божье.
Бог даёт,
бог берёт…
Храбрость — суть
постоянство усилий.
Смерть преследовать нужно,
чтоб душу от страха спасти.
То, что мы — молодцы, — хорошо.
И для нас,
и, пожалуй, для многих.


Принёс — и ослабел и лёг
В шесть часов пополудни,
Под сводом шалаша на лыки,
вернее, чуть раньше шести,
И умер бедный раб у ног
на исходе июня,
Непобедимого владыки.
во вторник,
 
дня двадцать восьмого,
А князь тем ядом напитал
обойдя батарею,
Свои послушливые стрелы
он вышел к вершине холма
И с ними гибель разослал
и спросил у сигнальщика:
К соседям в чуждые пределы.
— Сколько нас?
</poem>
— На суток на четверо… хватит… —
<br clear=all>
Рядом шлёпнулась пуля,
с шипеньем уткнувшись в мешок.
Он стоял,
возвышаясь по грудь
над банкетом.
Снова пуля…
— Прицельно стреляют, —
сказал.
Керн был бледен.
Нахимов
за подзорной трубой потянулся.
.............................................
— Внизу идёт богослужение
в честь завтрашнего праздника
святых Петра и Павла.
Не желаете послушать? —
спросил Керн.
— Никого не задерживаю-с…
.............................................
На исходе июня,
ах, какая тоска,
он нашёл свою пулю,
так как пулю искал.


== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
В шесть часов пополудни
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
тайна смерти близка…
*
И разгадкою жизни
'''На Земле безжалостно маленькой…''' (1969)
хлещет кровь из виска.
{{#ev:youtubeimg|DDNLYM6ROIg|200|right|Видео (кликабельно) «На земле безжалостно маленькой…»}}
............................................
<poem>
............................................
На Земле
Когда часы надежды истекли
    безжалостно маленькой
его по Аполлоновой горе
жил да был человек маленький.
до бухты
У него была служба маленькая.
донесли товарищи
И маленький очень портфель.
и положили в шлюпку.
Получал он зарплату маленькую…
Буксировали баркасами
И однажды —
и встретили на Графской,
прекрасным утром —
как живого,
постучалась к нему в окошко
взяв вёсла на валёк.
небольшая,
Потом, неспешно,
казалось,
двинулись домой.
война…
Из окон дома
Автомат ему выдали маленький.
было слышно,
Сапоги ему выдали маленькие.
как полковая музыка играла.
Каску выдали маленькую
…Гроб его
и маленькую
три флага осенили.
по размерам —
Два адмиральских,
шинель.
третий кормовой,
пробитый ядрами
синопскими
с «Марии».


…А когда он упал
В почётном карауле стояли
              некрасиво, неправильно,
семнадцать в ряд.
в атакующем крике вывернув рот,
«Полный ход»
то на всей земле
сыграли барабанщики.
            не хватило мрамора,
Колокола —
чтобы вырубить парня
один, потом другой —
в полный рост!
звонили с Корабельной.
Четырнадцать священников
служили панихиду.
Приспустили флаги
на кораблях.
Весь Севастополь
проводил Нахимова
в последний путь
до склепа,
во Владимирскую церковь.
Там его
три адмирала ждали.
Его учитель —
Лазарев,
Корнилов
и Истомин.
Он сам хотел
лечь у друзей
в ногах…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Баллада о красках''' (1972)
<br clear=all>
{{#ev:youtubeimg|343AKjFYZG8|200|right|Видео (кликабельно) «Баллада о красках», поют Диана Анкудинова и Мая Егорова}}
[[#вернуться к содержанию||^|]]
<poem>
 
Был он рыжим,
== '''Пушкин''' Александр Сергеевич ([[rwp:Пушкин,_Александр_Сергеевич|1799—1837]]) ==
как из рыжиков рагу.
[[Файл:Portrait of Alexander Pushkin (Orest Kiprensky, 1827).PNG|thumb|200px|Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.]]
Рыжим,
'''Война''' (1821)
словно апельсины на снегу.
<spoiler>
Мать шутила,
<poem>
мать весёлою была:
Война! Подъяты наконец,
«Я от солнышка сыночка родила…»
Шумят знамёна бранной чести!
А другой был чёрным-чёрным у неё.
Увижу кровь, увижу праздник мести;
Чёрным,
Засвищет вкруг меня губительный свинец.
будто обгоревшее смолье.
И сколько сильных впечатлений
Хохотала над расспросами она,
Для жаждущей души моей!
говорила:
Стремленье бурных ополчений,
«Слишком ночь была черна!..»
Тревоги стана, звук мечей,
В сорок первом,
И в роковом огне сражений
в сорок памятном году
Паденье ратных и вождей!
прокричали репродукторы беду.
Предметы гордых песнопений
Оба сына, оба-двое, соль Земли —
Разбудят мой уснувший гений!
поклонились маме в пояс.
Всё ново будет мне: простая сень шатра,
И ушли.
Огни врагов, их чуждое взыванье,
Довелось в бою почуять молодым
Вечерний барабан, гром пушки, визг ядра
рыжий бешеный огонь
И смерти грозной ожиданье.
и чёрный дым,
Родишься ль ты во мне, слепая славы страсть,
злую зелень застоявшихся полей,
Ты, жажда гибели, свирепый жар героев?
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Венок ли мне двойной достанется на часть,
Оба сына, оба-двое, два крыла,
Кончину ль тёмную судил мне жребий боёв?
воевали до победы.
И всё умрёт со мной: надежды юных дней,
Мать ждала.
Священный сердца жар, к высокому стремленье,
Не гневила,
Воспоминание и брата и друзей,
не кляла она судьбу.
И мыслей творческих напрасное волненье,
Похоронка
И ты, и ты, любовь!.. Ужель ни бранный шум,
обошла её избу.
Ни ратные труды, ни ропот гордой славы,
Повезло ей.
Ничто не заглушит моих привычных дум?
Привалило счастье вдруг.
Я таю, жертва злой отравы:
Повезло одной на три села вокруг.
Покой бежит меня, нет власти над собой,
Повезло ей.
И тягостная лень душою овладела…
Повезло ей!
Что ж медлит ужас боевой?
Повезло!—
Что ж битва первая ещё не закипела?
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</poem>
<br clear=all>
</spoiler>
 
'''«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…»''' (1820)
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
<spoiler>
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
*
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
{{#ev:youtubeimg|ZIt2MgXHH2w|200|right|Видео (кликабельно) «Я это видел», читает Ильнара Надырова}}
<poem>
<poem>
Можно не слушать народных сказаний,
Мне бой знаком — люблю я звук мечей:
Не верить газетным столбцам,
От первых лет поклонник бранной славы,
Но я это видел. Своими глазами.
Люблю войны кровавые забавы,
Понимаете? Видел. Сам.
И смерти мысль мила душе моей.
 
Во цвете лет свободы верный воин,
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
Перед собой кто смерти не видал,
Меж нами
Тот полного веселья не вкушал
    вот этак —
И милых жён лобзаний не достоин.
                ров.
</poem>
Из этого рва поднимается горе.
</spoiler>
Горе без берегов.
'''Анчар''' (1828)
<spoiler>
<poem>
В пустыне чахлой и скупой,
На почве, зноем раскалённой,
Анчар, как грозный часовой,
Стоит — один во всей вселенной.


Нет! Об этом нельзя словами…
Природа жаждущих степей
Тут надо рычать! Рыдать!
Его в день гнева породила
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
И зелень мёртвую ветвей
Заржавленной, как руда.
И корни ядом напоила.


Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Яд каплет сквозь его кору,
Может быть, партизаны? Нет.
К полудню растопясь от зною,
Вот лежит лопоухий Колька —
И застывает ввечеру
Ему одиннадцать лет.
Густой прозрачною смолою.


Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
К нёму и птица не летит
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
И тигр нейдёт — лишь вихорь чёрный
Ближние станции, ближние села —
На древо смерти набежит
Все заложников выслали в ров.
И мчится прочь, уже тлетворный.


Лежат, сидят, всползают на бруствер.
И если туча оросит,
У каждого жест. Удивительно свой!
Блуждая, лист его дремучий,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
С его ветвей, уж ядовит,
С которым смерть принимал живой,
Стекает дождь в песок горючий.
 
Но человека человек
Послал к анчару властным взглядом:
И тот послушно в путь потёк
И к утру возвратился с ядом.


И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Принёс он смертную смолу
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Да ветвь с увядшими листами,
В каком бы их ни свалило виде —
И пот по бледному челу
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Струился хладными ручьями;
Они пререкаются с палачами,
Они восклицают: «Не победишь!»


Парень. Он совсем налегке.
Принёс — и ослабел и лёг
Грудь распахнута из протеста.
Под сводом шалаша на лыки,
Одна нога в худом сапоге,
И умер бедный раб у ног
Другая сияет лаком протеза.
Непобедимого владыки.
Лёгкий снежок валит и валит…
 
Грудь распахнул молодой инвалид.
А князь тем ядом напитал
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
Свои послушливые стрелы
Поперхнулся. Упал. Застыл.
И с ними гибель разослал
Но часовым над лежбищем смерти
К соседям в чуждые пределы.
Торчит воткнутый в землю костыль.
</poem>
И ярость мёртвого не застыла:
</spoiler>
Она фронтовых окликает из тыла,
<br clear=all>
Она водрузила костыль, как древко,
[[#вернуться к содержанию||^|]]
И веха её видна далеко.
 
== '''Рождественский''' Роберт Иванович ([[rwp:Рождественский,_Роберт_Иванович|1932—1994]]) ==
[[Файл:Rozhdestvenskij_Robert.jpg|thumb|200px|Роберт Рождественский]]
'''Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием»)''' (1960)
<spoiler>
<poem>
Помните!
Через века,
      через года,
помните!
О тех,
кто уже не придёт
              никогда,
помните!


Бабка. Эта погибла стоя,
Не плачьте!
Встала из трупов и так умерла.
В горле
Лицо её, славное и простое,
    сдержите стоны,
Чёрная судорога свела.
горькие стоны.
Ветер колышет её отрепье…
Памяти
В левой орбите застыл сургуч,
    павших
Но правое око глубоко в небе
          будьте
Между разрывами туч.
              достойны!
И в этом упреке Деве Пречистой
Вечно
Рушенье веры десятков лет:
достойны!
«Коли на свете живут фашисты,
Стало быть, бога нет».


Рядом истерзанная еврейка.
Хлебом и песней,
При ней ребенок. Совсем как во сне.
Мечтой и стихами,
С какой заботой детская шейка
жизнью
Повязана маминым серым кашне…
    просторной,
Матери сердцу не изменили:
каждой секундой,
Идя на расстрел, под пулю идя,
каждым дыханьем
За час, за полчаса до могилы
будьте
Мать от простуды спасала дитя.
достойны!
Но даже и смерть для них не разлука:
 
Невластны теперь над ними враги
Люди!
И рыжая струйка
Покуда сердца
            из детского уха
          стучатся,
Стекает
помните!
      в горсть
Какою
              материнской
ценой
                        руки.
завоевано счастье, —
пожалуйста,
    помните!


Как страшно об этом писать. Как жутко.
Песню свою
Но надо. Надо! Пиши!
        отправляя в полёт, —
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
помните!
Ты вымерил низость фашистской души,
О тех,
Ты осознал во всей её фальши
кто уже никогда
«Сентиментальность» пруссацких грез,
          не споёт,
Так пусть же
помните!
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.


Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Детям своим
Ты за руку их поймал — уличи!
          расскажите о них,
Ты видишь, как пулею бронебойной
чтоб
Дробили нас палачи,
запомнили!
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Детям
Пусть зарыдает природа сама,
    детей
Если
расскажите о них,
    всё это
чтобы тоже
          сам ты
запомнили!
                видел
Во все времена
И не сошёл с ума.
      бессмертной
              Земли
помните!
К мерцающим звёздам
          ведя корабли, —
о погибших
помните!


Но молча стою я над страшной могилой.
Встречайте
Что слова? Истлели слова.
          трепетную весну,
Было время — писал я о милой,
люди Земли.
О щёлканье соловья.
Убейте
    войну,
прокляните
войну,
люди Земли!


Казалось бы, что в этой теме такого?
Мечту пронесите
Правда? А между тем
          через года
Попробуй найти настоящее слово
и жизнью
Даже для этих тем.
наполните!..
Но о тех,
кто уже не придёт
              никогда, —
заклинаю,
помните!
</poem>
</spoiler>
'''«На Земле безжалостно маленькой…»''' (1969)
<spoiler>
<poem>
На Земле
    безжалостно маленькой
жил да был человек маленький.
У него была служба маленькая.
И маленький очень портфель.
Получал он зарплату маленькую…
И однажды —
прекрасным утром —
постучалась к нему в окошко
небольшая,
казалось,
война…
Автомат ему выдали маленький.
Сапоги ему выдали маленькие.
Каску выдали маленькую
и маленькую —
по размерам —
шинель.


А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
…А когда он упал —
Но строчки… глуше варёных вязиг.
              некрасиво, неправильно,
Нет, товарищи: этой муки
в атакующем крике вывернув рот,
Не выразит язык.
то на всей земле
 
            не хватило мрамора,
Он слишком привычен, поэтому бледен.
чтобы вырубить парня
Слишком изящен, поэтому скуп,
в полный рост!
К неумолимой грамматике сведён
</poem>
Каждый крик, слетающий с губ.
</spoiler>
 
'''Баллада о красках''' (1972)
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
<spoiler>
Из всех племён от древка до древка
<poem>
И взять от каждого всё человечье,
Был он рыжим,
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
как из рыжиков рагу.
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Рыжим,
Эхо нашествий, погромов, резни…
словно апельсины на снегу.
Не это ль
Мать шутила,
      наречье
мать весёлою была:
            муки бездонной
«Я от солнышка сыночка родила…»
    Словам искомым сродни?
А другой был чёрным-чёрным у неё.
 
Чёрным,
Но есть у нас и такая речь,
будто обгоревшее смольё.
Которая всяких слов горячее:
Хохотала над расспросами она,
Врагов осыпает проклятьем картечь.
говорила:
Глаголом пророков гремят батареи.
«Слишком ночь была черна!..»
Вы слышите трубы на рубежах?
В сорок первом,
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
в сорок памятном году
Бегут! Но некуда им убежать
прокричали репродукторы беду.
От вашей кровавой могилы.
Оба сына, оба-двое, соль Земли
 
поклонились маме в пояс.
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
И ушли.
Травою взойдите у этих высот.
Довелось в бою почуять молодым
Кто вас увидел, отныне навеки
рыжий бешеный огонь
Все ваши раны в душе унесёт.
и чёрный дым,
 
злую зелень застоявшихся полей,
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
серый цвет прифронтовых госпиталей.
Семь тысяч трупов.
Оба сына, оба-двое, два крыла,
              Семиты… Славяне…
воевали до победы.
Да! Об этом нельзя словами.
Мать ждала.
Огнём! Только огнём!
Не гневила,
</poem>
не кляла она судьбу.
Похоронка
обошла её избу.
Повезло ей.
Привалило счастье вдруг.
Повезло одной на три села вокруг.
Повезло ей.
Повезло ей!
Повезло!—
Оба сына
воротилися в село.
Оба сына.
Оба-двое.
Плоть и стать.
Золотистых орденов не сосчитать.
Сыновья сидят рядком — к плечу плечо.
Ноги целы, руки целы — что ещё?
Пьют зелёное вино, как повелось…
У обоих изменился цвет волос.
Стали волосы —
смертельной белизны!
Видно, много
белой краски
у войны.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
== '''Сельвинский''' Илья Львович ([[rwp:Сельвинский,_Илья_Львович|1899—1968]]) ==
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
[[Файл:Il'ja_Sel'vinskij.jpg|thumb|200px|Илья Сельвинский]]
*
'''Я это видел''' (1942, Керчь)
'''Если дорог тебе твой дом…''' (1942)
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|3SOqSnXfc5Q|200|right|Видео (кликабельно) «Если дорог тебе твой дом…», читает Константин Симонов}}
<poem>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Можно не слушать народных сказаний,
Где ты русским выкормлен был,
Не верить газетным столбцам,
Под бревенчатым потолком,
Но я это видел. Своими глазами.
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Понимаете? Видел. Сам.
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;


Если мил тебе бедный сад
Вот тут дорога. А там вон — взгорье.
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
Меж нами
И под липой сто лет назад
    вот этак —
В землю вкопанный дедом стол;
                ров.
Если ты не хочешь, чтоб пол
Из этого рва поднимается горе.
В твоём доме фашист топтал,
Горе без берегов.
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…


Если мать тебе дорога —
Нет! Об этом нельзя словами…
Тебя выкормившая грудь,
Тут надо рычать! Рыдать!
Где давно уже нет молока,
Семь тысяч расстрелянных в мёрзлой яме,
Только можно щекой прильнуть;
Заржавленной, как руда.
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель…


Если ты отца не забыл,
Кто эти люди? Бойцы? Нисколько.
Что качал тебя на руках,
Может быть, партизаны? Нет.
Что хорошим солдатом был
Вот лежит лопоухий Колька —
И пропал в карпатских снегах,
Ему одиннадцать лет.
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…


Если ты не хочешь отдать
Тут вся родня его. Хутор «Весёлый».
Ту, с которой вдвоём ходил,
Весь «Самострой» — сто двадцать дворов
Ту, что долго поцеловать
Ближние станции, ближние сёла
Ты не смел,— так её любил,—
Все заложников выслали в ров.
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…


Если ты фашисту с ружьём
Лежат, сидят, всползают на бруствер.
Не желаешь навек отдать
У каждого жест. Удивительно свой!
Дом, где жил ты, жену и мать,
Зима в мертвеце заморозила чувство,
Всё, что родиной мы зовем,—
С которым смерть принимал живой,
Знай: никто её не спасет,
 
Если ты её не спасешь;
И трупы бредят, грозят, ненавидят…
Знай: никто его не убьет,
Как митинг, шумит эта мёртвая тишь.
Если ты его не убьешь.
В каком бы их ни свалило виде —
И пока его не убил,
Глазами, оскалом, шеей, плечами
Ты молчи о своей любви,
Они пререкаются с палачами,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Они восклицают: «Не победишь!»
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,
Это он, а не ты солдат.


Так убей фашиста, чтоб он,
Парень. Он совсем налегке.
А не ты на земле лежал,
Грудь распахнута из протеста.
Не в твоём дому чтобы стон,
Одна нога в худом сапоге,
А в его по мертвым стоял.
Другая сияет лаком протеза.
Так хотел он, его вина,—
Лёгкий снежок валит и валит…
Пусть горит его дом, а не твой,
Грудь распахнул молодой инвалид.
И пускай не твоя жена,
Он, видимо, крикнул: «Стреляйте, черти!»
А его пусть будет вдовой.
Поперхнулся. Упал. Застыл.
Пусть исплачется не твоя,
Но часовым над лежбищем смерти
А его родившая мать,
Торчит воткнутый в землю костыль.
Не твоя, а его семья
И ярость мёртвого не застыла:
Понапрасну пусть будет ждать.
Она фронтовых окликает из тыла,
Так убей же хоть одного!
Она водрузила костыль, как древко,
Так убей же его скорей!
И веха её видна далеко.
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!</poem>
*
'''Жди меня''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|tphScJBD8Ns|200|right|Видео (кликабельно) «Жди меня», читает Сергей Безруков}}
<poem>
Жди меня, и я вернусь.  
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,  
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.  


Жди меня, и я вернусь,  
Бабка. Эта погибла стоя,
Не желай добра  
Встала из трупов и так умерла.
Всем, кто знает наизусть,  
Лицо её, славное и простое,
Что забыть пора.  
Чёрная судорога свела.
Пусть поверят сын и мать  
Ветер колышет её отрепье…
В то, что нет меня,  
В левой орбите застыл сургуч,
Пусть друзья устанут ждать,  
Но правое око глубоко в небе
Сядут у огня,  
Между разрывами туч.
Выпьют горькое вино  
И в этом упрёке Деве Пречистой
На помин души…  
Рушенье веры десятков лет:
Жди. И с ними заодно  
«Коли на свете живут фашисты,
Выпить не спеши.  
Стало быть, бога нет».
 
Рядом истерзанная еврейка.
При ней ребёнок. Совсем как во сне.
С какой заботой детская шейка
Повязана маминым серым кашне…
Матери сердцу не изменили:
Идя на расстрел, под пулю идя,
За час, за полчаса до могилы
Мать от простуды спасала дитя.
Но даже и смерть для них не разлука:
Невластны теперь над ними враги —
И рыжая струйка
            из детского уха
Стекает
      в горсть
              материнской
                        руки.
 
Как страшно об этом писать. Как жутко.
Но надо. Надо! Пиши!
Фашизму теперь не отделаться шуткой:
Ты вымерил низость фашистской души,
Ты осознал во всей её фальши
«Сентиментальность» пруссацких грез,
Так пусть же
          сквозь их
                  голубые
                        вальсы
Торчит материнская эта горсть.
 
Иди ж! Заклейми! Ты стоишь перед бойней,
Ты за руку их поймал — уличи!
Ты видишь, как пулею бронебойной
Дробили нас палачи,
Так загреми же, как Дант, как Овидий,
Пусть зарыдает природа сама,
Если
    всё это
          сам ты
                видел
И не сошёл с ума.
 
Но молча стою я над страшной могилой.
Что слова? Истлели слова.
Было время — писал я о милой,
О щёлканье соловья.
 
Казалось бы, что в этой теме такого?
Правда? А между тем
Попробуй найти настоящее слово
Даже для этих тем.
 
А тут? Да ведь тут же нервы, как луки,
Но строчки… глуше варёных вязиг.
Нет, товарищи: этой муки
Не выразит язык.
 
Он слишком привычен, поэтому бледен.
Слишком изящен, поэтому скуп,
К неумолимой грамматике сведён
Каждый крик, слетающий с губ.
 
Здесь нужно бы… Нужно созвать бы вече,
Из всех племён от древка до древка
И взять от каждого всё человечье,
Всё, прорвавшееся сквозь века, —
Вопли, хрипы, вздохи и стоны,
Эхо нашествий, погромов, резни…
Не это ль
      наречье
            муки бездонной
    Словам искомым сродни?
 
Но есть у нас и такая речь,
Которая всяких слов горячее:
Врагов осыпает проклятьем картечь.
Глаголом пророков гремят батареи.
Вы слышите трубы на рубежах?
Смятение… Крики… Бледнеют громилы.
Бегут! Но некуда им убежать
От вашей кровавой могилы.
 
Ослабьте же мышцы. Прикройте веки.
Травою взойдите у этих высот.
Кто вас увидел, отныне навеки
Все ваши раны в душе унесёт.
 
Ров… Поэмой ли скажешь о нём?
Семь тысяч трупов.
              Семиты… Славяне…
Да! Об этом нельзя словами.
Огнём! Только огнём!
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
 
== '''Симонов''' Константин Михайлович ([[rwp:Симонов, Константин Михайлович|1915—1979]]) ==
[[Файл:Bundesarchiv Bild 183-F1019-0039-001, Berlin, Konstantin Simonow.jpg|thumb|200px|Константин Симонов]]
'''«Если дорог тебе твой дом…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нём исхоженные полы;
 
Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчёл
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом стол;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоём доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…
 
Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки её,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его бельё
И стелили ему постель…
 
Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевёртывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Взял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…
 
Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоём ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так её любил,—
Чтоб фашисты её живьём
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли её втроём,
Обнажённую, на полу;
Чтоб досталось трём этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Всё, что свято берёг ты сам
Всею силой мужской любви…
 
Если ты фашисту с ружьём
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Всё, что родиной мы зовем,—
Знай: никто её не спасёт,
Если ты её не спасёшь;
Знай: никто его не убьёт,
Если ты его не убьёшь.
И пока его не убил,
Ты молчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.
 
Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоём дому чтобы стон,
А в его по мёртвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
</poem>
</spoiler>
'''Жди меня''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Жёлтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придёт,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждёт.
 
Жди меня, и я вернусь,  
Не желай добра  
Всем, кто знает наизусть,  
Что забыть пора.  
Пусть поверят сын и мать  
В то, что нет меня,  
Пусть друзья устанут ждать,  
Сядут у огня,  
Выпьют горькое вино  
На помин души…  
Жди. И с ними заодно  
Выпить не спеши.
 
Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: — Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
</poem>
</spoiler>
'''Танк''' (1939)
<spoiler>
<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.
 
Но под рукою не было врача,
И он привстал, от хромоты страдая,
Разбитое железо волоча,
На раненую ногу припадая.
 
Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Кругами полз по собственному следу
И рухнул, обессилевший от ран,
Купив пехоте трудную победу.
 
Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Пришли ещё дымящиеся танки
И сообща решили в глубь земли
Зарыть его железные останки.
 
Он словно не закапывать просил,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Он упирался, он что было сил
Ещё грозил своей разбитой башней.
 
Чтоб видно было далеко окрест,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Прибив звезду фанерную на шест —
Над полем боя памятник посильный.
 
Когда бы монумент велели мне
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
Я б на гранитной тёсаной стене
Поставил танк с глазницами пустыми;
 
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.
</poem>
</spoiler>
'''«Майор привёз мальчишку на лафете…»''' (1941)
<spoiler>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.


Жди меня, и я вернусь,
Его везли из крепости, из Бреста.
Всем смертям назло.
Был исцарапан пулями лафет.
Кто не ждал меня, тот пусть
Отцу казалось, что надёжней места
Скажет: — Повезло.
Отныне в мире для ребёнка нет.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.</poem>
*
'''Танк''' (1939)<poem>
Вот здесь он шёл. Окопов три ряда.
Цепь волчьих ям с дубовою щетиной.
Вот след, где он попятился, когда
Ему взорвали гусеницы миной.


Но под рукою не было врача,
Отец был ранен, и разбита пушка.
И он привстал, от хромоты страдая,
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Разбитое железо волоча,
Прижав к груди заснувшую игрушку,
На раненую ногу припадая.
Седой мальчишка на лафете спал.


Вот здесь он, всё ломая, как таран,
Мы шли ему навстречу из России.
Кругами полз по собственному следу
Проснувшись, он махал войскам рукой…
И рухнул, обессилевший от ран,
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Купив пехоте трудную победу.
Что я там был и мне пора домой…


Уже к рассвету, в копоти, в пыли,
Ты это горе знаешь понаслышке,
Пришли ещё дымящиеся танки
А нам оно оборвало сердца.
И сообща решили в глубь земли
Кто раз увидел этого мальчишку,
Зарыть его железные останки.
Домой прийти не сможет до конца.


Он словно не закапывать просил,
Я должен видеть теми же глазами,
Ещё сквозь сон он видел бой вчерашний,
Которыми я плакал там, в пыли,
Он упирался, он что было сил
Как тот мальчишка возвратится с нами
Ещё грозил своей разбитой башней.
И поцелует горсть своей земли.


Чтоб видно было далеко окрест,
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Мы холм над ним насыпали могильный,
Призвал нас к бою воинский закон.
Прибив звезду фанерную на шест —
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
Над полем боя памятник посильный.
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


Когда бы монумент велели мне
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
Воздвигнуть всем погибшим здесь, в пустыне,
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
Я б на гранитной тёсаной стене
'''В землянке''' (1941)
Поставил танк с глазницами пустыми;
<spoiler>
 
Я выкопал его бы, как он есть,
В пробоинах, в листах железа рваных, —
Невянущая воинская честь
Есть в этих шрамах, в обгорелых ранах.
 
На постамент взобравшись высоко,
Пусть как свидетель подтвердит по праву:
Да, нам далась победа нелегко.
Да, враг был храбр.
Тем больше наша слава.</poem>
*
'''Майор привёз мальчишку на лафете…''' (1941)
{{#ev:youtubeimg|9bhMqFOy1-A|200|right|Видео (кликабельно) «Майор привёз мальчишку на лафете…», читает Андрей Смоляков}}
<poem>
<poem>
Майор привёз мальчишку на лафете.
Бьётся в тесной печурке огонь,
Погибла мать. Сын не простился с ней.
На поленьях смола, как слеза,
За десять лет на том и этом свете
И поёт мне в землянке гармонь
Ему зачтутся эти десять дней.
Про улыбку твою и глаза.


Его везли из крепости, из Бреста.
О тебе мне шептали кусты
Был исцарапан пулями лафет.
В белоснежных полях под Москвой.
Отцу казалось, что надёжней места
Я хочу, чтоб услышала ты,
Отныне в мире для ребенка нет.
Как тоскует мой голос живой.


Отец был ранен, и разбита пушка.
Ты сейчас далеко-далеко.
Привязанный к щиту, чтоб не упал,
Между нами снега и снега.
Прижав к груди заснувшую игрушку,
До тебя мне дойти не легко,
Седой мальчишка на лафете спал.
А до смерти — четыре шага.
 
Мы шли ему навстречу из России.
Проснувшись, он махал войскам рукой…
Ты говоришь, что есть ещё другие,
Что я там был и мне пора домой…
 
Ты это горе знаешь понаслышке,
А нам оно оборвало сердца.
Кто раз увидел этого мальчишку,
Домой прийти не сможет до конца.
 
Я должен видеть теми же глазами,
Которыми я плакал там, в пыли,
Как тот мальчишка возвратится с нами
И поцелует горсть своей земли.
 
За всё, чем мы с тобою дорожили,
Призвал нас к бою воинский закон.
Теперь мой дом не там, где прежде жили,
А там, где отнят у мальчишки он.
</poem>
<br clear=all>
 
== '''Сурков''' Алексей Александрович ([[rwp:Сурков,_Алексей_Александрович|1899—1983]]) ==
[[Файл:Surkov_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Алексей Сурков]]
*
'''В землянке''' (1941)<poem>
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза,
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза.
 
О тебе мне шептали кусты
В белоснежных полях под Москвой.
Я хочу, чтоб услышала ты,
Как тоскует мой голос живой.
 
Ты сейчас далеко-далеко.
Между нами снега и снега.
До тебя мне дойти не легко,
А до смерти — четыре шага.


Пой, гармоника, вьюге назло,
Пой, гармоника, вьюге назло,
Строка 2667: Строка 3111:
От твой негасимой любви.
От твой негасимой любви.
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
== '''Твардовский''' Александр Трифонович ([[rwp:Твардовский,_Александр_Трифонович|1910—1971]]) ==
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
[[Файл:Tvardovskij_Aleksandr.jpg|thumb|200px|Александр Твардовский]]
*
'''«Я знаю, никакой моей вины…»'''  
'''Я знаю, никакой моей вины…'''  
<spoiler>
{{#ev:youtubeimg|yw4Qk7yfljM|200|right|Видео (кликабельно) «Я знаю, никакой моей вины», читает Сергей Безруков}}
<poem>
<poem>
Я знаю, никакой моей вины
Я знаю, никакой моей вины
Строка 2682: Строка 3127:
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же…
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''В тот день, когда окончилась война…''' (1948)<poem>
'''«В тот день, когда окончилась война…»''' (1948)
<spoiler>
<poem>
В тот день, когда окончилась война
В тот день, когда окончилась война
И все стволы палили в счет салюта,
И все стволы палили в счёт салюта,
В тот час на торжестве была одна
В тот час на торжестве была одна
Особая для наших душ минута.
Особая для наших душ минута.
Строка 2772: Строка 3219:


Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Прожить без них в своём отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?
И слухом их не слышать мир отчасти?
Строка 2779: Строка 3226:
В конце концов у смертного порога,
В конце концов у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!
Их одобренья или их упрёка!


Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Что ж, мы трава? Что ж, и они трава?
Строка 2816: Строка 3263:
Победы и великого прощанья.
Победы и великого прощанья.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Дом бойца''' (1942)<poem>
'''Дом бойца''' (1942)
<spoiler>
<poem>
Столько было за спиною
Столько было за спиною
Городов, местечек, сёл,
Городов, местечек, сёл,
Строка 2823: Строка 3272:
Не заметил, как вошёл.
Не заметил, как вошёл.


Не один вошел — со взводом,
Не один вошёл — со взводом,
Не по улице прямой —
Не по улице прямой —
Под огнём, по огородам
Под огнём, по огородам
Строка 2848: Строка 3297:
Выбегаешь босиком?..»
Выбегаешь босиком?..»


И слова, и смех, и слезы
И слова, и смех, и слёзы
Всё в одно сольётся тут.
Всё в одно сольётся тут.
И к губам, сухим с мороза,
И к губам, сухим с мороза,
Строка 2876: Строка 3325:
Говорит боец друзьям, —
Говорит боец друзьям, —
Поворачиваться боком
Поворачиваться боком
Да лежать, да мерзнуть нам?
Да лежать, да мёрзнуть нам?


Это я здесь виноватый,
Это я здесь виноватый,
Хата все-таки моя.
Хата всё-таки моя.
А поэтому, ребята, —
А поэтому, ребята, —
Говорит он, — дайте я…
Говорит он, — дайте я…
Строка 2910: Строка 3359:
Лейтенант, его ровесник,
Лейтенант, его ровесник,
Воду пьёт из котелка.
Воду пьёт из котелка.
— Что ж, поскольку житель местный… -
— Что ж, поскольку житель местный…
И мигнул ему слегка. —
И мигнул ему слегка. —


Строка 2918: Строка 3367:
Отвечал ему боец…
Отвечал ему боец…
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915-2002]]) ==
== '''Шефнер''' Вадим Сергеевич ([[rwp:Шефнер,_Вадим_Сергеевич|1915—2002]]) ==
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
[[Файл:Shefner_Vadim.jpg|thumb|200px|Вадим Шефнер]]
*
'''22 июня''' (1961)  
'''22 июня''' (1961)  
{{#ev:youtubeimg|KFlgfWSc4h8|200|right|Видео (кликабельно) «22 июня», читает Смирнов Владимир}}
<spoiler>
<poem>
<poem>
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Не танцуйте сегодня, не пойте.
Строка 2946: Строка 3396:
Поглядите им пристально вслед.
Поглядите им пристально вслед.
</poem>
</poem>
</spoiler>
'''Венчанье''' (1974)
<spoiler>
<poem>
Ни строчки о войне
Нет в книжке у поэта:
Убит он на войне
Под Кингисеппом где-то.
…Лишь строки мирных лет
О девушке, о лете —
А девушки той нет:
Погибла в сорок третьем.
…Могильная трава
Колышется над вами,
Но тихие слова
Прошли сквозь гром и пламя.
От этих мирных слов,
От скромных упований
Протяжней чей-то вздох,
Кому-то жизнь желанней.
Не ждёт вас общий дом,
Не ждут от вас известий,
Но вы вдвоём, вдвоём
В стихах — навеки вместе.
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
== '''Эренбург''' Илья Григорьевич ([[rwp:Эренбург, Илья Григорьевич|1891—1967]]) ==
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
[[Файл:Ilya_Ehrenburg_Russian_writer.jpg|thumb|200px|Илья Эренбург]]
*
'''1941''' (1941)
'''1941''' (1941)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Мяли танки тёплые хлеба,
Мяли танки тёплые хлеба,
Строка 2962: Строка 3443:
Разъярился даже горицвет,
Разъярился даже горицвет,
Дерево и то стреляло вслед,
Дерево и то стреляло вслед,
Ночью партизанили кусты
Подымались камни и стога,
И взлетали, как щепа, мосты,
И с востока двинулась пурга,
Ночью партизанили кусты,
И взлетали под ногой мосты,
Била немцев каждая клюка,
Их топила каждая река,
Их закапывал, кряхтя, мороз,
И луна их жгла, как купорос.
Шли с погоста деды и отцы,
Шли с погоста деды и отцы,
Пули подавали мертвецы,
Пули подавали мертвецы,
И, косматые, как облака,
И косматые, как облака,
Врукопашную пошли века.
В рукопашную пошли века.
Шли солдаты бить и перебить,
Шли солдаты немца колотить,
Как ходили прежде молотить.
Как ходили прежде молотить.
Смерть предстала им не в высоте,
Смерть предстала им не в высоте,
А в крестьянской древней простоте,
Но в крестьянской кровной простоте,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, что пригорюнилась, как мать,
Та, которой нам не миновать.
Та, которой раз не миновать.
Затвердело сердце у земли,
Затвердело сердце у земли.
А солдаты шли, и шли, и шли,
А солдаты шли и снова шли.
Шла Урала тёмная руда,
Шла Урала тёмная руда,
Шли, гремя, железные стада,
Шли, гремя, железные стада.
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл Смоленщины дремучий бор,
Шёл глухой, зазубренный топор,
Шёл худой, зазубренный топор,
Шли пустые, тусклые поля,
Шла винтовка, верная сестра.
Шло глухое, смутное ура,
Шли пустые тусклые поля,
Шла большая русская земля.
Шла большая русская земля.
</poem>
</poem>
*
</spoiler>
'''Они накинулись, неистовы…''' (1942)
'''«Они накинулись, неистовы…»''' (1942)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Они накинулись, неистовы,
Они накинулись, неистовы,
Строка 2994: Строка 3484:
Большая, добрая, сердитая,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.
Как кровь, тепла и солона.
*
</poem>
</poem>
'''Белеют мазанки, хотели сжечь их…''' (1943)
</spoiler>
'''«Белеют мазанки, хотели сжечь их…»''' (1943)
<spoiler>
<poem>
<poem>
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Белеют мазанки. Хотели сжечь их,
Строка 3007: Строка 3498:
Он, умирая, смерть опередил.  
Он, умирая, смерть опередил.  
</poem>
</poem>
</spoiler>
<br clear=all>
<br clear=all>
[[#вернуться к содержанию||^|]]


== См. также ==
== См. также ==

Текущая версия от 23:20, 14 мая 2023

В этой статье собраны стихи русских поэтов о войне.

Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893)

Алексей Апухтин

Солдатская песня о Севастополе (1869)


|^|

Асеев Николай Николаевич (1889—1963)

Николай Асеев

«Надежда» (1943)


Асадов Эдуард Аркадьевич (1923—2004)

Эдуард Асадов

«День Победы. И в огнях салюта…»

Письмо с фронта


|^|

Ахматова Анна Андреевна (1889—1966)

Анна Ахматова, портрет работы О. Л. Кардовской, 1914

«Не бывать тебе в живых…» (1921)

Победителям (1944)


|^|

Ваншенкин Константин Яковлевич (1925—2012)

Константин Ваншенкин

«Земли потрескавшейся корка…» (1952)


|^|

Винокуров Евгений Михайлович (1925—1993)

Евгений Винокуров

Глаза (1944—1957)


|^|

Высоцкий Владимир Семёнович (1938—1980)

Владимир Высоцкий

Братские могилы (1964)

Он не вернулся из боя (1969)


|^|

Гамзатов Расул Гамзатович (1923—2003)

Расул Гамзатов

Журавли


|^|

Гончаров Виктор Михайлович (1920—2001)

Виктор Гончаров

«Мне ворон чёрный смерти не пророчил…» (1944)


|^|

Гумилёв Николай Степанович (1886—1921)

Николай Гумилёв

Георгий Победоносец

Наступление (1914)


|^|

Дементьев Андрей Дмитриевич (1928—2018)

Андрей Дементьев

Баллада о матери


|^|

Друнина Юлия Владимировна (1924—1991)

Юлия Друнина

«Я столько раз видала рукопашный…» (1943)

«Я принесла домой с фронтов России…»

Зинка (1944)

Запас прочности

Бинты (1943)

Ты должна!

В бухте (1947)


|^|

Дудин Михаил Александрович (1916—1993)

Михаил Дудин

Соловьи (1942)

Солдатская песня (1954)

И нет безымянных солдат (1969)


|^|

Евтушенко Евгений Александрович (1932—2017)

Евгений Евтушенко

Хотят ли русские войны? (1961)


|^|

Занадворов Владислав Леонидович (1914—1942)

Владислав Занадворов

Война (1942)


|^|

Казакова Римма Фёдоровна (1932—2008)

Римма Казакова

«На фотографии в газете…» (1974)


|^|

Лебедев-Кумач Василий Иванович (1898—1949)

Василий Лебедев-Кумач

Священная война (24 июня 1941)

Два друга (1943)


|^|

Лермонтов Михаил Юрьевич (1814—1841)

Михаил Лермонтов в ментике лейб-гвардии Гусарского полка. Картина Петра Заболотского (1837)

Бородино (1837)

Поле Бородина (1830—1831)


|^|

Лобода Всеволод Николаевич (1915—1944)

Всеволод Лобода

Погиб товарищ (1944 г. За четыре дня до своей смерти)


|^|

Маршак Самуил Яковлевич (1887—1964)

Самуил Маршак

«Плакат 1941 года» (1941)

«Победа» (9 мая 1945 года)


Некрасов Николай Алексеевич (1821—1878)

Николай Некрасов

«Внимая ужасам войны…» (1855 или 1856)


|^|

Окуджава Булат Шалвович (1924—1997)

Булат Окуджава

До свиданья, мальчики (1958)


|^|

Ошанин Лев Иванович (1912—1996)

Лев Ошанин

Волжская баллада (1945)

Баллада о Сергее Кускове (1945)


|^|

Пастернак Борис Леонидович (1890—1960)

Борис Пастернак

Смерть сапёра (1943)

Смелость (1941)

Победитель (1944)


|^|

Поженян Григорий Михайлович (1922—2005)

Григорий Поженян

Ветер с моря (1947)

Июньские дни Нахимова


|^|

Пушкин Александр Сергеевич (1799—1837)

Александр Пушкин, портрет работы О. А. Кипренского.

Война (1821)

«Мне бой знаком — люблю я звук мечей…» (1820)

Анчар (1828)


|^|

Рождественский Роберт Иванович (1932—1994)

Роберт Рождественский

Помните!.. (10-я глава поэмы «Реквием») (1960)

«На Земле безжалостно маленькой…» (1969)

Баллада о красках (1972)


|^|

Сельвинский Илья Львович (1899—1968)

Илья Сельвинский

Я это видел (1942, Керчь)


|^|

Симонов Константин Михайлович (1915—1979)

Константин Симонов

«Если дорог тебе твой дом…» (1942)

Жди меня (1941)

Танк (1939)

«Майор привёз мальчишку на лафете…» (1941)


|^|

Сурков Алексей Александрович (1899—1983)

Алексей Сурков

В землянке (1941)


|^|

Твардовский Александр Трифонович (1910—1971)

Александр Твардовский

«Я знаю, никакой моей вины…»

«В тот день, когда окончилась война…» (1948)

Дом бойца (1942)


|^|

Шефнер Вадим Сергеевич (1915—2002)

Вадим Шефнер

22 июня (1961)

Венчанье (1974)


|^|

Эренбург Илья Григорьевич (1891—1967)

Илья Эренбург

1941 (1941)

«Они накинулись, неистовы…» (1942)

«Белеют мазанки, хотели сжечь их…» (1943)


|^|

См. также